Откровения бывшей англофилки. Часть 3

Англия оказалась страной, ненавидящей людей, каким-то моральным уродом: она разбойничала на морях; она грабила и убивала; она продавала в рабство своих детей; она ненавидела своих взрослых граждан, особенно, если те были не очень обеспеченными людьми...  

В первой части своей статьи я рассказала о неожиданном для меня открытии – о том, что «старая добрая Англия» была отнюдь не доброй! Она оказалась бандитским государством, которое на самом высоком, государственном, уровне занималось пиратством, грабежами, разбоем, торговлей наркотиками, работорговлей и прочими «демократическими» делами!

Во второй части статьи я рассказала о том, как «старая добрая Англия» поступала с самыми незащищёнными членами своего общества – с детьми бедняков. Она «просто» избавлялась от лишних ртов, не желая брать на себя ответственность за судьбы своих маленьких граждан, отправляя их в качестве рабов в свои заморские колонии в течение 350 лет, ещё и зарабатывая деньги на этом отвратительном деле.

Впрочем, правительство Великобритании никогда не стеснялось ущемить детские интересы ради своих целей. Так, очень показательным в этом деле явилось правление трижды премьерши Соединённого Королевства Маргарет Тэтчер (1925-2013). Это та злобная дамочка, которая заявила, что «на территории СССР экономически оправдано проживание 15 миллионов человек…» (А.П. Паршев. «Почему Россия не Америка»).

Её стремление иметь «экономически оправданное» население у себя дома привело к тому, что её стали называть «Тэтчер – похитительница молока» («Thatcher, milk snatcher»), потому что, в бытность министром образования в 1970-1974 годах, она распорядилась урезать возраст детей, которым ежедневно выдавалось треть пинты бесплатного молока (1 пинта = 568 мл).

 Дело в том, что в 1946 году в Великобритании был принят Закон о бесплатном молоке (Free Milk Act), который предписывал обеспечивать бесплатным молоком всех детей до 18 лет. В 1966 году лейбористы снизили возраст бесплатно получающих молоко до 12 лет, а Тэтчер пошла дальше и сократила его в 1971 году до 7 лет, а в 1980 – до 5 лет. Она посчитала, что раздача бесплатного молока детям слишком дорого обходится бюджету и также покончила с бесплатными детскими обедами для детей бедняков, а для остальных подняла цены.

Сэкономила она на молоке 20 и еде 16 миллионов фунтов соответственно, за период с 1971 по 1974 годы. И в «Великой» Империи не нашлось никого, кто бы мог и хотел отжалеть 9 миллионов в год и оставить детям бесплатное молоко и один горячий обед в день. Позорище какое, а не Империя!

И даже королева Англии, весьма небедная особа (например, в 2015 году на содержание королевской семьи было потрачено £334 млн. государственных средств, и это не считая денег, заработанных королевской семьёй тяжким наркотрафическим трудом), повернулась к проблеме питания английских детей глухим ухом.

Кстати сказать, теперешняя премьерша Тереза Мэй рискует получить похожую кличку – «похитительница обеда» (lunch snatcher). Её правительство планирует убрать из начальной школы, где учатся дети от 5 до 7 лет, бесплатные горячие обеды и заменить их завтраками. Это позволит её правительству сэкономить 650 млн. фунтов и оставит без горячего обеда 900 000 английских детей, у многих из которых это единственная возможность получить горячее блюдо на обед.

Собственно, правительственные круги Британии всегда относились к «плебсу» пренебрежительно. Низы платили им той же монетой. Когда умерла Тэтчер, радостные лондонцы высыпали на улицы с плакатами «Ведьма умерла!».

Надпись на фото: «Я всё равно ненавижу Тэтчер. Дин-дон! Ведьма умерла!»

С ликованием они распивали спиртное по поводу такого знаменательного события.

Надпись на фото: «У нас вечеринка. Тэтчер умерла».

Надпись на фото: «Сука мертва!»

Болельщики английского «Ливерпуля» в честь смерти «железной леди» исполнили написанную давно песню «Когда Тэтчер умрёт, мы устроим вечеринку» (We're gonna have a party when Maggie Thatcher dies). А ирландцы распевали песенку «Mrs. Thatcher Song», выразив в ней всю свою «любовь» (Oh! I love you Mrs. Thatcher!) за всё то «хорошее», что им принесли её реформы и «невидимая рука рынка» под её руководством (всё то, что лет десять спустя испытают на себе и русские в ещё больших масштабах). Они ласково называли её проклятием ирландской нации (curse of Irish nation), старой сукой-интриганкой (schemer old bitch) и много ещё как, не скрывая горячего желания сделать из неё чучело.

В этой, третьей части статьи я расскажу вам о том, как относилась правящая верхушка «старой доброй Англии» к подвластному ей народу, точнее к его беднейшей части, на протяжении нескольких сотен лет. И, забегая вперёд, скажу – сотни лет правящие круги Англии обращались с английскими низами так, как будто они не были их народом. Максимально, что они могли, – это «высочайше позволить» спихнуть заботу о самых незащищённых слоях населения на плечи менее бедствовавшего населения. Сами же ничем и никак не помогали, но репрессивные методы, в виде казней и различных наказаний разной степени тяжести, издавали часто и густо, что и неудивительно – с 11 века, со времён Вильгельма Завоевателя, англичанами правили пришлые люди.

Как английская верхушка относилась к беднякам

История отношений английского правительства и его беднейших подданных насчитывает несколько веков. Законодательные акты так и называются – законы о бедных (Poor Law), они подразделяются на Старый закон о бедных и Новый.

Старейшим документом, который регулировал отношение к английскому рабочему люду, является «Постановление о работниках» (the Ordinance of Labourers) 1349 года. Принятию «Постановления» «поспособствовала» эпидемия чумы 1348-50 годов, которая выкосила до 50% населения, тем самым изменив не только демографическую картину страны, но и её экономический и социальный уклад.

Плюс к этому, добавился голод, вызванный неурожаями в 1315, 1316 и 1321 годах, а также массовый падёж скота в 1319-1321 годах и, вдобавок ко всему этому, массовое отравление и людей, и животных хлебом, заражённым спорыньей. Вследствие такого резкого уменьшения населения, на полях работать стало некому (90 % населения были крестьянами), спрос на них был большой, и они бродили по стране в поисках большей оплаты труда.

Джон Гауэр (John Gower (1330-1408)) – известный в своё время английский поэт-моралист так описывал жалобы землевладельцев на работников: «они медлительны, их мало, и они жадны. За очень малую работу они требуют самую высокую плату». 

Оплата действительно росла, некоторая часть работников успела поблагоденствовать, правда, совсем недолго. Во-первых, начали расти цены на все товары. Во-вторых, английской элите совсем не понравилась такая «невидимая рука рынка» и, не стерпев такое невиданное «хамство» от смердов, захотевших справедливые деньги за свой труд, она использовала административный ресурс. В 1349 году было принято «Постановление о работниках» (Ordinance of Labourers), которое обязывало:

– всех работать до 60 лет.

– работодателей не нанимать больше работников, чем необходимо.

– работодателей не платить, а работников не получать оплату больше, чем во время, предшествующее чуме (в основном, цены 1346 года).

– продавать еду по обоснованным ценам, без избыточной прибыли.

– не предоставлять помощь здоровым попрошайкам под угрозой тюрьмы.

Миниатюра «Бедность просит подаяния у Богатства» из «Романа о Розе» (Roman de la Rose) Гийома де Лорриса и Жана де Мёна (Guillaume de Lorris, Jean de Meun), 13 в.

Кстати, этот закон разрушает уже сложившийся стереотип, что в Средневековье люди едва доживали до 30 лет. Если бы это было так, то закон не обязывал бы всех работоспособных трудиться до 60 лет. Понятно, что смертность тогда была высокой, особенно детская, но, если человек доживал до определённого возраста, то вполне мог дожить и до преклонного возраста. В книге Expectations of Life: A Study in the Demography, Statistics, and History of Human Mortality, H.O. Lancaster на с. 8 есть таблица, которая показывает статистические данные с 1200 по 1745 гг. о том, сколько ещё проживёт человек, который дожил в средневековой Англии до 21 года. В Англии она составляла от 64 до 71 года (за исключением времени эпидемии чумы, тогда доживали до 45 лет).

В 1351 году вышел «Закон о работниках» (Statute of Labourers), который повторял всё то, что было написано в «Постановлении о работниках» и обязывал:

– работников работать там, где они работали до того, как разразилась чума.

– работать должны все трудоспособные.

– придерживаться фиксированных цен оплаты труда практически на все виды работ, установленных этим законом.

Нарушение любого положения этого закона каралось заточением в тюрьму.

В общем, ничего хорошего этот закон простым людям не нёс. Он безо всяких политесов прямо говорит, что направлен против злоумышления работников (against the malice of servants), которые не хотят работать, если не получат за свою работу «чрезмерную оплату» (excessive wages). Кроме того, здесь ясно видно стремление правящих кругов серьёзно помешать увеличению благосостояния простых людей.

Ведь, говоря современным языком, зарплаты работникам не только заморозили, но и установили гораздо ниже объективно необходимых – цены-то уже на всё повысились и, в отличие от фиксированных цен на производимые работы, таких же фиксированных цен на товары закон не представил. Вдобавок ко всему, в 1363 году правительство запретило низшим слоям общества приобретение некоторых продуктов высокого качества и статуса. В общем невидимая рука английского средневекового рынка отвесила беднякам знатную оплеуху, что не могло не вызвать возмущения ограбленного народа, которое вылилось в крестьянское восстание 1381 года.

«Теперь мы должны только работать, нам не осталось ничего другого; я не могу больше жить, собирая колосья после жатвы; но ещё горше, когда приходится просить милостыню... У нас много нахлебников, ожидающих нашего добра... Так они грабят бедняка, который для них ничего не значит: он должен гибнуть в поту и в труде... У него нет даже шапки, чтобы прикрыть голову... Вся рыцарская спесь опирается на труд бедняка. Так они грабят бедняка и полностью очищают его [карманы]; богатые лорды делают это без всякого права... А тот, кто заставляет нищих бродить с посохом и сумой, остается безнаказанным и неумолимым... Так я с холодом в сердце несу все эти заботы, с тех пор как веду хозяйство и владею своей хижиной. Чтобы уплатить налог королю, я продал зерно, предназначенное для посева, и теперь моя земля пустует и привыкает к отдыху. С тех пор как они увели из моего хлева мой лучший скот, я готов плакать, думая о своей судьбе, — так рождаются нищие...».

Вот таким бедственным было положение крестьян, о котором рассказывается в документе 13 века под названием «Песня землепашца». (История средних веков. Сост. В. В. Степанова, А.Я. Шевеленко. М., 1969. С. 321-322.)

Иллюстрация «Сбор урожая» из средневекового календаря (Август). Псалтырь королевы Марии.

В общем, с установлением низкой фиксированной оплаты за труд и высокими ценами на всё, народ не захотел надрываться за гроши за дело феодализма, и значительное количество трудоспособного населения предпочитало просить милостыню, прикидываясь больными или увечными.

Работяги становились нищими чтобы выжить

По мере приобретения опыта и навыков зарабатывания попрошайничеством, новые нищие привыкали к такому «труду» и уже не стремились вернуться к «нормальной» жизни, потому что здесь удавалось легче и больше зарабатывать. «Старая добрая Англия» быстро переделывала нормальных людей в паразитов. Методики работы попрошаек отличались завидным разнообразием. Многие из тогдашних методик дошли и до наших дней.

«Калеки» и «больные» демонстрировали правдоподобно выглядящие раны и язвы, для чего использовали жутковатые методы. Один такой метод описал известный американский писатель Марк Твен в повести «Принц и нищий». Он взял его из книги «Английский бродяга», изданной в Лондоне в 1665 г., в которой детально описана «технология производства» искусственной язвы, дабы выжать из сочувствующих не только слезу в денежном эквиваленте. Для того чтобы сделать язву, готовилось «тесто» из негашеной извести, мыла и ржавчины, которая накладывалась на ногу, а затем крепко обвязывалась ремнём. 

В результате таких косметологических процедур кожа быстро слезала, обнажая рану. Затем ногу натирали кровью, которая, высохнув, принимала темно-бурый цвет. Больное место перевязывали грязными тряпками, но так, чтобы язва была видна и вызывала побольше жалости. Такие манипуляции приводили к гангрене и уже настоящему увечью. 

Попрошайки бились в эпилептических припадках, часто запихивая в рот мыло, притворялись немыми или сумасшедшими, распевая песни и приплясывая под них, либо безработными моряками, могли даже показать лицензию, естественно, фальшивую. 

Если в деле нужны были маленькие дети, их поили вином или маковой настойкой, чтобы не плакали. Чтобы отжать монетку-другую, и желательно номиналом поболее, жертву вынужденной благотворительности окружала галдящая толпа в отрепьях, и настойчиво предлагала, иногда даже в стихах, подать «христаради». 

Нищие разыгрывали даже целые спектакли, проявляя недюжинный талант, а иначе не поверят и не подадут. Например, один «актёр» делал вид, что собирается утопиться с горя, а другой протягивал ему свой «последний кусок хлеба». Публика проникалась и щедро отсыпала несостоявшемуся утопленнику. Выручка, естественно, делилась пополам.

За фальшивыми нищими открывалась настоящая охота. И весьма успешная, кстати. Полицейские власти средневековых городов прекрасно использовали доносительство местного населения. Да, да, пристальное наблюдение за людьми, их действиями и взаимодействиями со стороны «бабушек за занавеской», которые докладывали, кому надо, оказывается, очень старой практикой, появившейся очень задолго до гитлеровской Германии. Впрочем, родиной нацизма и расизма также является Великобритания. 

Но вернёмся к фальшивым нищим «старой доброй Англии». О том, как они «работали», какими методами их ловили, что им вменяли в вину и как с ними поступали, со ссылками на архивные записи Лондонского суда (Memoranda Rolls of London’s government), написано в книге немецкого историка Франка Рексторпа «Девиация и власть в позднесредневековом Лондоне» (Frank Rexroth. Deviance and Power in Late Medieval London, Cambridge University Press, 2007).

Так, в 1355 году в Лондоне судили некоего Джона Шэрингворта (John Sharryngworth) по кличке Эбертон (Eberton) за мошенничество, поскольку, будучи трудоспособным, он вёл жизнь попрошайки, притворяясь немощным. Мэр Лондона приговорил его к позорному столбу. Не считайте, что преступник легко отделался. Позорный столб это вид публичного наказания. Человека выставляли на всеобщее обозрение, часто сопровождающееся физическим насилием со стороны толпы, которое нередко приводило к смертельному исходу. 

Перкин Уорбек (Perkin Warbeck, (1474-1499)) – претендент на английский престол во времена правления короля Генриха VII, у позорного столба.

С 1370-х годов суды в Лондоне имели дело с массовыми случаями ложных нищих, которые вымогали милостыню обманом и ложью, симулируя физическую немощь, фальсифицируя травмы и увечья. Позорные столбы редко оставались пустыми.

В октябре 1380 года в одном из судов Лондона рассматривалось дело двух попрошаек Джона Ворда (John Ward) из Йоркшира и Ричарда Линхама (Richard Lynham) из Сомерсета, которые бродили по городу, издавая нечленораздельные звуки и делали знаки руками и ногами, притворяясь глухими и немыми. Так они рассказывали людям, что они являлись купцами, на которых напали разбойники и лишили их имущества и языков. С собой они носили два складных метра, что показывало бы их прежнее занятие, а также железный крюк и щипцы, которые они представили как пыточные инструменты грабителей. 

Они даже попросили, чтобы люди смотрели им в рот, чтобы убедиться, что языки были действительно отрезаны. Однако, «отрезанным» языком оказался кусок кожи. Как только мошенничество было раскрыто, мэр Лондона Джон Хэдел (John Hadele) приказал заковать их в колодки на час на три дня, повесив инструменты их мошенничества на шею, что являлось достаточно суровым наказанием за этот вид преступления.

Ведь колодки – это две толстые тяжёлые доски с зазорами для ног, которые смыкались и запирались на замок, не позволяли человеку двигаться. Осуждённый вынужден был сидеть столько, сколько скажут, и справлять малую и большую нужду на месте. Кроме того, поскольку колодки, как и позорный столб, фактически обездвиживали человека, а вид неподвижного человека, который не в состоянии дать сдачи, провоцировал толпу на разное. В осуждённых азартно швыряли гнилые овощи, мёртвых мелких животных и даже камни. 

«Вычисляли» поддельных попрошаек по-разному. Приведу один примечательный случай, наглядно демонстрирующий, что от властей «на деревне не спрячешься» и что они подходили к своей работе неформально и остроумно.

22 ноября 1381 мэр Лондона Джон Нортгемптон (John Northampton) отправил в суд нищего с говорящим именем Адам Райбред (Adam Ryebred) из Спэлдинга (Spalding) за «симуляцию нетрудоспособности, будучи здоровым и способным к зарабатыванию на жизнь работой, получая за неё разумную оплату» во многих населённых пунктах королевства. 

«Имя, данное ответчику, поведало природу его преступления: он был тем, кто жил не по средствам, обманом, чей мошеннический сбор подаяний позволял ему питаться ржаным хлебом!» 

Ржаной хлеб был в Англии хлебом дорогим, и бедняки нечасто могли себе его позволить. Таким образом, прозвище конкретно этого нищего и заставило власти подозревать, что уровень его жизни не соответствует его образу жизни. Физическое освидетельствование показало, что Райбред здоров, калекой не является и может заработать себе на пропитание и одежду трудом, поэтому против него было выдвинуто обвинение, что он обманул, как настоящих нищих, так и людей. Его отпустили, заставив поклясться, что он перестанет попрошайничать в черте города под угрозой позорного столба, если его поймают.

Днём спустя, мэр Лондона выпустил воззвание против «упорных нищих», дескать, своими действиями они вредят нормальным нищим, которые действительно нуждаются в помощи, и приказал, чтобы все нищие, получающие подаяние обманом, были арестованы и приведены к позорному столбу в Корнхилле (район в лондонском Сити). Он время своего мэрства охоте на фальшивых нищих сделал своей персональной миссией, задавшись целью полностью очистить Лондон от подобных субъектов. Рассматривал он подобные дела часто. Например, неделю спустя после дела Райбреда, перед ним предстали два человека из Ирландии и Сомерсета, а в середине декабря в суде рассматривалось дело ещё одного ирландца. В феврале 1382 года обвиняемые были из Лондона и Бристоля. 

Этот прогрессивный мэр ввёл ещё одно новшество – своеобразную картотеку всех выловленных нищих мошенников с подробным описанием, за что они были осуждены и меры их наказания. Однако, Джон Нортгемптон мэрствовал недолго – всего два года. Он серьёзно перешёл дорогу монополистам, распорядившись пустить на лондонские рынки и других поставщиков и продавцов, и его противникам из олигархии удалось его сместить, обвинив в заговоре и подстрекании к беспорядкам. 

Всё это – и картотека, и медицинское освидетельствование предполагаемых преступников, и «гражданское» наблюдение всех за всеми – оказывается, не является изобретением 20-21 веков. Как говорится, всё уже придумано до нас и давно использовалось, например, в Англии 14 века. Конечно, у них не было современных электронных средств, но они и так неплохо справлялись. «База данных» четырнадцатого века работала как надо, как и местные техники сбора информации. 

Лондон был разделён на районы (wards), в каждом были свои старосты (aldermen), приходские (beadles) и мирские констебли. Последние имели список подвластного им населения, которое стимулировали к наушничеству и доносительству, часто собирались на планёрки «в целях исправления дефектов, удаления вредных вещей и продвижения общественного блага в рассматриваемом районе». Так описывал городской клерк Джон Карпентер (John Carpenter) действия властей в своей Белой книге (White Book) в 1419 году. В категорию «вредных вещей», кроме всего прочего, и попадали люди, притворявшиеся нищими.

Дальнейшая история отношений власти и бедняков Англии

Через 30 лет после принятия первого «Закона о работниках», власть создала ещё большие ограничения для простого народа, массы которого превратились в бродяг и нищих, как благодаря предыдущему закону, так и набирающим силу огораживаниям. В последующие века законов о нищих было издано изрядное количество, что свидетельствует о том, что правители «старой доброй Англии» были не в состоянии эффективно решить эту проблему. Они шли лишь по пути наказаний и репрессий бедняков. Посмотрим на некоторые законы.

В 1388 году правительство короля Ричарда II выпустило новый документ – Кембриджский закон (Statute of Cambridge), который регулировал передвижение работников и попрошаек. Он запрещал любому работнику покидать свою Сотню (административная единица Англии) или любое другое место, где он изначально жил (город, село и пр.) без письменного разрешения местных властей. Тот работник, который будет задержан без такого разрешения, должен быть помещён в колодки (stocks) до того времени, как появится возможность отправить его на место его проживания. 

(Большой привет Великой Хартии вольностей или Magna Carta, принятой в 1215 г., которой англичане жутко гордятся, как самым старым документом о правах человека, хотя речь там шла, в основном, об ограничении власти короля. Тем не менее, было там и положение о разрешении свободным людям беспрепятственно передвигаться по стране. Однако 150 лет спустя, короли плевать на неё хотели…)

Ещё Кембриджский закон обязывал нетрудоспособных лиц оставаться в населённых пунктах, где их застал этот закон. Или, если жители этого населённого пункта не могли или не хотели их содержать, они должны были направлены в другие населённые пункты Сотни, где о них могут позаботиться, или туда, где они родились.

После него прошло почти 100 лет, а проблема нищих всё ещё не была решена. Их становилось всё больше, хотя население Англии осталось на том же уровне, «благодаря» эпидемиям чумы. Например, в 1401 году (до эпидемии чумы) население страны составляло 2,1 миллиона человек, а в 1481 – 2 миллиона. 

В 1494 году при Генрихе VII (1457-1509) был принят ещё один закон о бродягах и нищих (the Vagabonds and Beggars Act): 

«Бродяги, праздные и подозрительные личности должны быть помещены в колодки на три дня и три ночи, не получив никакого пропитания, кроме хлеба и воды, а затем должны быть выдворены из Города. Каждый нищий, подходящий для работы, должен обратиться в Сотню, где он в последний раз проживал, либо ему известной или где он родился, и там оставаться, чтобы разрешить вышеупомянутое затруднение».

При короле Генрихе VIII (1491-1547) проблема нищих и бродяг встала в полный рост. Население начало резко расти (в 1521 году англичан было 2,3 миллиона, а к 1591 году их стало почти вдвое больше – 3,89 миллиона). Бродяг прибавилось ещё и потому, что король затеял религиозную реформу – подсунув своим подданным вместо католичества протестантизм. Поэтому он упразднил монастыри и все, кто там работал, а работало там достаточно много людей, влились в стройные ряды нищих и бродяг. 

В 1530 году принимается закон «О наказании нищих и бродяг» (The Vagabonds Act of 1530). 

Он вводил несколько новых положений. Во-первых, заменял обычное наказание для бродяг – колодки на розги или кнут. Ещё одним нововведением было детальное разграничение тех, кто действительно не мог работать в силу возраста, болезней или увечий («немощные нищие»), которые имели право просить подаяние, получив особую лицензию у местных властей, тем самым делая их ответственными за своих «нищих», и тех, кто не хотел этого делать, хотя был здоров физически. Таких называли «упорными бродягами» (sturdy vagabonds) и жестоко наказывали (известно, что во время правления Генриха VIII было казнено более 70 000 человек). 

Этот закон выделил ещё несколько категорий нищих, которые тоже подлежали наказанию: «нарушителей спокойствия» (rufflers), «не боящихся наказания попрошаек» (valiant beggars), «ленивых праздношатающихся» (idle wanderers), «жуликов» (rogues), «бродяг» (tramps), «браконьеров» (poaches) и пр. 

Однако по-прежнему ничего не было предусмотрено на тот случай, если здоровый человек просто не мог найти работу. Тот факт, что закон назвал безделье как «мать и корень всех зол», не помогало никак, а в случае потерявших работу людей и не имеющих возможности её найти (а государство этому никак не способствовало от слова вообще – только раздавало пинки и оплеухи), и вовсе выглядело издевательством. Поэтому у таких людей выбор был невелик: умереть с голоду или нарушить закон.

Иероним Босх. Блудный сын (Путник), 1510 

Законы о бедных, принятые впоследствии властью «старой доброй Англии», ещё строже относились к неимущим.

В 1547 году при Эдварде VI был принят «Закон о нищих 1547» (Vagabonds Act 1547), который гласил, что нищего, находящегося в полном здравии, могли заклеймить литерой «V» или отдать в рабство на срок до 2-х лет (или пожизненно, если он сбежал). Таких рабов продавали или покупали как обычных рабов. Закон осуждал «... глупую жалость и милосердие» по отношению к бродягам. Из-за своей строгости, закон был отменён через 3 года.

Положительное в этом законе было то, что для нуждающихся бедняков должны быть построены специальные дома, в которых им должны помочь или лечить. Детей же попрошаек и нищих надлежало отдавать в ученичество ремесленникам. В этом статусе мальчики должны были пребывать до 24 лет, а девочки до 20. Если ребёнок сбегал (поскольку ремесленники обращались со своими учениками ничуть не лучше, чем с рабами), то до конца его ученичества его определяли в рабство.

Прошло 20 лет, и в 1572 году был принят закон, известный как «Закон о нищих» 1572 года (the Vagabonds Act of 1572), который гласил, что нищие старше 14 лет, не имеющие разрешения собирать милостыню, при первой поимке подвергаются бичеванию и протыканию уха, при второй – объявляются государственными преступниками и отсылаются на каторгу на 2 года, при третьей – казнят без пощады.

Отличием этого закона от всех предыдущих было то, что он родил кое-что новенькое. Этот закон вводил обязательный местный налог для помощи бедным. Т.е. правительство высочайше соизволило решить проблему нищих за счёт остального населения, которое вряд ли было радо дополнительному налогу. Мировой судья был обязан пересчитать всех нищих и неработоспособных, находящихся на его подведомственной территории и собирать со всех прихожан помощь на их содержание. Тем, кто помогать отказывался, грозила тюрьма.

Этими деньгами распоряжались церковные попечители по призрению бедных (overseers of the poor). Если от собираемого с населения «налога на нищих» оставались какие-то средства, то они должны были быть направлены на создание рабочих мест для нищих. Тогда мировые судьи должны были озаботиться покупкой земли и постройкой общественных домов, обитатели которых обязаны были под страхом телесного наказания исполнять любую предлагаемую им работу, за которую им, естественно, никто ничего не платил. Нищие должны были работать исключительно за кров и еду. 

Собственно говоря, этот закон стал предвестником того, что в последствие стали называть работными домами. 

Потом выходили законы 1574, 1576 и 1597 годов (всего во времена правления династии Тюдоров (1485-1603) было принято 17 законов о бедных), которые предписывали организовывать специальные места для обитания и пребывания бродяг и нищих, обязывали привлекать бедняков к работе, обеспечив их материалами, такими как шерсть, пенька и лён. Вместе с тем, по этим законам местные власти должны были построить так называемые исправительные учреждения (типа тюрем), в которых исправляли бы работников, которые упорно не желали работать или работали небрежно.

Ответственными за работные дома назначались местные церковные приходы и специальные приходские священники. Также каждый трудоспособный был обязан содержать «неимущих, старых, слепых, хромых и немощных» родственников. За неисполнение этого закона полагался ежемесячный штраф в 20 шиллингов.

В общем, английская верхушка с чистой совестью отдала заботу о беднейшем населении в руки самого населения. Сами же не собирались давать в помощь ни пенни. Никаких государственных отчислений на постоянной основе они организовывать не собирались. И это притом, что 1558-1603 годы приходились на «золотой век Англии» при правлении Елизаветы I, при которой годовой доход английской казны составлял тогда 300 тыс. фунтов, то есть, по идее, страна совсем не бедствовала.

И, наконец, через 250 лет, когда власть только начала обращать внимание на своих неимущих граждан, в 1601 году вышел Елизаветинский «Закон о помощи бедным» (The Poor Relief Act 1601) или «Старый закон о бедных», который и явился основой правовой системы, касающейся бедных для Англии и Уэльса. В «золотой век Елизаветы» Англия всё ещё никак не могла достойно решить проблему с нищими. Оно и понятно, почему. 

За 200 лет в «старой доброй Англии» сменилось 5 династий (Плантагенеты, Ланкастеры, Йорки, Стюарты и Тюдоры). Страну погрузили в пучину войн – Столетняя война с Францией, Война Белой и Алой Роз, когда Ланкастеры и Йорки воевали за трон, крестьянские восстания, маленькие локальные войны баронов, отжимавших друг у друга собственность. Не до плебса им было совсем – английская верхушка с упоением драла друг другу глотки. Вот такая она английская элита и английские джентльмены.

Это Вам не русский царь Иван Грозный, который, беспокоясь о своём народе, писал в 1550 году польскому королю Сигизмунду-Августу: «…хотим того, чтобы Бог дал в моих государствах люди мои были в тишине безо всякого смущенья», отказав в просьбе последнего допустить еврейских купцов в Московию. Причина отказа была следующая: они русских людей «от христианства отводили, и отравные зелья в наши земли привозили и пакости многие людям нашим делали». 

Кроме того, за 54 года правления Иван Грозный казнил от 3 до 4 (по другим данным до 15) тысяч человек, и ни одного без суда, а английский Генрих VIII (1509-1547), примерно в это же время – 72 тыс. человек (около 2,5% всего населения страны) «за бродяжничество и попрошайничество», а королева Елизавета I (1568-1603) – 89 тысяч. 

Но Ужасным (именно так переводится с английского выражение the Terrible) на Западе называют именно Ивана IV, изменив на противоположный смысл русского эпитета «Грозный», который отражает идею величия, справедливости и порядка в стране, а не тирании и кровавого самодурства, а Елизавету I – Доброй королевой Бесс.

Вернёмся к английским нищим. Во времена этой «Доброй королевы» в столице Англии выпрашивающих подаяние было настолько много, что порой по улице невозможно было проехать – из двухсот тысяч жителей Лондона примерно пятьдесят тысяч были неимущими. Так, в 1581 году толпа нищих качков окружила экипаж самой королевы, что её изрядно напугало. 

Елизаветинский закон вобрал в себя и формализовал все предыдущие законы о бедных. Основными его положениями являлись:

– о нетрудоспособных бедняках («хромыми, немощными, старыми, слепыми») должны заботиться в богадельнях.

– трудоспособные бедняки должны быть помещены в работные дома. Им должны предоставить материал для работы. Отказавшиеся работать должны быть биты кнутами.

– бездельники должны отправляться в исправительные заведения или даже в тюрьму. 

– бродяжничество и попрошайничество запрещалось (разрешалась лишь милостыня в виде еды).

– дети бедняков должны отдаваться в учение. 

– бедные и немощные родители должны были жить со своими детьми.

– бедняки могли выбрать, какую помощь принять – идти ли в работный дом или получить помощь за его пределами деньгами, едой и одеждой. 

Поскольку специально строить работные дома было дорого, то помощь, чаще всего, оказывалась по второму варианту. Вся помощь шла через церковные приходы, коих на время принятия закона насчитывалось 1500. Поскольку, население в то время было невелико, приходские смотрители за бедными знали своих подопечных практически в лицо. Они же своей волей могли устанавливать достойных и недостойных помощи.

Размер местного налога, который устанавливался этим законом, не был фиксированным. Каждый приход устанавливал его в соответствии с местными потребностями. Поэтому условия и уровень содержания нетрудоспособных нищих различались от прихода к приходу. Но в любом случае, он был минимально возможным. Таким образом английское государство снова ушло от помощи неимущим и спихнуло всю ответственность за заботу о них на население.

Кроме того, в 1697 году вышел закон о том, что бедняки, нуждающиеся в помощи, должны носить на левом плече букву P (от англ. слова pauper – нищий) на красном или синем фоне, перед которой ставится первая буква названия прихода, к которому отнесён данный нищий. 

Нашивка нищего из прихода Эмптхил (Ampthill) 

Работные дома Англии

Первые работные дома, по сути, были благотворительными заведениями на базе церковных приходов, где бедняки за кров и пищу посильно работали. Благотворительностью занимались и частные лица, тем более, что «Закон о бедных» сопровождался отдельным постановлением «Об использовании благотворительных средств», который «продвигал» идеи благотворительности среди аристократов и купцов, перечислял основные нужды, на которые могут быть направлены благотворительные средства и учреждал комиссию по контролю за ними. 

 В 1688 году в Лондоне Томас Фёмин (Thomas Firmin) и сэр Роберт Клэйтон (Sir Robert Clayton) организовали добровольный сбор пожертвований «от двери к двери», которому новый король Вильям III дал разрешение и внёс свою лепту – 2 000 фунтов стерлингов, а затем каждый год выделял по 1 000, что стало основой Фонда Королевского письма (The King's Letter Fund). Это, конечно, делает честь королю – деньги по тем временам немалые, но проблема опять в том, что это были всё-таки деньги частного лица, а государственную финансовую программу по поддержке бедных король принять не сподобился.

Фёмин (1632-1697) был известным бизнесменом – текстильным магнатом и филантропом. Он организовал несколько работных домов в Лондоне, начиная с 1665 года, так и обеспечил работой сотни непрофессиональных работников. Например, в прядильном работном доме работали 1700 человек и получали зарплату, хотя и небольшую, поскольку это предприятие всегда было убыточным. Фёмин выкупил сотни должников из тюрем, долги которых составляли небольшие суммы. 

К 1721 году в Лондоне уже было открыто 38 заведений, которые могли разместить 5 000 женщин, детей и мужчин. Позже в Лондоне открылись ещё 13 работных домов. (Suffering and Happiness in England 1550-1850: Narratives and Representations: A collection to honour Paul Slack. Michael J. Braddick and Joanna Innes, 2017 с. 160). Ими заведовали разные люди и не все были такими творителями блага, как Фёмин.

Однако «невидимая рука» рынка не могла пройти мимо хорошего дела, не испортив его, и подкинула английским беднякам свинью в лице Мэтью Мэриотта (Matthew Marryott (1670-1731)), йомена (мелкого землевладельца) из Бакингемшира (Buckinghamshire), и все те немногие крохи помощи, на которые они могли рассчитывать, быстренько закончились. 

В 1714 году ушлый предприниматель организовал работный дом в Олни (Olney) – своём родном городе, который стал работным домом нового образца. Он поставил дело так, что приход не оказывал никакой помощи беднякам, которые отказались от работного дома. Бедолаги вынуждены были идти в работный дом Мэриота. Это был работный дом, как средство устрашения, как дом-тест (их так и называли workhouse-test), строгий режим которого должен был гарантировать, что в него попадут только очень отчаявшиеся люди, которые будут терпеть жестокие условия проживания и труда. Но, прежде всего, такие работные дома должны были быть экономически эффективными для тех, кто ими заведовал бы.

В работном доме в Олни работали с 5 утра до 9 вечера. В работный дом запрещалось входить самому или приводить детей без соответствующего разрешения. Нарушителей отправляли в Брайдвел (тюрьма в Лондоне). Также тот, кто отказывается работать столько времени, сколько приказывает мастер, отправляется в исправительный дом (заведения, которые были построены при Елизавете для «нежелающих работать», в которых работать заставляли – та же тюрьма). 

В работном доме строго наказывали за симуляцию болезни, за продажу, кражу или передачу другому лицу любой вещи, принадлежащей дому, за удаление с одежды печати заведения. Работникам обещали давать (не значит, что давали) дважды в неделю горячее мясо, а также им полагался сыр, хлеб из смеси пшеничной и ячменной муки и немного пива, для чего в помещении стояла шестилитровая бочка.

Мэриот организовал несколько работных домов подобного типа. В 1723 году был принят закон сэра Эдварда Нэчбалла (Sir Edward Knatchbull) (не без влияния Мэриота), который позволил приходам организовывать подобные работные дома, либо по отдельности, либо совместно с другими приходами. Причём по этому закону самим приходам было необязательно управлять этими домами. Их можно было передоверять третьей стороне – контрактору на конкурсной основе (кто меньше запросит с прихода или предоставит другие предложения, которые смогут удешевить контракт). 

Этот контрактор будет заниматься затратами на проживание и кормление бедняков, ежедневно взимая с прихода фиксированную плату на каждого заселённого. Контрактор же должен обеспечить бедняков работой и имел право оставлять себе всю прибыль от неё, если таковая будет. Беднякам не полагалось ничего – они работали исключительно за еду и ночлег. 

Бедняки раскалывают камни в работном доме.

Это, естественно, открывало широкое поле для «эффективных менеджеров»: они экономили на бедняках как могли. Так Мэриотт гордо заявлял, что до постройки его первого работного дома приходские расходы в Олни на человека составляли 3 шиллинга и 9 пенсов, а он сократил их до 1 шиллинга и 9 пенсов (в конце 16- начале 17 века на шиллинг в Англии можно было купить, например, 1 кг свиной вырезки). 

Мэриотт действовал с размахом. К 1727 году, благодаря активной помощи «Общества для продвижения христианского знания» (Society for the Propagation of Christian Knowledge) он стал практически монополистом в сфере работных домов Лондона и в восточном Мидленде (центральная часть Англии). Он был директором 30 работных домов и принимал живейшее участие в организации ещё 150. Впоследствии оказалось, что он захватил кусок, который не смог прожевать, а несколько скандалов, возникших из-за жестокого отношения к опекаемым людям, привели к тому, что Мэриотт лишился всех контрактов.

Один из таких случаев повествует о судьбе Мэри Висл (Mary Whistle), которая погибла в приходе Св. Жиля на полях (St Giles in the Fields), который «вёл» Мэриотт в 1731 году. По этому поводу была даже сочинена баллада «Жестокость в работном доме» и расклеена по всему Лондону. Кстати, сестра Мэриотта и «соправительница» этого работного дома, Сара Андерхуд (Sarah Underhood) вместе с ним обвинялась в жестоком отношении к этой женщине. 

Баллада «Жестокость в работном доме», 1731

Баллада рассказывает о некой Мэри Висл, которая много лет служила экономкой и потеряла работу. Ей пришлось обратиться за помощью в местный приход и её отправили в работный дом. Там ей поручили работу – чесать шерсть и прясть, хотя никто не удосужился её поучить, и она её выполняла плохо. Заставляли работать там без особых затей – или работай или голодай. Потом Мэри заболела. В итоге, её заперли в подвале, где она находилась 11 недель полуголодная, в её теле копошились черви, а конечности были покрыты язвами. Там она и умерла. 

 К 1776 году более 16 000 мужчин, женщин и детей были размещены в 80 работных домах Лондона, а вообще в Англии к 1770-м годам было открыто 2 000 работных домов. 

Ужасы работных домов 19 века

В начале 19 века власти «старой доброй Англии» выпустили так называемый «Новый закон о бедных». В это время в стране начался кризис, тысячи рабочих не «вписались в рынок» и оказались без работы. Естественно, правительство не собиралось взваливать на себя никаких обязательств и нести ответственность за происходящее в стране. Поэтому в 1834 году был принят закон, в котором все 15 тысяч английских и уэльских приходов были реорганизованы в союзы, в каждом союзе в обязательном порядке открывался работный дом (если его ещё не было), который и становился основным каналом получения помощи. Больше беднякам помощь получить было негде от слова совсем. 

Правительство при этом сократило свои затраты на помощь бедным в 2 раза. Если с 1696 английское правительство худо-бедно выделяло на содержание бедняков 0,8% ВВП, и это содержание понемногу росло, достигнув в 1821 году своего максимума – 2,66% ВВП, то в 1841 году она составила 1,12% ВВП, вернувшись к уровню 150 летней давности, и в последующие годы только уменьшалась.

Интересен тот факт, что принятию нового закона о бедных предшествовала достаточно долгая дискуссия в верхах о том, что является причиной бедности, и пришли к выводу, что люди сами виноваты в своей нищете. А это значит, что нечего им помогать всякими дотациями и создавать более-менее сносные условия существования. Они ленивы, порочны и бесконтрольно размножаются, у них отсутствуют всякие добродетели, поэтому и бедны. 

Эти тенденции привели к теории, выпестованной Т. Мальтусом (1766-1834), согласно которой неконтролируемый рост народонаселения должен привести к голоду на Земле, подразумевается, конечно, что рост этот надо сдерживать, а лучше – сводить на нет. И сейчас среди английской элиты полно его сторонников. Взять хотя бы мужа бессмертной Елизаветы II, который «желал бы возродиться вирусом, чтобы уничтожать людей». 

Джозеф Таунсенд (Joseph Townsend (1739-1816)) – врач, геолог и викарий, известный своей работой «Трактат о Законе о бедных» (A Dissertation on the Poor Laws). Он высказал такие «человеколюбивые» идеи, как, например та, что голод является прекрасным средством принуждения бедных к труду. А знаменитый экономист Адам Смит писал, что государственная помощь бедным бесполезна, поскольку является вмешательством в саморегулирующиеся рыночные механизмы, которые стимулируют бедных. 

Иеремия Бэнтам (Jeremy Bentham (1748-1832)), философ-моралист, социолог, юрист и родоначальник утилитаризма, полагал, что нужно «сделать помощь бедным болезненной». Именно это, по его мнению, должно простимулировать их «исправиться» и, как ни парадоксально звучит, привести к тому, что «бедные перестанут быть паразитами, им вернут их достоинство».

Конечно, были и другие, вполне вменяемые, мнения, например такое, что бедность является причиной умственной и нравственной неразвитости. Но, увы, победу одержали сторонники первой точки зрения. Закон был принят парламентским большинством, партией вигов.

При этом закон специально делал настолько непривлекательным получение такой помощи, что люди неохотно шли за ней, и не без причины. В работном доме было обязательным разделение семей (отдельное проживание мужчин, женщин, мальчиков и девочек), скудное и однообразное питание, тяжёлая рутинная работа (например, дробление камней для дорожных работ, измельчение костей для удобрений или измочаливание старых конопляных верёвок для получения пеньки, раздирая себе руки в кровь), детей гнали работать на шахты и фабрики, обитателей дома обязывали носить униформу. 

Причём, если работник вышел без разрешения за пределы работного дома, то его могли обвинить в краже этой униформы и очень строго наказать. Строгое наказание ждало и тех, кто случайно встретил члена своей семьи (что могло произойти крайне редко, так как на работу они обычно выходили в разное время) и пытался хотя бы заговорить друг с другом. 

Плакат против «Нового закона о бедных», 1834 года. Показывает внутреннее помещение работного дома. Надпись: Виды наказаний для неисправимых по приказу попечителей по призрению бедных.

В общем, людям выбора особо не давали. Чарльз Диккенс писал, что бедняку того времени приходилось выбирать всего из двух зол: «либо медленно умирать голодной смертью в работном доме, либо быстро умереть вне его стен».

В общем-то, многие так и делали. Они предпочли самоубийство такой «помощи». «Утоплюсь, но в работный дом не пойду», – говорила Джеку Лондону Эллен Хьюз Хант, которой было пятьдесят два года, когда он собирал материал для своего эссе «Люди бездны». «И в прошлую среду в Шордиче проводилось следствие и опознание её трупа. Из Айлингтонского работного дома был вызван в качестве свидетеля муж покойной. Когда-то он торговал вразнос молочными продуктами, но банкротство и нищета погнали его в работный дом. Жена отказалась последовать за ним». 

Об обстановке, царящей в работных домах, свидетельствуют несколько широко известных скандалов о жестоком обращении с обитателями этих домов. Так, в 1846 году в разразился скандал в Андоверском работном доме (Andover Workhouse), когда голодные работники ели косный мозг и гнилое мясо, которое было на костях, предназначенных для размола в муку. Да, по документам, которым предоставлялись различным проверяющим, кормили обитателей работных домов вполне сносно, но на самом деле выходило совсем иначе. 

Столовая в работном доме в лондонском районе Спитэлфилдс (Spitalfields), 1867

В 1848 году разразился ещё один скандал, в этот раз обнаружились кошмарные условия содержания больных в Хаддерсфилдском работном доме (Huddersfield workhouse). Во время эпидемии тифа 1846 года дом оказался переполнен больными. На каждое койко-место претендовало три человека. Комиссия, расследовавшая эпидемию, которая продлилась целый год, пришла в ужас. 

Вместо кроватей люди лежали на соломенных матрасах. В каждой детской комнате находилось больше сорока детей от 4 до 10 лет. Спали по двое в кровати. В работном доме царила беспрецедентная антисанитария. Постельное бельё больным не менялось месяцами. Больные неделями лежали в собственных испражнениях. Дети расчёсывали себя до крови от укусов паразитов. 

Специальная комиссия, которая посетила этот работный дом через 10 лет, в 1857 году, к своему ужасу нашла ситуацию практически той же самой. В доме не позаботились отделить больных от здоровых, заразные больные обретались рядом с только что родившими женщинами. Были случаи, что людям приходилось спать вместе с уже умершими – трупы убирали не сразу. Чаны для приготовления пищи также использовались для стирки грязного постельного белья. В работном доме не было квалифицированных медсестёр, а те, которые были, не могли даже прочитать этикетки на бутылках с лекарствами. Ситуация в этом работном доме не исправилась и к 1870 году.

В декабре 1864 года проводилось расследование по поводу смерти ирландца Тимоти Дейли (Timothy Daly). В изоляторе работного дома Холборн Юнион (Holborn Union Workhouse) 28-летнего Дейли лечили от острого ревматизма 6 недель. Состояние его крайне ухудшилось, и его перевезли в больницу, где он день спустя и умер. 

Расследование установило, что он умер от пролежней и крайнего истощения, вызванного халатностью, с которой к нему относились в работном доме. Кровать его была 80 см шириной и на несколько см длиннее его роста. Он заработал пролежни за четыре недели, находясь в ней. Постельное бельё было очень грязным, а пролежни ему лечили припарками из пива и льняного семени, и никогда не меняли ему повязки. Дейли видел, как доктор проходил мимо его кровати, но он никогда не останавливался.

Но хуже всего в работном доме жилось детям. 

В 1849 году эпидемия холеры пронеслась по детскому приюту, которым заведовал Бартоломью Друэ (Bartholomew Drouet). На попечении в нём находилось 1300 детей-сирот. И, хотя выделяемое денежное обеспечение вполне позволяло пристойно содержать такое количество детей, налицо было полное пренебрежение маленькими англичанами. Помещение, в котором находились 500 детей, было длиной 94 фута, шириной 24 фута и высотой 11 футов (1 фут=0,3 м). 

В школе постоянно был отвратительный запах. Во-первых, всего в метре от школьного здания находилась ферма, где держали свиней, коров, лошадей и птицу. Во вторых, вокруг школы было множество открытых выгребных ям и канализационных каналов, так что место было абсолютно непригодным для содержания такого количества детей. В-третьих, помещения, где находились дети, не проветривались.

Дети были болезненными, весили гораздо ниже нормы и голодными. Мясо давали три раза в неделю и отвратительного качества, картофель был гнилой. Овощей и фруктов дети не видели вообще. Дети принимали пищу стоя. На такое количество детей в школе был только один врач, который, когда возникла эпидемия, не мог распознать её симптомы, поэтому превентивные меры не были приняты. 

Заболевшие дети содержались в ужасных условиях – в одной комнате на 4 кроватях ютились 11 детей, в другой - на 5 кроватях было 13 детей. За 179 больными детьми ухаживала только одна медсестра. Поэтому, старшие дети ухаживали за больными, даже только оправившимся от болезни, приходилось этим заниматься. В итоге, 150 детей умерло от холеры.

Оставшихся детей перевели в другое место. Друэ судили за непредумышленное убийство и небрежность, но после длинного процесса его нашли невиновным за отсутствием улик и отпустили.

В 1894 году 54-летняя медсестра и смотрительница в школе в Хакни (Hackney Union’s Brentwood schools) Элла Гилеспи (Ella Gillespie) предстала перед судом за пренебрежение и жестокое обращение с детьми, находившимися под её опекой. В течении 8 лет на её попечении находились 500 детей. Все они пришли на суд свидетельствовать против неё.

Наказания детей, которые практиковала Гилеспи, были очень жестокими. Самым часто используемым было наказание «тренировка с корзиной», когда дети в пижамах часами маршировали вокруг своих комнат, держа на голове корзины с их дневной одеждой.

Она била детей головой об стены за то, что они разговаривали друг с другом. За любую малейшую провинность она била их руками или сковородкой. Гилеспи часто посылала детей собирать крапиву и ею же стегала их, заставляла становиться коленями на проволочную сетку, опоясывающую трубы отопления. Кроме того, она часто не давала детям воду, вынуждая их пить из луж или туалетов.

Её признали виновной и посадили на 5 лет.

Несмотря на то, что в работных домах дети получали какое-то начальное образование, их будущее не сильно отличалось от судьбы их родителей. Чаще всего, когда ребёнку исполнялось 12-14 лет, его отдавали подмастерьем какому-нибудь ремесленнику. Таких детей реформатор Роберт Оуэн (Robert Owen (1771-1858)) – валлийский текстильный магнат, филантроп и социальный реформатор, называл «английскими рабами». 

Дело в том, что новый «опекун» держал своих учеников в чёрном теле, жестоко наказывал и ограничивал в еде, поручал самую тяжёлую работу и ничего им не платил. Тем более, никак не заботился об их безопасности. Известно, например, что среди помощников трубочистов была высока смертность.

Приюты Магдалины

Так же отвратительно, как и с неблагополучными мужчинами и детьми, «старая добрая Англия» обращалась со своими неблагополучными женщинами. Она-то и с благополучными не очень церемонилась. Известно, что с 17 по начала 20 века в «старой доброй Англии» существовал обычай продажи жён. Так как развестись было очень тяжело, то надоевшую жену выставляли на аукцион – кто больше даст, тот и получает лот. 

Продажа жены. Журнал Харперс Викли (Harper's Weekly), ноябрь, 1876. Иллюстрация отсылает к случаю в 1832 году в Карлайле (Carlisle), где жена была обменяна на деньги и собаку.

Одним из последних задокументированных случаев продажи жены был случай в Лидсе в 1913 году, когда муж продал сослуживцу свою жену за 1 фунт стерлингов.

Но вернёмся к проблемным английским женщинам. С 18 по 20 век в Великобритании существовала сеть так называемых Приютов Магдалины (Magdalene asylum) – воспитательно-исправительные учреждения монастырского типа для так называемых «падших женщин». Больше всего их было в католической Ирландии, но немало и в протестантской Британии и Канаде, Франции, США и даже в России. Первый приют в Англии был открыт в 1758 в Вайтчэпел (Whitechapel). 

Первоначально эти приюты задумывались для реабилитации проституток, чтобы помочь найти им другую постоянную работу, которую они не могли найти из-за своей репутации. Женщины вольны были свободно приходить и уходить из приюта. Так и было в первом в Англии приюте, открытом торговцем шёлком Робертом Дингли (Robert Dingley), а также Ионой Хэнвей (Jonas Hanway) и Джоном Филдингом (John Fielding). Женщины там работали, и это позволяло содержать приют. Они также получали небольшие деньги за свою работу. 

Со временем приюты Магдалины стали помещать у себя не только проституток, но и матерей-одиночек, женщин с задержками в развитии, подвергшихся сексуальному насилию, нередко священниками, либо по причине нежелательной беременности. В приюты направляли даже молодых девушек, если родственники заподозрят их в недостаточно целомудренном поведении. Также приют Магдалины светил и слишком красивым женщинам.

При отсутствии родственника, который бы мог поручиться за женщину и, тем самым, она могла покинуть это место, воспитанницы могли остаться в приюте до конца жизни, часть из них была вынуждена в связи с этим принять монашеский обет.

Историки считают, что только в одной Англии к 1800 году было открыто 300 приютов Магдалины. 

В начале 19 века, как и в случае с работными домами, благие намерения ушли в небытие, и приюты всё чаще начинали напоминать тюрьмы, а монахини – надзирательниц. 

Они без всяких угрызений совести применяли насилие к воспитанницам, чтобы отбить у них желание покинуть приют и взрастить у них постоянное желание покаяния. Воспитанницы должны были выполнять ряд принудительных работ, в частности, в прачечных, поскольку приюты существовали на основе самофинансирования. Хотя, через весьма продолжительное время, государство соизволило отрегулировать время работы – для девушек от 13 до 18 лет запрещалось работать более 12 часов в сутки (The Factory Act (1901)). 

Работа была адской. В помещениях отсутствовала вентиляция, из-за паров нечем было дышать, щёлок разъедал кожу на руках и лице. За два года работы в прачечной девушки обзаводились кашлем, ревматизмом и варикозом от многочасового стояния на ногах. Женщин могли заставлять стирать по 19 часов в день, когда поступал большой заказ, например, с корабля, когда в прачечную могли привезти до тысячи простыней, которые нужно было выстирать, высушить и прогладить до его отбытия. 

Естественно, стирка производилась вручную, как вручную женщины таскали и воду для неё. И даже, когда появилось оборудование, которое могло бы облегчить их труд, многие приюты отказывались от его установки. Мол, изнурительная работа пойдёт только на пользу – приучит женщин к послушанию и приведёт к покаянию. 

Прачечная Магдалины в Англии, начало 20 века

Однако тяжёлая работа была не самым ужасным, что ждало женщин в этих приютах. Тюремный режим – это вам не игрушки. Кормили их отвратительно, как, впрочем, и во всех подобных заведениях. По рекомендациям Христианской Пенитенциарной Ассоциации, в ведении которой находились англиканские приюты, мясо девушкам полагалось 5 раз в неделю, рыба один раз, по пятницам их следовало угощать хлебом и сыром, а по воскресеньям – пудингом с изюмом. Однако кто их соблюдал, эти рекомендации. 

Нередко воспитанницам приходилось рыться в помойных ямах и находить хоть что-то, например, картофельные очистки, чтобы заглушить голод. Да и режим раздачи пищи не всегда соблюдался. В некоторых заведениях девушек в первый раз за день кормили в 15:00, притом, что они приступали к работе с раннего утра.

Кроме того, над бесправными, по сути, человеческими существами, форменно издевались. Их сажали в карцер, лишали пищи, били, брили налысо (надо же было как-то лишить женщину греховной красоты). Кроме того, была ещё одна причина, по которой женщинам обривали волосы. «Теперь ты никуда не убежишь» – так сказала монахиня 15-летней Элизабет Корин (Elizabeth Coppin), дочь, рождённая матерью вне брака, разлучённая с ней и попавшая в приют Магдалины из приюта, чтобы заполнить освободившееся там место.

Особенно зверствовали католические монахини в ирландских приютах Магдалины. О садистских методах монахинь снят очень тяжёлый документальный фильм «Секс в холодном климате» («Sex in a Cold Climate»), где бывшие воспитанницы приютов Магдалины свидетельствуют о многократном сексуальном, психологическом и физическом насилии. Также был снят не менее тяжёлый художественный фильм «Сёстры Магдалины».

Последний приют Магдалины был закрыт в Ирландии в 1996 году.

                                                                     * * *

О причинах, по которым английская верхушка так небрежно относилась к преданному ей народу, я буду рассказывать в следующих частях моей статьи.

Елена Любимова, 2-09-2018

О том, что ещё происходило в подобных приютах, повествует сюжет Вестей

Видео BBC на английском языке о приютах Магдалины, 2014 год