трэбник

Супчик. От Цили.

-Циля, а научи меня готовить куриную лапшу, которую Анна Ароновна называла "чистый пенициллин", - ныла я, неся с Привоза домашнюю курочку.

-Тьфу на тебя! А чего две минут назад ты молчала так громко, шо я уже думала, что у тебя передний верхний зуб выпал? Твоя Анна Ароновна точно еврейкой была?

-Конечно! Стотыщпятьсотпроцентной. А что? Я, например, не еврейка, поэтому у меня такая лапша как у неё никогда не получается. Её суп, действительно, мёртвых поднимает.

-Ой, вэйзмир, мамочка моя! И от этими наивными глазами она собирается ата мунгэн саму Цилю.

-Что-что?

-За нос водить. За мой красивый греческий нос выдающейся конструкции. От ты мине скажи?! - Циля остановилась и, принюхалась, осматриваясь вокруг, - Ты, може, младенец? Или ты тут , може, видишь рядом кучу младенцев с перекупавшимся горлом и солнечным ударом? Зачем тебе пенициллин?

-А что?

-А то, что супчик этот называется трэбник, от слова трэба - нужно! Но не нужником же его называть, чтоб ты даже в Москве запомнила? Значить, не накручивай мне пейсы, иди домой уже со своей потной курой, а я вернусь за потрохами. И не зли меня по этой жаре!!!

Циля красиво вильнула пышными бёдрами в сиренево-лазурном крепдешине и поплыла в обратную сторону. А я с полными сумками поехала домой. Впрочем, курица моя Циле всё-таки пригодилась. Сообщив мне возмущённо, что эти с Привоза, что "с потрохами" совсем совесть потеряли и в потроха перестали класть лапы, типы, лытки и шейки почти совсем, тут же споро отрезала от моей птицы кончики крыльев, лапки, обрубив когти, отсекла ножиком нижнюю часть голени и отрезала шею. "Не, у неё самой такое тоже было, но с двойной нормой оно ж вкуснее!"

Все потрошки, включая "пупки", освобождённые от содержимого, но с белой плотной корочкой, сердечки, лёгкие и печенку, Циля вымыла и опустила в кипящую воду. Воды было немного, литра три! Пену снимать она запретила, и специально подчеркнула, что печенка должна развариться в махру, чтобы цвет у супа был "бархатный". Не дав мне насладиться уразумением "бархатного цвета", Циля сунула мне в руки "Бурда-моден", приказав "смотреть, чтоб не плевалось" и сильно не кипело, и умчалась по другим делам.

Через час ровно она появилась под виноградом, у керогаза, неся в небольшом тазике

1 большую морковь,

3 стебля черешкового сельдерея,

2 средних луковицы,

6 яиц,

примерно 5-7 ст. ложек топленого масла в пиалке,

примерно 2 ст. ложки сливочного масла на блюдце,

треть стакана муки,

соль,

черный перец.

Выловив споро шумовкой потроха и всё мясное, Циля разрезала морковку на 4 части, а сельдерей не мелкие шайбочки, положила всё в бульон, посолила суп, нарезала потрошки на кусочки, а с шей обобрала немного мяса. Лапы и крылья отложила в сторону - "то для мине гостинчик пососать, бо вы ж такое не едите", а на топленом масле обжарила мелко нашинкованный лук. Когда лук забронзовел, Циля обжарила с ним ложку муки, плеснула бульона и положила на сковородку всё мясо. Тушилось оно пять минут, пока в супе весело булькала одинокая морковь, малахитинки сельдерея и 5 из 6-ти яиц (естественно, вымытых со щеткой до скрипа). Циля всегда отваривала яйца в бульоне, ибо была уверена, что бульон проникает через скорлупу и делает яйца вкуснее. Я склонна согласиться. Потому что варёные яйца с аппетитом ела только у неё.

Выловив яйца и остудив их под холодной водой, Циля отправила в суп зажарку с мясом, а сами яйца почистила и разделила на желтки-белки. Белки снова отправила на своё блюдце "то для мине гостинчик пососать, бо вы ж такое не едите", а желтки размяла в крошку вилкой. Полюбовалась, присолила и взбила эту крошку с мягким сливочным маслом и одним сырым яйцом. Подсыпая муку, замесила мягонькое тесто и скатала из него шарики-клёцки. Точнее, шарики катала уже я, выкладывая их на доску, посыпанную мукой, а Циля унеслась на балкон за зеленью.

Клёцки, обваленные в муке отправились в суп и через пять минут я уже разливала ароматнейший и, действительно, бархатный трэбник по тарелкам сына и его приятеля. Зелени мы с ними так и не дождались, потому что Цилю отвлекли "на телефон".

Я, собственно, к чему это рассказала? Мне кажется, что Глеб Жеглов, мечтая о супчике горячем, "да с потрошками", хотел именно такого супа. Он просто не мог быть незнаком с тётей Цилей, и не мог не влюбиться в роскошную и смешливую одесситку.

Всем нам тоже приятного аппетита.