Конец ХIХ века. Крестьянин рассказывает о споре мужиков с помещиком Крошиным :
"Этот Крошин будет Матвей Филиппьевич, а отец его – Филипп Матвеевич, а дедушка – опять Матвей Филиппьевич. Так этот допрежний Матвей у нашего общества закосил луг. Тому прошло 60 лет невступно. Закосил и только. Ничего поделать не могли. Тогда, сам знаешь, суды были тихие. Теперь, как пошло в народе беспокойство, стали наши общественные барина скучить : “Отдай луг назад!” Приезжает к нам все начальство. “Есть ли у вас бумаги, документы например ?” – “Документов, говорят, нету, а есть свидетели-старички, которые помнят : Лазарь Косой, это я то есть, да Фифа Антипьев”. – Я-то еще не столько стар, мне семьдесят девять лет, а Фифе в позапрошлом году сто минуло. Когда волю давали, у него уж внуки были... А барин говорит : “Они слабоумные, чего их и слушать”. А я ему ответ дал : “Если я слабоумный, давай на пятьсот рублей об заклад биться. Вынимай деньги. Буде я не сосчитаю, – вся ваша правда. А буде я пересчитаю, да в карман положу, и ты тогда походи за мной”. – А наш-то воин, земский начальник, говорит : “На что самоуправничать, отчего вы не жаловались ?” – “Кому, говорят, жалиться. К тебе двери открыть – четвертной билет, закрыть – сотельная. У нас, мужиков, кишок не хватит”.
1905. 7 декабря 1905 года уездный исправник Голубов рапортовал губернатору о требованиях, предъявленных крестьянами с.Шахово, дд. Горки и Легоща помещику Торопову:
«Пристав 1-го стана Кромского у/езда/ донёс мне, что 28 минувшего ноября крестьяне с.Шахова, дер. Легощи, всего около ста человек, под предводительством запасного писаря из крестьян с.Шахова Ефима Иванова Буцина, направились толпой в экономию землевладельца Торопова, но местный урядник в воротах усадьбы задержал толпу и не допустил её во двор. Тогда Буцин, став на возвышении, прочитал крестьянам условия, которые они желали предъявить Торопову, а именно:
1) рассчитать всех экономических рабочих и двух приказчиков, заменив их крестьянами названных селений, с подённой платой: мужчине по 1 руб. и женщине по 40 коп.;
2) отдать обществу на сруб лес под названием «Горелый», который оно считает своим;
3) отдавать в аренду землю исключительно им, крестьянам, по 7 руб. за десятину и
4) отпустить им муку по 70 коп. за пуд.
Крестьяне с прочитанными условиями согласились. Когда урядник доложил Торопову о желании крестьян говорить с ним, Торопов согласился принять и заслушать их. Буцин с несколькими крестьянами подошёл к крыльцу дома и прочитал Торопову приговор трёх обществ. Торопов спросил: «Подписан приговор старостами?» На это Буцин ответил, что это его, Торопова, не касается, так как теперь начальства никакого нет. Торопов от предложенных ему условий отказался. Буцин, объявив об этом оставшимся за воротами крестьянам, снова возвратился к Торопову и дал ему трёхдневный срок на размышление, а стоявший с ним рядом крестьянин Василий Хохлов сказал, что если он, Торопов, через три дня не согласится на их требования, то имение его будет разграблено. Крестьяне Иван Помогаев и Иван Володин приходили к рабочим Торопова и говорили им, что если они не уйдут из экономии, то их силой выгонят. Фёдор Воронцов в присутствии урядника предлагал обществу разграбить амбар с рожью. Два новобранца – Стефан Пукаев и Василий Золотов, политический поднадзорный, – главные зачинщики, возбуждающие общество, и пособники Буцина. Пукаев бьёт девушек, которые ходят на подённую работу к Торопову, и, благодаря Пукаеву и Золотову, работы в экономии прекратились. Пристав ходатайствует о том, чтобы новобранцы Пукаев и Золотов были взяты воинским начальником из деревни, дабы прекратить брожение между крестьянами. Ходатайство пристава о высылке ему, ввиду отсутствия войск, восьми винтовок для стражников, помощником исправника удовлетворено — восемь винтовок с принадлежностями выданы ему. Негласно дознано, что волнениями руководит бывшая учительница д.Хомутово Орловского у. Вагнер, которая в настоящее время проживает в Хомутах при сельской школе и состоит кассиршей при ссудной кассе. К ней собирается народ, и она читает ему газеты и даёт наставления... Буцин, как главный агитатор и подстрекатель крестьян к беспорядкам, в ночь на 7 декабря мною арестован и на основании 29-й статьи Положения о государственной охране при копии постановления заключён в Кромскую тюрьму до распоряжения о нём со стороны помощника начальника Орловского губернского жандармского управления». (ГАОО, ф. 580, д. 4104, лл. 110-112.)
Источник: В.И.Агошков. Кромское Поочье (Орёл, 1997) ТРЕБОВАНИЯ КРЕСТЬЯН СЕЛА ШАХОВО, ДЕРЕВЕНЬ ГОРКИ И ЛЕГОЩА
Из воспоминаний А.В.Байкова, жителя деревни Конной Сычевского уезда Смоленской губернии, одного из тех крестьян, для которых Столыпинская аграрная реформа стала началом не просто новой, но настоящей жизни. Юрьевский пишет: "Байкову теперь 70 лет, но это бодрый человек, продолжающий трудиться на благо своего родного края. Байков уже давно нажил крупное земельное и денежное состояние, но продолжает жить попросту, по старинке…"
"Лучше ли стало жить на хуторах и отрубах? – говорит А.В. Байков. – Да, лучше и много лучше, но одна беда – это праздники и связанное с ним пьянство. Праздники календарные, церковные у нас сравнительно мало почитаются, а вся беда в так называемых "престольных", местных праздниках, число которых за последнее время не только не уменьшается, но все увеличивается. На моей памяти в окрестных селениях был установлен целый ряд таких праздников. Так, например: лет 25-30 тому назад в нашей местности была чума рогатого скота. В деревне Конопатине она окончилась к 20 июля, и вот деревней установлен был по сему случаю праздник; в деревне Ашиткове чума окончилась к 8 июля – установили 3-дневный праздник; в деревне Дюкове тоже лет 30 назад был 29 июля пожар – установили праздник; в деревне Гайдуках был такой случай: на Кирика и Улиту, 15 июля, поднялся ветер и разметал копны сена – установили праздник; в деревне Лычники на преподобного Сергия 5 июля был град – установили праздник. Праздники эти – не престольные, ничего общего с храмом не имеющие. Я указал только ближайшие деревни, жизнь которых я хорошо знаю. Но подобные праздники во всей нашей местности существуют, можно сказать, в каждой деревне, а в некоторых – даже не один такой праздник. При этом нередко празднуют "Девятой пятнице", "Десятой пятнице", "Ильинской пятнице" и разным "Симонам-Гулимонам", которых и в святцах не найдешь. Горе в том, что духовенство наше не только не борется с этим злом, а даже наоборот… В деревне Конопатине раньше праздновали "чуме" один день, причем все празднество выражалось в общественном молебствии среди деревни; но вот поступил в приход новый священник и говорит конопатинцам: "Если бы к вам приехал какой-либо важный барин, почетный гость, – неужели вы приняли бы его на улице, а не попросили бы каждый в дом свой"… И было решено: служить молебны в каждом дворе и праздник установить трехдневный. И это в самое страдное время, когда у нас поденная плата доходит до 1 р.-1 р. 40 коп. в день!
Во что обходятся эти праздники. В текущем году мне пришлось быть в этом самом Конопатине на пятый день праздника, и, заметив, что крестьяне еще не очухались от праздничного угара, я вздумал вместе с ними подсчитать, во что обошелся им праздник, и что же оказалось? На 36 дворов выпито водки и пива на 307 рублей, не считая чая и разных лакомства, да прогул четырех рабочих дней целой сотни рабочих с подростками при поденной цене 1-1.40 коп. должен быть определен сотнями рублей, и кроме того, в каждом дворе "гуляло" не менее 3-4 и до 10 "гостей" из других деревень. Так что один такой праздник обходится не менее 1000 рублей. Подсчет это применим и к прочим селениям Сычевского уезда, и можно смело сказать, что в среднем каждый праздник обходится одному двору не менее 25 рублей… А иностранцы еще говорят, что наш мужик беден! Да нехай любая наикультурнейшая страна в свете попробует при летнем периоде в 5-6 месяцев, а не в 9-10, как в Западной Европе, пускай, говорю, попробует отпраздновать 200 дней в году, да притом по преимуществу летом, – да у них и потрохов не останется…»
1917 г. "Г-н Ленин! Я крестьянин и верный сын России был и буду. Вместе с ней я переживаю её радости и горе. Я ненавидел старый строй и вообще ненавижу всякие насилия над личностью человека и его имуществом. Случайно я послушал, что Вы и Ваши товарищи говорят Русскому народу с балкона Кшесинской. Я и многие пришли в ужас от Вашей проповеди. Вы проповедуете насилие, произвол и полную анархию, приятную только врагам, хулиганам и любителям чужой собственности. Неужели Вам не стыдно?! Неужели Вы приехали в нашу родную Русь сеять смуты и волновать простой народ?! Вы кричите: долой войну! Да укажите Вы, ради Бога, как это сделать? Пусть Ваши друзья немцы протянут руку мира, и мы с радостью пожмём эту руку. Немцы разорили полмира, немцы избивали всех стариков, женщин и детей, немцы готовят нам удар, желая поработить нас, и Вы кричите: долой войну! долой власть и порядок! бейте друг друга! грабьте тех, у кого что есть! И это проповедуете Вы?! Да знаете ли, что роя эту яму распри, Вы сами первый упадёте в неё. За мной пойдут 10 000 крестьян в огонь и в воду, и насколько я знаю и слышу, вся наша святая Русь проклинает всех провокаторов как своих злейших врагов. Чего Вы добиваетесь? Власти! Этого - никогда не будет! Вас уже ненавидят все умные люди и презирают как провокатора и мятежника. С Вами небольшая кучка злых людей, и они первые убегут от Вас при первой вспышке возмущённого народа. Вы враг России! Вы враг русского свободного народа! Вы друг немцу и раб Вильгельма. Скоро, очень скоро за все Ваши речи с балетного балкона Вас проклянет и возненавидит всякий любящий свою родину. Да будет проклят всякий сеющий крамолы и несогласия в народ, да погибнет он первый во имя дел своих. Скажите своим друзьям немцам: пусть не мучают наших пленных, пусть не разоряют и не убивают мирных жителей. Пусть протянут руку разорённым ими народам и прогонят кровожадного Вильгельма. И тогда мы готовы слушать Вас. А пока Вы сеете смуты и крамолы во вред русскому народу и его свободе.
Крестьянин - гражданин земли Русской"
РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1499. Л. 13-14 об. Подлинник. Рукописный текст.
В декабре 1917 крестьяне прислали в декабре 1917 года за множеством подписей челобитную в оргкомитет Учредительного собрания, которое так и не собралось:
«При Батюшке-Царе ничего не было, а теперь каждый день убийства, грабеж и жаловаться некуда. Зато теперь — свобода, подохнуть бы вам всем, кто это выдумал. Прошу передайте Батюшке Николаю привет. Мы за Него молимся, чтобы Он встал на Престол... Я и другие, много нас, хотим голосовать за Батюшку — Царя Николая, при Котором нас, бедняков, никто не трогал и всё было доступно и дешево, а хлеба было много; а теперь при новом вашем правительстве одни грабежи и насилия, и жаловаться некуда... Неужели Батюшка-Царь не вернется к нам? Господи, вразуми народ и верни нам Защитника-Царя!» (Подлинник: ГАРФ, ф. 1781).
Из письма крестьянина Гомельской области о ситуации в деревне незадолго до начала раскулачивания и коллективизации из сборника "Крестьянские истории. Российская деревня 20-х гг. в письмах и документах"
Источник: http://docs.historyrussia.org/...
Из воспоминаний о раскулачивании: «Страшнее и больнее всего мне вспоминать о Полине. Ее вместе с мужем и тремя детьми (3-х, 5 и 7 лет) выслали в Нарым. Сумела она как-то передать две весточки. Писала в первом, как в страшную метель, ледяной холод шел обоз по заснеженной тайге. В санях ехали сопровождающие милиционеры и дети с 3-х до 7 лет. Младших несли родители на руках, следуя пешком за обозом. Коченели, немели озябшие руки, и не было сил удержать дитя. Если ребенок выпадал, матери не давали его поднять – оставался холмиком заснеженным на дороге. А на безумные крики матери был ответ конвоиров: «Не ори, все равно сдохнет». Если кто-то совсем обессиливал – пристреливали. Потому и шли за обозом волки, ожидая очередную жертву и напоминая воем о себе измученным, едва живым людям. Вокруг не было никакого жилья, отдыхали прямо на снегу. Детям давали по кусочку хлеба, взрослым – жмыха. Половина взрослых умерла по пути, а дети – почти все погибли. Остались и Маша и Гаврик лежать на дороге, даже земле не придала, бедных. Верочку довезла до места. Поселились в шалашах, палатках: холодно, голодно. Дождались лета – оно темное здесь, сырое, месяцами солнце не видели. Комары, мошки высасывали всю кровушку. Оставшиеся дети летом умерли один за другим, ушла и старшенькая, Верочка. Умирала – просила молочка, но был только хлеб – кусочек, в нем опилок больше, чем муки, не угрызть ослабшему ребенку. Писала сестра о работе: раскорчевывала пни, лопатами копали вязкую болотистую землю, строили дорогу. Не прожила сестричка и года, осталась навечно в ледяной северной земле вместе с детками».
Спецпереселенки (раскулаченные) на раскорчевке леса
1932. Ново-Оскольский р., ЦЧО, дер. Лобовки Николаевского сельсовета, Литвинов Иван: «По всему нашему району каждый день целыми обозами ездят украинские голодающие крестьяне, колхозники и единоличники, за какой-нибудь кусок хлеба они отдают все свое барахло, как то: обувь, одежду и все, что есть. Когда их спрашиваешь, почему вы голодаете, они отвечают: “Урожай у нас был хороший, но советская власть до тех пор “заготовляла” наш хлеб, до тех пор доводила свои планы и задания до нас, пока не остались без фунта хлеба”. Когда их спрашиваешь, а кто этим виноват, они отвечают: “Советская власть, которая у нас забрала хлеб до зерна, обрекая на голод и нищету — хуже, чем при крепостном праве”. Я сам рабочий, комсомолец с 1928 г. и удивляюсь, может ли это быть, чтобы Украина голодала при хорошем урожае? У нас тоже есть колхозы, а хлеба хватает, почему же именно в ЦЧО такое положение? Я обращаю внимание “Известий” на такое явление, потому что “голодные обозы” всюду, куда приедут, наводят панику и распространяют враждебные речи против советской власти».
1937. "Тыловайский район. В колхозе «Путь Ленина» покончил жизнь самоубийством 15-летний мальчик из-за того, что его бригадир заставлял работать на непосильных тяжелых работах днем и ночью и, несмотря на сильное переутомление, мальчик продолжал работать, так как бригадир угрожал исключением из колхоза его и семью, а его мать не могла работать ввиду тяжелой болезни, которую неправильно критиковали в стенгазете, как лодыря.
Селтинский район. Возбуждено уголовное дело против председателя колхоза «Красный Ключ» Полькина за систематическое избиение колхозников. Так, например, он избил старика Архипа Свешникова 60 лет, Василия Сусуева 50 лет, Марфу Михайлову, Федору Самоткину и др. Пьяный разъезжал бесцельно на колхозных лошадях, а жеребых назначал под груз, вследствие этого допустил 6 выкидышей, корм сгноил, солому распределял колхозникам не по трудодням, а по кулацкой уравниловке, поровну и лодырю, и стахановцу." (Из доклада Прокуратуры Удмуртской АССР в Прокуратуру СССР «О нарушениях революционной законности». 11 марта 1937 г.)
Ходоки...
1952. Жиделева О.П., колхозница колхоза им. Хрущева деревни Труженик Любимовского сельсовета Уксянского района Курганской области 3 ноября 1952 г.
"Председателю Совета Министров СССР товарищу Сталину И.В.
Товарищ Сталин, я обращаюсь к Вам потому, что вынуждена... Я колхозница Любимовского сельсовета Уксянского района Курганской области. Работаю я на скотном дворе в колхозе. Работаю круглый год и притом без выходных дней. Дочь тоже прошлый год работала, а заработать на пропитанье не можем. Двое у меня еще детей школьников. Как их учить? И чем кормить? Не знаю. Нечем. За год я заработала около 500 трудодней, а получила на них 140 кг потому, что 200 кг вычли за какой-то прошлый долг. Дочь окончила 3 класса учебы, и из-за недостатка питания я вынуждена отдать ее в город в няньки, одевать тоже нечем. На трудодни денег не дают. От продажи молока деньги идут на налоги и покупаем муку, чтобы пропитаться. Остальные двое детей, одному 9 лет, второму - 14, вынуждены бросить школу (один ходит в 3 класс, второй - в 5-й), потому что нет питания, нет одежды и обуви. Очень плохи у нас дела в колхозе. Прошлый год в нашем колхозе погибло скота более тысячи голов.В день погибало по 13 голов. Травы прошлый год осталось тьма, а скот подох. Нынче опять скот гибнет. Пять голов телят уже погибло. Непонятно, что это за порядок. К ответственности никого прошлый год не привлекли, так же и нынче. Председатель колхоза Василков получает 1200 рублей и только пьянствует. Прошлый год, когда скот начал мереть, он приехал в нашу деревню и приказал выгнать скот (зимой) на неубранный в поле овес. Скот выгнали, а на другой день почти весь табун погиб. Чтобы скрыть свое преступление, часть оставшихся в живых коров и доколотых отвезли в г. Свердловск и продали мясом, а на эти деньги председатель велел столько же голов купить каких угодно, лишь бы голова была. Это было сделано. Скот был куплен худой и тоже начал весь гибнуть. Вместе со скотом, увезенным в Свердловск, председатель Василков отправил свою худую корову, а себе взял хорошую телку. Как же быть, товарищ Сталин? Круглый год работать и не заработать хлеба! Я на днях вышла из терпения и пошла купить хлеба печеного в магазине, но никак продавец мне не продает, говорит, что только учителям. И вот берет меня горе: вырабатываем хлеб и сидим без хлеба. Для детей хлеба нет. Питаемся картошкой. О мясе и разговора нет. Мы его никогда не видим. Не сможете ли, товарищ Сталин, послать верного человека проверить эти факты и наказать виновников...
Я неграмотная и может где неправильно спрашиваю. Муж у меня погиб на фронте в 1941 году и погиб сын.
К сему Жиделева Ольга Павловна.
Деревня Труженик Любимовского сельсовета Уксянского района Курганской области, колхоз им. Хрущева"
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 901. Л. 52-53. Копия. Машинописный текст.
1957. Воспоминания Владимира Купцова.
"Я родился в 53-м году, д. Белоглазово, Омской области. В 60-м пошел в первый класс. Электричества в деревне не было, жили при керосинках, а если зимой керосин закончился, - лучина. В 62-м переехали на центральную усадьбу совхоза, с. Старосолдатское. Так было электричество: дизель стоял и свет давали на пару часов утром и вечером. Учительница наша, Женихова Антонина Степановна, светлая ей память, из каких-то обоев тетрадки нам сшивала, сама их разлиновывала и нам выдавала, это 63 - 64-й годы. На уроках труда учила носки штопать. Бабушка моя рассказывала мне про колхозы, как оно было и что из этого вышло. Сдала она в колхоз, когда муж умер в 31-м году, восемь дойных коров и четыре рабочих лошади. А когда колхозы ликвидировали, переделывали их в совхозы, делили паи колхозников, привел ей председатель на веревке паршивую овечку: "На, Авдотья! Вот твой пай!". Это был 57-год. Т. е., за 26 лет беспросветной работы восемь дойных коров и четыре рабочих лошади, не считая молодняка, превратились в паршивую овцу. Вот это прибыль! Вот это проценты!.."
Источник: Коллективизация в воспоминаниях. Архивные документы.
Оценили 20 человек
33 кармы