Основа веры

"Ошибка никогда не предстает в обнаженном виде, дабы не быть раскрытой. Наоборот, она облачается в элегантные одежды, чтобы опрометчивый человек верил, что она заслуживает большего доверия, чем сама истина". Ириней Лионский

Обращенные приходили в раннюю церковь из самых разных слоев общества. Такое социальное разнообразие обогащало церковь и свидетельствовало о всеобъемлющем характере ее послания. Но в результате члены церкви неодинаково понимали послание, а иногда истолковывали его так, что это угрожало единству церкви. 

Еще больше усиливал обозначенную опасность тогдашний синкретизм мышления, согласно которому истину надо искать не в какой-то одной системе верований, а в соединении или синтезе частей и элементов различных религий. 

В итоге, хотя многие заявляли о верности имени Христа, это имя нередко истолковывалось так, что суть послания казалась неясной или даже ускользала.

Гностицизм

Ни одно из этих разнообразных истолкований христианства не было столь опасным и столь близким к успеху, как гностицизм. Он являл собой не четко организованное движение, противостоящее церкви, а скорее обширное аморфное течение, имевшее приверженцев как внутри церкви, так и за ее пределами. Имя Христа и остальные понятия иудейско-христианского предания гностиками истолковывались таким образом, что иудеями и христианами это воспринималось как отрицание основополагающих принципов их веры.

Название "гностицизм" происходит от греческого слова gnosis, означающее "знание". Гностики полагали, что они обладают особым мистическим знанием, которое дается только посвященным. Именно это знание представляет собой тайный ключ к спасению.

Основным объектом внимания гностиков был вопрос о спасении. Сведения, почерпнутые из разных источников, привели их к выводу, что материя есть зло или, в лучшем случае, лишена реальности. Человеческое существо, по сути, представляет собой вечный дух (или часть вечного духа), заключенный в тело. Коль скоро тело есть место заключения духа и коль скоро оно уводит нас от нашей подлинной природы, оно порочно. Поэтому конечную цель гностики видели в освобождении от тела и от материального мира, в плену которого мы находимся. Понятие плена играет в гностицизме важнейшую роль. Существующий мир - не подлинный наш дом, он, по сути, препятствует спасению духа.

Как же объясняется происхождение мира и тела? Гностики утверждали, что изначально вся реальность была духовной. Высшее существо намеревалось создать только духовный мир, но не материальный. Для этого были сотворены духовные существа. У гностиков не было согласия относительно их точного числа, по мнению некоторых из них, появилось 365 таких духовных существ, или "эонов". Как бы там ни было, один из этих эонов, отдалившийся от высшего существа, совершил прегрешение и сотворил материальный Мир. Согласно одной из гностических систем, зон по имени Мудрость пожелал создать что-нибудь собственное, и в результате появился уродец под названием мир. Таким образом, мир для гностиков - уродливая эманация духа, а не божественное творение.

Но коль скоро мир создан духовным существом, в нем сохраняются "проблески" или "частицы" духа. Они заточены в человеческих телах и нуждаются в освобождении через gnosis.

Для их освобождения и для пробуждения нас от "сна" в мир должен прийти духовный посланец. Дух "дремлет" в наших телах, будучи подчиненным порывам и страстям тела, и должен прийти кто-то из потустороннего мира, чтобы напомнить нам, кто мы есть на самом деле, и призвать нас к борьбе за выход из заточения. Этот посланец несет gnosis, тайное знание и вдохновение, необходимые для спасения. Над нами располагаются небесные сферы, управляемые злыми силами, стремящимися воспрепятствовать нашему развитию в духовной области. Для достижения духовной "полноты" нам надо прорваться через все эти сферы. Добиться этого можно только благодаря тайному знанию, открывающему путь подобно духовному пропуску. Небесный посланец несет именно это знание, без которого спасение невозможно.

В христианском гностицизме - не следует забывать, что был еще нехристианский гностицизм, - роль этого посланника выполняет Христос. Христос пришел на землю, чтобы напомнить нам о нашем небесном происхождении и дать нам тайное знание, без которого мы не можем вернуться в небесную обитель.

Поскольку Христос - небесный посланник и поскольку тело и материя - зло, большинство христианских гностиков отрицало, что у Христа было тело, подобное нашему. Некоторые из них утверждали, что Его тело было лишь видимостью, как бы тенью, чудесным образом казавшейся реальным телом. Многие проводили различие между небесным Христом и земным Иисусом. Иногда высказывалась мысль, что у Иисуса все-таки было тело, но состоявшее из "духовной материи", отличной от нашей. Многие отрицали факт рождения Иисуса, поскольку это поставило бы Его под власть материального мира. Все эти теории представляли собой различные проявления того, что церковь называла "докетизмом" (от греческого слова, означающего "казаться"), ибо во всех них так или иначе подразумевалось, что тело Иисуса казалось вполне человеческим, но на самом деле таковым не было.

Некоторые гностики учили, что не все человеческие существа обладают духом. Есть чисто плотские создания, неизбежно обреченные на погибель, когда физический мир прекратит существование. С другой стороны, частицы духа, заключенные в тех, кого гностики называли "верующими", будут обязательно спасены и вернутся в духовное царство.

Но как же надо жить в этой жизни?На этот вопрос гностики давали два разных ответа. Большинство считало, что коль скоро тело представляет собой место заточения духа, необходимо управлять телом и его страстями, ослабляя тем самым его власть над духом. Но были и такие, кто утверждал, что коль скоро дух по своей природе благ и не может погибнуть, нам надо предоставить тело себе самому и следовать водительству его страстей. Таким образом, одни гностики были крайними аскетами, а другие вели распутный образ жизни.

Гностицизм был серьезной угрозой для христианства в течение всего II века. Ведущие деятели церкви твердо противостояли ему, ибо видели, что он несет в себе отрицание таких ключевых христианских учений, как творение, воплощение и воскресение. 

Поэтому церковь разрабатывала методы борьбы с ним. Но прежде чем заняться рассмотрением этих методов, нам надо сделать паузу и обратиться к взглядам другого учителя, чьи теории, сходные с гностическими, но в то же время отличавшиеся от них, считались особенно опасными.

Маркион

Маркион, сын епископа Синопского в Понте, был знаком с христианством с раннего возраста. Но он очень не любил иудаизм и материальный мир. Поэтому его понимание христианства было одновременно антииудаистским и антиматериальным. Примерно в 144 году по Р.Х. он пришел в Рим, где приобрел последователей. Но в конце концов церковь в целом пришла к выводу, что его теории противоречат нескольким основополагающим пунктам христианского учения. Тогда он основал собственную церковь, на протяжении ряда веков соперничавшую с ортодоксальной церковью.

Будучи убежденным в порочности мира, Маркион пришел к заключению, что его творец должен быть либо злым, либо невежественным. Но вместо того чтобы выстраивать целый ряд духовных существ, как это делали гностики, Маркион предложил гораздо более простое решение. По его теории, Бог и Отец Иисуса - не Иегова, то есть не Бог Ветхого Завета. Этот мир создал Иегова. Целью же Отца был только духовный мир. Но Иегова, то ли по невежеству, то ли из злых помыслов, создал этот мир и поместил в него человечество - такую мысль можно увидеть и в сочинениях многих гностиков.

Это означает, что иудейское Писание действительно вдохновлено богом, но Иеговой, а не Всевышним Отцом. Иегова - капризный бог, избравший один народ среди всех остальных. Он также отличается мстительностью, постоянно следит за теми, кто проявляет неповиновение, и наказывает их. Короче говоря, Иегова - это бог-судья, причем пристрастный судья.

Кроме Иеговы и намного выше его есть еще Отец христиан. Это не мстительный, а любящий Бог. Этот Бог ничего не требует от нас, более того, Он все дает даром, в том числе и спасение. Этот Бог хочет не повиновения, а любви. Из сострадания к нам, творениям Иеговы, Всевышний Бог послал Своего Сына ради нашего спасения. Но Иисус не был рожден Марией, ибо в таком случае Он стал бы подвластным Иегове. Он просто появился уже взрослым человеком во время правления Тиберия. В конце, естественно, не будет никакого суда, поскольку Всевышний Бог есть Бог абсолютной любви и просто простит нас.

Все это побудило Маркиона отвергнуть иудейское Писание. Ветхий Завет - слово низшего бога, поэтому его не следует читать в церквах или использовать в ходе христианского обучения. Для заполнения этого пробела Маркион составил список книг, которые он считал подлинным христианским Писанием. В него вошли послания Павла, который, по мнению Маркиона, был одним из немногих, кто действительно понял послание Иисуса и Евангелие от Луки. Все остальные древние христианские книги засорены иудейскими взглядами. Что касается многочисленных цитат из Ветхого Завета в книгах Луки и Павла, Маркион объяснял их интерполяциями - делом рук иудействующих, стремившихся исказить послание оригинала.

Маркион представлял собой еще большую угрозу для церкви, чем даже гностики. Как и они, он отвергал или коренным образом пересматривал учения о творении, воплощении и воскресении. Но он пошел дальше, создав церковь со своими епископами и собственным писанием. На какое-то время эта конкурирующая церковь добилась определенных успехов и даже после явного поражения продолжала существовать в течение нескольких веков.

Ответ: канон, символ веры и апостольская преемственность

Список Маркиона стал первой попыткой составить "Новый Завет". Говоря о "Писании", ранние христиане имели в виду иудейское Писание, обычно в переводе на греческий язык и известное под названием Септуагинта. В церкви часто читались также отрывки из одного или нескольких евангелий и из посланий, в частности Павла. Установленного списка не было, поэтому в разных церквах читали разные евангелия. То же самое относилось и к другим книгам. Но брошенный Маркионом вызов требовал ответа, и церковь начала составлять список священных христианских писаний. Это было сделано не на какой-то официальной встрече или специально созванном соборе: к согласию подходили постепенно. К единому мнению относительно основных книг канона Нового Завета пришли очень быстро, но для достижения абсолютного согласия по мелким деталям потребовалось много времени.

Если не считать гностиков и сторонников Маркиона, сомнений о включении иудейского Писания в христианский канон не возникало ни у кого. Оно имело важное значение как доказательство, что Бог готовил путь для наступления христианства, и как способ донесения знания о природе Бога, раскрывшегося в Иисусе Христе. Христианская вера не внезапно снизошла с неба, а стала исполнением надежды Израиля.

В том, что сейчас называют Новым Заветом, общее признание первыми получили евангелия. Важно отметить, что в свой канон ранние христиане решили включить несколько евангелий. Позднее многие начали указывать на расхождения в деталях между четырьмя евангелиями. Ранним христианам эти различия были хорошо известны, и именно поэтому они пользовались не какой-то одной книгой. Они делали это в ответ на вызов Маркиона и гностиков. 

Многие гностики учили, что небесный посланник доверил тайное знание только одному ученику, и он - единственный, кто может правильно истолковать послание. Поэтому у разных групп гностиков была своя книга, в которой, как утверждалось, излагается истинное учение Иисуса, например, Евангелие святого Фомы. Маркион пользовался Евангелием от Луки, из которого он удалил все ссылки на иудаизм и на иудейское Писание. 

В ответ на это церковь стремилась показать, что ее учения основываются не на свидетельстве какого-то одного апостола или Евангелия, а на апостольском предании в целом. И то, что евангелия расходятся в деталях, но едины в основных принципиальных вопросах, делает эту согласованность еще более убедительным аргументом. 

В противовес усеченному Маркионом варианту Евангелия от Луки церковь продемонстрировала согласие в выборе нескольких евангелий - трех, а затем и четырех, поскольку четвертое евангелие получило всеобщее признание позднее других. В противовес тайным преданиям и личностным истолкованиям гностиков церковь пользовалась открытым преданием, известным всем, в том числе - многочисленным свидетелям о Христе.

Вслед за евангелиями признание получили Деяния и послания Павла. Таким образом, к концу II века образовалась основная часть канона: четыре евангелия, Деяния и послания Павла. Что касается более коротких книг, которые в западной традиции помещены ближе к концу Нового Завета, согласие на их счет было достигнуто гораздо позднее, хотя особых споров они не вызывали. Книга Откровение, пользовавшаяся широким признанием уже к III веку, была поставлена под сомнение после обращения Константина - ее выпады в адрес господствующей культуры и империи начали казаться слишком резкими. Только во второй половине IV века было достигнуто полное согласие о том, какие книги следует включить в Новый Завет, а какие - нет.

Другим ответом церкви на ереси стало то, что мы сейчас называем "Апостольским символом веры". Легенда, что апостолы перед началом своей миссии собрались вместе и составили этот символ веры, в который каждый из них внес свой пункт, представляет собой чистой воды выдумку. Истина заключается в том, что изначальный его текст был составлен в Риме примерно в 150 году. Его назвали "символом веры". 

Слово "символ" в данном контексте не имело того смысла, в каком мы понимаем его сейчас; оно означало скорее отличительный знак, подобный тому, которым командующий снабжает посыльного, чтобы его приняли как подлинного посыльного. 

Точно так же "символ", составленный в Риме, служил знаком, по которому христиане могли отличать истинных верующих от тех, кто следовал распространенным в то время ересям, в частности гностицизму и маркионизму. Если человек подтверждал свое принятие этого символа, он не был ни гностиком, ни маркионистом.

Этот "символ" использовался при крещении в форме трех вопросов, которые задавали кандидату:

Веришь ли ты в Бога, Всемогущего Отца?

Веришь ли ты во Христа Иисуса, Сына Божьего, Который родился от Святого Духа и Девы Марии, Который был распят при Понтии Пилате, умер и восстал из мертвых на третий день, вознесся на небо, сидит одесную Отца и придет судить живых и мертвых?

Веришь ли ты в Святого Духа, в святую церковь и в воскресение плоти?

Из этих вопросов явствуют две вещи. 

Во-первых, мы видим в них основу того, что впоследствии будет названо Апостольским символом веры. 

Во-вторых, этот символ выстраивался вокруг формулы триединства, использовавшейся при крещении. Крещение "во имя Отца, Сына и Святого Духа" было проверкой подлинной веры в Отца, Сына и Святого Духа.

При ближайшем рассмотрении раннего символа веры становится ясно, что он был направлен против Маркиона и гностиков. Прежде всего, в тексте этого "символа веры", греческое слово pantokrator, обычно переводимое как "всемогущий", буквально означает "вседержитель". 

Здесь имеется в виду, что Божьему правлению подчиняется все, и уж во всяком случае - материальный мир. Различие между духовной реальностью, которая служит Богу, и материальной реальностью, которая Ему не служит, отвергается. Бог владычествует над "всем", в том числе над этим миром, его материей и живущими в нем материальными телами.

Самый большой раздел символа веры посвящен Сыну. Это объясняется тем, что именно в христологическом вопросе Маркион и гностики больше всего расходились с церковью. Иисус Христос назван в нем "Сыном Божьим". В других ранних вариантах о Нем говорится как о "Сыне Того же" или "Его Сыне", как в современном символе веры. 

Важное значение имеет здесь утверждение, что Иисус есть Сын Божий, Который управляет этим миром и всей реальностью. Упоминание о рождении "Девой Марией" подчеркивает факт не столько непорочного зачатия, хотя это со всей очевидностью подразумевается, сколько самого рождения Иисуса, а не просто Его появления на земле, как утверждали Маркион и другие. 

Ссылка на Понтия Пилата сделана не для осуждения римского прокуратора, а для датировки события, произошедшего в конкретный исторический период. Докетизм отвергается и заявлением, что Иисус "был распят... умер и восстал из мертвых". Наконец, утверждается, что Иисус вернется, чтобы "судить", то есть высказывается тезис, который Маркион ни в коем случае не мог принять.

Третья часть символа веры, хотя и не столь определенная, как другие, ввиду того что условия того времени не требовали в этом вопросе особой конкретности, преследует ту же цель. Словами "святая церковь" христиане утверждали авторитет церкви в противовес многочисленным школам гностиков и собственной церкви Маркиона. А заявление о "воскресении плоти" означает отвержение любых представлений о том, что плоть есть зло или что она не имеет никакого значения.

Канон Нового Завета и первый символ веры стали действенными орудиями борьбы против ереси, но в конечном счете вопрос сводился к установлению авторитета церкви. Это было крайне важным не только в силу необходимости для людей делать выбор, кто прав, а кто нет, но и учитывая саму природу поставленных вопросов. Все признавали, что истинное послание исходит от Иисуса. Гностики утверждали, что у них есть тайное знание изначального послания, передававшееся их тайными учителями. Маркион утверждал, что получил доступ к этому знанию через книги Павла и Луки, которые он, правда, очистил от всего, что не согласуется с его взглядами на Ветхий Завет. Отвечая на эти притязания Маркиона и гностиков, церковь заявляла, что именно она является носителем истинного знания о Благой Вести и учения Иисуса. То есть суть спора в определенной мере сводилась к вопросу об авторитете церкви перед лицом домогательств еретиков.

В этом плане чрезвычайно важное значение приобрел вопрос об апостольской преемственности. Суть его просто-напросто заключалась в том, что если бы Иисус обладал каким-то тайным знанием, переданным ученикам, - чего фактически не было, - Он должен был возложить задачу распространения учения на тех же апостолов, которым Он доверил церковь. Если апостолы приняли это учение, они, в свою очередь, должны были передавать его тем, кто сменит их в руководстве церковью. 

Следовательно, если такое тайное знание существует, им обладают те, кто учился непосредственно у апостолов, затем - преемники этих учеников, то есть епископы. Но истина заключается в том, что сейчас - то есть во II веке - те, кто могут претендовать на прямую апостольскую преемственность, единодушно отрицают существование какого-то тайного учения. Из этого следует вывод, что утверждения гностиков о доверенном им тайном предании абсолютно безосновательны.

Чтобы этот аргумент выглядел весомее, следовало доказать, что епископы того времени действительно были преемниками апостолов. Это не представляло особого труда, поскольку в наиболее древних церквах были списки, свидетельствовавшие об апостольской преемственности их епископов. Такие списки имелись в Риме, Антиохии, Ефесе и в других городах. 

Современные историки не считают эти списки абсолютно достоверными, поскольку, согласно имеющимся сведениям, некоторые церкви, в том числе и римская, на начальном этапе возглавлялись не "епископами" в смысле единоличных лидеров местной церкви, а коллегиальными группами служителей, которых называли "епископами" или "пресвитерами". Но будь то благодаря епископам или другим иерархам, факт остается фактом: ортодоксальная церковь II века, в отличие от Маркиона и гностиков, могла засвидетельствовать свою связь с апостолами.

Значит ли это, что истинно апостольскими были только те церкви, которые могли засвидетельствовать свою связь с апостолами? 

Разумеется, нет, поскольку речь шла не столько о доказательстве апостольского происхождения отдельных церквей, сколько об их единстве в одной вере и о том, чтобы совместными усилиями доказать, что эта вера была действительно апостольской. 

Позднее вопрос об апостольской преемственности приобрел большую значимость, и рукоположение стало считаться имеющим силу только в том случае, если оно произведено епископом, заявляющим о прямой апостольской преемственности. 

Но на начальном этапе, в конце II века, принцип апостольской преемственности играл объединяющую, а не разъединяющую роль: в противовес закрытому и тайному преданию учителей-гностиков он предлагал открытое и общее предание, основывающееся не на наследии какого-то одного избранного ученика Иисуса, а на свидетельстве всех апостолов.

Раннекафолическая церковь

Слово "кафолический" означает "всеобщий", а также "основывающийся на целом". Дабы отмежеваться от разного рода еретических групп и сект, ранняя церковь начала называть себя "кафолической", подчеркивая тем самым одновременно всеобщность и полноту принятого ею свидетельства. Это церковь, "основывающаяся на целом", то есть на свидетельстве всех апостолов во всей его полноте. Различные гностические группы не могли называться "кафолическими", поскольку у них не было такого широкого основания. Свое апостольское происхождение они выводили из гипотетического тайного предания, якобы переданного одним из апостолов. Но заявлять о правах на все апостольское наследие может только "кафолическая церковь", церковь, "основывающаяся на целом". По иронии судьбы, в результате продолжавшейся веками полемики относительно истинного значения слова "кафолический" в центре внимания оказались личность и авторитет всего одного апостола - Петра.