В зоне особого влияния

Роль России на Ближнем Востоке куда заметнее, чем можно было предположить.

Август 14-го – период тревожный. Ровно сто лет назад началась Первая мировая война, по результатам которой ни одно из государств, ее инициировавших, не осталось на карте, и пяти лет не прошло. Для России – тревожный вдвойне.

К западу от государственной границы полным ходом идет распад Украины, сопровождающийся гражданской войной. Сотрудничество с Западом обернулось санкциями, и эта новая холодная война надолго. Террористическая угроза на Северном Кавказе, в Поволжье и обеих столицах продолжает оставаться реальностью. Опасность обрушения постсоветских республик Центральной Азии после вывода армии США из Афганистана на повестке дня. Достаточно поводов для того, чтобы «сосредоточиться». Известное высказывание канцлера Горчакова применимо к современным условиям на все сто процентов.

Между тем на Ближнем и Среднем Востоке продолжается «Большая игра», в которой у России куда более заметная роль, чем можно было предположить совсем недавно. И раз противостояние с Соединенными Штатами и их европейскими союзниками, развернутое по инициативе Вашингтона, – реальность не только текущего момента, но и, судя по всему, отдаленного будущего, имеет смысл проанализировать, что происходит в регионе. Кто с кем вступает в альянсы и почему. Кто против кого. Кто может угрожать России в будущем. Кто угрожает ей и какой ответ может быть дан Москвой – тема отдельной статьи. Без мелких деталей, крупными мазками. Что называется, «картина маслом» в соответствии с выражением героя фильма «Ликвидация».

Турецкий пасьянс

На президентских выборах в Турции победил действующий премьер-министр страны Реджеп Тайип Эрдоган. Это означает для него еще десять лет на вершине власти, хотя парламентская республика должна быть им преобразована в президентскую. Позволим предположить, что с этой задачей он справится так же, как нейтрализовал генералитет, лишив его возможности совершить переворот, светскую оппозицию, бунтовавшую в 2013 году по всей стране, и минимизировал последствия своего разрыва с лидером исламистов Фетхуллахом Гюленом, сторонники которого оказались «пятой колонной» в силовых ведомствах, правительстве и партийном аппарате.

Эрдоган – лидер амбициозный, его внешнеполитические планы простираются далеко за границы страны в рамках концепции строительства новой Османской империи, в том числе в Африке и на БСВ. Турция остается членом НАТО, но отношения с президентом Путиным у Эрдогана, несмотря на разногласия по Сирии, хорошие, а с президентом Обамой плохие. В ходе избирательной кампании турецкий лидер подчеркнул, что последний раз разговаривал с главой Белого дома 20 февраля. Это означает нейтралитет Анкары по Крыму с возможным инвестированием в экономику полуострова, сохранение статус-кво в зоне проливов, через которые в Черное море не пройдут авианосцы США, а также развитие сотрудничества с Россией по всем направлениям.

В то же время Анкара заинтересована в том, чтобы через ее территорию шли в Европу углеводороды, которыми ЕС пытается заместить российские поставки, и в этом вопросе не учитывает и не будет учитывать интересы Москвы. Это касается и продвижения политического ислама: Турция при поддержке США вступила в альянс с Катаром, спонсируя в регионе и мире в целом «Братьев-мусульман» любого типа, включая ХАМАС. Что означает соперничество с саудовско-египетским альянсом и холодную войну с Израилем. С другой стороны, Турция озабочена ситуацией на своих южных границах, где боевики Исламского государства, ядро которого – исламистов ИГИЛ патронирует Доха, создают в захваченных ими провинциях Сирии и Ирака систему, напоминающую Афганистан времен талибов. Альянс Турции с Катаром это направление его активности осложняет, хотя против Сирии, Израиля, Египта и Саудовской Аравии они координируют усилия.

Побочным следствием распада Ирака является легитимация независимости Курдистана со столицей в Эрбиле, в поддержку которой высказался Израиль. США негативно оценили эту возможность, хотя геноцид курдов-йезидов и христиан, осуществляемый исламистами ИГ, заставил вмешаться и поддержать курдских пешмерга своими ВВС. В то же время Анкара признает независимость курдов после распада Ирака при условии, что нефть и газ Курдистана будут идти на экспорт в ЕС через ее территорию, которая в сложившейся ситуации является единственно возможным маршрутом. После нормализации отношений ЕС и США с ИРИ турецкий энергетический транзит может быть использован и на иранском направлении в случае реанимации проекта «Набукко».

Иранский интерес

Иран противостоит Израилю, поддерживая ХАМАС, и Саудовской Аравии, угрожая ей в акватории Персидского залива и блокируя интересы КСА в Сирии, Ливане и Йемене. В то же время с Оманом, Катаром и Кувейтом отношения ИРИ ровные в отличие от АРЕ, с которой они более чем прохладные. Главное направление военной активности Ирана на текущий момент – ситуация в Ираке, а также Сирии и Ливане: сдерживание суннитских радикалов ИГ, «Джабхат ан-Нусра» и других структур, поддержка Дамаска и «Хезболлы», охрана приграничной полосы и священных мест шиитов в Самарре, Кербеле и Неджефе. Что повышает заинтересованность ИРИ в получении российских ВВТ, особенно таких современных, какие были в порядке экстренной помощи предоставлены Ираку.

Одновременно Иран при сохранении ядерной программы на достигнутом уровне без каких-либо уступок, на которых настаивает «шестерка» переговорщиков, работает над отменой экономической блокады, используя противостояние США, ЕС и РФ. Его главная цель – заместить Россию на европейском нефтяном и газовом рынке, выдерживая позитивный нейтралитет в отношениях с Москвой. Экс-глава израильского «Натива» Яков Кедми отмечает в этой связи, что внезапный резкий поворот администрации США к Ирану произошел задолго до начала кризиса на Украине. Это подтверждает: украинские события не причина, а повод для введения санкций против России в соответствии с ранее принятой Вашингтоном на вооружение конфронтационной стратегией.

Монархические разборки

Противостояние Саудовской Аравии и Катара в Ливии, Египте, Сирии, Ливане, Йемене и Ираке дополняет конфликт Катара с КСА, ОАЭ и Бахрейном, в рамках которого 5 марта послы этих государств были отозваны из Дохи после ультиматума, требующего от Катара прекратить поддержку «Братьев-мусульман». Несмотря на угрозу изгнания из ССАГПЗ, до настоящего времени Катар не отреагировал на выдвинутые ему условия. Как следствие руководство Саудовской Аравии активизировало контакты с экс-премьером Катара Хамадом бен-Джасемом через принца Мутаиба, главного претендента на саудовский трон, в связи с чем эксперты не исключают в ближайшем будущем попытки переворота в Дохе.

Необходимость противостояния боевикам ИГ, действующим в Ираке против КСА на традиционной для королевства площадке радикального салафизма, замедлила развитие саудовско-иранской конфронтации. Однако совпадение интересов Эр-Рияда и Тегерана по минимизации влияния ИГ – явление временное, а конфликт между ними – постоянное. Так же, как постоянным является противостояние Саудовской Аравии и Катара с РФ вследствие поддержки исламистов, воюющих против Москвы на территории России и ее партнеров, в том числе стран Центрально-Азиатского региона и Сирии. Временное совпадение интересов РФ и КСА в Ираке и АРЕ не означает, что Россия станет участником саудовско-египетского альянса, сформированного 20 июня президентом ас-Сиси и королем Абдаллой, хотя саудовские инвестиции в египетскую экономику превысили 20 миллиардов долларов. Впрочем, у Катара с Россией ни по одному вопросу нет даже такого точечного совпадения интересов.

Малые монархии Персидского залива, объединенные в ССАГПЗ, не отказываясь от планов интеграции, решают вопросы безопасности поодиночке. КСА, подавив шиитское восстание, гарантирует будущее правящей династии Бахрейна. Вместе с ОАЭ эти страны противостоят Катару и конфликтуют с Ираном. Кувейт и Оман вынужденно балансируют между арабскими соседями и ИРИ, причем ибадитский Оман с его престарелым лидером – султаном Кабусом традиционно ближе к Ирану, чем к КСА. ОАЭ противостоят давлению Саудовской Аравии в ССАГПЗ, торпедируя вместе с Катаром и Оманом планы создания на его базе жесткой структуры, так как подозревают КСА в намерении доминировать там за их счет.

Отношения ОАЭ, Кувейта, Омана и Бахрейна с РФ прагматичны, хотя Запад на их территории доминирует во всех сферах, включая экономику и ВТС. Нужно учитывать, что банки Кувейта – основной канал финансирования исламистских структур, по которому им переводятся средства из стран Залива. В то же время силовые ведомства ОАЭ в борьбе с «Братьями-мусульманами» (9 июля на их территории в очередной раз были арестованы исламисты – граждане Катара) сотрудничают даже с Израилем (в закрытом режиме), что говорит о возможности использовать их в противостоянии с распространением исламизма на постсоветском пространстве (которому Катар и КСА способствуют).

Афганский разброд

Афгано-пакистанское направление остается для РФ одним из наиболее проблемных. Как и предполагалось, президентские выборы в Афганистане усугубили раскол в стране. Давление США на местную элиту предотвратило прямой конфликт в ее рядах, однако возвращение страны к состоянию, предшествовавшему ее оккупации западной коалицией, немедленно после вывода американского военного контингента неизбежно. Пуштунские районы вернутся под власть талибов, поддерживаемых Пакистаном. Хазарейцев возьмет под патронат Иран. Туркмены, узбеки и таджики будут отбиваться на своей территории. При этом афгано-пакистанское пограничье останется тыловой базой для исламистов из стран Средней Азии, а опасность ядерного распространения с территории нестабильного Пакистана только вырастет.

Наркопроизводство в ИРА останется на уровне 200–250 тысяч гектаров, складские запасы героина будут составлять два-три объема годового мирового потребления, направления распространения не изменятся: Иран, Пакистан, ЦАР – РФ. Тенденция 2014 года – создание в непуштунских регионах салафитских ячеек типа «туркменских талибов», задача которых – распространение влияния в регионе КСА и торпедирование таких проектов Катара, как трубопровод ТАПИ. Угроза экспансии исламистов через Таджикистан и Киргизию или напрямую на Узбекистан, Туркменистан, а в перспективе на Казахстан и Россию высока – США, Пакистан или правительство Афганистана не будут ей препятствовать.

Израильский фронт

Новая ситуация складывается в Израиле, который, воюя с ХАМАСом, оказался в одном лагере с АРЕ, КСА и ОАЭ против Катара, Турции и Ирана. Запрет президента Обамы на поставку Пентагоном в Израиль без его прямого разрешения ВВТ, включая ракеты для вертолетов, танковые снаряды и авиационное топливо, ставит под вопрос ВТС Израиля и США, требуя переформатировать отношения с Вашингтоном.

Израилю нужны резервные каналы поставок, тем более что операция в Газе не завершена: ХАМАС сохранил ракетные арсеналы, инфраструктуру и кадровую базу. В ближайшем будущем высока вероятность новой войны, и не исключено: вести ее нужно будет на два фронта, если с севера по Израилю ударит «Хезболла».

В какой мере российский ВПК сможет использовать эту ситуацию, предсказать трудно. Скорее всего инерция, лоббирование со стороны Ирана и арабских партнеров РФ, а также давление США на Израиль приведут к тому, что она будет упущена и Москвой, и Иерусалимом. При этом потеря доверия Израиля к США, пытающихся вместе с Катаром и Турцией сохранить в Газе режим ХАМАСа, – фактор как минимум долгосрочный. В связи с чем российско-израильские отношения в сфере безопасности могут быть значительно расширены.

Очаги стабильности

Египет после свержения военными режима «Братьев-мусульман», Алжир и Марокко являются очагами относительной стабильности в Северной Африке. Военные действия в Газе упростили для Каира борьбу с террористами на Синае и во внутренних районах страны: наиболее активные группировки имели палестинские корни и перебазировались в АРЕ из Газы. Уничтожение египетской армией 1659 тоннелей под 13-километровой границей с Газой – свидетельство серьезных намерений ас-Сиси покончить с экспансией ХАМАСа в его страну. Предшествующее правительство во главе с президентом Мухаммедом Мурси не только закрывало глаза на эту деятельность, но и поддерживало ее поставками материалов, технологий и инженерными кадрами, сменившими иранских специалистов, отозванных из Газы после того, как ХАМАС в Сирии поддержал боевиков, спонсируемых Саудовской Аравией и Катаром, против Башара Асада.

Союз АРЕ с Саудовской Аравией, активизация ВТС с РФ и негласное, но прочное сотрудничество с Израилем сопровождаются охлаждением отношений с США, Турцией и Катаром при позитивном нейтралитете ЕС. При этом угроза водного кризиса остается на повестке дня: перевооружение египетских ВС, в том числе ВВС, явно имеет целью наращивание потенциала перед критическим раундом переговоров с Эфиопией, ведущей строительство гидрокаскада на Голубом Ниле. Вопрос не столько о прямой военной угрозе, которую, впрочем, не следует сбрасывать со счетов в 2017 году, когда строительство будет завершено, сколько о «игре мускулами», балансирующей на грани реального применения силы.

Алжир и Марокко (при всех противоречиях между ними) заинтересованы в ликвидации исламистов на своих южных границах. Проблема в том, что страны Сахары и Сахеля без внешней военной помощи не справятся с группировками типа ДЗЕДЗА и АКИМ. Армии Мали, Нигера и Чада много слабее исламистов, которые атакуют даже куда более мощные ВС Нигерии. Они имеют на вооружении современные ВВТ со складов армии Каддафи, получают средства от джихадистов из других регионов БСВ (половина золотовалютных резервов из банков сирийского города Ракка после захвата его боевиками ИГИЛ была передана «Аль-Каиде в странах исламского Магриба»), а также неограниченные пополнения из стран арабского Машрика.

Свержение Мурси в АРЕ несколько ослабило давление на Магриб: до того как это произошло, ВС Алжира рассматривали возможность интервенции в Ливии и Египте. Алжир с учетом нестабильности в берберских районах, экспансии исламистов с юга и раскола в элите после очередного избрания на пост президента престарелого Абдельазиза Бутефлики находится в большей опасности, чем Марокко, однако руководство страны уверено, что ей не грозит новая «арабская весна». Это касается и патриархальной Мавритании, которая пока интересует террористические группировки только как транзитный маршрут на север.

Война всех против всех

Ирак и Сирия де-факто расколоты: Багдад и Дамаск контролируют лишь часть своей национальной территории. Прочие провинции держат под контролем курды (в обеих странах), шииты Ирака, друзы Сирии, боевики исламистских группировок и их союзники из числа суннитских племен и иракских баасистов, среди которых выделяются отряды ИГ. Поддержка, в том числе военная, со стороны Ирана, а также поставки российских ВВТ дают этим странам шанс, однако развитие ситуации, особенно в Ираке, малопредсказуемо. ИГ укрепляет позиции, захватив города на севере, контролируя Мосул и плотину на Евфрате. В то же время ряд суннитских племенных лидеров при посредничестве США и КСА начали переговоры с новоизбранным премьером Ирака Хайдером аль-Абади, что может спровоцировать раскол ИГ. Будущее же Ливана зависит от хода гражданской войны в Сирии, борьбы Ирана и КСА и того, насколько «Хезболле» удастся остаться в стороне от военной конфронтации с Израилем.

Наиболее острая борьба за влияние между КСА и Катаром идет в Ливии, прекратившей функционировать как единое государство, что де-факто признано Западом. В этой борьбе Доха перекупает у Эр-Рияда таких салафитских лидеров, как ветеран «Аль-Каиды» Абд эль-Хаким Бельхадж, а Эр-Рияд у Дохи – местные группировки «Братьев-мусульман». При этом остатки армии Каддафи, готовой воевать против исламистов под началом Халифа Хафтара, территориальные милиции типа зинтанской и мисуратской «бригад», племенные союзы и отдельные племена ведут бои за контроль над аэропортами, нефтепромыслами, портами и нефтеотгрузочными терминалами, трубопроводами и крупными городами. В стране царит анархия. Несколько более стабильна обстановка в соседнем Тунисе, где противостояние исламистов – потерявшей монополию на власть партии «Ан-Нахда» и салафитов идет не только между собой, но и с многочисленными сторонниками светского государства.

В Йемене конкуренция Саудовской Аравии и Катара осложняется сильным влиянием Ирана, поддерживающего хоуситские племена, и сепаратизмом южан, которые лишены не только государственных постов, но и доступа к дележу нефтяных доходов (как и иракские сунниты). В стране влиятельна «Аль-Каида на Аравийском полуострове» (семья Усамы бен Ладена не случайно ведет происхождение из йеменского Хадрамаута). На ситуацию влияет воинственная сомалийская диаспора (по неофициальным данным, более двух миллионов человек). Истощение водных ресурсов, раскол страны по племенному признаку, насыщенность ее территории оружием и наркомания, в Йемене практически поголовная, дополняют картину «провалившегося государства».

То же можно сказать и о Сомали, раскол которого на отдельные анклавы дополняют местные пираты, опирающиеся в своих действиях на зарубежную диаспору, в том числе живущую в США, и исламисты «Аш-Шабаб». С последними без особого успеха борются ВС соседних африканских стран, в ответ в их столицах и курортных районах проводятся теракты (в Кении и Джибути). Джибути с его портом представляет перевалочную базу для экстремистов и удерживается от коллапса только присутствием на территории страны военных баз Франции и США, а с 2013 года и Японии (КНР базу в Джибути американцы открыть не дали, надавив на местное правительство). Точно так же Эритрею удерживает от распада военная диктатура Исайяса Афеворки.

Заканчивая обзор ситуации на БСВ Суданом, отметим, что отделение Южного Судана в 2011 году не стабилизировало обстановку. Юг охвачен межплеменной войной, власть Салвы Киира оспаривается его соратниками. На севере протестные движения в Кордофане, Дарфуре и других штатах ширятся, и подавить их армия Омара Хасана аль-Башира не может. Классическая война «всех против всех» при доминировании в суданской экономике Китая.

Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока