Без ограничения по отношению к женщинам и детям применять любые средства

Руденко: Я хочу напомнить еще об одном приказе. Это приказ от 16 декабря 1942 г. Документ предъявлен суду под номером СССР-16.

Я также не буду подробно вас спрашивать об этом приказе. Этот приказ вам вчера предъявлялся вашей защитой здесь.

Кейтель: Я не помню этого документа. Я не помню о том, что он был предъявлен вчера.

Руденко: Хорошо. Я предъявлю этот документ, чтобы освежить вашу память.

Я буду вас спрашивать, подсудимый Кейтель, по одному только вопросу в связи с этим приказом. В пункте первом этого приказа (третий абзац) обратите внимание на следующую фразу:

«Войска поэтому имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничения также против женщин и детей, если это только способствует успеху».

Вы нашли это место?

Кейтель: Да.

Руденко: Вы нашли место, в котором дается указание применять любые средства без ограничения против женщин и детей?

Кейтель: «Без ограничения по отношению к женщинам и детям применять любые средства, если это необходимо». Я нашел это место.

Руденко: Я именно об этом и спрашиваю вас. Я спрашиваю вас, подсудимый Кейтель, фельдмаршал бывшей германской армии, вы считаете правильным этот приказ — применять любые средства в отношении женщин и детей?

Кейтель: Мероприятия применялись постольку, поскольку нужно было женщин и детей удалить из района боевых действий или района действий партизанских банд, однако никогда не имелись в виду жестокости или убийства женщин и детей. Никогда.

Руденко: Устранить (термин германский) — это значит убить?

Кейтель: Нет. Мне кажется, что никогда не было необходимости говорить немецким солдатам, чтобы они не убивали женщин и детей.

Руденко: Вы не ответили на мой вопрос. Вы считаете правильным этот приказ в отношении мер против женщин и детей или неправильным? Вы ответьте — да или нет? Правильно или неправильно?

Кейтель: Я считал правильными эти мероприятия и признаю, что они проводились, но это ни в коей степени не были мероприятия по убийству людей. Это было бы преступлением.

Руденко: Любые средства включают убийство?

Кейтель: Да, но не по отношению к женщинам и детям.

Руденко: Но в приказе сказано: любые средства в отношении женщин и детей?

Кейтель: Нет, там написано «...не останавливаться перед мероприятиями против женщин и детей». Никогда немецкому солдату и немецкому офицеру не могла прийти в голову мысль убивать женщин и детей.

Руденко: А в действительности?

Кейтель: Я не могу в каждом отдельном случае подтвердить это, так как я этого не знаю и так как я не мог быть во всех местах и не получал донесений об этом.

Руденко: Но таких случаев были миллионы.

Кейтель: Это мне неизвестно, но я не верю, что это происходило в миллионах случаев.

Руденко: Сейчас я хочу обратиться к вопросу об обращении с советскими военнопленными. Я не намерен вас допрашивать по вопросу о клеймении советских военнопленных и других фактах, они достаточно известны Трибуналу. Я вас хочу спросить по поводу одного документа — доклада Канариса от 15 сентября 1941 г. Он зарегистрирован под номером ЕС-338. Как вы помните, даже германский офицер обратил внимание на исключительный произвол и беззаконие, допускаемые в отношении советских военнопленных. В этом докладе Канарис указывал на массовые убийства советских военнопленных и говорил о необходимости решительного устранения этого произвола.

Вы были согласны с положениями, которые выдвинул Канарис в своем докладе на ваше имя?

Кейтель: Я вчера уже ответил моему защитнику...

Руденко: Вы можете ответить кратко на мой вопрос — вы были согласны?

Кейтель: Я коротко отвечу, что по получении этого письма я немедленно доложил о нем фюреру, в особенности в связи с двумя нотами народного комиссара по иностранным делам от начала июля, и просил снова принять решение по этому вопросу. Я разделял в общем сомнения Канариса...

Руденко: Разделяли? Очень хорошо. Я вам предъявлю сейчас подлинник доклада Канариса, на котором есть ваша резолюция.

Г-н председатель, я сейчас предъявляю подсудимому документ с его резолюцией.

Председатель: У вас имеется оригинал этого документа?

Руденко: Да, я дал его подсудимому. Итак, следите, подсудимый Кейтель.

Кейтель: Я знаю этот документ с пометками на полях.

Руденко: Вы следите за резолюцией. Это документ Канариса, который вы считаете правильным. Ваша резолюция следующего содержания:

«Эти положения соответствуют представлениям солдата о рыцарском способе ведения войны. Здесь речь идет об уничтожении целого мировоззрения, поэтому я одобряю эти мероприятия и покрываю их.

Кейтель».

Кейтель: Да, это я написал в качестве решения после доклада фюреру... Я это написал.

Руденко: Там не написано, что это фюрер так сказал, там написано: «я... покрываю» — Кейтель, стало быть.

Кейтель: Это я признаю здесь под присягой, и я уже ранее говорил это, до того, когда я это прочел.

Руденко: Значит, вы признаете эту резолюцию? Еще на одно место в этом документе я обращаю внимание, на страницу 2. В докладе Канариса говорится:

«Выявление гражданских лиц и политически нежелательных военнопленных, а равно принятие решения об их судьбе, производится оперативными командами полиции безопасности и СД, согласно инструкциям, которые незнакомы органам вооруженных сил и исполнение которых они не в состоянии проверить».

Это пишет Канарис, а на полях документа против этого текста ваша, подсудимый Кейтель, резолюция: «Вполне целесообразно». Правильно? Вы нашли эту резолюцию?

Кейтель: Да, именно это «целесообразно» относится к тому, что части вооруженных сил не имеют ничего общего с оперативными командами и ничего не знают о них. Там стоит, что они им незнакомы.

Руденко: И к тому, что полиция безопасности и СД расправляются с этими гражданскими лицами и военнопленными?

Вы считаете это целесообразным?

Кейтель: Нет, я считал целесообразным то, чтобы части вооруженных сил не знали ничего о деятельности этих команд. Это я хотел сказать этой пометкой. В тексте я подчеркнул слово «неизвестно».

Руденко: Я спрашиваю вас, в связи с этой резолюцией, вы, подсудимый Кейтель, именуемый фельдмаршалом, неоднократно здесь, перед Трибуналом, называвший себя солдатом, вы своей кровавой резолюцией в сентябре 1941 года подтвердили и санкционировали убийство безоружных солдат, попавших к вам в плен? Это правильно?

Кейтель: Я подписал оба приказа и тем самым несу ответственность в связи с занимаемой мною должностью. Я беру на себя эту ответственность.

Руденко: Вы здесь неоднократно говорили о солдатском долге.

Я хочу вас спросить, совместимо ли с понятиями «солдатский долг» и «честь офицера» издание таких приказов о репрессиях в отношении военнопленных и мирных граждан?

Кейтель: В той степени, в которой это касается репрессий в августе и сентябре.

Руденко: Подсудимый Кейтель, мы же вчера установили, что, еще в мае 1941 года, до начала войны, вы подписали директиву о расстреле политических и военных работников Красной Армии.

Кейтель: Да, эти приказы перед началом войны я подписал, но в них не содержится слово «убийство».

Руденко: Я не намерен спорить, так как это значит спорить против документов, а документы говорят сами за себя. Я имею к вам несколько последних вопросов. Вы заявили Трибуналу, что генералы германской армии только слепо выполняли приказы Гитлера?

Кейтель: Я заявил, что не знаю, какие генералы и заявляли ли генералы вообще протесты. Насколько я помню, это не происходило в моем присутствии, когда Гитлер прокламировал основные положения о борьбе мировоззрений.

Руденко: А известно ли вам, чтобы генералы по своей инициативе издавали приказы о зверствах, о нарушениях законов и обычаев войну и эти приказы одобрялись Гитлером?

Кейтель: О том, что высшие инстанции армии, например, в связи с вопросом о подсудности издали в марте приказ и проводили другие мероприятия, а также издавали приказы, смягчающие и отменяющие эти мероприятия, я знаю, так как они обсуждались со мной.

Руденко: Вы делаете вид, что меня не поняли, и хотите уклониться от ответа. Я спрашивал, издавали ли генералы приказы о нарушениях законов и обычаев ведения войны по своей инициативе?

Кейтель: Это мне неизвестно. Я не знаю, о каких приказах идет речь, г-н генерал.

Руденко: Это вам неизвестно?

Кейтель: Я не знаю, о каких приказах вы говорите, г-н генерал. Но возможно, что это было так.

Руденко: Я только сошлюсь на один приказ. Я имею в виду приказ генерал-фельдмаршала фон Рейхенау о поведении войск на Востоке. Этот документ, г-н председатель, предъявлен советским обвинением под номером СССР-12. Из этого приказа я оглашу только одну цитату: «снабжение питанием местных жителей и военнопленных является ненужной гуманностью».

Кейтель: Я знаю этот приказ. Он был мне предъявлен во время предварительного следствия.

Руденко: Этот приказ издан по инициативе Рейхенау и одобрен Гитлером и, как образцовый, разослан всем командующим фронтов?

Кейтель: Это я узнал только здесь. Этот приказ я, по-моему, ранее не читал.

Руденко: Конечно, такие приказы у вас, очевидно, считались малозначащими, ибо разве могла интересовать начальника ОКВ судьба советских военнопленных или советских граждан? Жизнь их ничего не стоила?

Кейтель: Я не имел никакого соприкосновения по служебным вопросам с командующими на фронте. С ними имел дело только, командующий сухопутными силами.

Руденко: Вы здесь, давая показания Трибуналу, очень часто, а до вас это делали ваши сообщники, подсудимые Геринг и Риббентроп, говорили о Версальском договоре. Я вас спрашиваю: разве Вена, Прага, Белград, Крым до Версальского договора принадлежали Германии?

Кейтель: Нет.

Руденко: Вы заявили здесь, что в 1944 году, после изменения закона, вы получили предложение вступить в члены нацистской партии. Вы приняли это предложение, передали личные данные руководству партии и внесли вступительный взнос. Скажите, не следует ли рассматривать принятие вами предложения вступить в нацистскую партию как ваше согласие с программой партии, с ее целями и методами?

Кейтель: Я считал требование прислать мои личные данные после того, как я три с половиной года носил золотой значок партии, только формальной регистрацией и выполнил требование уплатить партийные взносы. Я сделал то и другое.

Руденко: То есть до этого формального предложения, по существу, вы себя считали нацистом?

Кейтель: Я всегда смотрел на себя как на солдата, а не как на политического деятеля.

Руденко: Не следует ли заключить после всего того, что здесь сказано, что вы были гитлеровским генералом не по долгу, а по убеждению?

Кейтель: Я здесь уже показал, что я был лояльным, верным и покорным солдатом своего фюрера...

Додд[81]: У меня есть только один вопрос.

Утром 3 апреля, когда вы были подвергнуты прямому допросу, мы поняли из ваших слов, что вы считаете, что должны принять на себя ответственность за приказы, издававшиеся от вашего имени, — за приказы, которые вы издавали, но которые исходили от Гитлера. Когда вас допрашивали, вы сказали, как мы поняли вас, что вы, как старый профессиональный солдат, конечно, понимали традиции и даже принципы этой профессии, которые обязывают солдата не проводить в жизнь любой приказ, который, как он считает, носит преступный характер.

Правильно ли мы вас поняли?

Кейтель: Да.

Додд: Итак, будет справедливым признать, что согласно обязательствам, возложенным на вас присягой, вы признаете, что вы проводили в жизнь преступные приказы?

Кейтель: В такой форме этого нельзя сказать. Надо сказать, что государственная форма и полномочия главы государства, которыми он обладал тогда, объединяли в себе законодательные полномочия, которые придавали исполнительным органам сознание того, что эти действия не являются противозаконными, если их проводила инстанция, которая обладала такими полномочиями. Я, конечно, сознавал, что совершались и такие действия, которые нельзя было согласовать с правовыми понятиями.

Додд: Итак, я понял вас, что вы, зная об этом, проводили в жизнь и издавали преступные или противозаконные приказы. Это правильно?

Кейтель: Разрешите сказать, что у меня не было внутреннего убеждения, что эти приказы были преступными, так как глава правительства сам объединял в себе функции законодательства, и вследствие этого я сам не был убежден, что совершал преступные действия.

Додд: Я не хочу более тратить время на ваш допрос, но я считаю необходимым заметить, что ваш ответ не является ответом на мой вопрос.

Вы сказали нам, что некоторые из этих приказов являлись нарушением существующего международного права. Приказ, изданный в такой форме и на такой основе, является преступным приказом, противозаконным приказом, не так ли?

Кейтель: Да, это правильно.

Додд: Итак, когда вы проводили эти приказы в жизнь, вы проводили в жизнь преступные приказы, вне зависимости от того, кем они издавались?

Кейтель: Да, это правильно.

Нюрнбергский процесс, сборник материалов, Том 2, 1955г., ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ВИЛЬГЕЛЬМА КЕЙТЕЛЯ