– Мусульмане проповедуют джихад, для них убить врага – пропуск в рай, но в христианстве все не так однозначно, убийство все равно грех. Как вы для себя решили это противоречие?
– Убийство – это убивать женщин, детей, пленных. Убить вооруженного врага – это не убийство. Спорт. Соревнование. Я же говорил.
– Война убивает веру?
– С чего вы взяли? Война к вере не имеет никакого отношения. Вера имеет отношение только к вере или отсутствию оной. То есть к состоянию внутри самого себя. А война – она ведь снаружи, а не внутри. Так что к вере я пришел много позже, лет в сорок. Видение мне было. В 2001 году мне сделали тяжелую операцию в подольском военном госпитале, и я тогда дней пять без сознания пролежал. И в это время было видение… Я обнаружил себя в центре огромного зала, залитого ярким светом. Он был прямоугольным и вдоль него стояли колонны, как в актовом зале, и в проемах этих колонн плотными рядами стояли люди в белых хламидах типа греческих, но у них не было лиц. Я вдруг понял, что это Суд и собрались судить именно меня. А у меня такое состояние было: «Хрен возьмете!», и я побежал вперед, где были двустворчатые двери белые в позолоте, как во дворце. Люди при этом не шевелились. Я поднялся по ступенькам и попытался обернуться к той дальней стене, которую я не видел, чтоб сказать: «Что, взяли?!», но потерял равновесие и вывалился из дверей наружу. А за дверью – ничего. Я падал в черную бездну спиной вниз и не мог перевернуться, а зал все уменьшался, пока не превратился в маленький темный прямоугольник с ярким пятном сбоку, там, где остались распахнувшиеся за моей спиной двери. А сам зал словно висел в космосе среди звезд. И я все боялся, что сейчас упаду на что-то твердое, как на дно пропасти, и убьюсь. И было страшно. Но вдруг я понял, что ни обо что я не разобьюсь, потому что подо мной бездна. Просто бездна, и это падение будет продолжаться вечно. И от этого стало еще страшней. Этот кошмар преследовал меня два года.
– А вдоль коридора – убитые?
– Нет, святые. Не шучу – именно святые. Я тогда был очень обижен на Бога. Ну очень! За то, что Он поступил со мной, как мне казалось, несправедливо. Ну почему Он меня всего лишил?! Ног лишил, жизни лишил, женщины любимой лишил, ну всего лишил! Вообще всего!!! Что я Ему сделал плохого?! И вот когда я в очередной раз лежал в больнице и мне некого было позвать на помощь, я увидел, что надо мной нет потолка и прямо на меня по воздуху наплывает тот самый зал, из которого я когда-то выпал. Совершенно неожиданно открылись двери, из них вышел луч и уперся прямо мне в живот. И тут я понял, что со мной будут говорить. Мол, хотел с Богом поговорить, так задавай свои вопросы – на ответы только теперь не обижайся, сам напросился. Странное было ощущение, но я понимал, что именно до меня пытаются донести. Даже не до сознания, а до самого нутра. Вот тогда до меня наконец дошло, что все, что ни делает Бог – делается только для пользы. Потом двери закрылись, и все исчезло. Я проснулся почти здоровым. И больше с Богом не спорил, потому что Он знает лучше. Уверуешь тут.
– Тогда вы крестились?
– Нет, раньше. Незадолго до этого я познакомился со священником – он спас меня от смерти. Я приехал в гости к своему приятелю и потерял сознание. Он понял, что вызывать «скорую» бесполезно, бросил в машину и повез среди ночи к отцу Александру в простую деревенскую церковь, что в селе Верзилово. И там меня отец Александр крестил полуобморочного, а потом исцелил. Долго он со мной возился, несколько месяцев. Дьявола из меня выгонял. Он вообще-то экзорцист. Кстати, потом за то, что людей исцелял верой своей, которой в нем, как в угоднике святом, и пострадал. Его обвинили в том, что он за деньги нанимает людей, которые разыгрывают исцеление. Грязная получилась история. Приход у него отняли, а самого до инфаркта довели…
– После войны во Вьетнаме число американских ветеранов, покончивших с собой, составляет, по некоторым данным, 100-150 тысяч человек. Это в три раза больше, чем погибло на войне. У нас после Афганистана, видимо, было то же самое?
– Нежные они больно, американцы. Это называется «послевоенный синдром». Обычная реакция человеческой психики. Достается всегда десантникам и пехоте.
– Почему именно им?
– Артиллеристы и летчики не видят последствий взрывов их снарядов и бомб. Они стреляют слишком издалека или с высоты. А десантники и пехота идут туда, где ЭТО все уже лежит… Знаете, что остается от человека, попавшего в зону действия вакуумного взрыва? Просто тушка. Лежит человек, на нем нет одежды, куда делась – неизвестно. И кожи тоже нет. Мясо одно. Доводилось видеть… А если бомба попадает в здание или, например, в машину, так называемый «Штурм-2», то тушек много. У кого-то психика не выдерживает: кто-то сходит с ума, кто-то спивается. А как узнать, почему человек спился? Потому что воевал или у него склонность была? Но вообще-то мало кто нашел себя после Афгана в полном объеме. Я, например, до сих пор считаю, что полноценной жизнью жил только на войне.
– У вас были моменты, когда не хотелось жить?
– Были, но это не с войной связано, а с личной жизнью…
Оценили 4 человека
4 кармы