Родиной итальянского философа Томазо Кампанеллы была южноиталийская область Калабрия — страна вольнолюбивых горцев и смелых моряков. Века иноземного господства не сломили гордый дух калабрийцев, которые превыше всего ставили свободу, личное достоинство и стремление к познанию мира. В сочинении „Астрология“ Т. Кампанелла впоследствии с гордостью писал: „Калабрия, родина моя, в былые времена носившая имя Великой Греции! Ты заполнила весь мир наукой пифагорейцев, математиков, знаниями о звездах и строении Вселенной“.
Многие любители легкой наживы обращали свои взоры на южную Италию, ведь владение ею делало их хозяевами Средиземноморья. Здесь побывали сарацины, норманны и французы, а потом пришли испанцы; во многих городах, даже не входивших в испанские владения, стояли испанские гарнизоны — только Венеция и Савойя сохранили свою самостоятельность. В подчиненной части Италии властвовали испанские вице-короли, творившие суд и расправу. В 1540 году был создан Орден иезуитов, который стал контролировать всю политическую и духовную жизнь Италии. В это время была реорганизована и инквизиция, а в Риме создан инквизиционный трибунал, беспощадно искоренявший любой протест против феодального и католического гнета и подавлявший любую свободную мысль.
В 1550-х годах был издан первый список запрещенных книг, в который вносились все сочинения, отклоняющиеся от церковных догм. Чтение таких книг каралось очень строго, вплоть до смертной казни. На юге Италии тяжелый гнет инквизиции сочетался с жестоким режимом испанского господства, поэтому неудивительно, что этот край стал очагом восстаний.
Т. Кампанелла — мистик, астролог и вместе с тем вдумчивый естествоиспытатель — не ограничивался только кабинетной работой. В 1592 году он выступил на диспуте против одного старого профессора, десятки лет „глодавшего“ Аристотеля и средневековых схоластов, и разбил его по всем пунктам. Профессор был подслеповат, но разглядел под монашеской рясой ученого „козлиное копыто“ и тотчас донес инквизиции, что богословию Т. Кампанелла обучался у дьявола. Инквизиция и духовное начальство как будто и сами уже об этом подозревали, только вот прямых доказательств у них пока не было. Но вскоре вольнодумство Т. Кампанеллы сказалось в проступке незначительном, но для начальства монастыря Святого Георгия достаточно обличавшем неблагонадежность молодого монаха. В Неаполе мыслитель дерзнул просить разрешения пользоваться книгами монастыря Сан-Доменико Маджоре — лучшей библиотеки города. Выдавая Т. Кампанелле книги, библиотекарь однажды заметил, что тот может быть отлучен от церкви, так как некоторые сочинения можно брать только по специальному разрешению самого папы. В ответ Т. Кампанелла иронически воскликнул: „А что значит отлучить от церкви? Съесть что ли?“. Через несколько дней его, как еретика, отправили в Рим для суда и следствия. Так Т. Кампанелла впервые увидел решетку на окне и несокрушимую дубовую дверь. Оказавшись в заключении в первый раз, он повел себя так, как испокон веков делают внезапно схваченные люди, не знающие за собой никакой вины: стучал в дверь и требовал, чтобы ему сказали, в чем его обвиняют. Но ответом были молчание и неизвестность — испытанный прием святой инквизиции.
Наконец Т. Кампанеллу повели на допрос, где потребовали, чтобы он признал свою вину сам. Но молодой мыслитель не знал за собой никакой вины, как и причины, по которой его заточили в тюрьму. И тогда его спросили, каким образом он в свои годы знает то, чему его не учили и учить не могли. На это Т. Кампанелла ответил: „Я сам с молодых лет чувствовал тягу к наукам и стремился узнать как можно больше. Если мне чего-нибудь не могли объяснить учителя, старался найти ответ сам“.
В тюрьме Неаполя ученый провел почти год. Днем в камере было нестерпимо душно, ночью — сыро; у него заболели суставы, от плохой пищи начали расшатываться зубы. Не один раз его мучили приступы лихорадки, но врача и лекарств узникам не полагалось. Иногда, правда, ему давали бумагу, и Т. Кампанелла писал, стараясь выражаться как можно осторожнее и туманнее, чтобы его не обвинили в ереси. На этот раз дело для молодого монаха закончилось более или менее благополучно: после освобождения ему предписывалось покинуть Неаполь и жить у себя на родине в одной из самых отдаленных обителей. Но Т. Кампанелла решил сначала отправиться в Рим, потом появляется то в одном, то в другом городе Италии, а в 1593 году он оказался во Флоренции, где правительство тосканского герцога предложило ему преподавать в университете. Однако по пятам Т. Кампанеллы шли иезуиты, и их нашептывания испортили ему репутацию. Из Флоренции ученый направился в Венецию, потом в Падую, где поселился в монастыре Святого Августина. Здесь он по памяти восстановил свои сочинения, которые у него еще в Болонье отобрал и отправил в инквизицию настоятель доминиканского монастыря.
Изучив рукописи Т. Кампанеллы, инквизиция организовала два процесса против вольнодумца. На этот раз он подвергся следствию вместе с известным медиком того времени Д. Кларио и неким О. Лонго. Т. Кампанеллу обвинили в оскорблении генерала Ордена иезуитов, в авторстве сочинения „О трех обманщиках“ и еще в том, что он не донес на еретика, отрицавшего Иисуса Христа как Спасителя. А он и не подозревал, что вся его жизнь занесена на бумагу: случайные слова, встречи с людьми, потерянные записки — все теперь превратилось в улики. К тому же недруги сочинили на Т. Кампанеллу донос, в котором приписали ему сочинение сатирического стихотворения, направленного против Иисуса Христа, и указывали приверженность его к учению древнегреческого философа Демокрита.
Т. Кампанеллу, которому было тогда 25 лет, и его товарищей по заключению перевезли в Рим, где поместили в одиночные камеры замка Святого Ангела. Римские судьи оказались хитрее своих коллег из Падуи и каждый раз меняли тему допросов. Иногда узника выпускали в тюремный двор, окруженный высокими мрачными стенами, и ничего, кроме их каменной кладки, отсюда не было видно. Зато какое счастье было созерцать синеву неба и глядеть на ласточек, пролетающих над тюремным двором, и на пробивающиеся между каменными плитами травинки. Т. Кампанелла верил, что когда-нибудь он уйдет отсюда, и такой день настал. Его выпустили из замка, но запретили покидать Рим: жить ему надлежало в монастыре Святой Сабины, не выходя за его пределы, так как следствие по делу будет продолжено.
Почти полтора года провел ученый в монастыре, а потом его снова вызвали в трибунал и огласили приговор: он объявлялся заподозренным в ереси и должен был отречься от нее, а иначе — новый процесс. И, сжав зубы, Т. Кампанелла вынужден был отречься, ибо упорствовать было безумием. После освобождения он вновь приступил к своим ученым занятиям: пишет философские, политические и даже военные трактаты. Но Рим был опасным местом для вольнодумца, и в 1597 году Т. Кампанелла переехал в Неаполь, потом появился в Никостро и наконец в своем родном городе Стило. Казалось бы, круг завершился: отсюда 15 лет назад он ушел на поиски знаний, познал всю премудрость, разбил своих противников, приобрел известность, любовь друзей и ненависть врагов, создал много произведений… И, как ему казалось, решил главные вопросы философии и политики, открыв человечеству путь к единству и миру. Но кипучая натура Т. Кампанеллы не могла смириться с покоем, он не расстается с идеей преобразования государственного строя, к тому же и положение небесных светил будто бы благоприятствует мировому перевороту. А Калабрия была самым подходящим местом для его совершения. Завоеватели-испанцы свирепствуют: невыносимые подати угнетают народ, по малейшему подозрению в ереси людей сажают в тюрьму, всякое проявление недовольства влечет за собой конфискацию имущества, а порой и казнь. Налогами обложено все: сушеный виноград, вино, дрова, хворост, соль, фрукты и т. д. Разоренные крестьяне толпами отправляются в Неаполь, где просят милостыню и часто умирают от голода на городских улицах, в горах Калабрии полно беглецов… Нет, торжество разума невозможно, пока не будет сброшена эта темная сила, путь к солнцу лежит через восстание. И вопреки своей теории об объединении мира, Т. Кампанелла призывает к свержению испанских властей.
Иго ненавистных иностранцев давило всех, и потому призыв к бунту встретил отклик не только у свободолюбивых горцев и горожан, но и у многих дворян, оттертых от власти пришлыми авантюристами. В Т. Кампанелле просыпается неукротимый дух: он должен вывести свой народ, как Моисей вывел евреев из египетского плена. В этом уголке Италии он начнет движение, которое потом охватит всех потомков Древнего Рима, и на месте мелких княжеств создастся мировая республика, которая засверкает всеми добродетелями „града Божьего“ и всеми науками новой мысли.
Т. Кампанелла становится душой движения, заговор был организован довольно широко, и в конце августа 1597 года, казалось, все было готово к восстанию. Но из-за предательства двух доносчиков оно сорвалось; испанский вице-король выслал в Калабрию военные отряды, которые стали разыскивать заговорщиков. Т. Кампанелла и его друг Д. Петроло попытались было бежать в Сицилию, но их схватили и заключили в тюрьму. В тесной камере было шумно: узники одновременно спорили, кричали, плакали, молились, играли в кости и карты, гадали, чем будут кормить в этот день… А он погрузился в глубокую задумчивость, мечтая изменить мир к лучшему.
Из этой тюрьмы Т. Кампанеллу перевели в другую, потом в третью, но нигде он подолгу не задерживался. Во время перемещений он всегда был связан, иногда закован, и постоянно окружен многочисленным конвоем. Смысла подобных перемещений он не понимал, кроме одного: помешать ему связаться с волей и затруднить побег. Т. Кампанелла пробовал заговорить с испанскими стражниками, но они отвечали бранью и пинками, в лучшем случае — молчанием. Затем по требованию римского папы его перевезли в Неаполь. Помимо участия в заговоре Т. Кампанеллу обвинили в ереси, и после долгого разбирательства его приговорили к вечному заключению. Солнечный Неаполь стал для ученого местом его мрачного заточения.
Во время тюремного заключения Т. Кампанеллу семь раз подвергали пыткам, последняя из них длилась 40 часов подряд. Заостренный, блестящий, словно отполированный, кол, блоки и веревки, палач… Узника раздели догола, уже истерзанное и исхудавшее тело покрылось гусиной кожей озноба. Скрип блоков, громкие крики и стоны, кровь, тяжелое дыхание палача… Судьи по очереди выходили на воздух — подышать и передохнуть, утомленного палача сменил другой, и пытка продолжилась. Когда Т. Кампанелла терял сознание, его окатывали водой, разжимая стиснутые от боли зубы, и вливали в рот подкрепляющее питье. Впоследствии он писал:
В течение сорока часов я был вздернут на дыбу с вывернутыми руками, и веревки рассекали мне тело до костей. И острый кол пожирал, и сверлил, и раздирал мне зад, и пил мою кровь, чтобы вынудить меня произнести перед судьями одно только слово… а я не пожелал его сказать, доказав, что воля моя свободна…
Как должен был чувствовать себя в каменном мешке этот человек, полный сил и энергии, рвавшийся к знанию и науке? Несмотря на заключение, Т. Кампанелла не потерял веры в себя и свое великое предназначение, могучий бунтующий дух его не был сломлен. В одном из своих сонетов он писал: „Закованный в цепи, я все-таки свободен; представленный одиночеству, но не одинокий; покорный, вздыхающий, я посрамлю своих врагов. Угнетенный на земле, я поднимаюсь в небеса с истерзанным телом и веселой душой, и, когда тяжесть бедствия повергнет меня в бездну, крылья моего духа поднимут меня высоко над миром“.
Перебирая в памяти пророчества и небесные знамения, Т. Кампанелла уверился, что истинность их нисколько не опровергнута событиями. Просто он не так определил дату всеобщего потрясения, неверно истолковал взаимоотношения планет, но в главном не ошибся. Он — тот, кого долгие годы ждала измученная земля, и в полутьме, на влажном от тюремной сырости обрывке пергамента Т. Кампанелла пишет: „Италия поражает все новыми и новыми бедами того, пришествие которого предсказывали еще древние и который делает честь неблагодарному Стило“. Может быть, ему и не суждено победить сильных мира сего мечом; может быть, Юпитер его гороскопа знаменует власть над духом людей, но ведь это еще почетнее. И он терпит, стиснув зубы, но есть пытка более невыносимая, чем дыба и кол: это ровный бег бесшумного времени, это ноющая боль воспоминаний, несбывшихся грез и незабываемых видений будущего. И Т. Кампанелла начинает тяжбу с Богом.
Господь! Неужели Ты хранишь только для мертвых милости и чудеса, в которых Ты мне отказываешь? Разве может врач воскресить мертвых, дабы они пели Тебе хвалу? И разве о славе Твоей рассказывают мрачные подземелья? И неужели доказательство Твоего вечного бытия можно найти в той ночи, в том забвении и отчаянии, которые меня окружают?..
И все же день и ночь я взываю к Тебе. Я молю о свободе, но Ты не слушаешь меня, Ты отвращаешь от меня твои взоры. В бедности родился я, вырос среди лишений и испытаний, а затем, когда я высоко вознесся над невеждами и мудрецами, Ты поверг меня в пучину унижений.
Т. Кампанелла чувствует, что находится на грани безумия. Снова и снова вспоминает он перенесенные муки и пытки, когда ему дробили кости и рвали мускулы. Неужели все это напрасно и лгали видения? „Сжалься, Господи! Сжалься, ибо я схожу с ума; сжалься надо мною прежде, чем храм разума станет мечетью безумия“. Но знамений нет, Бог молчит, и в изнеможении падает узник на сырые тюремные плиты. Однако с наступлением весны трепет просыпающейся жизни проникает и через каменные стены, обвевает узника радостью и надеждой, и Т. Кампанелла возносит молитву другому богу:
Молитва моя не услышана, и я обращаюсь теперь к тебе, о Феб… Ты призываешь к жизни истомленных и умирающих. Смилуйся надо мной, который любит тебя превыше всего, О Солнце! Находились люди, отрицавшие в тебе разум и жизнь и в этом смысле ставившие тебя ниже насекомых. Я написал, что люди — это еретики и неблагодарные, и за то, что я защищал тебя, меня погребли заживо.
Так в тюремном заключении Т Кампанелла продолжает спор между язычеством и христианством, еще на воле раздиравший его душу. Бог и природа, отрицающие друг друга, в воспаленном мозгу узника принимают живые формы. Сознание Т. Кампанеллы раздваивается, он видит свои мысли как самостоятельные существа, которые приходят к нему и ведут с ним беседы. В одном из своих трактатов он простодушно рассказывает, что часто беседовал с демонами, которые совсем не вредили ему, а только пытались убедить в переселении души и несвободе человеческой воли. Эти муки и душевная борьба не мешали Т. Кампанелле заниматься усиленной умственной работой.
В мрачных каменных ямах тюрьмы Кастель Нуово, а затем замка Сент-Эльмо он пробыл до января 1618 года. Из страшной тюрьмы этого замка он перечислял церковным властям свои сочинения — уже написанные и те, которые обещал представить в ближайшее время. Писать ему разрешили, так как им был интересен образ мыслей великого узника. Имя Т. Кампанеллы с уважением произносилось во всех образованных кругах того времени, его судьба вызывала всеобщее сочувствие, и даже сам папа Урбан VIII не раз ходатайствовал перед испанским послом, но лучшими просителями за ученого стали его сочинения.
Вмешательство влиятельных лиц приводит к значительному смягчению тюремного режима, ученому разрешают свидания, и в камере его появляются приезжие знаменитости, жаждущие побеседовать с прославленным мыслителем. А потом, после более чем 25-летнего пребывания в неаполитанских тюрьмах, ученый прибыл в Рим, но не был освобожден: ему лишь удалось добиться разрешения на издание своих сочинений, естественно, после проверки их церковной цензурой. Однако трактат Т. Кампанеллы „Астрология“, без ведома автора, был напечатан в 1629 году в Лионе; содержание этого сочинения давало инквизиции возможность обвинить его в отклонении от догматов христианства. К этому прибавились осложнения, связанные с процессом Г. Галилея, в деле которого Т. Кампанелла принял самое живое участие: давал советы, как защищаться в суде, предлагал в защитники самого себя, невзирая на страшные последствия, грозившие ему за поддержку великого ученого.
Т. Кампанеллу ждала новая неминуемая расправа, но он, имея уже за спиной многолетнее тюремное заключение, и на этот раз не покорился. Положение его в Риме резко ухудшилось, к тому же в Неаполе был раскрыт новый заговор против Испании, в котором принял участие его ученик Пиньятелли. На судебном следствии его, вероятно, вынудили назвать в числе участников заговора и Т. Кампанеллу, после чего над ученым нависла угроза нового судебного процесса. Испанский посланник требовал его выдачи, и тогда Т. Кампанелла бежал к французскому послу, с которым был знаком. Римский папа обещал философу помощь, но потом отказал в ней, и Т. Кампанелле пришлось навсегда покинуть любимую Италию.
Оценили 3 человека
8 кармы