Сорок четыре дня в тылу врага

«Вот поглядите на карту. Треугольник Оболь — Полоцк — Дрисса. Этот лесной район Белоруссии во время войны в тылу у немцев контролировали партизаны. Тут была Советская власть. Большой кусок земли — семнадцать административных районов были бельмом для немцев. Когда подошел фронт, фашисты решили разделаться с партизанами. Должен сказать: несладко пришлось людям в этом «котле». Немцы двинули танки, самолеты и артиллерию. Я пошел к партизанам с секретным пакетом и понес им питание к радиостанции. И как раз угодил в самый «котел». Все сделал. Уходить надо. А уходить некуда. Со всех сторон плотное окружение. Девушка-латышка повела нас на запад. Перешли Двину, кое-как из «котла» выбрались. Своим сообщить ничего не можем — рация вышла из строя. Продуктов нет. Ели мелкую, с орех, «бульбочку». Оборвались. Опухли. На сорок третий день без карты, кружными путями, через болота вышли наконец к линии фронта. Обрадовались огням, пулеметной стрельбе. Ну, думаем, теперь дома. Благополучно миновали немецкую линию, миновали и свои окопы. Обнимаемся с солдатами. Оказывается, вышли мы на линию соседней с нами армии. К штабу идем — и вдруг команда:

— Сдать оружие! Раздеться до белья!

— Товарищи, мы же свои!

— Брянский волк тебе товарищ…

Командует молодой капитан, в разговоре упоминается слово «власовцы».

— Капитан, я — Шубин, разведчик

— Гм… Шубин. Шубина я лично знаю, под кого маскируется…

Нас втолкнули в холодный сарай. Опухшие, голодные, в одном белье, прижались друг к другу двадцать шесть человек — моя разведка. В щелку видно луну, часовой ходит, ледок у него хрустит под ногами. Ребята уснули. Я не сплю. «Расстреляют утром…» Зову часового.

— Слушай, утром нас расстреляют, но мы же не власовцы. Мы разведчики из соседней дивизии. Сходи в штаб, скажи, пусть по радио свяжутся.

— Хорошо. Я сейчас сменяюсь. У меня ребята знакомые в связи. Через пару часов приходит.

— Связывались. Там ответили: действительно, разведка пропала, и вас считают погибшими. Завтра приедут опознавать.

Прикидываю: приедут вечером. А утром капитан отведет нас к оврагу…

— Слушай, сходи еще, пусть сообщат: надо немедленно приезжать.

Я прижался к ребятам и тоже уснул. Проснулся от яркого света и голоса:

— Кто Шубиным назывался?!

В дверях стоит начальник нашей разведки полковник Быков. У сарая его машина. Не могу слова сказать, шатаясь, иду навстречу к нему и вижу: полковник не узнает.

— Полковник, это же я, полковник!..

Бросился, обнимает. Всех по очереди обнимает.

— Одеть немедленно! Вымыть! Накормить!

Кругом стоят любопытные.

— Оружие, — говорю, — полковник, оружие пусть вернут.

Раздали оружие — нет моего браунинга! Трофейного браунинга, с рубином на рукоятке. Он у нас в роте вроде как талисман был. Покажу, бывало, ребятам: «Пока он с нами — ничего не случится».

— Без браунинга не поеду!

Оказывается, сукин сын капитан успел подарить браунинг кому-то из верхних по званию. Полковник Быков вытащил пистолет.

— Застрелю, если немедленно не вернете.

Побежал капитан. Приносит, трясущейся рукой отдает, извиняется:

— Может, еще встретимся когда-нибудь…

Я, помню, под горячую руку сказал:

— Знаешь, капитан, если встретимся, я до утра ждать не стану.

…На войне много недоразумений случалось. Все можно понять и простить. Но равнодушия к людям прощать не могу».

Василий Михайлович Песков, «Война и люди», 2010г.