
Отец фюрера Алоиз родился в лесистой части Нижней Австрии в 1837 году как внебрачный сын крестьянской дочери Марии Анны, прозванной Марианной, Шикльгрубер. Спустя пять лет бабушка Гитлера вышла замуж за Йогана Георга, прозванного Хансъергом, Хидлера. Его брат Иоган Непомук Хюттлер вырастил Алоиза. В 1877 году, уже после смерти своего брата и невестки, состоятельный крестьянин смог добиться от властей признания 40-летнего Алоиза Шикльгрубера как сына Йогана Георга и своего законного племянника. Приходский священник в Деллерсхайме сделал соответствующую запись в церковную книгу, и будущий отец фюрера стал Алоизом Гитлером.
Адольф Гитлер, прекрасно знавший свое происхождение, «еще в юности был благодарен отцу за то, что тот переменил фамилию. Он считал, что Шикльгрубер звучит слишком просто и несколько комично». Изменение фамилии сыграло не последнюю роль и в карьере фюрера. В действительности трудно представить, чтобы в качестве немецкого приветствия произносили бы «Хайль Шикльгрубер». «Хайль Гитлер» было куда как благозвучнее. В ответ на соответствующий запрос 3 июля 1933 года рейхсканцелярия телеграфировала на места: «Рейхсканцлер в принципе запретил кому бы то ни было выбирать в качестве имени фамилию "Гитлер"».[145]
В точки зрения расовой чистоты происхождение Адольфа Гитлера было безупречно. Все его предки были крестьянами из поросшей лесами низинной части Австрии, которые никогда не занимались ремеслом, являясь готовой иллюстрацией к доктрине «Кровь и земля». Даже их фамилии, Шикльгрубер, Пельцль, Гешль и Декер, были баварского происхождения. Только принятая в 1877 году Алоизом и не употреблявшаяся ранее в роду фамилия Гитлер, по-видимому, происходит от чешской Гидларчек, распространенной среди евреев, о чем свидетельствует могильный камень с надписью «Адольф Гитлер», обнаруженный журналистами на старом еврейском кладбище в Будапеште.
Однако Адольф Гитлер старался не афишировать свои деревенские корни. В «Майн кампф» он подчеркнул, что родился в Браунау, хотя это и произошло только потому, что его отец служил на местной таможне. Вскоре Алоиза перевели в другое место, и этот городок не играл какой-либо роли в дальнейшей жизни его сына Адольфа. Своим родным городом Гитлер считал Линц, хотя и там у него не было никаких корней. Тем не менее до последних дней жизни он планировал полностью перестроить этот город, подарить ему ценное собрание картин и, возможно, возвести там свой мавзолей. С родной деревней его бабушек и дедушек фюрер обошелся таким образом, как будто там проживали славяне либо другие «недочеловеки», - она была снесена, и на этом месте устроили военный полигон.
Уже его отца, которого тяготила узость деревни, влекло в город. В глазах Гитлера отдаленная к чешской границе местность, его историческая родина, не была ничем другим, как захолустьем и местом преступных кровосмешений, с которым он не желал иметь ничего общего.
Именно из-за этого Адольф Гитлер, чья любовь к детям была широко известна, не желал обзаводиться собственным потомством. Более того, он даже подвел под свое решение солидные биологические аргументы. У гениального человека, а он ни на минуту не сомневался в том, что является гением, очень часто рождаются кретины. «Когда Гитлера спрашивали, почему он не женится и не заводит детей, он всегда отвечал: "Можно служить своему народу и не имея сыновей. Однако отцу всегда приходится бояться, что его дети могут наследовать от какого-либо дальнего предка плохие качества"».[146]
Оценивая себя с этой точки зрения, Гитлер приходил к весьма печальным выводам. Члены его семьи редко доживали до преклонного возраста. Его родители также умерли довольно рано. Кроме того, у сестры его матери Иоганны (Ханитант) был горб. Убежденность в слабости своего здоровья и предчувствие ранней смерти заставляли Гитлера постоянно спешить с осуществлением своих жизненных планов. Даже необходимость агрессии против Советского Союза он объяснял тем, что должен справиться со столь сложной задачей, пока у него еще есть силы, поскольку жить ему осталось не так долго. Сравнивая себя с пышущим здоровьем Муссолини, он говорил, что похож на человека, «у которого тьма уже застилает глаза, а в обойме остался только один патрон».[147]
Во главу угла был поставлен темп. Именно скорость, порой даже в ущерб основательности, была возведена нацистами в ранг новой национальной добродетели; внутренняя и внешняя политика понимались как некий всеобщий забег на короткую дистанцию. Летом 1939 года в доверительной беседе Адольф Гитлер сказал своему адъютанту по военно-воздушным силам Николасу фон Белову: «Я не собираюсь ждать именно потому, что у меня нет времени на ожидание».
Как истинный ипохондрик Гитлер подчинил свой образ жизни тому, чтобы укрепить здоровье. Еще в молодости он бросил курить. Более того, по окончании войны фюрер собирался вообще запретить курение. Начиная с апреля 1939 года было запрещено курить во всех партийных учреждениях. 4 марта 1944 года Гитлер поручил своему секретарю Борману подготовить документ о запрещении курения в трамваях. Фюрер вообще не употреблял спиртное, пил в основном только минеральную воду и питался исключительно вегетарианской пищей. Чтобы укрепить свою жизненную силу, он получал от личного врача уколы и проходил курс лечения для обновления кишечной флоры.
Ранняя смерть его матери от рака вполне могла вызвать у Гитлера особенный страх перед этим заболеванием. Когда в 1935 году у фюрера обнаружили в голосовых связках узел, он был убежден, что у него рак гортани. Гитлера пугала печальная судьба германского императора Фридриха III, который умер от этой страшной болезни. Как и следовало ожидать, опухоль у Гитлера оказалась доброкачественной. С нескрываемым облегчением Геббельс записал в своем дневнике: «Профессор Айкен, истинный германский врач, сохранил голос фюрера».
Такой же ужас Адольф Гитлер испытывал и перед инфекционными засолеваниями. Он с неохотой подавал для пожатия руку незнакомым людям и всегда боялся заразиться бациллами, из-за чего крайне редко прикасался к деньгам. 24 июля 1942 года армейский адъютант сделал следующую запись: «Особое внимание уделяется тому, чтобы исключить любую возможность заражения фюрера инфекционными болезнями. Каждый человек, который непосредственно находится в контакте с фюрером либо его окружением, должен быть исследован на предмет отсутствия у него возбудителей болезней (прежде всего блох и вшей)».[148]
В этой связи одно из наиболее страшных преступлений Гитлера, программу эвтаназии, можно рассматривать как реакцию фюрера на то, что он сам стал жертвой кровосмешения предков. Это же послужило и основанием для нежелания Гитлера иметь детей, поскольку они могут родиться дебилами. Несмотря на то что фюрер объяснял это собственной гениальностью, истинная причина все же была в нездоровой наследственности, о которой он был прекрасно осведомлен.
Все вышесказанное сыграло свою роль и тогда, когда в 1940 году ему на утверждение представили анкету, при помощи которой должен был пройти отбор тяжелых душевнобольных, содержащихся в лечебницах и санаториях, для последующей эвтаназии. Гитлер запретил проводить анкетирование. Возможно, одной из причин было то, что он не был уверен в том, что его тяжело больная мать смогла бы выдержать тестирование. Конечно, он ни на минуту не усомнился в физической полноценности своей матери, но не мог не думать о ней, когда речь шла о тяжелобольных.
Есть еще кое-что, что указывает на страх Гитлера перед последствиями кровосмесительных связей: идея расовой гигиены и чистоты расы, которая красной нитью проходит через всю политику фюрера. Кровосмешение в лесной глухомани и страх смешать свою кровь с чужою вылились в конечном итоге в программу эвтаназии. Это наглядно показывает, в какой извращенной форме преломлялись в мировоззрении Гитлера личные проблемы.
Также, по-видимому, с проблемой кровосмешения связан и сформировавшийся у него образ еврея. По мнению Гитлера, евреи представляют такую опасность потому, что они заключали браки только внутри своего народа, что сделало их сильнее других наций. 4 апреля 1942 года в ходе очередной застольной беседы Гитлер считал, что евреи обладают способностью адаптироваться в любом климате, что позволяет им приживаться даже в Лапландии и Сибири. Данная фраза содержит его настоящую оценку кровосмешения. По-видимому, в данном случае Гитлер всего лишь следовал расовой теории Хьюстона Стюарта Чемберлена, который признавал только две чистые расы: арийскую и еврейскую. При желании мы могли бы расценить это как неосознанную идентификацию евреев. «Его ненависть была восхищением со знаком минус».[149]
Эта идентификация еврея как самого страшного врага свойственна почти всем антисемитам. Они отказывают евреям в праве на ассимиляцию. Еврей должен оставаться евреем, ариец - арийцем. Однако первоначально данное требование чистоты крови и строгой сегрегации не было свойственно ни христианству, ни иудаизму. Евреи адаптировались к морали и обычаям окружающего их большинства, а антисемиты самым курьезным способом воспринимали еврейский образ мысли.
«Homo Гитлер: психограмма диктатора», Манфред Кох-Хиллебрехт, (перевод: А.Н. Гордиенко), 2003г.
Оценили 9 человек
13 кармы