Легенда о Петре III-избавителе

С середины 60-х до середины 70-х годов переживают свой расцвет легенды о царях (царевичах) - избавителях. Бурная деятельность Пугачева и других самозванцев, использовавших легенду о Петре III-избавителе на протяжении нескольких десятилетий, вплеталась в бытование самой легенды, срасталась с ней, влияла на нее, способствуя то ее развитию, то затуханию.

Расцвет легенды о Петре III-избавителе приходится на время царствования Екатерины II и в основном она носила антиекатерининский характер. Хорошо известно, что движение Пугачева отличалось четкостью социального состава участников и ясностью антикрепостнических настроений.

В старой историографии да и в некоторых работах более нового времени неоднократно ставился вопрос о том, почему именно Петр III был избран народом в качестве героя легенды, какие реальные черты его деятельности, характера, намерений и т.д. могли этому способствовать. Обычно приводилось два основания: попытка Петра ограничить крепостнические устремления монастырей, права фабрикантов на покупку крестьян и большая, чем при Елизавете, терпимость к старообрядцам.

Однако эти доводы, на мой взгляд, нельзя считать убедительными. Именно Екатерина II, а не Петр III окончательно секуляризировала монастырские владения; она тоже ограничивала покупку крепостных частными фабриками и заводами, а что касается либеральных жестов и временных послаблений, то подобных примеров в деятельности Екатерины более чем достаточно.

Поэтому гораздо важнее в биографии Петра III то, что он был 19 лет официально назначенным наследником престола - цесаревичем, воцарения которого с нетерпением ожидали, на которого возлагали годами таившиеся надежды, приобретавшие реальные формы в зависимости от социально-политической ситуации в стране, и, наконец, особенно то, что он царствовал коротко и не успел (так же как не успел Лжедмитрий) дискредитировать себя в глазах народа.

Существовало около сорока самозванцев, выдававших себя за свергнутого императора Петра III, самых выдающихся успехов среди которых добились Стефан Малый и Емельян Пугачёв.

Емельян Иванович Пугачёв

Первая попытка Пугачева признаться в том, что он Петр III, была предпринята им еще в ноябре 1772 году, почти за год до начала решительных действий. Как он показывал на допросе в Тайной канцелярии 4-14 ноября 1774 года, он говорил казаку Пьянову, впоследствии игравшему значительную роль в штабе пугачевцев: "Вот, слушай, Денис Степаныч, хоть поведаешь ты казакам, хоть не поведаешь, как хочешь, только знай, что я государь Петр третий" И оной Пьянов изумился, а потом, помолчав немного, спросил: "Ну, коли ты государь, так расскажи шь мне, где ты странствовал". И он, Емелька, говорил: "Меня пришла гвардия и взяла под караул, а капитан Маслов и отпустил, я-де ходил в Польше, в Цареграде, во Египте, а оттоль пришол к вам на Яик".

В августе 1773 года на умете у казака, прозванного Ереминой Курицей, Пугачев в доказательство своего царственного происхождения уже показывал царские знаки, совершенно такие же, как у многих других самозванцев.

Допрос известного Швановича, одного из немногих офицеров-дворян, сражавшихся на стороне Пугачева, выяснил, что в какой-то форме. хотя бы краткой, Пугачев рассказывал легенду о своем спасении и странствии при каждом официальном акте.

Большую роль в распространении легенды сыграли пугачевские манифесты и воззвания его военной коллегии и отдельных полковников. Публично читавшиеся указы производили особенно сильное впечатление на неграмотную массу крестьян, казаков и работных людей и сами по себе уже свидетельствовали о подлинности столь долго ожидаемого и наконец явившегося царя Петра III.

Ложные указы появлялись в связи с тем, что народ не мог дождаться от правительства издания таких законов, которые ему казались единственно справедливыми. Авторы их как бы временно принимали на себя правительственные функции и действовали в духе народных чаяний. Так же как самозванчество и народная поддержка самозванцев, ложные указы являлись формой активного проявления царистских иллюзий.

Легенда об императоре Петре III - избавителе сыграла огромную роль в крестьянской войне 1773-1775 гг. Так же как в годы восстания под руководством Болотникова, она объединила массы восставших, была их знаменем, придавала цель, смысл и законность их действиям, была идеологической и правовой санкцией движения. Однако это было так, пока движение росло, ширилось, и было успешным. Впрочем, и расширение его таило для Пугачева серьезную опасность. Хотя бы потому, что шансы встретить людей, хорошо знавших его на Дону, в армии и т.д. росли. И тем более, как только Пугачева стали постигать неудачи, особенно на третьем, заключительном этапе крестьянской войны, легенда стала не только требовать рискованных, но и сравнительно безобидных для общего хода дела поступков, - она вступила в прямое противоречие с действительностью и сыграла в истории крестьянской войны этого периода роль явно отрицательную.

Стоит упомянуть о трагикомичном и вместе с тем характерном поступке Пугачева. Во время захвата Оренбургского форпоста он был в церкви Георгия Победоносца. Здесь в порыве самоутверждения он сел на церковный престол и, плача, говорил присутствовавшим: "Вот, детушки! Уже я не сиживал на престоле двенадцать лет". Как сообщил позже на допросе Шванович, "многие толпы его поверили, а другия оскорбились и разсуждали так: есть ли бы и подлинно он был царь, то не пригоже сидеть ему в церкве на престоле".

Желание действовать согласно с легендой и плохая осведомленность о смысле и назначении церковного престола и его отличии от престола царского заставили Пугачева совершить неосмотрительный поступок, имевший для него двойственные последствия.

Правительство хорошо понимало необходимость не только преследования носителей легенды, но и разрушения самой легенды или выключения Пугачева из нее, чем активно и занималось.

Примечательно, что на последнем этапе войны, некоторые факты и обстоятельства, которые при успешности общего хода дела могли послужить на руку Пугачеву, в пору поражений оказывали отрицательное воздействие.

Таковой была, например, была женитьба на Устинье Кузнецовой "от живой жены", оказавшая отрицательное воздействие на умонастроение пугачевцев.

Так же было и с неграмотностью Пугачева. Обнаруженная неграмотность была сильнейшей уликой, обличавшей его в самозванстве.

Легенда, сыграв огромную роль в истории крестьянской войны 1773-1775 гг., как всякая легенда не выдержала испытания действительностью и на заключительном этапе обернулась против него.

В качестве вывода отмечу: самое масштабное по численности участников и по площади охваченной территории народное движение во главе с наиболее харизматичным для 18 века самозванцем стало крахом самозванства «народных царей» и «самозванчества народных масс» - власть показала, что может постоять за себя, а идея народного правителя на практике погубила сама себя.