Почему Москва победила Новгород

«Новгородское вече» Сергея Рубцова.

История русского республиканства

Нетрудно понять, почему картина отечественной истории была выстроена именно таким образом. На момент создания русской историографии в XVIII—XIX веков, Россия была монархической страной, очевидно, что историки должны были обосновывать естественность этой модели. Поэтому созданная первыми отечественными профессиональными историками (и сохранившаяся в основных чертах до сих пор) схема сводится к следующему.

Некогда в прошлом существовало огромное централизованное государство — Киевская Русь, коллективное владение династии Рюриковичей. Впоследствии эта империя распалась под воздействием внутренних центробежных тенденций, а также внешнего вторжения монголов. Западные области ранее единой Руси были аннексированы Литвой и Польшей, а восточные — прозябали под иноземным игом. Но именно в этих, северо-восточных областях и сложилось новое московское государство, возглавляемое Рюриковичами — прямыми наследниками древней монархии. Сбросив с себя иго и покончив с удельным и вечевым сепаратизмом, московские цари были просто обязаны обратить внимание на Киев, Смоленск и другие западные земли. В общем и целом эта схема не меняется со времен Татищева.

«Заморские гости» Николая Рериха.

Насколько эта концепция согласуется с известными на сегодняшний день фактами? Есть ли какие-то основания говорить о Киевской/Древней Руси как о едином государстве? Это представляется очень сомнительным по следующим причинам.

Летописные рассказы, посвященные IX—X и даже XI векам, как правило, представляют собой цитаты из небольшого набора текстов. То, что нам достоверно известно о древнейшем периоде русской истории, можно свести к двум положениям:

Восточнославянские земли были колонизированы скандинавами: на это указывают личные имена представителей элиты и топонимы, а подобная косвенная информация заслуживает неизмеримо большего доверия, чем летописный текст.

Именно со скандинавским завоеванием на этих землях возникает первое подобие городской цивилизации.

Рассказ о призвании Рюрика славянами не выдерживает никакой критики, как, впрочем, и вся ранняя генеалогия Рюриковичей. Нет никакого основания доверять официальным легендам русских аристократических родов о происхождении от одного-единственного средневекового викинга. Историк Карнович, изучив генеалогии российских аристократических родов, внесенных в «Бархатную книгу» 1787 года, заключает, что в ней «кроме фамилий, произошедших от Рюрика, нет ни одной не только коренной московской, но даже и вообще велико-русской фамилии, так как родоначальники их были из кесагов (черкесов), литовцев, пруссов, волынян, галичан, германцев, татар, шведов и греков». Из этого он делает вывод о доминировании инородческого элемента в русском дворянстве, но мог бы сделать и другой — о том, что генеалогии Рюриковичей сфальсифицированы: все аристократы великороссы объявили себя Рюриковичами, возведя свою генеалогию к общему легендарному предку.

Документально можно подтвердить, что около 1100 года не было на Руси никакой монархии и никакой империи. Мы видим огромное количество свободных городских общин, власть в которых постепенно узурпируется князьями. Это очень долгий и сложный процесс, который было сложно ускорить прямым применением силы. Нам известен лишь один пример в древнерусской истории, когда княжеская дружина смогла одержать победу над горожанами, вознамерившимися прогнать своего князя, — это удалось сделать только однажды в 1144 году галицкому князю Владимирко Володаревичу.

«Князь Владимирко Володаревич Галицкий», гравюра Бориса Чорикова.

Согласно традиционной версии русской истории (созданной в имперский период), политические конфликты той эпохи объясняются попытками низов ликвидировать изначальную монархическую форму правления. Это касается, например, создания Новгородской республики, которое принято датировать 1136 годом, когда новгородцы изгнали своего князя. В рамках этой интерпретации представляется совершенно необъяснимым следующий факт, обнаруженный археологом Валентином Яниным, который собрал и классифицировал печати на новгородских документах: после 1136 года количество княжеских печатей значительно увеличивается по сравнению с количеством посаднических. Таким образом, нет оснований предполагать, что до «революции» 1136 года роль князей в Новгороде была выше, чем после, скорее наоборот.

Как уже замечали некоторые отечественные историки, например Михаил Покровский или Игорь Фроянов, Новгород и Псков были не революционными очагами новой формы правления, а заповедниками старого строя, который до XIII века был общерусским. До XII века вече созывалось повсеместно, как и республиканские магистратуры вроде тысяцких и посадников, непопулярные князья изгонялись из городов. С XII века на Руси начался медленный процесс, который хорошо изучен на примере Рима, Греции, средневековой Италии и Арагона (ситуация в странах к северу от Альп трагичнее — от ранних периодов истории не-средиземноморских стран Европы сохранилось слишком мало письменных документов): узурпация власти в городской республике. Четче всего его можно проследить именно на примере Италии, итальянское Средневековье — это, по всей видимости, самая ранняя, действительно подробно задокументированная эпоха мировой истории. Однако такая узурпация всегда проходит проблематично и вызывает сопротивление населения.

Так было в Северной Италии, например во Флорентийской республике. Согласно официальной генеалогии клана Медичи, это семейство происходило от воина Карла Великого, посвященного в рыцари за убийство великана-людоеда Мугелло. К началу XIV века Медичи были богатыми торговцами шерстью и избирались на невысокие государственные должности. Коренной перелом в их судьбе произошел в XV века, когда Медичи поддержали римских, а не авиньонских пап. После восстановления единства церкви они были назначены управляющими папской казной. В результате Медичи стали богатейшей семьей во Флоренции: члены этого рода несколько раз подряд занимали высший государственный пост — становились гонфалоньерами справедливости. Однако их чрезмерное богатство и явное стремление к узурпации власти обрушивало на них репрессии: им запрещали занимать государственные должности, изгоняли из города. После очередного выдворения они смогли вернуться только на имперских штыках, с войсками Карла V, после чего в 1532 году провозгласили себя уже не гонфалоньерами, но герцогами Флоренции, и легитимность их отныне основывалась не на волеизъявлении общины, но на милости государя Священной Римской империи и испанского короля.

«Высылка в Москву знатных и именитых новгородцев» Алексея Кившенко.

Какие наблюдения можно сделать на примере судьбы итальянских и русских городов? Во-первых, древнейшим и «естественным» способом их устройства является республика. Новгород на Руси XV века или Венеция в Италии XVII века — это явление архаичное, остаток древнего строя, который в прошлом был более распространен. Во-вторых, для узурпации власти в городе-государстве обычно требуется внешнее вмешательство или даже прямое завоевание. Андрей Боголюбский делал все, что в его силах, чтобы избавиться от контроля: перенес свою резиденцию во Владимир подальше от древних вечевых городов Ростова и Суздаля, сжег Киев, но с Новгородом у него ничего не получилось. В конечном счете, этого «первого великоросса на исторической сцене» (по выражению Ключевского) убила своя же дворня — обычный конец для тирана. Чтобы узурпация свершилась, нужен был внешний толчок, и он был дан в XIII веке монгольским завоеванием.

Говоря о внешних признаках монгольского вторжения, пожалуй, слишком много останавливаются на его неспецифических чертах — разрушение городов, истребление населения и его угон в рабство и так далее. Это все обычно для средневековых войн. При этом мало внимания уделяют специфическим и часто уникальным чертам монгольской кампании. Дело в том, что это завоевание привело к одной из ключевых социальных революций в русской истории. В результате вторжения произошло:

Появление на Руси государства. Формы власти, существовавшие до монголов, не заслуживают этого названия.

Превращение князей из предводителей военных дружин и наемников городской общины в монархов и функционеров хана. Об этом часто говорят в отношении московских князей — здесь все слишком очевидно (Карамзин признавал, что Москва обязана своим могуществом ханам), забывая при этом, что сильная княжеская власть вообще не существовала на Руси до монгольского завоевания. То же касается и церкви — недаром еще в XVII веке церковники, желающие добиться налоговых и прочих привилегий, апеллировали именно к ханским тарханным грамотам.

Низведение горожан до положения несвободного сельского населения — смердов.

На последнем пункте следует остановиться подробнее. Было бы ошибкой модернизировать социальные отношения Раннего Средневековья и изображать древнерусские города оазисами демократии и эгалитаризма. В древнерусском обществе существовала более четкая и жесткая грань между городским и сельским населением, чем в средневековых итальянских республиках, Риме или Греции. На Руси горожанин был свободным человеком — в том же смысле, в каком свободным человеком был грек или римлянин. Он участвовал в городском ополчении, не платил налогов, обладал некоторым набором личных и политических прав, в частности мог (в зависимости от своего социального положения) участвовать в городском самоуправлении, был в некоторой степени защищен от княжеского произвола и так далее. Сельского населения — смердов — все это не касалось. Даже в Новгороде смерд был коллективным рабом городской общины и, что принципиально важно, объектом эксплуатации и произвола со стороны князя. Михаил Черниговский, вступивший на должность новгородского князя в 1229 году, целовал крест на верность горожанам, а смердам «дал свободу на пять лет даней не платить».

То есть если в пределах городских стен господствовало вече, то за стеной лежала зона княжеской «свободной охоты» и княжеского произвола. Следует заметить, что с точки зрения античного или средневекового человека, уплата дани вовсе не сводится к экономическим отношениям, это акт бесчестья для платящего, свидетельствующий о его зависимом положении. Поэтому неудивительно, что выплата дани для смердов шла в комплекте с утратой всех гражданских прав.

Нашествие монголов, миниатюра из русской летописи.

Эта особенность древнерусского города роднит его не с античными полисами, а, скорее, со Stato da Mar — венецианскими колониями на Балканах: Рагузой, Котором и другими, где лишь итальяноговорящие католики могли обладать гражданскими правами и даже ночевать в городе, в то время как православные славяне были лишены этих прав. Любопытно, что католический патрициат этих городов, усвоивший итальянскую культуру и язык, как правило, носил вполне славянские имена, то есть потомки первых колонистов с Апеннинского полуострова были давно растворены в местном населении, но созданная завоеванием социальная преграда сохранялась. Эта же черта социального строя русских городов, по-видимому, указывает на их изначально колониальный характер. Древнейшие русские города — это фактории, выстроенные скандинавскими завоевателями для сбора дани с аборигенов. Завоеватели ассимилировались, потеряли свой язык и культуру, но выстроенная ими экономическая система, а значит, и социальный апартеид сохранились.

Когда монголы попытались включить русские земли в имперскую систему, они столкнулись с ожесточенным сопротивлением городов — восстания против сборщиков дани полыхали на протяжении всего XIII века. Современные исследователи упрощают дело, сводя его к экономическому или религиозному фактору. Пожалуй, определяющую роль здесь сыграло именно нежелание горожан терять свой статус свободных людей — опускаться до уровня смердов. Так что ханы, передав князьям функцию сбора дани, автоматически перевели города из области вечевого в область княжеского права — создали русскую монархию.

«Князь Михаил Черниговский» Василия Смирнова.

Не будем останавливаться на перипетиях средоточия этой власти в Москве и отношениях между князьями и ханами. Достаточно сказать, что с постепенным распадом власти в орде, господство свалилось в руки главному из князей. Можно провести аналогию с бывшими секретарями союзных республик СССР, после дезинтеграции центральной власти, превратившимися в суверенных правителей. Разница заключается лишь в том, что распад СССР произошел почти моментально, в то время как Кипчакское ханство постепенно распадалось на протяжении столетий — даже стояние на реке Угре, вопреки общераспространенному мифу, привело не к отмене дани, а к снижению ее размера — с 7 тысяч до 1 тысячи рублей в год. Дань исправно выплачивалась до 1502 года, когда крымский хан уничтожил Сарай, вместе со всеми членами правящей династии Большой орды, за исключением немногих успевших бежать в Москву — теперь ее было некому платить, а московский князь стал совершенно независим.

Так как князь московский, хотел подчинить своей власти все окрестные территории, включая тогдашние земли Великого княжества Литовского — нынешние Украину и Белоруссию, и был создан миф («Сказание о великих князьях Владимирских»), направленный на то, чтобы обосновать его претензии на эти области. А так как место православного императора оказалось вакантным после взятия турками Константинополя, то неудивительно, что преемственность московских князей — через Владимира Мономаха — была возведена к Византии. Именно тогда, артефакт, который ранее обозначался в завещаниях московских князей как «шапка золотая», в завещании Ивана Грозного впервые идентифицируется как «шапка Мономаха».

Источник.