Записка митрополита Сергия (Страгородского) к созыву Поместного Собора Православной Русской Церкви 20 декабря 1924 г

Товарищ Сталин ушёл из Синодальной Церкви - Церкви ''полицейского государства'', созданного реформами Петра Псевдовеликого, - ''бунт поповичей'' -

но построив Красную Империю, исповедовался перед смертью в Церкви Советского Союза...

Как рождалась Церковь Советского Союза, что повлияло на неё?

Оцените записку митрополита Сергия (Старогородского) от 20 декабря 1924 г.

Зарубежная Церковь (эмигрантов, пережиток Синодальной Церкви, ''чиновников в рясах'') до сих пор верещит от злобы, услышав про ''сергианство''...

Читаем, изучаем, оцениваем...

Многое интересно, много ''подводных камней'', многое можно прочитать ''между строк''...

Митрополит Сергий (Старогородский):

..В своем прошлом, христианство помнит не только стеснения обстоятельств, подобныя нынешним, но и прямые гонения...

Было бы, конечно, лишь фразой теперешнее свое стесненное положение нашей русской Церкви приравнивать к эпохе гонений.  Правда, Церковь наша лишена имущества, а с ним и устойчивого обеспечения для своих учреждений.  Но храмы наши открыты для публичного богослужения, проповедь раздаётся, всякий свободно может приходить и слушать.  Правда, и то, что некоторые из церковных деятелей и у нас поплатились жизнью, а многим другим из них пришлось познакомиться с тюрьмой и ссылкой.  Но причины того уже не религиозные убеждения как таковые, а ... политические отношения.  Мы можем открыто оставаться при наших религиозных убеждениях и в нашем сане, и никто нас за это преследовать не будет.

...Несомненно, и отношения Советской власти и нашей церкви с течением времени сделаются более спокойными и нормальными.

...Самым главным из припятствий, лежащих на пути к нашей цели, является принципиальное расхождение с коммунизмом в вопросе религиозном.  Конечно, никаких компромиссов или уступок в этой области мы допустить не можем.

...Пусть нас принимают такими, какие мы есть.  И если одной из задач революции коммунистической считается борьба с Богом и освобождение народа от веры в загробный мир, то в этом смысле мы останемся всегда контр-революционерами, и не пассивными только но и активными, т.е. всегда будем бороться с неверием и проповедовать и так будем делать потому, что наша вера дает нам основание думать что христианство в мире неистребимо ни физическими, ни моральными силами и что конечная победа будет принадлежать все таки ему хотя бы по разрушению этого мира.

Значит в этом пункте примерения между нами и советской властью быть не может.  Однако это принципиальное расхождение не должно считаться непреодолимым припятствием к установлению поддержки или легальных отношений между обеими сторонами.  Советская власть, оставаясь коммунистической, но приняв на себя управление государством, не может позабыть что по меньшей мере 95% населения этого государства -- верующие.  ...Вот почему, вступая в управление государством, коммунисты издали декрет не об уничтожении всякой религии в пределах СССР, а о полной свободе граждан верить во что угодно и по этой вере жить.

...Другое дело с обвинениями политическими и с отношением Церкви Православной к новому государственному и социальному строю. ...Эта область не затрагивает существа нашей веры, в ней мы не связаны какими либо вечными, непреложными законоположениями и можем действовать свободнее. ...Если, например в прошлом наша православная церковь стояла за монархию и даже карала своей анафемой возстания против монарха, то это не обязывает нас оставаться при том же и теперь, при изменившихся условиях.

...Но это не значит отнюдь, что церковь, прежде проводившая монархическую позицию, теперь хочет проводить политику советскую: церковь, получив с революцией свободу жить только своею чисто церковную жизнью, теперь становится в стороне от политики, одинаково открывая свои двери и проповедуя свое учение и обряды и монархистам, и республиканцам, и буржуа, и пролетариям, лишь бы они по вере были православными церковниками.

...В прежнее, дореволюционное время в стороне от церкви стояло много людей и православно верующих.  Некоторые из них просто не находили на церковном поприще приложения своим силам и способностям, потому что приходской жизни тогда, в сущности не было, участие прихожан ограничивалось почти одним посещением храма и пожертвованиями на него.  Другие же (в особенности интеллигенция) сторонились от Православной церкви, как учреждения казенного, государственного.  Они не хотели иметь дела с православным духовенством, которое представлялось им исполняющим какие-то почти полицейские функции, не столько служащим Христу, сколько подслуживающимся к государству.  ...Многие мечтали тогда о возрождении приходской жизни и о снятии с нашей церкви государственного мундира.  ...Со снятием этого мундира и с предоставлением мирянам широкого участия в приходской жизни, к нашим храмам и в наши приходы устремились и люди, раньше стоявшие от нас в стороне.

...Коммунистический строй ... не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого, это показывают первые шаги христианства в мире, когда оно, может быть, еще не ясно, представляя себе своего мирового масштаба и на практике не встречая необходимости в каких либо компромиссах, применяло свои принципы к устройству внешней жизни пер­вой христианской общины в Иерусалиме, тогда никто ничего не считал своим, а все было у всех общее (Деян. IV, 32). Но то же было и впоследствии, когда христианство сделалось госу­дарственной религией, когда оно, вступив в союз с собствен­ническим государством, признало и как бы освятило собствен­нической строй. Тогда героизм христианский до сих пор нахо­дивший себе исход в страданиях за веру, начал искать такого исхода в монашестве т.е. между прочим в отречении от собствен­ности, в жизни, общинной, коммунистической, когда никто ничего не считает своим, а все у всех общее. И, что особенно важно, увлечение монашеством не было достоянием какой-нибудь кучки прямолинейных идеалистов, не представляло из себя чего-нибудь фракционного, сектантского. Это было явле­нием всеобщим, свойственным всему православно-христианс­кому обществу. Бывали периоды, когда, по фигуральному вы­ражению церковных писателей, пустели города и населялись пустыни. ...Не возражая против владения собствен­ностью, не удаляя из своей среды и богатых, христианство все­гда считает "спасением", когда богатый раздаст свое богатство нищим.  ...Христианство (точнее, наша православная церковь в отличие от протестантства) идеальной или совер­шенной жизнью, наиболее близкой к идеалу, считало, все таки, монашество с его отречением от частной собственности.

...Православная церковь, стоя перед со­вершившимся фактом введения коммунистического строя Советской властью, может и должна отрицать коммунизм, как религиозное учение, выступающее под флагом атеизма. Она может выражать опасения, как бы принудительное от­чуждение частной собственности, проводимое под флагом безбожия и отречения от неба и будущей жизни, не имело на практике совершенно противоположных результатов; как бы, вместо того, чтобы отучить людей от собственности, оно не возбудило в людях, наоборот, особенно страстного и настойчивого стремления именно к приобретению, к наживе, чтобы пользоваться хотя моментом: "будем есть и пить, потому что завтра умрем" (Ис. XXII, 13). Все такие опасения допустимы и, если угодно, оправдываются опытом действительной жиз­ни. Но занимать непримиримую позицию против коммуниз­ма, как экономического учения, восставать на защиту част­ной собственности для нашей православной, в особенности, русской церкви значило бы забыть свое самое священное про­шлое, самые дорогие и заветные чаяния, которыми, при всем несовершенстве повседневной жизни при всех компромис­сах, жило и живет наше русское подлинно православное цер­ковное общество.

Борьба с коммунизмом и защита собственности нашими церковными деятелями и писателями в прежнее, дореволю­ционное время, по моему мнению, объясняется причинами для церкви внешними и случайными. Прежде и главнее всего: Цер­ковь тогда была в союзе с собственническим[и] государством, точнее, всецело подчинена ему. Коммунизм тогда считался учением противогосударственным. Естественно, что многие церковные деятели остерегались со всею ясностью и последо­вательностью высказывать идеальный, подлинно евангельс­кий взгляд нашей церкви на собственность, чтобы не ока­заться политически неблагонадежными. Вспомним, что сам митрополит Московский Филарет, при всем его государствен­ном складе мышления и при всей его государственной кор­ректности/принужден был выдержать неприятные перегово­ры с Министром внутренних дел или с жандармским управ­лением, по поводу одной своей проповеди о милостыне.  ...Полемизируя с сектантами, из которых некоторые отрицают собственность, с Толстым, и не желая оставить необличенным ни одного заблуждения, наши мис­сионеры и писатели часто простирались по внедрении даль­ше, чем следовало, и начинали обличать то, что обличению не подлежало и что обличать не входило ни в интересы, ни в задачу Православной Церкви. Наконец, значительную можно даже сказать, львиную долю в этом недоразумении должна принять на себя и наша богословская духовно-академическая наука, шедшая и в данном вопросе, как и во многих дру­гих, на буксире богословской науки западно-европейской в, особенности, протестантской.  Протестантство же (ортодок­сальное) полемизируя с коммунизмом и защищая частную собственность и весь вообще европейский буржуазный склад жизни, было только последовательным. С самых первых шагов своих, удалив духовно-благодатную жизнь человека в тайни­ки его совести и признав, что в этой области свободное про­изволение человека почти не значит ничего, протестантство тем самым направило всю энергию человека в сторону так называемым гражданских добродетелей (гражданская мораль Меланхтона).

...Для пересаженного к нам с Запада полицейского государ­ства это выводы протестантства были весьма пригодными, и потому были весьма скоро и основательно усвоены всеми по государственному мыслящими людьми. Они свили себе гнездо и в официальном богословии. Но подлинно православной, в особенности, русской православной богословской науке с этими выводами не по пути. Не даром немцы возмущались некультурностью нашего мужика, невозможностью никаки­ми силами привить ему помянутые буржуазные добродетели. Он все продолжает твердить, что земля "Божья", т.е. ничья, что все, что нужно всем, и должно быть в общем пользова­нии. Но не то же ли в конце концов скрывается и под кожею всякого русского интеллигента и вообще русского человека. Возьмем нашу народную поэзию, начиная с былин и кончая беллетристикой (даже дореволюционной). Где у нас идеал честного и аккуратного собственника? Напротив, не юродивый ли, если взять духовную литературу, не босяк ли, если взять светскую, а в том и в другом случае, не человек ли, живущий вне усло­вий и требований буржуазной жизни, есть подлинно наш рус­ский идеал?  ...Примириться с коммунизмом государственным, приба­вим в заключение, для церкви тем легче что он, отрицая (практически лишь в известных пределах, хотя это и временно) частную собственность, не только оставляет собственность  государственную или обще­народную, но и карает всякое  недозволенное пользование тем, что лично мне не принадлежит. За­поведь "не укради" остается основным положением и советского уголовного кодекса: Христианство же заинтересовано не тем, чтобы обеспечить христианину право на владение его собственностью, а тем, чтобы предостеречь его от покушений на чужую собственность.

...Третий вопрос ...есть вопрос о собственности церковной.  ...Государство не всегда считалось с этой неприкосновенностью и не только Лейбницевский "Левиатан", но и государство Византийское и даже древне-русское, и в случаях острой государственной нужды, а иногда и по иным соображениям, обращаало церковное имущество на государственные нужды.  И церковь так или иначе принуждена была мириться.  ...Право иметь собственность не входит в качестве непременного признака в понятие о церкви как божественном установлении и не составляет необходимого условия ея существования.  Божественный основатель церкви и сам не имел, где главы преклонить и апостолам своим ни словом не заповедовал обезпечивать себя и свою проповедь имуществом, хотя бы только на завтрашний день.  Также и апостолы ... старались устраниться даже от такого примитивного хозяйства, какое было в первой иерусалимской общине.  Та же простота и бедность отличали церковь и в первые века послеапостольские.  ...Поэтому и взгляд на церковное имущество был иной, чем какой установился впоследствии, так как по традиции имущество церковное получалось от сбора на нужды богослужения, т.е. на евхаристию и на вечерю любви для бедных по преимуществу, то оно и называлось тогда "достоянием нищих" и назначалось для них.  ...Таким образом, по традиционному церковному идеальному взгляду церковное имущество не представляло из себя чего либо устойчиваго, прочнаго или долговечнаго.  Оно было священным, но лишь в смысле охранения от всякой профанации и еще в том, что было неприкосновенным для всяких алчных посягательств: не могло быть присвоено епископом себе, ни передано его родственникам (если они не подходили под категорию нищих).  Но не было священным в позднейшем смысле, чтобы лежать ему неприкосновенным в церковных кладовых и отягощать церковный клир заботами об охране (как это было, например, в Новгородском Юрьевском монастыре).

...Таким образом мы видим, что право церкви иметь собственность отнюдь не имеет божественного происхождения и не входит в понятие о церкви, как божественного установления.  Право это стоит и падает вместе с признанием церкви государством и проистекает от государства.  Было время когда церковь обходилось без этого права, как и теперь обходится в некоторых странах (например в америке, в Японии и вообще везде, где государство ей этого права не предоставляет), отнюдь не отказываясь от своей просветительской миссии.  

...С потерею русской церковью прав на собственность не разрывно связывается и отказ русской церковной иерархии от всяких притензий на управление тем, что прежде называлось церковным имуществом.  Действительным управителем этого имущества является теперь группа верующих принявшая его от государства под свою ответственность перед тем же государством..