Остывшая земля

1 813

Самолеты российских Воздушно-космических сил приступили к проведению воздушной операции с нанесением точечных ударов по террористам из "Исламского государства" в Сирии, сообщил 30 сентября официальный представитель Минобороны РФ генерал-майор Игорь Конашенков.

Война – страшное зло.

Даже если это священная война, война освободительная, от этого она всё равно не перестаёт быть злом, и язвит ещё больнее, потому что освободитель, защитник не может по-другому выполнить свою миссию, как убийством и насилием над врагом. Христиане всегда уважительно относились к солдатам и офицерам, к военным, может быть потому, что только эти люди в самой предельной точности выполняют завет Христов: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Они полагают души свои безсмертные, приносят в жертву за ближних.

Да, настоящий солдат «не щадит живота своего», не бережёт жизнь свою, готов умереть. Но предельная трагичность его жертвы даже не в этом. В чём же эта жертва, жертва души? В сознательном совершении греха. Нельзя убивать людей, какими бы они ни были,– нельзя. Пусть злодей заслужил смерти, пусть убил и покалечил тысячи невинных жизней,– оттого, что вы убьёте его, этот поступок никогда не станет добрым делом. Никто не заслуживает смерти. Убийство – грех и зло. Но здесь же и корень человеческой трагедии: убивать нельзя, но нельзя не убивать.

Это только в книгах так бывает – выбирай между добром и злом. В реальной жизни мы вынуждены выбирать между большим злом и меньшим. Убийство в сражении – меньшее зло. Казнь преступника – меньшее зло. Но оттого, что оно меньшее или большее, зло никогда не перестаёт быть злом, и каждое такое реализованное зло накапливается в теле земли, во всечеловеческом теле.

Эту трагичность войны с поразительной проницательностью сумел передать Максимилиан Волошин, который сто лет назад в разгар Первой мировой войны написал такой текст:

В эти дни великих шумов ратных

И побед, пылающих вдали,

Я пленён в пространствах безвозвратных

Оголтелой, стынущей земли.

В эти дни не спазмой трудных родов

Схвачен дух: внутри разодран он

Яростью сгрудившихся народов,

Ужасом разъявшихся времён.

В эти дни нет ни врага, ни брата:

Всё во мне, и я во всех; одной

И одна – тоскою плоть объята

И горит сама к себе враждой.

В эти дни безвольно мысль томится,

А молитва стелется, как дым.

В эти дни душа больна одним

Искушением – развоплотиться.

Каждое убийство – это убийство брата. Всякая война, пусть и между неродственными народами, – братоубийственная война. И человек, живо чувствующий боль мира, его трагический разлад, болит страданием и врага, и брата, молит о мире, о примирении, даже, если нет сил молиться. Христианин не может желать войны. Ученик Христов не может радоваться убийству. Всеми силами нужно стараться о том, чтобы не лилась кровь, чтобы прекратились убийства, сделать всё для того, чтобы не было войны.

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

Земля стынет от человеческой злобы. Мы виноваты перед ней, потому что вместо священнослужения, к которому призван каждый человек, вместо нежной заботы и сердечного благословения, так естественных для детей Божиих, мы мучаем Божию тварь, мы стали осквернителями земли, её обидчиками. Земля остыла, вымерзла, отравившись человеческой кровью, мы насильно напоили её убийством, местью, злобой и высокомерием. И вместе с землёй вымерзли и наши души, потеряли чуткость, отвыкли от доброты. Нас уже не пугают новости об убитых, раненых, калеках. Мы теряем чувствительность к человеческому страданию. Люди превращаются в цифры, безропотно дающие себя складывать, вычитать, извлекать проценты.

В одном из своих рассказов Гаршин пишет: «Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать тысяч одних русских и румын, не считая турок… Двенадцать тысяч… Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается безконечной лентой лежащих рядом трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится дорога в восемь вёрст».

Сколько ещё дорог нужно выстелить человеческими телами, чтобы люди отвыкли от войн? Но ведь не отвыкнут. До конца времён будут выстилаться новые и новые дороги. Мы это слишком хорошо знаем. Таков наш искалеченный, обезумевший мир. Люди никогда не остановятся в убийстве, и каждое поколение будет воспитывать своих мальчиков в готовности принести себя в жертву, души свои положить, быть готовыми на самый тяжкий грех ради своих близких. Но никогда не бросят христиане умолять, просить, уговаривать, делать всё возможное, чтобы не лилась кровь, не страдали люди, чтобы души отогреть от ненависти. И потому так жадно теснимся мы к церковному теплу, так дорожим этим согревающим и освещающим огнём Христовым. И зовёт Церковь всех нагих и озябших: «Темже иже от Адама нагие, придите к Нему да согреемся».

Архимандрит Савва (Мажуко)

*Многие из нас, зачастую со злорадством, пишут разные комментарии о украине и прочем. Но, слава Богу, при этом мы не очерствели сердцем и умеем сострадать. Но как страдает наша земля! Не осталось ни малейшего клочка не политого праведной кровью защитников.

Израиль не удержался от поставки вооружений в Восточную Европу, теперь эшелоны российских Су-35 устремятся в Иран
  • pretty
  • Вчера 07:46
  • В топе

Тель-Авив пошел на рискованный шаг против России и теперь в страхе ждет у своих границ появления Су-35. Иран подтвердил, что приобрел эти истребители у РФ, и нет повода усомниться, что Тегеран примени...

В Люберцах семь мигрантов отмудохали местного. А из полиции они ... просто "сбежали"
  • Hook
  • Вчера 15:55
  • В топе

Может кто-нибудь готов разъяснить, что означает эта фраза, но я ее реально не понимаю. Вернее, понимаю так, что в это просто поверить не могу. Вчера состоялся разговор Путина и Рахмона. По его ...

Мытьё посуды в Сене, крысы в Париже и как нам наказать Францию

1. Всё же мы сильно отстали от Европы. Река Сена в Париже настолько чистая, что уличные торговцы даже моют в ней посуду, прежде чем выкладывать на неё сосиски и прочую еду — необычайно вкусн...