Китай застраховал себя от очернения идеальным способом

Ирина Алкснис

В следующем году будет отмечаться тридцатилетие одного из самых знаковых (и действительно значимых, поскольку во многом предопределило дальнейший путь одной из ключевых держав) событий конца прошлого века: подавление оппозиционных выступлений на площади Тяньаньмэнь в Пекине.

О гибели в тот день то ли сотен, то ли тысяч человек (данные предсказуемо разнятся) можно говорить много и долго, но особо хочется выделить один аспект: она не привела к серьезным внешнеэкономическим и внешнеполитическим последствиям для Пекина. Например, Япония, приостановившая выдачу кредитов Китаю, уже год спустя отказалась от этих санкций.

Однако с культурной и идеологической точки зрения Китай на многие годы стал объектом острой и прямо-таки тотальной критики (по сути, очернения) со стороны Запада. А тема гибели людей под гусеницами танков активно педалировалась во всех гуманитарных сферах – от правозащиты до массовой культуры.

Десятки популярнейших голливудских фильмов 1990-х годов использовали ее в своих сюжетах. Там, разумеется, в самом светлом виде были представлены рвавшиеся к свободе и демократии студенты и в самом мрачном – безжалостно их уничтожившая тоталитарная государственная машина.

Сейчас эта история вновь приобрела актуальность в новом и несколько неожиданном ракурсе.

В политической и правозащитной сферах на Западе раскручивают новую тему, связанную с нарушением прав и свобод человека в КНР. Речь идет о том, что официально именуется «специальными учебно-тренировочными центрами» и «перевоспитательными центрами для экстремистов» и что критики Пекина называют «концлагерями для уйгуров-мусульман».

В конце августа был опубликован доклад комитета ООН по искоренению расовой дискриминации, в котором было заявлено, что, по «многочисленным сообщениям», в данных «перевоспитательных лагерях» могут находиться до одного миллиона этнических уйгуров. Более осторожные оценки настаивают на десятках тысяч. В любом случае это очень масштабное явление.

Любые обвинения в свой адрес Пекин отвергает, подчеркивая, что данные учреждения предназначены для лиц, оказавшихся под влиянием террористической и экстремистской идеологии, но подозреваемых в совершении незначительных правонарушений. По утверждению властей, акцент в этих центрах сделан на обучении китайскому языку (который для уйгуров неродной) и профессиональным навыкам, кроме того, идет работа по укреплению «сопротивляемости терроризму и экстремизму». А на претензии, что в реальности условия жизни в этих лагерях не соответствуют официальной радужной картинке, Пекин холодно отвечает, что все это инсинуации, ничем не подтвержденные и не соответствующие действительности.

С одной стороны, не приходится спорить, что именно уйгуры являются основной средой, в которой распространяется исламизм и из которой исходит главная террористическая угроза в Китае. С другой, особой веры в гуманизм и мягкость китайских методов «перевоспитания» нет, так что немалая доля обвинений в адрес Пекина выглядит вполне обоснованной.

Но это тот самый случай, когда происходящее является внутренним делом страны, а невмешательство в подобные темы является одним из важнейших принципов российской внешней политики, в чем с ней согласна большая часть российского общества.

Однако речь сейчас о другом. Когда тема «концлагерей для уйгуров» возникла в информационном поле (причем на столь высоком уровне, как ООН и Госдеп США), казалось, что ее моментально раскрутят до всепланетного скандала. Кошмарные тоталитарные практики коммунистического Китая – что еще нужно для пропагандистского сопровождения обостряющегося геополитического противостояния Вашингтона и Пекина?

Но тема явно «не взлетает».

Нет, публикации на эту тему, разумеется, есть, в том числе в наиболее влиятельных мировых СМИ. Но в целом вяло. Очень вяло. А массовая культура и вовсе не отреагировала на разоблачения и бьющих во все колокола правозащитников.

Представляется, что разгадка данного феномена проста и коренится в вечных ценностях. То бишь в деньгах.

КНР – это не просто очень большой, а колоссальный рынок, попасть на который мечтает вся современная массовая культура – от музыкантов до киношников. Это двадцать лет назад китайцы были нищими и не представляли интереса для Голливуда и поп-звезд, зато были крайне удобным объектом для демонстрации своей гражданской позиции и использования в качестве инфернальных злодеев в каждом втором голливудском блокбастере.

Ныне все изменилось.

Голливуд пишет сценарии и снимает фильмы, чтобы вписаться в строгие правила проката на территории Китая. Никого уже не удивляет присутствие в голливудских блокбастерах популярных китайских актеров на ролях второго плана. Никого не удивляет, что в недавнем «Докторе Стрэндже» действие было перенесено из каноничного для комиксов Тибета в политически и идеологически нейтральный Непал. Ведь с Тибетом у фильма не было бы ни малейших шансов на прокат в КНР, а так свои 109 миллионов (из 677) он там заработал.

С прочими сферами массовой культуры дела обстоят аналогично. Мало кто из шоу-бизнеса позволит себе поддержку уйгуров и критику китайских властей, пока есть хоть малейший шанс на заработки в Китае.

Но в случае с Россией, как известно, Голливуд и шоу-бизнес не пришлось долго уговаривать присоединиться к кампании по очернению нашей страны. И потому, что рынок российский не настолько большой и привлекательный, и потому, что сами русские куда терпимее относятся к подобным ситуациям, крайне редко запрещают прокат фильмов, где они показаны злодеями, и любят посмеяться над «клюквой» на сеансах.

Шутки шутками, но в борьбе с Китаем Штаты в данный момент лишены существенной части того пропагандистского подспорья, на которое могли рассчитывать еще 20 лет назад. Ссориться с Пекином для Голливуда теперь слишком накладно.

https://vz.ru/opinions/2018/10...