Польские события 1981 года – генеральная репетиция крушения советской системы

Автор: Александр Неукропный

На минувшей неделе в Польше прошли масштабные мероприятия, посвященные сорокалетию событий, которые там тщатся представить в виде едва ли не «национальной трагедии». Ну, у поляков, что ни веха в истории, то трагедия. Лучше них ныть, жаловаться и корчить из себя вечную «жертву» умеют разве что украинцы. Ну, яблочко от яблоньки... Так или иначе, но в Варшаве в этот день жгли свечи, высокопарно названные «светом свободы», президент и прочие высокопоставленные деятели толкали проникновенные речи, вещая о «вечном шраме на сердце» и о «многочисленных жертвах тоталитаризма», принесенных в «борьбе за демократию».

За всей этой лицемерной мишурой истинной сути всего того, что происходило в Польше в начале 80-х годов прошлого столетия, конечно же, не углядеть. И «тоталитаризм» там был вовсе не таким уж страшным и кровавым (число его жертв за несколько лет и до сотни не дотягивает), и «демократия» в конченом итоге получилась, очень мягко говоря, весьма специфическая. А как иначе – ведь все события были пронизаны неповторимым местным колоритом, о котором когда-то высказался тамошний же писатель Гуго Коллонтай: «Воевать поляки не умеют. Но бунтовать!» Вокруг того, что происходило четыре десятилетия назад, лжи и домыслов, как водится, наворочены целые горы. Попробуем пробиться сквозь них – вдруг получиться извлечь хотя бы крупицу правды?

Как поляки хотели китайцами быть

Польский бунт, равно, как и последовавшая за ним «контрреволюция» (или, если угодно – «реакция»), в отличие от своих русских аналогов, ни бессмысленными, ни беспощадными отнюдь не были. Напротив – там присутствовал сплошной расчет и «разумная достаточность». Впрочем, начать нашу историю следует с того, что называть послевоенную Польшу «социалистической страной», конечно, было можно – но только с весьма существенными оговорками. И речь тут даже не о том, что недобитки из «Армии Крайовой», «Национальных вооруженных сил» и прочих подпольных антикоммунистических организаций, в которых состояли самые разные персонажи – от католических ортодоксов до крайних «леваков», продолжали свою «борьбу за свободу» аж до 1957 года. И не о никуда не девшихся после освобождения от нацистской оккупации войсками Красной армии предельных русофобии, антисемитизме, презрительной ненависти к тем же украинцам и белорусам.

Понятно, что коммунисты и интернационалисты из поляков всегда были как из собачьего хвоста – сито. Даже правившая весь «советский» период в стране партия (ПОРП) в своем названии упоминания коммунизма не имела. Но дело, впрочем, в другом. Польской, извините за выражение, национальной элите очень нравились территориальные приобретения, щедро «отсыпанные» стране в процессе послевоенного передела Европы товарищем Сталиным (хотя за «Восточные кресы» на него, конечно, обижались). Абсолютно не возражали в Варшаве и против поставок едва ли не дармовых энергоносителей и современного оружия, которые регулярно шли из СССР. Да и вообще «братской помощью» Москвы и прочих стран соцлагеря там отнюдь не брезговали.

При всем при этом строить социализм в его, так сказать, каноническом виде в Польше никто и не думал. Коллективизация за целое десятилетие (к 1955 году) там была проведена «аж» на 8%. Село оставалось во власти «частнособственнической идеологии» и того, что вещали с амвонов местные ксендзы, «поприжать» которых в стране тоже так и не решились. И это при том, что католическая церковь в отличие от православной (в сталинские времена сумевшей найти некий «консенсус» с власть предержащими») была оплотом самого ярого антикоммунизма. Впрочем, и с «пролетариатом» в Польше все обстояло достаточно проблематично. Идеи марксизма-ленинизма в среде тамошних промышленных рабочих не прижились совершенно – скорее им был близок национал-шовинизм Пилсудского. Традиционной забавой «рабочего класса» были забастовки, а лидеры профсоюзного движения открыто исповедовали вовсе не на провластные, а оппозиционные принципы.

Короче говоря, страна представляла собой ту еще «гремучую смесь» в социальном и идеологическом планах. При наличии действительно сильной и мудрой (хотя бы в экономических вопросах) власти все это было бы как-то поправимо, но в Польше был категорически не тот случай. Декларируя в общении с Москвой верность и преданность «заветам коммунизма», это самое руководство жадно и завистливо смотрело на Запад, стремясь прорваться на его рынки и сполна вкусить тамошних благ. В Варшаве мечтали создать настолько конкурентоспособную и мощную экономику, чтобы «заваливая» своими товарами соседей как с Востока, так и с Запада, в результате «кататься, как сыр в масле». Принципиально невыполнимой такая задача не была. Вопрос заключался в том, как именно подойти к ее практическому воплощению.

В конце концов, получилось же это у Китая, который был и остается в миллион раз более коммунистическим, чем Польша времен СЭВ и Варшавского договора! Под красным флагом с золотыми звездами построено такое народное хозяйство, действующее по рыночным принципам, что все капиталисты мира дружно лопаются от зависти! Однако то, что вышло у китайских товарищей, категорически не заладилось у польских панов. «Большого рывка» не получилось – и куда при этом подевались колоссальные деньги, вложенные в данную затею, вразумительно ответить не может никто. К 1980 году Польша превратилась в самую «закредитованную» страну социалистического лагеря – ее внешний долг составлял 20 миллиардов долларов. Главная беда при этом заключалась в том, что основная масса займов делалась на Западе, представители которого и в мыслях не имели способствовать подъему социалистической (формально) польской экономики, а, напротив, стремились ее подорвать в долгосрочной перспективе.

Надо сказать, что удалось им это в самой полной мере – вслед за стремительным «взлетом» доходов и ростом уровня жизни поляков в 70-е годы, последовал еще более резкий спад. Долги необходимо было отдавать, но чем? Не имея приемлемого ответа на этот вопрос, польское правительство решило действовать самыми жесткими командно-административными методами. Режим тотальной экономии, повышение цен (прежде всего, на продукты питания), крайне неудачно совпавшее со снижением размеров заработной платы – все это было встречено населением страны без малейшего понимания и энтузиазма. Колоссальное «брожение», начавшееся сразу после окончания «сытой полосы» 70-х грозило превратиться в настоящую бурю. Это прекрасно видели как в самой Варшаве, так и в Москве, представителям которой совершенно не улыбалось повторение событий в ГДР, Венгрии или Чехословакии.

Как Ярузельский «спас» Польшу от угрозы, которой не было

Реально оценивали ситуацию и на Западе, где уже потирали руки в предвкушении того, что из «социалистического лагеря» вот-вот удастся вырвать его «самое слабое звено». Дровишек в разгорающийся костер смуты подкинуть оттуда не замедлили. При этом в качестве коммуникационного канала для связи с «оппозицией» и ее подпитки использовалась в первую очередь, опять-таки, католическая церковь. Но что же в это время делало польское правительство? Оно пыталось договариваться. Хотя, вернее будет сказать даже не так. Варшава, столкнувшись в том или ином месте с откровенно антигосударственными выступлениями, наносила, как правило, достаточно жесткий ответный удар. В том же Гданьске в 1970 году по демонстрантам стреляли без всяких сантиментов, что привело к десяткам жертв.

Однако любые репрессивные меры приводили лишь к временному затуханию недовольства, при этом приводя под знамена «борцов с режимом» новых лидеров и рядовых бойцов, способствуя их самоорганизации и укреплению. Гданьские события, по сути, породили ставшую «могильщиком социализма» в Польше «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой, превратившись в старт его политической карьеры. Видя все это, власти пытались вести поиск компромисса с теми силами, с которыми он был невозможен в принципе. Попутно шла жесточайшая «подковерная борьба» в самой ПОРП и ее Генсеки слетали со своих мест один за другим, как «не справившиеся». Положения, впрочем, это нисколько не улучшало. Так продолжалось ровно до тех пор, пока во главе партии, армии и страны не встал один человек, являвшийся действительно сильным лидером общенационального масштаба.

Войцех Ярузельский представлял собой личность однозначно незаурядную. Угодивший под репрессии в 30-е годы, он, тем не менее, принимал участие в Великой Отечественной войне в составе польских частей, сформированных в СССР. На полях ее сражался доблестно, что отмечено множеством наград, вплоть до высшего польского ордена «Virtuti Militari». Особую симпатию лично у меня он вызывает тем, что уже после войны давил как польских «лесных братьев», так и бандеровцев. Во главе страны Ярузельский оказался в самый критический для нее момент, когда стало ясно, что взрыв уже неизбежен. В начале 1981 года он возглавил польское правительство, в октябре стал Генсеком ПОРП, а пост главы военного ведомства просто не оставлял все это время. Надо отдать должное генералу – он тоже пытался договариваться с «Солидарностью» (причем при посредничестве авторитетнейшего кардинала Глемпа, архиепископа Варшава).

Самое интересное, что Ярузельский с Валенсой возможно и пришли бы к какому-то согласию, но в обоих противоборствующих лагерях было полным-полно радикалов, сторонников крайних мер и «борьбы до победного конца». Одним хотелось побастовать, другие рвались «раздавить гидру контрреволюции». Ничем хорошим это закончиться, понятное дело, не могло. Поднимая, что от схватки не уйти, Ярузельский принял закономерное решение: нанести первый удар. В половине одиннадцатого вечера 12 декабря 1981 года по всей Польше замолчали телефоны. Естественно – за исключением воинских частей, отделов милиции и госбезопасности, а также партийных органов. В полночь на улицы польских городов вступили войска. Причем не только пешие части, но и бронетехника. В стране было введено военное положение, и Ярузельский в своем телеобращении к народу заявил, что сделано это «для предотвращения братоубийственной войны».

Что характерно, говоря о «братоубийстве», Генсек в погонах, в общем-то, не преувеличивал. Итоги длившегося с 1945 по 1957 год (то есть уже после вывода Красной армии) внутреннего польского противостояния оцениваются историками в 30 тысяч человеческих жертв. Несколько портит впечатление о генерале то, что впоследствии он начал, как говорится, «менять показания». К примеру, убеждать всех и каждого, что «скрепя сердце» решился на введение военного положения исключительно для того, чтобы не допустить «советского вторжения». А вот это – стопроцентная ложь, поскольку имеются неопровержимые доказательства (вплоть до стенограмм соответствующего заседания Политбюро ЦК КПСС) того, что вводить в Польшу войска руководство СССР не собиралось категорически. Во всяком случае – в той ситуации, что была налицо в конце 1981 года.

Имеется к тому же и альтернативная версия, диаметрально противоречащая озвученной выше. В соответствии с ней названивал в Москву и требовал ввести войска как раз таки сам Ярузельский, грозившийся при этом, что в противном случае Польша вообще-то может и выйти из Организации Варшавского договора, который после этого и Варшавским-то быть перестанет. Тем не менее старшие товарищи, которым на тот момент выше головы хватало афганских проблем, посоветовали ему не истерить, а решать собственные внутренние вопросы самостоятельно. Что он, в конечном итоге, и сделал – как уж мог. С другой стороны, все представляемые сегодня в качестве «ужасающих репрессий» действия власти оказались в итоге лишь полумерами. Да, «Солидарность» была запрещена, абсолютное большинство ее лидеров (а также руководителей прочих оппозиционных структур и организаций) оказались под арестом. Очаги сопротивления и протестные сопротивления подавлялись достаточно жестко. Гражданские права поляков были ограничены очень серьезно – на какое-то время. Были и жертвы, но как уже сказано выше, за все время действия военного положения (с 1981 по 1983 годы) в результате эксцессов, имевших место с обеих сторон, погибло менее ста человек.

Самое главное заключается в том, что, все это не помешало официально распущенной в 1982 году «Солидарности», все подвергшиеся аресту члены которой были поголовно освобождены уже в 1983-м, возродиться в еще более сильном варианте. И в 1989 году выиграть выборы, после которых Ярузельский преспокойно оставался на посту президента, который в 1990 году передал Леху Валенсе. По сути дела, события в Польше были очередной «генеральной репетицией» максимально «мягкого» демонтажа социалистической системы, которую готовил Запад и которую ему удалось осуществить в конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века.