Российско-украинские обмены: пленными, ударами и любезностями

Автор: Михаил Токмаков

Состоявшийся 29 июня обмен пленными между российской и украинской стороной поднял очередную волну недовольства в российском обществе и, в частности (или даже особенно), в журналистской среде и блогосфере. Возмущались, конечно, не самим фактом обмена, а тем, что в число выданных Украине 144 человек попали 43 «азовца»: мол, «сперва одна «Тайра», сегодня уже четыре десятка – а завтра всех остальных эсэсовцев Нэньке вернём?!» Снова заговорили о некоей вражеской «информационной перемоге».

Этот эпизод быстро затёрся за другими «неприятными» и откровенно плохими новостями недели: очередным отходом российских войск со Змеиного, взрывом жилого дома в Одессе и массированным террористическим обстрелом украинцами Белгорода и Курска. Даже такая важная веха кампании, как окончательное освобождение территории Луганской республики от фашистов, не смогла перебить ропот недовольных.

Это говорит о двух вещах. С одной стороны, на четвёртый месяц операции российское военно-политическое руководство всё ещё не нащупало оптимальное соотношение между собственно делами и презентацией их широкой публике. Но, с другой стороны, и сама эта широкая публика к четвёртому месяцу уже глобального конфликта всё ещё не избавилась от инфантильного отношения к нему.

Немножко менее и немножко более беременные

Обмены пленными в ходе СВО – это, в целом, непростой вопрос, с какой стороны ни зайди. В некотором смысле, он даже сложнее самих боевых действий: во время последних, по крайней мере, можно уничтожать врага без всяких разговоров, а вот при подготовке обмена без них не обойтись.

Общее число пленных украинцев оценивается примерно в 10-15 тысяч, тогда как число наших воинов в украинском плену вдесятеро меньше, по большинству оценок. Соотношение, так сказать, выгодное (точно лучше, чем если было бы наоборот), но специфические «свойства» противника в полной мере проявляются и здесь.

Хотя в целом процесс обменов непрозрачен, отдельные моменты всё же просачиваются через завесу секретности. Неоднократно заявлялось, что украинская сторона предельно нагло пытается выкрутить «обменный курс» в свою пользу, требуя формулы «всех на всех», или хотя бы 5-10 своих за одного бойца союзных войск. Хотя трупы «захистников» киевский режим мало интересуют, и зачастую остаются неприбранными, пока не дойдут руки у «орков», телами российских воинов он вовсю спекулирует, пытаясь обменять их на живых украинцев, и такие обмены имели место.

Наконец, пока украинская пропаганда во всё множество своих глоток визжит о якобы жестоком обращении с пленными вэсэушниками и насильственных депортациях населения «оккупированных территорий» в Чечню и Сибирь, в реальности пыткам подвергаются именно русские солдаты и офицеры. И этот «аргумент» украинская сторона приводит постоянно, чтобы проклятые москали были посговорчивее; вернувшиеся домой на прошлой неделе 144 наших воина тоже привезли на себе отметины от такой «аргументации».

Меньше всего вопросов к военно-практической стороне дела. По очевидным причинам, Россия старается вызволить в первую очередь тяжело раненных и ценных военных специалистов, остальные, к сожалению, в меньшем приоритете. Но нетрудно понять, почему и Киев тоже пытается вернуть себе становящихся всё более и более дефицитными командиров и специалистов, и отказывается выдавать российских офицеров в обмен на простую солдатню.

В общем и целом, каждый очередной обмен сопряжён с очень тяжёлыми выборами, в том числе и морально тяжёлыми, и у российской стороны нет возможности диктовать свои условия. Это объясняет закрытость всего процесса: если выставить его внутреннюю кухню на всеобщее обозрение, бестолковый общественный резонанс будет чрезмерным.

Тон заявлений «экспертного сообщества» хотя бы по поводу последнего «144 на 144» неприятно удивляет: такое ощущение, будто у этого самого сообщества забыли спросить, кого и на кого обменивать стоит, а кого – нет.

«Но это же «азовцы»!» – да, но... какая разница? Я уже сказал в одном из предыдущих материалов, и повторю ещё: все вооружённые и полицейские формирования фашистской Украины являются преступными организациями, пока ещё не де-юре, но де-факто без сомнений. Пытками пленных и террором мирного населения с удовольствием занимаются ВСУ, НГУ, СБУ и все остальные аббревиатуры с буквой «У»; так что, если ставить вопрос о недопустимости обмена «членов преступных организаций», то вопрос окажется о допустимости обменов вообще. Что же касается личных «достижений» отдельно взятых персон, то я не вижу оснований сомневаться в том, что предполагавшиеся к обмену «азовцы», как и все прочие, были профильтрованы, и выявленные головорезы остались ждать суда.

Утверждения о якобы существующем запрете рассказывать о злоключениях наших людей в украинском плену не соответствуют действительности: рассказывают, и правильно делают. Конечно, этой информации отводится не основное время, и она довольно быстро «тонет» в массе других новостей с фронтов, но говорить, что это происходит по умыслу – враньё. К счастью, таких выкриков не очень много.

А уж плач по «очередной информационной победе», которую Россия якобы подарила Киеву, вызывает только смех. «Перемога», «подтверждение» «операции по эвакуации», серьёзно? Но даже без конкуренции со стороны очередного «жеста российской доброй воли» с островом Змеиный (речь не про действительные причины, по которым он был оставлен, а про фееричную официальную версию), смогла бы эта «инфопобеда» затушевать хоть какой-то из свежих провалов украинской военщины, особенно изгнание из ЛНР? Нет, не смогла бы, слишком уж громко трещит по швам кандидатка в члены ЕС. Лопнувший переможный пузырь первого месяца тоже оставил слишком неприятные брызги, впору вспоминать слова Гитлера-Турчинова из мема образца 2014 г.: «как теперь врать всему миру?! Нам не верят!»

Казнить, восклицательный, нельзя помиловать, точка

Хотя то, что началось в теме обмена военнопленными, не назовёшь иначе, чем бурей в стакане, есть два принципиальных вопроса, компромиссов по которым не должно быть ни в коем случае: слишком уж негативным будет эффект, в том числе, и для информационного фона кампании.

Первый из них: исполнение смертных приговоров военным преступникам, особенно, иностранным.

На данный момент, осуждённых смертников имеется трое. Уже начаты суды над ещё двумя британскими «легионерами», и подготавливаются (либо тоже уже начаты) процессы над двумя украинскими фашистами из нацбата «Медведи», которым за их «заслуги» также светит «вышка». Очевидно, что в обозримой перспективе количество потенциальных смертников возрастёт до сотен, за счёт как наёмников с нацбатовцами, так и «поваров» из ВСУ (и хочется надеяться, что «поваров»-артиллеристов будут усаживать на чёрную скамью вне очереди).

Я думаю, не нужно объяснять, почему ни о каких помилованиях для данной категории не должно быть даже речи. Фашисты всего мира должны получить прививку страха из сыворотки крови своих партайгеноссе, приехавших на Украину поучаствовать в «орочьем сафари». Им нужно внушить, что каждая попытка выйти против России неизбежно заканчивается смертью, если не в бою, то у стенки.

Исходя из этого (а также большой восприимчивости западной аудитории к «вау-эффектам»), имеет смысл обставить по крайней мере несколько первых исполнений приговора как можно более «спектакулярно», с расстрельной командой в парадной форме, вооружённой дедовскими трёхлинейками, и тому подобной символикой. И, само собой разумеется, нужно сделать всё, чтобы записи этих церемоний вызвали максимальный ажиотаж в так называемом «свободном мире».

Второй вопрос, уже ставший анекдотом в плохом смысле слова – это пресловутые удары по «центрам принятия решений», снова ставшие актуальными после массированной террористической атаки на Белгород и Курск. Пока что они (снова) свелись к «последнему-препоследнему китайскому предупреждению» в исполнении пресс-секретаря МИД Захаровой.

Физическое уничтожение украинского ВПР напрашивается с самого начала операции; точнее, оно само делает всё возможное, чтобы оправдать прилёт «калибров» в окна Верховной Рады и кабинета Зеленского. Технические возможности для этого есть.

При желании, можно найти резоны и против этого; впрочем, аргумент «если их всех убить, кто тогда подпишет капитуляцию?» сам уже стал предельно «токсичным». Пожалуй, единственное поле, в котором ликвидация Зеленского и Ко на данный момент не на руку России – это зарубежное общественное мнение: в теории, столь радикальный шаг может и перебить уже оформившийся тренд на «усталость от Украины», а он весьма важен при избранной стратегии морального истощения противника, понимая под ним Запад в целом.

Тем не менее продолжать делать «последние предупреждения» только на словах тоже уже нельзя. Коль скоро российское руководство стремиться сохранить «джентльменский» имидж (непонятно, только, в чьих глазах), промежуточным вариантом может стать уничтожение самих «мозговых центров» – то есть, правительственных зданий – без населяющих их персонажей, допустим, ночью. Потери среди «живой силы» будут минимальны, но разрушенная Банковая будет хотя бы похожа на действительно последнее предупреждение.