Китай и Россия заключили досадный мир

Максим Соколов

«Реакция на встречу В.В. Путина с главой Китая по-прежнему не уходит из новостных заголовков. Был визит историческим или с такими оценками лучше подождать, но долгоиграющий эффект в информационном пространстве несомненен. И это в наше время, когда новости долго не живут — день-два максимум. Реагируют, конечно, по-разному».

С государственного визита председателя КНР Си Цзиньпина идёт уже вторая неделя, а реакция на встречу В.В. Путина с главой Китая по-прежнему не уходит из новостных заголовков. Был визит историческим или с такими оценками лучше подождать, но долгоиграющий эффект в информационном пространстве несомненен. И это в наше время, когда новости долго не живут — день-два максимум.

Реагируют, конечно, по-разному.

Лоялисты-оптимисты поют радостную песнь 1949 года «Русский с китайцем братья навек». Хотя, как известно, после 1949 года отношения нашей страны с народным Китаем были, так сказать, разнообразны.

«Всепропальщики» что по эту, что по ту сторону русской границы сперва сообщали, что в результате мастерского хода с ордером МУС на арест В.В. Путина визит отменяется, причём сообщали это, когда самолёт председателя КНР уже находился в воздухе, держа курс на Москву. Когда Си Цзиньпин всё-таки оказался в Москве, тут же на ходу переобулись и отметили, что радоваться-то нечему. Просто раньше российское руководство стелилось перед США, а теперь будет стелиться перед КНР. И неизвестно, будет ли новый господин более милостивым, скорее даже наоборот.

Реакция вождей Запада сводилась к гневному «Да как они посмели!». Хотя вопрос, что же именно они посмели, оставался недостаточно прояснённым.

В.В. Путин и его китайский гость были чрезвычайно любезны друг с другом, но, во-первых, взаимная любезность — не преступление, а во-вторых, публичные объятия и лобызания — это старинный дипломатический приём, имеющий целью доставить приятность какой-нибудь третьей державе.

Вспомним демонстративное дружелюбие Александра I и Наполеона в Тильзите и на следующий год — в Эрфурте. В данном случае Путин и Си доставляли приятность США и немножко Евросоюзу.

Вопрос же о том, заключён ли между Россией и Китаем наступательный и оборонительный союз, остался открытым. Возможно, они и вправду заключили тайный договор, скрепив его целованием креста, а возможно, нет. Поскольку речь идёт о тайном договоре, мы ничего об этом не знаем.

Но болезненная реакция наших бывших западных партнёров объяснима и без знания кремлёвских тайн.

Дело не в гипотетическом союзе, а в том, что и Россия, и Китай обезопасили свои тылы. В обозримом будущем они не намерены воевать друг с другом, что для западных партнёров и есть самое страшное.

Ведь стравливание потенциальных союзников — приём старый как мир. Например, Иван III, стоявший перед угрозой совместных действий польского короля Казимира и крымского хана Менгли-Гирея, посредством дипломатических усилий склонил хана пойти пограбить польские земли. Сам же оказался в роли третьего смеющегося.

Иван Великий был вообще изрядный макиавеллист, но подлинных высот в науке разделять и властвовать достигли англосаксы.

Возможно, именно от гордости своими успехами они провозгласили себя особенной, высшей расой. И было от чего.

Ещё история новорождённого XIX века могла бы пойти иначе, когда бы удался переворот во внешней политике, который Бонапарт начал осуществлять, и даже крайне успешно, в 1800 году. А именно — историческое примирение с Россией. Императору Павлу I понравилась идея вернуть Европе тишину и покой, а Бонапарт говорил представителю Павла генералу Спренгпортену: «Ваш государь и я — мы призваны изменить лицо земли». Имелось в виду, что на тот момент между двумя державами отсутствовали сколь-нибудь серьёзные сталкивающиеся интересы, в будущем же возможно было их участие в «большой игре» — совокупными силами грозить (через Южную Россию и Среднюю Азию) английскому владычеству в Индии.

По крайней мере, генеральной тишине в Европе, наступающей в случае сердечного согласия Парижа с Петербургом, трудно было бы что-то противопоставить — за исключением одного. Это одно наступило в ночь на 1 марта 1801 года, когда Павлу I был устроен апоплексический удар. Получив известие об убийстве, Бонапарт кричал: «Англичане не промахнулись по мне в Петербурге!»

Клин между двумя державами был вбит, Англия была спасена, а Европе осталось воевать ещё 15 лет.

В конце XIX века европейскую тишину обеспечивал союз трёх императоров — австрийского, германского и российского. Но ничто не вечно, и Россия отошла от союза центральных держав в пользу «сердечного согласия» (Антанты) с Францией и Англией, каковое окончилось Первой мировой войной, гибелью трёх империй, но возвышением англосаксов (Британии и САСШ), успешно стравивших между собой континентальные державы.

После Версальского мира в год возникновения СССР в Рапалло (1922) произошло советско-германское сближение, продиктованное общностью интересов и тяжкой изоляцией как Германии, так и СССР. Что в очередной раз могло бы повернуть историю Старого Света в другом направлении. Но советско-германские противоречия удалось довести до 22 июня 1941 года, а уже 24 июня сенатор Гарри Трумэн писал в The New York Times: «Если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны помочь России, если побеждает Россия, мы должны помочь Германии и, таким образом, позволить им убивать друг друга как можно больше».

Позволив СССР и Германии убивать друг друга в тотальной войне, США стали сверхдержавой.

То есть снова и снова: державы, в принципе способные быть союзниками, полагали все свои силы на взаимную аннигиляцию. К пользе третьей стороны.

Но сейчас что-то пошло не так. Россия и Китай, которые к вящему продлению и укреплению англосаксонской гегемонии должны были по уже испытанной модели вступить между собою в схватку, уклонились от этой перспективы и заключили друг друга в объятия. Судьба мировой (то есть англосаксонской) демократии оказалась под страшной угрозой.

Если не стравить РФ и КНР, причём спешно, Сияющий град на холме рискует оказаться в историческом архиве. И потому возможны самые решительные действия со стороны англосаксонских миротворцев. Теперь или никогда.