Новая Евразия и новый «мир Дональда Трампа»

ДМИТРИЙ  ЕВСТАФЬЕВ

Написал, коллеги, большую, можно сказать, обзорную статью про то, на каких основания строится геополитика Дональда Трампа. И какой эффект это может иметь для пространства Новой Евразии, где уже вполне заметны серьезные сдвиги.

Скажу, несколько выходя за рамки статьи: период относительного «застоя», «примораживания» политических и геополитических процессов в Евразии, начавшийся с известных событий в Казахстане в начале 2022 года, подходит в своему вполне логичному завершению И значение «американского фактора» в новой политической и геополитической «волне» в Евразии будет совершенно иным. Не только масштабы американской вовлеченности, но и в принципе характер воздействия. Вероятно, там вообще все будет по-другому. Хотя бы потому, что полностью или почти полностью поменялся за последние три с половиной года геополитический контекст вокруг Евразии и характер геоэкономической вовлеченности региона в мировые процессы.

К новой ситуации надо быть готовыми и на концептуальном, и на операционном уровне.

В середине июня в Канаде состоится саммит G7, одной из тем которого будет ситуация вокруг Украины. Как пишет британская газета Financial Times, западные чиновники надеются, что президент США Дональд Трамп займет «более решительную позицию» в отношении поддержки Киева. Однако американский журнал Foreign Policy называет более вероятным сценарием выход Вашингтона из процесса урегулирования и прекращение поставок оружия Украине. Трамп славится неожиданными шагами, и ранее действительно не исключал отказа от посредничества. Притом сегодня у США хватает забот помимо украинского конфликта. Как повлияет на внешнюю политику США на евразийском направлении личность американского президента, на примере Украины проанализировал политолог, профессор Института медиа НИУ ВШЭ Дмитрий Евстафьев.

«Мир Дональда Трампа»

Важнейший сдвиг, произошедший в умах политиков и экспертов в оценке того, что такое «мир Дональда Трампа», удивителен. Поначалу он воспринимался как некая нецелостная конструкция из эпатажных геополитических фантазий и стереотипов мышления, в целом свойственных американцам. Теперь же очень многие, хотя еще и не все, поняли, что этот мир не настолько уж невозможен.

Проще говоря, «мир Дональда Трампа» в целом продолжает считаться невозможным, противоречащим здравому смыслу и классическим принципам международных политических и экономических отношений. Но отдельные элементы этого «мира» уже признаются вполне реальными, вокруг них уже начинает вестись полноценная межгосударственная дискуссия – как, например, принцип «тарифного шантажа» или даже вопрос о территориальной принадлежности Гренландии. Это означает, что рано или поздно «мир Дональда Трампа» будет признан в качестве реальности, пусть и «вынужденной». Во всяком случае, частью игроков мировой политики. Главными в таком случае окажутся два вопроса.

Во-первых, насколько долгоживущим окажется «мир Дональда Трампа», и насколько сейчас, с учетом объективных процессов в системе международных отношений, в принципе возможен «откат» к состоянию «старой нормальности», даже если Трампу не удастся обеспечить преемственность власти. С учетом остроты политической борьбы внутри США и в целом в Евроатлантике, вопрос о преемственности линии, даже если власть останется внутри той же самой элитной группы, является непраздным. Это связано, прежде всего, с серьезной эрозией, почти деструкцией институциональной структуры американской публичной политики, которая не могла не затронуть и теневые ее механизмы.

Во-вторых, каковы будут последствия геополитики Дональда Трампа для ключевых регионов мира. Наиболее интересными для нас являются потенциальные последствия строительства «мира Дональда Трампа» по отношению к странам Новой Евразии. И в данном случае вполне приемлемым индикатором может стать подход Трампа к политике в отношении Украины.

«Проект Украина-анти-Россия» представляет собой крупнейшую на постсоветском пространстве «инвестицию» американских ресурсов, от организационных и финансовых до политических и военно-промышленных. Но важнее другое: в отличие от большинства государств постсоветского пространства, Трамп не может отделить себя от политики в отношении Украины на протяжении последних 15 лет. Игра на обострение в военно-политической сфере была начата как раз при Трампе, санкционировавшем начало поставок летального оружия. Таким образом, политика США по Украине может рассматриваться в качестве некоей «верхней планки» вовлеченности в дела постсоветского пространства.

Геополитика Трампа: рамочные условия

Геополитика Дональда Трампа внешне представляет собой хаотическую картину информационных действий. На самом деле в этом хаосе есть некая логика, а хаотичность является способом дезинформации, а иногда и мистификации партнера. Важное замечание: главный принцип геополитики Трампа, на котором в действительности он строит свой «мир», сводится к тому, что никаких твердых, постоянных партнеров у него просто нет.

Государство, сила, коалиция, корпорация или даже отдельный человек являются партнерами для Трампа, пока выполняют полезную функцию или могут быть использованы в некоей комбинации. Если этот позитив начинает сокращаться, то партнерские отношения сворачиваются практически моментально.

Думается, европейских трампистов вроде В.Орбана и Р.Фицо, а также лидеров АдГ, всерьез поверивших в единые ценности с Трампом, ждет очень большое разочарование. Геополитика Трампа – прагматизм, доведенный до цинизма и утилитарное отношение к людям, облеченное в форму информационной суеты и ситуативно принимаемых решений. Тем не менее, выделим константы геополитики Трампа, проявляющиеся и в этой суете.

Первое. Ситуативность политики и неспособность инвестировать «в долгую». Трамп способен к длинной геополитической игре, но не к тому, чтобы на протяжении длительного времени инвестировать в проект ресурсы, не видя лежащего в непосредственной близости результата. По опыту первой волны тарифных войн «свою» ренту, то есть финансовые или иные бонусы, получаемые от проекта, Трамп старается максимально закладывать в «первый шаг». Отвлекаясь от темы статьи, именно этой особенности не понял И.Маск, сделавший ставку на среднесрочный результат оптимизации системы государственного управления. У Д.Трампа просто не было столько времени, особенно учитывая усиление давления на него даже внутри идеологически близких групп. Трамп всегда предпочтет пиар-эффект сейчас, нежели реальные результаты условно «на следующей неделе».

Второе. Это очень личностная геополитика. Д.Трамп не просто пытается опираться на условно симпатичных ему личностей, обладающих реальной властью. Он стремится переломить объективные тенденции общественно-политического развития. Особенно этот подход заметен в Евроатлантике, где Трамп пытается найти обладающих властью личностей в странах и системах государственного управления, построенных на принципе размывания власти и коллективной безответственности. Наиболее ярко такой подход выражается в ФРГ, где это уже привело к глубокому кризису политической системы. Если разобраться, большая часть сделок, которые пытается заключать Трамп, являются «личными сделками», основанными на некоем подобии «личных уний». На сегодняшний момент совершенно не очевидно, что такой подход в принципе может дать некий устойчивый среднесрочный результат.

Третье. Это геополитика, где внешние цели подчинены внутренним. По внешним признакам нельзя сказать, что Трамп – «президент внутриамериканской повестки». Но важно понимать, что внешнеполитические задачи для него существуют, только если они в той или иной степени решают его внутриполитические задачи. К этому стоит добавить, что, начиная с середины мая, внутриполитические задачи для Трампа стали совершенно очевидно выходить на первый план. Отсюда и попытка быстро выскочить из ситуации военно-политического конфликта вокруг Украины.

Четвертое. Геополитика Трампа направлена на демонтаж «либерального наследия», а если говорить откровенно – наследия «клана Клинтонов» (название условно – Клинтоны сейчас, безусловно, фигуры маргинальные; в данном случае важен политический вектор и кадровое наполнение). И здесь главный вопрос, касающийся отношения Трампа к делам, связанным с постсоветским пространством, сводится к тому, что слишком многие институциональные отношения в Евразии были выстроены вокруг либеральных структур, базирующихся либо в Евроатлантике, либо непосредственно в США.

Пятое. Геополитика Трампа исходит из четкого понимания необходимости уже в среднесрочной перспективе сконцентрировать ресурсы для противостояния Китаю. Это отражает сложившийся в США внутриполитический консенсус. Нюанс, вырисовывающийся на сегодняшний момент и имеющий принципиальное значение для Евразии: Трамп по мере втягивания в актуальную американскую политику стал гораздо больше внимания обращать на обеспечение интересов США на «промежуточных рубежах». Он понял, что выйти одним прыжком на сдерживание Китая просто невозможно. А одним из таких «промежуточных рубежей» является Евразия.

Новая Евразия как наследие эпохи глобализации демократии

Геополитика Дональда Трампа первых 200 дней, если отсчитывать с декабря 2024 г., когда в США образовался альтернативный центр власти в поместье Мар-а-Лаго, опровергает мысль, что у Трампа есть приоритетные и неприоритетные регионы. Любая точка на карте рассматривается как «актив», даже если США ничего в нее не вкладывали. Причем, либо актив потенциально выгодный, либо такой, который может быть захвачен потенциально враждебной силой. Определяющей становится возможность извлечения из того или иного региона значимых ресурсов при минимизации первоначальных инвестиций.

Трезво оценивая евразийское пространство в контексте геополитики Трампа, можно отметить противоречивость ситуации: с одной стороны, сформировавшиеся в Евразии американские интересы являются наследием эпохи «глобализации демократии», то есть, в известном смысле, элементом «наследия Клинтонов». С другой стороны, сворачивание американского присутствия в ряде регионов Евразии будет означать возникновение вакуума, который, в логике «мира Трампа», неизбежно должен попытаться заполнить Китай. Трамп, конечно, в меньшей степени затронут антикитайской паранойей, нежели политический Вашингтон в целом. Но и он от этих настроений не изолирован.

Таким образом, вряд ли стоит ожидать какого-то сворачивания американского присутствия в регионе. В конечном счете, Трамп много говорил о необходимости сокращения присутствия в Евроатлантике, но по результатам начального периода его второго срока этот регион утвердился в качестве одного из наиболее значимых для американского руководства.

Одновременно американские позиции в Евразии – это все же актив. И, как показывает практика политики Трампа в отношении Украины, он ни при каких условиях просто так актив не отдаст, тем более, в сложной геополитической ситуации. Трампу принципиально показать, что он борется, в сущности – «торгуется». Другой вопрос, что Трамп не будет склонен никоим образом обеспечивать поддержку проектов, если не будет видеть немедленной отдачи.

В целом, модель «ресурсной сделки», заключенной с Украиной, применима и в отношении Евразии. Но необходимо иметь в виду, что Трамп пришел в Белый Дом во второй раз, имея полностью разбалансированную ситуацию на Украине. Более того, вероятно, одной из задач, включенной в его исторический компромисс с глубинным государством, было сокращение американской вовлеченности в этот конфликт. Крайне маловероятно, чтобы Трамп рассматривал какую-либо страну постсоветского пространства как объект для повторения подобного опыта. Тем более, история заключения «ресурсной сделки» с Киевом была крайне политически травматична и для Трампа, и для его команды.

Политическая ситуативность Трампа и евразийская интеграция

Главным вызовом для Новой Евразии является ситуативность политики Трампа и его ориентация на пиар-эффект, причем, в ряде случаев без проработки путей дальнейшей реализации обозначенных направлений. Но эта ситуативность требует большей, чем когда-либо, внятности и проактивного подхода со стороны России. Ведь только наличие понятного среднесрочного целеполагания может сдерживать информационно-политическую суету Трампа, являющуюся инструментом политического манипулирования. Из этого и проистекает главная задача той части элит Евразии, что стремится к получению и использованию в интересах развития собственных стран и народов максимального уровня суверенитета: формирование совместно с другими партнерами общего среднесрочного целеполагания.

Пойдем даже дальше: евразийская интеграция будет Трампом поддержана, если окажется направлена против его противников внутри США (прежде всего, радикал-глобалистов) и Китая. Во всех остальных случаях Трамп к ней будет относиться неодобрительно, во всяком случае, на уровне политических деклараций, хотя на деле не будет иметь возможности каким-то кардинальным образом повлиять на развивающиеся процессы. Другой вопрос, что в рамках отношений с лидерами на базе личных уний маловероятно, чтобы Трамп согласился в той или иной форме поддержать институционализацию в рамках евразийских процессов.

При определенных условиях Трамп может пойти на взаимодействие с Россией по поводу ее роли в интеграционных процессах. Если сочтет, что он сможет через взаимодействие с Москвой обеспечить экономические интересы близких к себе экономических групп. Опасность политики Трампа не в том, что США смогут укрепить свои позиции в Евразии, даже если появятся некие политические и экономические цели, касающиеся непосредственно региона, которые на сегодняшний день отсутствуют. У США для достижения даже относительно простых среднесрочных целей просто нет достаточных ресурсов. Опасность политики современного Вашингтона – в возможности хаотизации пространства в противостоянии реальному или даже мнимому китайскому влиянию.

В конечном счете, в противостоянии с КНР администрация Трампа считает возможным балансировать на грани перехода к военно-политическому и даже военно-силовому противостоянию. И в какой-то момент контроль над этим балансом может быть утрачен.