Знаете, в чем оказалась трагедия последних лет жизни Генри Киссинджера? Всю свою сознательную деятельность мэтр (а он действительно мэтр политики, без выдуманных натяжек) строил на формуле по сути многополярного мира, первенством в авторстве которого имел право гордиться.
Знаменитый треугольник США – Россия – Китай, значение которого для глобальной стабильности долгое время недопонималось ни на Западе, ни на Востоке, был не только находкой, стоящей того, чтобы из теории международных отношений перекочевать в практику, но и оппозицией изысканиям его извечного антипода – Збигнева Бжезинского.
Киссинджера объединяли с ним сложные отношения диалектического «единства и борьбы противоположностей»: при тесных личных контактах, несовместимые, по сути, взгляды на мир. Бжезинский предлагал другой треугольник: США – Европа – Китай, подчеркивая, что предлагает строить мир будущего «без России, за счет России, на обломках России».
Выиграв этот без преувеличения главный американский и общезападный спарринг за явным преимуществом, Киссинджер в итоге проиграл его самому себе – ведь главного оппонента к тому времени уже не было в живых. Киссинджер оказался не в силах одолеть и примирить свои внутренние противоречия с началом российской СВО. С одной стороны, что-то подсказывало, что его теоретическая модель, уже превратившаяся в стройную концепцию, на глазах становится фундаментом нового миропорядка, а модель Бжезинского, завязанная на безраздельное американское господство в Евразии, терпит крах.
С другой стороны, именно в этот момент американские концептуальные элиты настолько отвернулись от Киссинджера, подвергли его такому остракизму за показавшуюся им «лояльность к России», что мэтр дрогнул. «Right or wrong – my deep state», — так можно изобразить этот императив, перефразировав известный политический афоризм. И Киссинджер уступил конъюнктуре: отказавшись от собственного детища, принялся требовать «стратегического поражения» России, докатившись до консультаций и советов откровенным маргиналам, вроде Зеленского и Ермака.
Интервью Владимира Путина Такеру Карлсону на самом деле возвращает к справедливости. Оно восстанавливает в правах треугольник Киссинджера, вбивая при этом осиновый кол в теоретические построения Бжезинского. И именно с этим посылом российский лидер обращается не просто к Западу, а к тем самым концептуальным элитам, которые Киссинджера затравили с началом СВО, требуя от него ни много ни мало «выбора» между приверженностью истине и верностью «глубинному государству».
При этом Путин не изобретает умозрительных конструкций, а просто формулирует и раскладывает по полочкам те тенденции, которые наблюдаются в жизни, очевидность которых чувствуют уже многие и на Западе, и на Востоке. Поэтому на столе у глобальных элит на самом деле выбор между тем, признать правоту киссинджеровского реализма, умерив пыл и амбиции, подвинувшись, но сохранившись в «высшей лиге» мировой политики, или продолжить упорствовать в идеализме мечты о мировом господстве и «конце истории».
Эпическая многолетняя битва между Джо Байденом и Дональдом Трапмом, разрушающая, уже подорвавшая двухпартийный консенсус, который сам Киссинджер именовал принципом «лояльной оппозиции», возводя его в статус главного критерия подлинности провозглашаемой демократии, потому и такая острая, что отражает этот раскол, уходящий в само «глубинное государство», которое разделилось внутри себя. Мы в России, пережившие «перестройку» и распад СССР, очень хорошо представляем себе эту дилемму, которая в американских реалиях даже персонифицируется в фигурах главных антагонистов, подобно Михаилу Горбачеву и Борису Ельцину. Знаем, что «дом, разделившийся надвое, не устоит», а также отдаем себе отчет, чем пахнет разрушение этого дома для международной безопасности, учитывая, что в США нет стержневого субъекта, куда можно свезти, как в 1991 году в Россию, все ядерное оружие, обеспечив над ним единый контроль.
Если посмотреть на ситуацию с этой стороны, то прошедшая красной нитью через все интервью Путина готовность к диалогу – это позиция не слабости, как до сих пор кое-кто считает, и у нас, и на Западе. Это – позиция силы, опирающаяся на мировой баланс, формирование которого явно идет не по Бжезинскому.
Российский лидер приводит исчерпывающие примеры. Вот, например, Китай, которого США боятся гораздо больше, чем России, ибо у него полуторамиллиардное население, и он уже обогнал Штаты по паритету покупательской способности, став ведущей экономикой мира, и продолжает расти темпами, опережающими даже наметившийся выход из ковидной стагнации американской экономики. Наглядный пример с товарооборотом Китая и Европы, рост которого превышает считающийся уникальным взрывной подъем российско-китайской торговли.
Вот Индия, будущий экономический гигант, подъем которого происходит темпами, опережающими динамику развитых западных стран. Путин не продолжает и не развивает эту мысль в сторону того, почему так происходит. Но понятно ведь, что это следствие попыток США «нагнуть» Китай с помощью Индии, была изначально такая концепция, которая благодаря благоразумию индийских властей развития не получает.
Европу же стараются «нагнуть» против России путем приведения в ней к власти беспозвоночных лоялистов-марионеток, которые вразрез с национальными интересами надежнее любых врагов лишают «Старый свет» того статуса, который отводил ему в своем треугольнике Бжезинский. Почти троекратное удорожание энергоносителей при развороте импортной политики от России к США стимулирует процесс вывода производств, особенно технологичных, из той же Германии не только за океан, но и в Китай.
Путин приводит примеры с нитками трубопроводов, которые не используют, вопреки свом объективным интересам, немецкие марионеточные власти. Замещение масла пушками подрывает основы социальной организации, превращая Европу из «цветущего сада», по выражению Жозепа Борреля, даже не в осажденную крепость (до этого пока далеко), а в нищающее поселение потерявших ориентиры бюргеров. Эта политика, авторство которой принадлежит Вашингтону, только внешне связана с украинским кризисом, но в основе ее лежит внутриводовая конкуренция на Западе, где США откровенно начинают пытаться выживать за счет Европы. С приходом Трампа, если это произойдет, данная тенденция наберет дополнительные обороты, укрепляя треугольник Киссинджера и обнуляя – Бжезинского.
Даже понятно, почему Путин, помимо США, такое внимание уделяет Германии, обходя вниманием, например, Францию, что должно быть обидно Эммануэлю Макрону, который из штанов выпрыгивал, чтобы отомстить Москве за Африку и Харьков, поднял вокруг этого информационную волну, а затем, получив по носу еще раз, все понял и успокоился.
Дело в том, что Германия, в отличии от Франции, энергетика которой зиждется на АЭС — не самодостаточная страна. И выбор у нее при такой бесхребетной власти невелик – между спонсированием газодобычи в США и старым добрым углем, наступая тем самым на горло собственной «зеленой» песне. Путин, сделав упор на США вкупе с Германией, подчеркнул вассальный характер очередного вояжа за океан Олафа Шольца, который посвящен отнюдь не вопросам выживания европейской экономики, а тому, как лучше Берлину выполнять указания Вашингтона по военной помощи киевскому нацистскому режиму, пока этого по внутренним причинам не в состоянии делать сами США.
Продолжая эту мысль, заметим, что напрашивающаяся обратная рокировка в Белом доме в этих условиях ожидаемо произведет в Европе такой фурор, что очень многие «шахматные фигуры» нынешней политики окажутся сметены с доски. Осторожные консультации европейских послов с командой Трампа — понятны по мотивам, но бесперспективны по содержанию: лизоблюды Байдена новому-старому американскому лидеру вряд ли потребуются. И вот именно тогда в Старом свете рискует оформиться такой правый поворот, который может поставить в политическую повестку все, что угодно, вплоть до появления «четвертого рейха».
Так или иначе, предлагая концептуальным англосаксонским элитам диалог с компромиссом по Украине, который Путин, щадя «глубинное» самолюбие, готов оформить в системе российско-украинских договоренностей, оставив капитуляцию в этом вопросе Запада за скобками публичного обсуждения, Россия укрепляет именно киссинджеровский треугольник. Да, угроза неонацистской маргинализации Европы существует, и что-то подсказывает, что Москва отдает себе в этом отчет. Но глубина наступившего мирового кризиса, хотя мы и избегаем такой формулировки, такова, что решить поступающие задачи в параллельном режиме не получится ни у кого.
Решение видится только в последовательности, согласно поступления этих угроз и вызовов. Мяч, повторим, на западной половине поля. Посмотрим, что Запад ответит – воспроизведет пренебрежительный демарш декабря 2021 года или даст понять, пусть и непублично, что усвоил хотя бы некоторые из преподанных ему за прошедшее время уроков.
Мы – подождем, ибо это тот самый случай, когда стратегическое — и историческое — время работает на Россию.
Материал: https://iarex.ru/articles/123287.html
Оценили 16 человек
35 кармы