«Я даже обсуждать такую возможность не желаю, не хочу» – так на встрече с руководителями международных информационных агентств Владимир Путин ответил на вопрос о реакции России в случае, если Израиль с помощью или без помощи США выполнит свою угрозу и убьет верховного лидера Ирана Али Хаменеи. Но вне зависимости от того, что Президент РФ «хочет и желает обсуждать», подобная вероятность находится сейчас на повестке дня. Трамп и Нетаньяху дают понять, что они «закусили удила» и готовы ко всему. И это является потенциальным источником крайне серьезных проблем для российской внешней политики.
Вскоре после начала атаки со стороны Израиля парламент Ирана «внезапно» ратифицировал Договор о всеобъемлющем стратегическом сотрудничестве с Россией, который был подписан еще в январе этого года. Подобный демарш со стороны официального Тегерана является в основном символическим жестом. Несмотря на слово «всеобъемлющей» в названии этого документа, в нем нет пункта об обязательной вооруженной помощи партнеру, если он вдруг стал жертвой нападения. Но за этим, казалось бы, ни к чему не обязывающим символизмом скрывается суровая геополитическая реальность: в последние годы Россия и Иран были на международной арене «скованы одной цепью» – партнерскими и союзническими отношениями.
Конечно, партнерство Москвы и Тегерана — это в первую очередь «брак по расчету». Между двумя странами нет и никогда не было культурной общности — только взаимные (а в случае с Ираном — довольно свежие) исторические обиды. Но наличие общего врага и прикладные политические, экономические и военные выгоды оказалось мощным объединяющим фактором. Прочные отношения с нынешним иранским режимом — это один из столпов, на котором зиждется влияние России на Ближнем Востоке. Если этот столп вдруг рухнет, то ущерб для Кремля будет вполне осязаемым — и в репутационном плане, и в плане сокращения его влияния и возможностей.
Частично предотвратить этот ущерб Путин попытался уже в ходе своей беседы с боссами мировых информационных агентств. Отвечая на вопрос о деталях сотрудничества Москвы и Тегерана в военной сфере, ВВП рассказал о том, что с позиций сегодняшнего дня выглядит как катастрофическая ошибка иранского руководства: его отказе принять помощь России (надо полагать, не безвозмездную) в сфере создания устойчивой системы ПВО.
Но при всей важности данной темы это, конечно, всего лишь частность. «Не частностью» является предотвращение расширения конфликта Ирана и Израиля — вступления в этот конфликт США с перспективой полного крушения режима в Тегеране по образцу Багдада 2003 года. У России есть довольно ограниченный набор инструментов, которые можно использовать для того, чтобы не допустить такой сценарий. Прежде всего у Москвы в принципе нет никакого резона для того, чтобы полностью «вписываться» за Иран. Как я уже сказал, союз двух стран — это «брак по расчету», причем очень даже ограниченному.
Приоритетом для Москвы является выигрыш конфликта на Украине, а также сохранение отношений с другими мировыми центрами силы, значительная часть из которых относится к нынешним властям в Тегеране резко негативно — теми же США Дональда Трампа, Саудовской Аравией, ОАЭ, Турцией и далее по списку. Однако такая ситуация вовсе не означает, что у Москвы нет козырей. Они есть. Официально Трамп в довольно пренебрежительной форме отверг предложение ВВП о посредничестве в мирном разрешении конфликта. Внешне тандем Израиль–США демонстрирует предельную воинственность в стиле «мы их сейчас всех убьем и разбомбим». Но думаю, что частично за такой бравадой скрываются блеф и неуверенность.
С точки зрения обывателя, все различие между Ираком и Ираном заключается в последней букве их названий. Однако этот совсем разные страны. Ирак — это совершенно искусственное образование, придуманное после Первой мировой войны британской дамой по имени Гертруда Белл. Этой специалистке по Ближнему Востоке было поручено придумать форму сохранения британского доминирования на завоеванных Лондоном разрозненных территориях бывшей Османской империи. Гертруда Белл придумала государство, которого раньше никогда не было. Иран, напротив, принадлежит к числу самых древних мировых цивилизаций. Но это древнее государство очень разрозненно в этническом (и не только в этническом) плане. Даже сам рахбар (высший лидер) Ирана Али Хаменеи имеет, как утверждается, азербайджанские корни.
К чему я веду? К тому, что если Трамп и Нетаньяху чересчур увлекутся «сменой режима» в Иране, то они могут получить аналог иракской анархии после 2003 года — только в сильно более крупном варианте. Иран — это ведь государство значительно более крупное, чем Ирак. С этим страхом, как мне кажется, и связаны колебания администрации США. Возможно, цель Трампа — принудить Тегеран к максимальным уступкам, а не создать новую «черную дыру» хаоса на Ближнем Востоке.
Разумеется, это всего лишь гипотеза. Но эта гипотеза создает зазор для посреднических усилий Москвы — и, кстати, не только Москвы. Китайский лидер товарищ Си, с которым в четверг по телефону переговорил ВВП, тоже крайне не заинтересован в «радикальном решении» иранского вопроса со стороны США. Посмотрим, насколько крупным окажется этот зазор — если он, конечно, в принципе существует.
Михаил Ростовский
Оценили 10 человек
24 кармы