Кто такие монетаристы?

Монетарист-глобализатор является нелепой смесью тварей. Аппетит у него как у слона, желудок – такой же «железный» как у гиены; хвост – как у павлина, зрение – как у крота, а стратегическое мышление – как у страуса. Зато нрав у него такой же буйный как у бегемота. А на пузе у него – сумка как у кенгуру. В этой сумке он носит пачку кредиток и брошюрку с цитатами из Адама Смита.

Что такое монетаризм? Хотя в современном языке это слово используется как ругательство, строго говоря, это название экономического учения. В монетаризме много изящных и даже математизированных размышлений о финансах, акциях и вреде инфляции. Но, безотносительно к смыслу этих размышлений, значение (и интеллектуальное, и практико-политическое) монетаризма сводится к одному – к разграблению народов.

Неконсервативная волна в политике (последняя треть XX века: Тетчер, Рейган и т.п.) сопровождалась монетаристской революцией в экономике. Монетаристы, прорвавшись к власти, стремились частично демонтировать кейнсианские механизмы непрерывного роста. Первым теоретиком монетаризма является Милтон Фридмен, хотя все знают, что монетаризм был создан самой человеческой неуёмной жадностью и неограниченным стремлением обогащаться, выкачивая деньги из воздуха и из кишков своих ближних.

Монетаристы выступают под лозунгом «Возвращение к Адаму Смиту». Монитаризм, поэтому, является научно-интеллектуальной обёрткой глобализации и ликвидации экономических границ. В поисках наименьших издержек корпорации уводят капиталы и производства в страны и регионы социального демпинга, где государства не вмешиваются во взаимоотношения между рабочими и буржуа и не помышляют о перераспределении материальных благ через налоги и социальную систему. Новый мир дикого глобализма возродил старую идею свободной конкуренции и «невидимой руки».

Кейнсианцы считают умеренную инфляцию необходимой для поддержания платёжеспособного спроса. Монетаристы рассматривают инфляцию как абсолютное эсхатологическое зла, выползшее из ада, чтобы подорвать экономику. Ведь инфляция обесценивает капиталы и инвестиции, поэтому её следует любой ценой свести к минимуму посредством отказа от социальных расходов. В общем, пусть пенсионеры и работяги сдохнут, лишь бы у Прохора Прохоровича бабки не подешевели.

На тех же основаниях монетаристы отрицают благотворность умеренного бюджетного дефицита. Для кейнсианцев «лишние» расходы государства – это способ стимулировать спрос и авансировать производство. Для монераистов – бюджетный дефицит это инструмент развязывания инфляции. Государство и граждане должны жить «по средствам». Хорошее правило, правильное… для миллионеров и миллиардеров.

А ведь в монетаристской экономике, как оказалось на практике, миллионеры и миллиардеры как раз и живут не по средствам, получая биржевой спекулятивный доход, распродавая виртуальные ценные бумаги и покрывая свои убытки из кармана налогоплательщиков через выкуп государством токсичных активов. Именно в монетаристской экономике стало нормой правило: приватизация выгод и национализация рисков.

Свободная рыночная экономика, поют монетаристы вслед за Смитом, является саморегулируемым механизмом и стремится к самостабилизации, если в экономические процессы не вмешивается государство. Система рыночной конкуренции обеспечивает высокую эффективность труда, изживает социальный паразитизм. Сокращение государственных социальных гарантий и налогов ведёт к увеличению инвестиционной привлекательности страны и национальной экономики. Если государство позволит предпринимателям выжимать из рабочих все соки, не будет заботиться об экологии и обеспечит минимальную инфляцию, то ТНК осчастливят национальную экономику своими инвестициями. Итак, монетаристы отвергают кейнсианские рецепты накачки массового спроса – то есть создания среднего класса.

Монетаристы полагают, что среди различных инструментов, воздействующих на экономику, приоритетными являются денежные инструменты. Именно финансовые методы (а не налоговое или ценовое регулирование) способны наилучшим образом обеспечить экономическую стабильность. Проще говоря, государство, за счёт налогоплательщиков, должно вовремя выкупать у банков необеспеченные кредиты («токсичные активы»), чтобы финансовая система не пострадала от неуёмного желания банков закабалять бизнес и население. Но при этом банки «должны оставаться независимыми». Кроме того, государство должно «латать» неплатёжеспособность корпораций дешёвыми кредитами (опять-таки, выделяя деньги банкам). Короче говоря, это философия отращивания финансового живота.

Зато эта философия была способна сделать экономику в краткосрочной перспективе сверхэффективной, ведь она позволяла минимизировать издержки, повысить эксплуатацию (которую часто подменяется термином «производительность труда»), получить дешёвые кредиты и пр. Однако такая политика ведёт к нарастанию разрыва между объёмом производства и платёжеспособны спросом. На первых порах этот разрыв заполняется дешёвыми кредитами, но, в конце концов, мировая экономика сползает к циклическому кошмару кризисов перепроизводства по образцу дикого капитализма XIX века.

В адамсмитовской классической дикой экономике и в монетаристской новой дикой глобальной экономике платёжеспособный спрос или падает или растёт намного медленнее роста производства. Таким образом, возникает лаг между объёмом производства и объемом платежеспособного спроса. Это естественным образом вредит производству. Для нормального функционирования экономики, то есть для поддержания сбыта, монетаристы заполняют этот лаг кредитами. То есть потребление и сбыт осуществляются преимущественно в кредит. И, в конце концов, возникает ситуация, когда ни потребление, ни сбыт уже не обеспечены реальным трудом и материальными ценностями. По мере углубления кризиса перепроизводства лаг «потребление –производство», растёт и масса кредитов. Чем больше лаг, тем мене становится обеспеченность кредитами.

Монетаристы борются с кризисом ликвидности, не поднимая платежеспособный спрос, а удешевляя кредиты. Это попытка затушить огонь бензином, поскольку лаг между платёжеспособным спросом и производством всё увеличивается, а кредитов, которые призваны были этот лаг заполнить, становится всё больше.

Объявляя каждый новый кризис «великой депрессией», монетаристские архитекторы мировой экономики не идут дальше пышной фразеологии и по-прежнему остаются адамсмитовскими «ночными сторожами» – суетливыми наблюдателями триумфального падения мировой экономики. Они называют каждый новый кризис вместо «кризиса перепроизводства» «кризисом ликвидности». И, совершая на глазах у всего мира эту подмену имён, первыми же и впадают в самообман. Кстати, на первых порах это весьма выгодный самообман. Ведь кризисы ликвидности являются такими мифическими пороками, которые полагается лечить сверхдешёвыми кредитами для банков и корпораций и забвением их задолженностей перед обществом и акционерами. Тогда как кризисы перепроизводства, как известно, можно вылечить лишь повышением платежеспособного спроса, то есть восстановлением всеобщего (а не только частного) благосостояния.

Такая вот простая процедура замены имён – превращение кризиса перепроизводства в кризис ликвидности – позволила монетаристам пережить несколько кризисов перепроизводства так ничего и не изменив в структуре глобального капитализма – не ликвидировав ни деривативов, ни оффшоров, ни биржевых пузырей, – не ликвидировав никаких прочих прелестных инструментов, позволяющих финансистам делать деньги даже не из воздуха, а из экзистенциальной пустоты своих душ.

Gamma-gikkon