Чёрный Блокадник

Чёрный Блокадник

Как можно отличить истинного ленинградца от приезжего? Тут, наверное, много ответов. И по изысканной манере интеллигентно материться, и по немного старомодной одежде, в которой ленинградец смотрится как путешественник во времени, и по многочисленным отсылкам к русской и нерусской классике, что литературной, что художественной, в разговорах, и по некоторой скромности, без лишнего китча, но есть ещё одна черта, гастрономическая. И это не предпочтение шавермы шаурме, хотя истинные ленинградцы предпочитают пышки и чебуреки, а категорическое нежелание выкидывать продукты. Любые. Даже если это выглядит глупо и нерационально.

Но вообще умные люди часто делают нерациональные поступки, как тот же Вассерман с пожизненной девственностью. Так и ленинградец, в среднем по эрудиции и интеллекту превосходящий своих сограждан (да и иностранцев тоже), никогда не выкинет черствеющий хлеб или забродившее варенье. Да, иногда бывают случаи, что продукты портятся окончательно. Например, когда густо покрываются плесенью, кишат червями, там зарождаются и гибнут цивилизации, тогда ленинградец, порой плача, и очень сожалея, несёт их на помойку. В душе себя (или того, кто продукты до этого довёл) коря за такое отношение к еде.

Но многие жители современной цивилизации могут выкинуть продукты даже вполне пригодные к употреблению. Например потому, что у них пару дней назад истёк срок годности. Хотя они ещё не подают признаков разложения, и вполне пригодны к употреблению. Ленинградец такого никогда не поймёт. Или потому, что вкус чего-то не понравился. И что, что не понравился? В продукт были вложены силы, и деньги, и вообще это кощунственно выкидывать ещё вполне годную еду на помойку, особенно помня историю города (а ленинградцы её отлично помнят), особенно его блокадную пору.

Однако в современном Питере живут далеко не только ленинградцы. Многие жители нашей Необъятной едут сюда за романтикой, за счастьем, иногда за деньгами (но мы им напомним, что Ленинград, и даже Питер — не про это), за знаниями, за культурой, ну и остаются здесь. И привозят с собой свои привычки. Но поскольку на их родине менталитет и история иные, то иные и привычки, и многие не со зла, а просто само собой, приносят в свою новую жизнь, а заодно и в жизнь Питера. Типа сидеть на спинке скамеек, а ногами на сидушке, плеваться в трамвае, слушать рэп, называть ларёк палаткой, а парадную подъездом, выкидывать трупы в Мойку целиком, стрелять на свадьбах, ходить только по большому и по малому, но не ходить по Среднему, уезжать на всю осень из Города, или официозно называть Катьку — Екатериной Второй, а Финбан — Финляндским вокзалом.

И вот, одна из таких привычек приезжих — это выкидывать нормальную еду. Совершенно не ленинградская привычка. Но многие думают, что как там, так и здесь, и всё можно. Но это не совсем так.

Помимо взгляда настоящих ленинградцев с интеллигентной укоризной, к ним может прийти ещё и Чёрный Блокадник. Чёрный Блокадник — истинный ленинградец. Непонятного возраста, в длинном чёрном пальто (возможно, из старой морской шинели), в старомодной шапке с козырьком и ушами, в круглых очках. Высокий, худощавый, и немного сутулый. Говорит чисто, очень культурно, старомодно и многочисленными научными и театральными терминами, иногда с лёгким немецким или еврейским акцентом, иногда цитатами.

Обычно гуляет вечером, в пасмурную погоду, осенью, но может появиться в любое время. Просто осенью, вечером, в пасмурную погоду он чувствует себя наиболее комфортно. Гуляет обычно по старому Ленинграду, то есть по центру, по Стачек, по Московскому, по проспекту Обуховской Обороны, по Островам, но иногда может забрести и в Кронштадт, и в Пушкин, и в Гатчину, и в Петергоф, и в новые районы...

...когда-то он жил в Ленинграде. Жил себе и жил. Где-то в районе Грибанала, ещё до революции преподавал в гимназии, как и его отец, и его дед. Впрочем, и после революции его жизнь сильно не изменилась. Учеников стало больше, а так жизнь шла своим чередом. Зато теперь за комнату не нужно было платить, и спектакли с библиотеками стали гораздо доступнее, хотя порой не хватало на сцене тех же Шаляпина или Кшесинской. Надоедливый звон колоколов перестал будить по утрам, но теперь будил звон трамваев. И вот, однажды настала блокада. Чёрный Блокадник сначала хотел записаться в армию, но ему сказали, что он уже стар. Он и дальше продолжил учить. Но становилось всё голоднее.

Много у кого было что обменять на чёрном рынке. Золото, кольца, часы, мебель, инструменты, и прочее, но он не падок был на такое, и как правило все свободные деньги тратил на театральные абонементы, загородные поездки, и книги. Но поскольку места в комнате было мало, а книгу он считал лучшим подарком, то как правило он дарил их своим ученикам с дарственными надписями, напутствуя в светлую жизнь.

Поэтому на чёрный рынок нести ему было почти нечего, но он стойко переносил все тяготы блокады. Порой люди умирали прямо на улицах. У него было доброе сердце, и он не мог иной раз отказать человеку в беде. И даже то, что ему было положено, не съедал, отдавал другим. Снегом сильно не наешься, и день ото дня он слабел. Но прежде чем умереть в марте 1942-го, он дал себе клятву, что сделает всё, чтобы такого больше не повторилось. И умер. И поныне он несёт свою обычно незримую стражу. Он не карает сразу.

Он даёт возможность одуматься. Стоит возле мусорного бака, и смотрит так с укоризной на выкидывающих еду. Особенно ему не нравятся крупные ритейлеры, выкидывающие еду в больших количествах, и по мере возможностей он им строит козни. Но и за простыми жителями города он следит, и когда видит вопиющее расточительство еды, может приняться за дело. Не все по утрам просыпаются. Может задушить в порыве гнева. Потом он идёт на набережную, грустно смотрит на воду, и плачет. Но ничего не может с собой поделать, он невольник клятвы.

Не выбрасывайте еду, помните её цену! Или её вам могут напомнить...