Как правильно - "Швондерович", или "Шендероженский"? Часть 2.

Часть 1.

Вместо эпиграфа:

"Не читайте, пожалуйста, перед обедом советских газет. Найдите другие. Во время профессора Преображенского других не было, а сейчас, слава Богу, есть".

(с) Петя Вальцман-Порошенко в интервью "Новой газете".

Вона, какие у профессора Преображенского единомышленники. Сам Петя Вальцман, сын фарцовщика, ниибаццо эффективный предприниматель и политик. Тоже туда же - «не читайте советских газет». Эдакий Преобрашенко, бгг ))) Правда, в отличие от времён профессора Преображенского, сейчас в продаже не найти как раз СОВЕТСКИХ газет. Оно и понятно. Диктатура пролетариата — читаем советские газеты. Диктатура буржуазии — читаем антисоветские.

Но это всё — не по теме. Продолжим разбор личности профессора Преображенского.

Во второй части повести «Собачье сердце» Филипп Филиппович сделал из пса Шарика — человека, Шарикова. И был очень недоволен получившимся человеком. Прямо какой-то трамвайный хам поселился в квартире профессора. Он грубиян, он глуп и не образован, он развратник, он не почитает благодетеля-профессора и вообще ведёт антиобщественный образ жизни. Любому  ̶л̶и̶б̶е̶р̶а̶л̶ь̶н̶о̶  мыслящему человеку ясно, что причины морального уродства Полиграфа Полиграфовича — две. Первая — тлетворное влияние противного жЫдокоммуняки Швондера. И вторая — врожденная неполноценность социальной группы «русское быдло», из представителя коей Преображенский вытащил гипофиз для своего эксперимента. Профессор вполне солидарен с  ̶л̶и̶б̶е̶р̶а̶л̶ь̶н̶о̶ мыслящими гражданами. Ну, а мы рассмотрим личность Шарикова повнимательнее и попробуем ответить на вопрос «кто виноват?»

Начнём с хамства Шарикова.

Филипп Филиппович повертел головой и заговорил веско:

- Спанье на полатях прекращается. Понятно? Что это за нахальство? Ведь вы мешаете! Там женщины.

Лицо человека потемнело, и губы оттопырились.

- Ну, уж и женщины. Подумаешь. Барыни какие. Обыкновенная прислуга, а форсу, как у комиссарши.

Действительно, некрасиво. Где же Шариков такого нахватался? Кто научил его презирать горничных и кухарок? Быть может, Швондер? Вряд ли. Коммуняки, как известно любому либерально мыслящему человеку, очень уважали всяких кухарок и даже, вроде как, хотели, чтобы государством управляла кухарка. Стало быть, Швондер отпадает... А кто же в Калабуховском доме высокомерно-презрительно отзывался о рабочем классе? Кто говорил «я не люблю пролетариата»? Ой-вэй. Так это же сам профессор Преображенский! Вот, от кого Шариков наслушался рассуждений в духе «что-то быдло в последнее время ферзит не по делу, ему не о политике надо рассуждать и не песни петь, а сараи чистить и трамвайные пути подметать». Правда, Зине и Дарье Петровне профессор не хамил. Почему? Потому, что он принципиально не хамил женщинам? Хм... С товарищем Вяземской Филипп Филиппович не особо церемонился. И перед старушкой, которая зашла «Говорящую собачку поглядеть» - тоже особо не расшаркивался. Дело не в каком-то пиетете по отношению к женщинам. Дело в том, приносит ли женщина пользу профессору Преображенскому. Если приносит, то можно обходиться с ней вежливо и деликатно. Если не приносит — можно без церемоний издеваться над внешним видом девушки, можно угрожающе шипеть пожилой женщине: «Сию минуту из кухни вон!» и т. п. Ну, а Шариков ещё не научился понимать, какой женщине хамить можно, а какой — ни-ни. Вот и хамит всем, без разбору. Плюс ко всему, он ещё не научился говорить грубости утончённо, интеллигентно. А это важно, если хочешь заслужить одобрение г-на Преображенского. «Не люблю пролетариата» звучит намного приятнее, чем «прислуга, а форсу, как у комиссарши», согласитесь. Хотя смысл тот же.

Перейдём к следующей неприятной черте Шарикова — к глупости и необразованности.

Вы стоите на самой низшей ступени развития, - перекричал Филипп Филиппович, - вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, а вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать советы космического масштаба и комической же глупости о том, как надо все поделить, и вы в то же время, наглотались зубного порошку!..

Да, тут с профессором спорить не приходится. Университетского образования у Шарикова нет. У него вообще никакого образования нет. Он читать-то научился, разбирая вывески. Собственно, тогда в России три четверти населения не могли похвастать даже школьным образованием, не говоря про университетское. Это не потому, что русский народ такой вот ненавистник грамоты. А потому, что доступ к полноценному среднему и к высшему образованию русскому народу закрывали, целенаправленно. Это не по теме разбора, если интересно — погуглите «Указ о кухаркиных детях» и всё такое. 

Вот и учились граждане РКМП читать по вывескам. Но ведь интеллигенция и нужна, чтобы нести свет знаний в массы! Профессору Преображенскому, конечно, образованием масс заниматься недосуг, но хоть одного-то Шарикова — можно было обучить? Можно, наверное. Но профессор образованием своего питомца не занимается. Он только собирается дать ему почитать что-нибудь. Когда-нибудь. Как-нибудь...

В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. "Надо будет Робинзона..."

То есть профессор книжек Шарикову никогда не давал. Он не занимался развитием и воспитанием Шарикова. Только тыкал в нос Полиграфу своим «университетским образованием». Да, в РИ сын кафедрального протоиерея имел возможность поступить в университет. А Клим Чугункин со своим пролетарским происхождением — даже в гимназию поступить не мог. Так справедливо ли упрекать Клима в необразованности? Такие заходы напоминают бессмертное - «Если у них нет хлеба, пускай едят пирожные!» Я уж не говорю о том, что странно упрекать в необразованности пса Шарика...

Так или иначе, профессор образованием Шарикова не занимался. И эту миссию взял на себя Швондер. Всучил Шарикову «Переписку Энгельса с Каутским», чтобы Шариков «развивался». Тут Швондер, конечно, дал маху. Ход рассуждений Энгельса не всякий профессор-то поймёт, что уж от малограмотного Шарикова ждать... Надо было начать обучение Полиграфа с чего-нибудь попроще. Хоть с букваря, например. Впрочем, книжка Энгельса — это лучше, чем ничего. Шариков начал читать и, разумеется, ничего не понял.

Шариков пожал плечами.

- Да не согласен я.

- С кем? С Энгельсом или с Каутским?

- С обоими, - ответил Шариков.

- Это замечательно, клянусь богом. "Всех, кто скажет, что другая..." А что бы вы со своей стороны могли предложить?

- Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... Голова пухнет. Взять всё, да и поделить.

Как-то так. Смешной, наивный Шариков! Как же реагирует профессор? Как реагирует этот интеллигент-культуртрегер, этот гуманист, который считает, что ласка — это «единственный эффективный способ обращения с живым существом”? Он толково и подробно разъяснит Шарикову, почему метод «взять и поделить» - ошибочный, негодный? Он приведёт блестящие контраргументы и пояснит, в чём видит ошибки Энгельса и Каутского? Он посоветует Шарикову литературу, которая рассеет заблуждения? Нет, что вы. Ничего такого не будет. Будет вот так:

- Я вижу, как вы развились после Каутского, - визгливо и пожелтев, крикнул Филипп Филиппович. Тут он яростно нажал кнопку в стене. - Сегодняшний случай это показывает как нельзя лучше! Зина!..

...Зина прибежала бледная.

- Зина! Там в приемной... Она в приемной?

- В приемной, - покорно ответил Шариков, - зеленая, как купорос.

- Зеленая книжка...

- Ну, сейчас палить! - отчаянно воскликнул Шариков. - Она казенная, из библиотеки!!

- Переписка - называется... как его?.. Энгельса с этим чертом... В печку ее!

Как вам уровень научной дискуссии? Напомнить вам имя-фамилию общественного деятеля, который ТОЖЕ приказывал сжигать сочинения Энгельса? Ещё один замечательный единомышленник профессора Преображенского нашёлся, ага. Скажите, как его зовут? ;)

14\88, вопчем. Кстати, судя по реакции Шарикова, профессор ранее уже приказывал жечь книги, причём не раз. И тот факт, что книжка библиотечная Филиппа Филипповича не смущает. Он только к своему имуществу относится трепетно, свои калоши готов оплакивать пять лет кряду, по своей именной тросточке убивается до скрежета зубовного. А библиотека и Швондер — перебьются. В топку Энгельса! Не моя же книжка, а государственная — так чего её жалеть?

Перейдём к нечистоплотности Шарикова в области отношений с противоположным полом. Нехорошо получается, да. Шариков подкарауливает Зину, он ущипнул за грудь какую-то даму, он пытается обманом соблазнить машинистку из службы очистки... Словом, наш Полиграф — натуральный развратник. Почему? Швондер научил? В комментариях к предыдущей части разбора один просвещённый гражданин убеждал меня, что коммуняки всячески пропагандировали разврат. Правда, цитат, подтверждающих этот тезис, гражданин не привёл. Оно и понятно, если изучить этот вопрос, тот тут же наткнешься на «12 половых заповедей пролетариата»:

Стало быть, Швондер и тут не при делах. Не он подучил Шарикова развратничать. Так в чём же причина? Быть может, сказывается звериное начало, а может — развратником был Клим Чугункин и Шарикову эта нехорошая черта передалась по наследству... Так или иначе, живя в квартире профессора Преображенского, Шариков должен был впитать и усвоить нетерпимость ко всякого рода разврату. Ведь и сам профессор к развратникам относился нетерпимо... Так? Тут нужно напомнить, что основная часть клиентов высокоморального профессора — богатые развратники, у которых возникли проблемы в половой сфере.

Это неописуемо, - конфузливо заговорил посетитель. - Пароль д'оннер - двадцать пять лет ничего подобного, - субъект взялся за пуговицу брюк, - верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями. Я положительно очарован. Вы кудесник.

Из кармана брюк вошедший выронил на ковер маленький конвертик, на котором была изображена красавица с распущенными волосами.

Что же наш высокоморальный г-н Преображенский? Он рекомендует пациенту «не злоупотреблять», а в целом — очень доволен.

- Ну, что ж, прелестно, все в полном порядке. Я даже не ожидал, сказать по правде, такого результата.

Как видим, Преображенский к развратникам относится весьма толерантно. Настолько толерантно, что пёс Шарик, поприсутствовав в кабинете профессора во время приёма, называет квартиру Филиппа Филипповича «похабной». Шариков рассуждает вполне последовательно: если можно развратничать нэпманам, которым профессор налаживает потенцию, то почему нельзя развратничать мне, Шарикову? Почему нэпманов профессор не осуждает, а меня, Шарикова, осудит? Вот и пускается Полиграф во все тяжкие. Закономерно, как бы. Насмотрелся.

Наконец, перейдём к неблагодарности Шарикова.

Дерзкое выражение загорелось в человечке.

- Да что вы все... То не плевать. То не кури. Туда не ходи... Что ж это на самом деле. Чисто как в трамвае. Что вы мне жить не даете?! И насчет "папаши" - это вы напрасно. Разве я вас просил мне операцию делать? - человек возмущенно лаял. - Хорошенькое дело! Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются. Я, может, своего разрешения на операцию не давал. А равно (человечек завел глаза к потолку, как бы вспоминая некую формулу), а равно и мои родные. Я иск, может, имею права предъявить!

Глаза Филиппа Филипповича сделались совершенно круглыми, сигара вывалилась из рук. "Ну, тип", - пролетело у него в голове.

- Как-с,- прищуриваясь, спросил он, - вы изволите быть недовольным, что вас превратили в человека? Вы, может быть, предпочитаете снова бегать по помойкам? Мерзнуть в подворотнях? Ну, если бы я знал!..

- Да что вы все попрекаете - помойка, помойка. Я свой кусок хлеба добывал. А ежели бы я у вас помер под ножиком? Вы что на это выразите, товарищ?

- Филипп Филиппович! - раздраженно воскликнул Филипп Филиппович. - Я вам не товарищ! Это чудовищно! "Кошмар, кошмар", - подумалось ему.

Воистину, кошмар. Вот негодяй этот Шариков! Так хаять своего благодетеля! Хотя... Позвольте... А что Шариков сказал не так? Где в его словах ложь? Разрешения на операцию он действительно не давал. Он даже хотел сбежать от профессора, когда решил, что попал в лечебницу.

"Э, нет... - мысленно взвыл пес, - извините, не дамся! Понимаю, о черт бы взял их и с колбасой! Это меня в собачью лечебницу заманили. Сейчас касторку заставят жрать и весь бок изрежут ножиками, а до него и так дотронуться нельзя!"

И уж наверняка пёс сбежал бы в дальнейшем, если бы знал, какая участь ему уготована. Затем. Рыться в помойках — занятие, свойственное всем дворовым собакам. Шарик рылся в помойках не из-за любви к самим помойкам, а потому, что ему больше негде было найти еду. Странно и некрасиво попрекать его помойками. И последнее. Совершенно справедливо Шариков указывает на то, что его жизнь подвергалась риску. Точнее — это Шариков думает, что профессор рисковал его жизнью. На деле -

- Иван Арнольдович, самый важный момент - когда я войду в турецкое седло. Мгновенно, умоляю вас, подайте отросток и тут же шить. Если там у меня начнет кровить, потеряем время и пса потеряем. Впрочем, для него и так никакого шанса нету.

Никакого шанса нету. То есть пёс вообще не должен был остаться в живых. Замечательно, нес па? То есть. Профессор подобрал пса не из жалости, не из доброты, не из милосердия. Ему просто нужен был зверь для эксперимента. Ему было нужно подопытное животное, которое должно было умереть под ножом. Причём животное для эксперимента было нужно здоровое. Именно поэтому (а вовсе не из гуманизма) псу вылечили ошпаренный бок, именно поэтому (а не из щедрости) пса откармливали деликатесами. Я, между прочим, не говорю, что профессор поступил аморально, использовав пса для опытов. Использовать животных в экспериментах - допустимо. Но допустимо ли требовать от подопытного животного благодарности? «Дорогой кролик, сейчас мы привьём тебе вирус Эбола и ты подохнешь в страшных мучениях... Чего ты так обиженно смотришь, наглое животное? Вспомни, сколько морковки мы на тебя перевели и устыдись!» У Диккенса ростовщик Фейгин, помнится, упрекал в неблагодарности Оливера Твиста — мол, «подобрали мы тебя, обогрели, накормили, а ты даже шёлковый платочек у фрайера ушастого не хочешь вытащить ради нас, твоих благодетелей!» Как видим, заходы у скупщика краденого и у профессора — одни и те же. Только Фейгин, без сомнения, циничная сволочь, а Преображенский — почему-то — замечательный человек. Не очень-то справедливо. Двойной стандарт детектед.

Вот, как-то так. Очевидно, что Швондер к моральному разложению Шарикова отношения не имеет. Научил Полиграфа чванству, хамству и разврату — отнюдь не еврей-управдом. Всему этому безобразию Шариков научился, глядя на профессора и его дорогих гостей. Профессор ещё в первой части повести проявил себя лицемером, снобом, жлобом, хамом и эгоистом. Шариков проявляет те же душевные качества. Только у Шарикова все перечисленные мерзости не прикрыты отличным образованием, званиями и титулами, поэтому выглядят ещё более отвратительно. Однако, хамство есть хамство, снобизм есть снобизм, лицемерие есть лицемерие. Без разницы, кто их проявляет — люмпен-балалаечник, или научный профессор.

В заключительной части разбора мы рассмотрим политическую позицию г-на Преображенского и окончательно решим, как правильнее говорить, если сравниваешь Шендеровича с героями "Собачьего сердца" - «Швондерович», или «Шендероженский».

Источник.