Испанская революция и современность.

14 апреля 1931 года Испанию покинул её король из династии Бурбонов. Была провозглашена Каталонская ̶н̶а̶р̶о̶д̶н̶а̶я̶ республика. Началась, таким образом, Испанская революция, одно из первых масштабных сражений с фашизмом в Европе.

Могут спросить: хорошо, это история, но при чём здесь современность? Да при том, что переживаемые нами сейчас времена очень похожи на те, начало 30-х годов. Например, испанские франкисты — родные братья современных украинских майданцев-бандеровцев. Сомневаетесь? Взгляните на плакаты франкистов:

Современные украинские антикоммунисты выметают на своих плакатах примерно то же самое, а страшного мужика  ̶и̶з̶ ̶Р̶у̶с̶с̶к̶о̶г̶о̶ ̶м̶и̶р̶а̶  с серпом и молотом, замахнувшегося плёткой на вольнолюбивых испанцев, можно смело переносить на какой-нибудь замайданный плакат.

А это флаг испанских фалангистов, чёрно-красный:

Ничего не напоминает? :) И это отнюдь не случайное совпадение цветов, эти цвета обозначают ровно то же самое, что и цвета бандеровского флага — "почву и кровь", единый международный лозунг европейских ультраправых 30-х и 40-х годов. (так-то цвета "позаимствованы" у анархистов - прим.)

А это парад франкистов 1939 года по случаю победы в гражданской войне. Чёрно-красные тона в одежде тоже рулят:

Народные танцы  ̶в̶ы̶ш̶и̶в̶а̶н̶о̶к̶  по случаю победы:

Юные барабанщики Франко:

Похожа была до неотличимости и тогдашняя, и нынешняя правая пропаганда. Участник войны на стороне республиканцев Джордж Оруэлл писал:

"Из всего нагромождения лжи, которая отличала католическую и реакционную прессу, я коснусь лишь одного пункта — присутствия в Испании русских войск. Об этом трубили все преданные приверженцы Франко, причем говорилось, что численность советских частей чуть ли не полмиллиона. А на самом деле никакой русской армии в Испании не было. Были лётчики и другие специалисты-техники, может быть, несколько сот человек, но не было армии. Это могут подтвердить тысячи сражавшихся в Испании иностранцев, не говоря уже о миллионах местных жителей. Но такие свидетельства не значили ровным счетом ничего для франкистских пропагандистов, из которых ни один не побывал на нашей стороне фронта. Зато этим пропагандистам хватало наглости отрицать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя итальянские и немецкие газеты открыто воспевали подвиги своих "легионеров". Упоминаю только об этом, но ведь в таком стиле велась вся фашистская военная пропаганда. Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что подобного рода или сходная ложь в конце концов не проникнет в историю? И как будет восстановлена подлинная история испанской войны? Если Франко удержится у власти, историю будут писать его ставленники, и — раз уж об этом зашла речь — сделается фактом присутствие несуществовавшей русской армии в Испании, и школьники будут этот факт заучивать, когда сменится не одно поколение."

А были ли похожи противники тогдашних ультраправых и те, кто сейчас воюет против нынешних ультраправых на той же Украине? Это сказать сложнее, сейчас, через оптику прошедших лет, антифашисты 30-х годов часто представляются в очень возвышенном, романтическом ореоле.

Снова послушаем Оруэлла о том, какая атмосфера царила в революционной Испании:

"Я приехал в Испанию с неопределенными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.
Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все ещё была на подъёме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-черными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-черный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше «сеньор» или «дон», не говорили даже «вы», — все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Buenos dias» говорили «Salud!»
Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок — заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтёру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красно-черный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками — красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, текшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города — Рамблас, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, — почти все без исключения ходили в рабочем платье, в синих комбинезонах или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чем даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями.
К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались — предосторожность на случай воздушного налёта, — полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И все же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине".

Было ли что-то из этих характерных признаков народного движения в атмосфере Донбасса 2014-2015 годов? Об этом, наверное, можно судить только изнутри тех событий...

Источник.