В казачество вступали представители многих народов. Но самое удивительное, что казаками становились те, с кем российские подданные вынуждены были вести непримиримую войну – чеченцы.
Обоюдное влияние
Быт казачества, заселявшего левый берег Терека с XVI века, во многом складывался под влиянием соседних горских народов – чеченцев, ингушей, кабардинцев. Например, казачьи избы мало чем отличались от горской сакли, особенно внутренним устройством и убранством. Живший в молодые годы в Чечне Лев Толстой писал, что гребенские (терские) казаки «устраивают свои жилища по чеченскому обычаю». Горская одежда максимально приспособленная к местным условиям охотно была принята и освоена казаками. Обыденными для казака стали кавказская бурка, бешмет, папаха, башлык и черкеска. Они также с удовольствием украшали себя кавказским поясом, кинжалом и газырями с металлическими или серебряными наконечниками. Российский писатель чеченского происхождения Герман Садулаев считает, что процесс взаимопроникновения казацкой и горской культур был взаимным. Так, по его мнению, спустившиеся с гор вайнахи именно у казаков научились ватажничеству, разбойным операциям и лихому молодечеству.
Породнились
Терские казаки уже с середины XVI столетия устанавливают добрососедские отношения с чеченцами. Живя бок о бок друг с другом иначе поступить было нельзя. Особенно близким для казаков оказался чеченский тейп варандой, часто принимавший крестьян, бежавших от крепостной зависимости. По свидетельству очевидцев, почти вся артиллерия имама Шамиля обслуживалась беглецами. Неслучайно и сегодня варандой называют «русским тейпом». Но был и обратный процесс. Чеченцы, пытавшиеся скрыться от исламской экспансии, переправлялись через Терек и оказывались в казачьих селениях. Многие из них обосновались в станице Червленная (сегодня Шелковский район Чечни). Терские казаки часто являлись кунаками чеченцев, они гордились такой дружбой и передавали ее из поколения в поколение. Толстой писал, что вплоть до второй половины XIX столетия «казацкие роды считались родством с чеченцами, у кого бабка, у кого тетка чеченка была».
Особенно тесно ассимилировались с казаками представители чеченского тейпа гуной, между ними традиционно был высокий процент смешанных браков. «Среди терских казаков даже в типе их наружности проглядывают черты, общие с горцами; особенно характерны эти черты у казачек: наряду с лицом великорусской красавицы, круглым, румяным, мы встречаем продолговато-бледное, овальное личико с чеченской кровью», – писал один из современников Толстого. Интересное наблюдение о смеси русской и чеченской крови оставил в 1915 году краевед Ф. С. Гребенец. Он так описывал женщину станицы Новогладковской: «Она приобрела легкий стан от кавказского горца, а от казака заимствовала рост, мускульную силу и трезвый характер русской женщины». По мнению этнографов, в начале XX века практически в каждой новогладковской женщине текла чеченская кровь.
«Свиноеды»
С XVII столетия началась активной исламизации Чечни. Источники отмечают, что процесс этот проходил чрезвычайно болезненно. Нередко дагестанские мюриды приказывали целыми селениями вырезать тех, кто противился воле Аллаха. Многие чеченцы, не пожелавшие принимать новую веру, стали постепенно заселять свободные левобережные территории и окрестности терских поселений. Некоторые из них в итоге оказались основателями будущих казачьих станиц. Так, основателем станицы Дубовской считается чеченец из тейпа садой по имени Дуба. Со временем многие левобережные села и пастбища сохранили древние чеченские названия. Утихающие и вновь возобновляющиеся волны переселения продолжались вплоть до эпохи Петра I. К этому времени чеченцы вошли в тесное соприкосновение не только с бытом казаков, но и с обычаями христиан-староверов, с которыми были вынуждены покидать обжитые места правобережья Терека.
В начале XIX века уже непосредственно мусульманские старейшины способствовали выселению за Терек чеченцев, не желающих исполнять предписаний ислама. Находясь в положении мусульманских протестантов, они были чужими и среди христиан, и среди магометан. Единственным местом, где их прияли оказались казачьи станицы. Одной из причин непринятия чеченцами ислама стали традиции свиноводства, от которых многие не захотели отказываться. «Да, мы русские», говорили они, – «мы едим свинью». Термины «русский», «христианин» и «свиноед» в те времена для чеченцев звучали как синонимы. Исследователь Александр Гапаев отмечает, что деление чеченцев на мусульман и немусульман было исключительно по признаку «свиноедения».
Точно установлено, чеченцы целыми семьями и даже родами принимали христианство – так они более органично вписывались в терский казачий этнос, а их потомки стали уже полноценными казаками. Хотя история знает и обратный пример, когда уже терцы обращались в ислам. Об исламизации терских казаков, в частности, говорит историк Виталий Виноградов, который на научных конференциях и в печати неоднократно заявлял, что равнинная часть чеченской земли до «черных» гор исконно принадлежала русским. В доказательство он приводил то, что в селении Гуни проживают потомки терских казаков, которые в свое время приняли ислам и «очеченились».
Устойчивый этнос
Чеченский писатель Халид Ошаев вспоминал, как он в 20-х годах в качестве командующего для ликвидации «казачьих банд» был направлен на Левобережье Терека. Он тогда одним из первых обратил внимание на то, что пожилые казаки по-чеченски называют почти все местные старые топонимы. Увлеченный Ошаев докопался до некоторых казачьих фамилий чеченского происхождения и через них добился свидания с лидерами «казачьих банд». На встрече советский командир объяснил, что среди казаков много его родственников и что ему не хочется проливать их кровь. В результате дискуссии «банда» оказалась расформирована. Тогда в ЧК возмущенные братанием Ошаева с «белоказачьими» бандами едва не расстреляли будущего писателя. Однако судьба оказалась благосклонна к нему. Впоследствии став директором Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы Ошаев продолжал удивляться тому, что тюркские и русские названия полностью не вытеснили левобережные чеченские топонимы. Он, к примеру, заметил, что местечко Гунашка, многие казаки называли и по-ногайски – Карногай, и на русский лад – Черногай. Объяснение этому может быть следующее. Оказаченные чеченцы были более адаптированы к местному климату, чем переселенцы из глубин России, среди которых фиксировался большой процент заболеваемости и смертности. Отмечались случаи, когда почти все русское население, к примеру, Каргалинска, Кизляра, Святого Креста покидало уже обжитые места, спасаясь от болезней. А некоторые станицы, в их числе, Святой Крест, неоднократно подвергались полному опустошению. Это и способствовало устойчивости как нахской антропологии, так и преобладанию чеченской топонимики.
Не отличить
Казаки-гунойцы всегда хорошо знали свою родословную, и, приезжая в село Гуной, безошибочно показывали дома своих предков. Жители Гуноя расскажут туристам легенду о том, как исламскийпроповедник шейх Берса сбросил с горы гунойский котел со свининой (и покажут это место), после чего значительное количество представителей этого тейпа выселилось на Левобережье. Сегодня родословные связи с казаками больше частью сохранили тейпы гуной и варандой. Только в одной станице Червленной в середине XX столетия проживало несколько десятков фамилий казаков гунойского происхождения, среди которых Гришины, Асташкины, Гулаевы, Денискины, Велик, Тилик, Полушкины, Тихоновы, Метрошкины, Рогожины. Совместно с группой экспертов антропологом Л. П. Шерашидзе и этнографом И. М. Саидовым были обследованы терские казаки, расселившиеся от Алпатова до Кизляра. Ученые подтвердили их этнографическую и антропологическую близость чеченцам. Любопытно, что порой внешнее сходство представителей обоих этносов было настолько сильным, что исследователи не могли отличить чеченских детей от казачьих.
Источник: Русская Семерка
Оценили 10 человек
21 кармы