Миллионка: первый российский «чайна-таун»

Для российского обывателя термин «чайна-таун» обычно ассоциируется с американскими мегаполисами-муравейниками, где китайские диаспоры компактно проживают в отдельных районах, живущих, порой, по своим особенным правилам. Между тем, в истории России тоже есть место такому явлению – речь идет, конечно, о легендарной «Миллионке», районе Владивостока, где проживали иностранцы, преимущественно азиатского происхождения, а так же орудовали жестокие банды беглых русских каторжников и китайских бандитов-хунхузов.

Просуществовал этот вольный «город в городе» почти целое столетие – с конца 60-х годов XIX века до 30х- годов века XX, когда был ликвидирован про прямому распоряжению ЦК ВКП(б). Сегодня мы совершим экскурс в этот удивительный и неповторимый мир первого российского «чайна-тауна», и узнаем, так ли он отличался от овеянных легендами и байками китайских кварталов американских городов.

От двух строений – до «города в городе»: рождение Миллионки

Миллионка ведет свою историю из 60-х годов XIX века, когда на Дальнем Востоке встретились лицом к лицу два мира – русский и китайский. Безусловно, ни для одной из сторон это не было открытием – мировая дипломатия была достаточно развитой, и огромные дальневосточные земли не были terra incognita ни для русских, ни для китайцев. И, между тем, именно середину XIX века можно назвать встречей Востока и Запада, т.к. именно тогда начались постоянные контакты между носителями этих культур на востоке Российской империи. Надо думать, Киплинг, написавший «Балладу о Западе и Востоке», которым, как известно, «вместе не сойтись», нашел бы это судьбоносное событие забавным, но, как покажет история, соседство русских и китайцев на Дальнем Востоке было слишком сложно и многогранно, чтобы уложить его сущность даже в самую изощренную стихотворную форму.

Первыми домами Миллионки принято считать две китайских фанзы (букв. «дом»), которые были зафиксированы в городской агломерации еще в 1960-м году. С течением времени присутствие китайцев в городе увеличивалось, как и площадь их расселения. Николай Пржевальский, которому довелось в 1868 году во время путешествия по Уссурийскому краю посетить Владивосток, насчитал в городе 20 китайских домов, где постоянно проживало несколько семей. С ростом значения города - в 1880 году он был преобразован в самостоятельное генерал-губернаторство – рос приток мигрантов как из западных областей Российской империи, так и из Китая. При этом, китайцы были совершенно неприхотливы к жилищным условиям, и селились порой в настоящие развалюхи, жить в которых русское население бы побрезговало. По воспоминаниям современников, жизнь китайцев Владивостока была «ужасна и представляла собой сплошное нарушение санитарных законов и устава строительного».

В 80-х, когда азиатских мигрантов уже были тысячи, а сама китайская «нахаловка» разрослась до размеров небольшого квартала, власти стали искать способы выдворить мигрантов на окраины города. Сами же китайцы предпочитали селиться у Семеновского ковша – компактной бухты, куда спокойно приставали джонки с товарами, следующие каботажным (вдоль берега) плаванием из Китая.

В 1884 году городской управой был разработан проект, по которому предполагалось ввести запрет для китайцев на покупку недвижимости в городе, а сами строения в «чайна-тауне» сдавать им в аренду. Постепенно предполагалось мерами экономического характера вытеснить азиатов из центра города на окраины, где к тому времени должны были быть возведены целые районы, которые предполагалось им сдавать. Однако проект провалился в связи с тем, что не нашлось подрядчиков, которые взяли бы на застройку нового китайского квартала. Отчасти это было обусловлено скепсисом, который местные капиталодержатели испытывали к затее городской администрации. Китайцы тоже переселялись неохотно – к началу 90-х удалось выселить на окраины лишь небольшую их часть.

Между тем, в 90-е годы в районе Семеновского ковша развернулось грандиозное строительство. Китайский квартал рос – у бухты достаточно быстро образовалась «толкучка», где шла бойкая торговля товарами из Поднебесной и различным местным ширпотребом. Власти-таки приняли закон о запрете китайцам владеть недвижимостью, чтобы было вполне разумно, учитывая тот факт, что гражданами империи они не были, и в этой ситуации речь шла о прямом выкупе иностранными гражданами российской земли, чего генерал-губернаторство допускать не собиралось. Как следствие, увеличился спрос на съемные жилые и нежилые площади, чем тут же воспользовались местные собственники земли. На принадлежащих им участках, предприимчивые русские горожане возводили новые строения различной степени комфортабельности, которые затем сдавали приезжим азиатам. Так в городе сложилась целая социальная прослойка из новоявленных рантье. Само название «Миллионка» тоже связано с этим явлением – оно было присвоено «муравейнику» на Семеновской улице, в котором насчитывалось более 300 (sic!) квартир. Вот описание типичного жилья в квартале, оставленное современником: «Это оказалось легкое деревянное строение с громадными щелями в стенах, беспорядочно залепленными глиной или землей, с крышею, прикрытою хворостом, сильно отягченной слоем земли. Пол внутри земляной, окон нет, двери отсутствуют — вместо них полог из циновки. Печи нет, есть лежанка из камней, у основания которой разводится костер».

Надо сказать, что Владивосток был не единственным городом, где образовался китайский квартал – аналоги Миллионки появились вскоре в Хабаровске, Благовещенске, Николаевске-на-Амуре и т.д. Но именно «чайна-таун» Владивостока был первым и самым крупным из них.

Миллионка, как уже говорилось выше, была, по сути, «городом в городе» - здесь жизнь подчинялась своим, порой весьма специфическим правилам и законам, а рука царской полиции была не такой длинной и всесильной. Район был абсолютно самодостаточным – здесь был рынок, кабаки, дома терпимости, китайские опиумные курильни, игорные заведения и даже китайский театр! Многие обитатели Миллионки ни разу за всю свою жизнь не покидали пределов «чайна-тауна» - все, что им было нужно, можно было раздобыть и здесь, да и хлопот с полицией было меньше. Причудливая архитектура района тоже могла помочь избежать нежелательных встреч с властями и уйти от облавы – улочки переплетались замысловатыми узлами и соединялись между собой лазейками и сквозными проходами в зданиях, что позволяло, при желании, пересечь весь район из одного конца в другой и ни разу не «засветиться» на оживленных центральных улицах.

Здесь же, пропитанные терпким, ни с чем несравнимым запахом этого района, рождались местные «городские легенды» вроде призрака Белой Дамы или рассказов о колчаковском золоте, якобы спрятанном в подполье одного из бесчисленных домиков.

Что касается этнического состава населения Миллионки, китайцы хоть и составляли там абсолютное большинство, были не единственными, кто, по разным причинам, осел в этом полулегальном районе города. Миллионка была подобна Вавилону – здесь перемешались евреи, кавказцы, корейцы, японцы и прочие национальности, встретившиеся на этом перекрестке миров. Для многих мигрантов Миллионка была не просто домом, она была своеобразным «окном в Россию» - здесь располагались штаб-квартиры азиатских торговых товариществ, профсоюзов, доходные дома и многое другое. В том числе – и базы местных преступных группировок.

«Темные люди» против «краснобородых»: преступный мир Миллионки

Криминал пришел в Миллионку по стопам китайских переселенцев – различный криминальный элемент, промышлявший в окрестностях города, счел этот район удобным для организации там «баз», где можно было бы прятаться от властей, хранить награбленное, откуда можно было совершать дерзкие налеты на другие кварталы города, а затем незаметно отходить, скрываясь в лабиринте переулков и дворов.

Главным криминальным элементом преимущественно китайской Миллионки были китайские же бандиты, называвшиеся хунхузами (досл. «краснобородыми»). «Чайна-таун» был для них идеальным решением – здесь они спокойно скрывались от русских и китайских властей, искавших их по обе стороны границы. При этом само китайское население предпочитало платить «братьям» (так называли друг друга члены банд) регулярную дань, но не привлекать к делу русскую городскую администрацию – хунхузы ясно давали понять, что в случае опасности скроются, а потом вернутся и жестоко отомстят. Впрочем, дело было еще и в менталитете самих китайцев квартала, предпочитавших решать проблемы «своими силами», не привлекая внимание властей, из-за опасения, что русская полиция и чиновники, которые прибудут для разбирательства, переполошат, а то и вообще разгонят весь район.

Впрочем, монополия «братьев» на незаконные дела в Миллионке длилась недолго – в 90-е в город хлынул поток русских каторжников, бежавших со строительства железнодорожных линий. Заключенных завозили массово из западных губерний, но надзор осуществляли плохо – не хватало людей, поэтому бегство каторжных стало явлением постоянным, и этом власти железной дороги практически не могли помешать. Весь этот криминальных элемент тоже оседал на Миллионке, начав теснить хунхузов с насиженных мест. По городу прокатилась своеобразная криминальная война русских и китайских банд, сопровождавшаяся обоюдным расширением сфер влияния, вылившимся в беспрецедентный скачок преступности. Вот как описывал это современник: «Едва ли на Руси найдется еще такой город, который за последнее время был в таком положении, как Владивосток. Почти не проходит дня, чтобы кого-нибудь не ограбили и к кому-нибудь не ломились бы воры».

Полиция с трудом справлялась с этим резким скачком насилия в городе, посему депутаты городской думы рекомендовали населению спешно вооружаться. В кратчайший срок прилавки оружейный магазинов оказались пусты – горожане вооружились как на войну.

Несмотря на то, что городская администрация была буквально завалена жалобами и просьбами разрешить ситуацию, власти не спешили объявлять криминалу Миллионки широкомасштабную войну – это грозило окончательно дестабилизировать город и превратить его в арену открытых боевых действий. Однако, как это часто бывает, вмешался случай – неизвестными был зарезан молодой французский офицер по фамилии Руссело, входивший в экипаж военного корабля «Байяр», принадлежавшего французской эскадре, посетившей город с дружественными визитом. Угроза международного скандала заставила городские власти бросить все доступные силы на расследование дела и борьбу с организованной преступностью. В рамках этой операции был обезглавлен ряд крупных группировок, и арестованы местные «авторитеты» - некие Дроздовский, Гунько и Орлов, которые наскоро осудили и повесили по приговору военного суда. Криминальному миру Миллионки был нанесен тяжелейший удар, от которого он оправился далеко не сразу. Параллельно с этим заканчивалось строительство железной дороги, и приток русского криминального элемента в город ослабел, что в итоге дало хунхузам возможность перехватить у русских уголовников инициативу и вновь стать главной силой на Миллионке.

К концу первого десятилетия XX века китайская организованная преступность полностью контролировала жизнь «чайна-тауна». «Братьям» подчинялись беспрекословно, тех же, у кого хватало смелости пытаться дать отпор, обычно вскоре находили в грязных закоулках с перерезанным горлом. Помогала китайскому криминальному элементу и коррумпированность местной полиции – наряд, посланный в Миллионку на поиски банды, нередко мог быть перекуплен «краснобородыми», и, соответственно, никого не «находил».

Все это заставило власти сменить тактику, и перейти к повальным облавам. И, надо сказать, это давало определенные результаты – массово выявлялись нелегалы, которые затем тщательно проверялись на предмет связей с бандами, и, если таковых не выявлялось, а у самих «гастарбайтеров» находились поручители из числа благонадежных китайцев, их отпускали. Если таковых не находилось, пойманных нередко выдворяли обратно в Поднебесную. Как, впрочем, и выявленных преступников, которых передавали с рук на руки китайским властям. Решение было достаточно прозорливым и даже коварным – русские власти автоматически снимали с себя всяческую ответственность за жизни подданных Цинской империи, и не могли быть ни в чем обвинены китайской стороной. В то же время, можно было не беспокоиться на счет того, получат ли бандиты заслуженное наказание – в Поднебесной они также были вне закона, а китайские казни, ко всему прочему, были намного более жестокими, чем цивилизованная европейская виселица.

«Частный бизнес» Миллионки

На Миллионке во все года ее существования процветали различные частные предприятия разной степени законности. Широкое распространение имели опиумные курильни, игорные дома и питейные заведения. Вот, как они описаны современником: «Всем известно влияние кабаков на русский люд вообще; но еще хуже кабаков влияют на инородческое население игорные дома и заведения для курения опиума. Тех и других в городе около 40, часть из них содержится тайно, — писал современник. — Подходя к таким заведениям, вы уже чувствуете их специфическую атмосферу. Кругом фанзы, или подобие нашего домика, где помещаются эти притоны, в особенности у входа в них, в большом количестве гниют кухонные отбросы и человеческие выделения. Войдем сначала в игорный дом. При входе же вас охватывает такое зловоние, что вы вынуждены зажимать и нос, и рот. В комнатке, весьма низкой, грязной и наполненной китайцами — полумрак. Маленькие тусклые стекла окон очень мало пропускают свет. Играющих несколько пар. Одни сидят за столиками, другие — на лавках. Кругом тех и других зрители, тоже китайцы. Играющих время от времени обносят сули (китайская водка) в маленьких чашечках (немного больше наперстка). Пробыть в этом вертепе возможно только минут 10-15 и то с насилием над собой».

Нашла себе место в деловой жизни Миллионки и хрестоматийная тяга китайцев к торговле подделкой известных марок обуви и одежды, а так же свойственное восточным базарам мелкое мошенничество. Вот, например, описание того, как велись дела в достаточно популярных у населения Владивостока магазинах китайского торговца Чи Фу Сяя: «В его магазинах в числе нескольких весов прекрасной и новейшей конструкции есть весьма сомнительной верности, например, с дробью в некотором, скрытом от непосвященных месте; есть и гири, имеющие внутри другой, легкий металл (...), — писал современник. — Или обратите внимание на руки приказчика-китайца, когда он отмеряет покупателю материю. На конце аршина край материи под ладонью незримо переходит с первого вершка на второй и т.д. Есть и товары сомнительного достоинства. Например, байховый чай. Если приходит в магазин случайный покупатель-бедняк, то ему продается особый чай, из дешевых. Чай этот уже побывал в чайнике, был высушен и, перемешанный со свежим, всыпан в новую фунтовую коробку. Есть и обувь с маркою «Варшавского мастера». Но посмотрите внимательно на буквы марки — не покажутся ли они вам аляповатыми? Или попробуйте зубами или ногтем, в удобный момент, подошву этой «Варшавской обуви». Не окажется ли эта подошва толстым картоном, поверх которого наклеена тонкая кожица? Потчевали китайцы обывателей и пельменями из собачатины или же падших от разных болезней животных, о чем, понятно, они не распространялись. Обмораживали в прорубях зимой рыбу, дабы прибавить дополнительный вес, и т.д. и т.п.».

Еще одним сомнительным с точки зрения морали и законности бизнесом Миллионки была проституция. Причем, как и сама Миллионка, она была интернациональной – помимо азиаток здесь встречались и русские «жрицы любви», охотно обслуживавшие любого, у кого доставало наличности. Причем, что характерно, сохранилась проституция на Миллионке и в советское время. При этом, представительницы «древнейшей профессии» легко приспосабливались к политической обстановке, нередко совмещая привычную «работу» с ролью шпионок и осведомительниц. Так описывал это явление и борьбу с ним моряк-краснофлотец, оказавшийся в городе в 1932 году: «Я не могу объяснить почему, но в городе оказалось тогда довольно много женщин легкого поведения. (...) При этом многие из этих дам, предлагая себя морякам, как бы взамен на это пытались ненавязчиво разузнать у них различную информацию военного значения. Все это не могло не насторожить чекистов и политуправление флота. Чтобы пресечь эпидемии вензаболеваний и выявить таких любознательных особ, начальством стали подбираться краснофлотцы с высокими морально-политическими качествами. В число таковых попал и я. Нам ставилась задача путем знакомства во время увольнения с женщинами выявлять среди них проституток и вероятных агентов белогвардейского центра в Харбине. Порой в политуправлении нам сразу давали адреса, где проживали подозрительные особы, чтобы мы, не теряя время, вступили с ними в контакт и проверили их (...) Особенно кишела проститутками и различным криминальным сбродом знаменитая Миллионка. Нам, краснофлотцам, меньше 2-3 человек строго запрещалось заходить в этот квартал. Здесь запросто мог сгинуть человек, и концов его никто и никогда не отыскал бы, ведь, как до нас доводили, под Миллионкой был целый подземный город с тайными ходами и лабиринтами на многие километры. Нас на Миллионку со спецзаданиями не посылали».

Закат Миллионки

Революционные события и Гражданская война в России практически не затронули Миллионку. Казалось, она вечно будет бурлить своей кипучей жизнью вне зависимости от того, какая сила встанет во главе страны. Но и этот «непотопляемый» городок оказался бессилен перед глобальными и разрушительными событиями, которые последовали за установлением в стране диктатуры большевиков.

Новая власть, не терпевшая частной инициативы и боровшаяся даже с легальной формой предпринимательства, начала оказывать давление «чайна-таун», что повлекло за собой массовый отток населения, в первую очередь китайского. С 1926 по 1932 годы китайское население Миллионки сократилось более чем вдвое – с 43 с лишним тысяч человек до 16. К середине 30-х ликвидация Миллионки была одним из приоритетных вопросов политики советской власти на Дальнем Востоке – в ней небезосновательно видели угрозу стабильности и власти режима в регионе. В короткие сроки была проведена волна арестов местного криминального авторитета и содержателей нелегальных заведений. Затем власти стали принудительно переселять в другие районы простой население, в том числе и китайцев. В итоге к концу 1936-го Миллионка прекратила свое существование, однако китайская диаспора, расселенная по другим районам города, продолжала составлять определенный процент населения Владивостока, который даже в советское время оставался уникальным городом, где встретились Запад и Восток.