Гражданская война – явление ужасное и разрушительное для любого общества. «Правых» и «виноватых» здесь найти намного сложнее, чем в конфликтах межнациональных и межгосударственных, уже, хотя бы, в силу того, что гипотетический враг не может быть в полной мере ассоциирован с чужаком, иноземцем, покусившимся на суверенитет народа или государства. Такого рода конфликты раскалывают общество, ставят по разные стороны баррикад единоверцев, соплеменников, а, зачастую, и кровных родственников. Такие войны, как правило, не знают международных норм права, стороны, вспоминая все старые обиды, предпочитают разбираться «по свойски», что, нередко, выливается в особо жестокие формы противостояния. При это, случается, стороны весьма расплывчато представляют себе те цели, за которые они, собственно, и борются. Но за этот набор общих, нередко лишенных какой ли конкретики идей и образов, брат идет на брата, сын на отца, отец на сына. В этом, мне кажется, и есть главная трагедия всех гражданских войн.
Гражданская война, охватившая, подобно пожару, Россию в конце первой четверти 20 века, является одной из наиболее кровопролитных конфликтов подобного характера за всю историю человечества. Это, во многом, обусловлено и тем, что сторон, принимавших в ней участие, было не две (как, например, в Гражданской войне в США в середине 19 века), и даже не три. Множество разношерстных группировок, течений, войсковых объединений, армий и прочих формаций вело бескомпромиссное противостояние друг с другом. Само деление на «красных» и «белых» весьма условно, ведь на всех театрах той войны эти силы имели свой собственный колорит, преследовали свои цели(что более актуально для белого движения), и, само собой, использовали различные методы в борьбе. Но даже при такой условной цветовой дифференциации, историки выделяют и третье течение – «зеленое». Кто же такие эти зеленые? У большинства людей, услышавших этот термин, в первую очередь возникнут ассоциации с легендарным Батькой Махно и его повстанческой армией на Украине. Но махновщина – лишь один из наиболее ярких примеров таких сил в годы Гражданской. «Зелеными» назывались те, кто представлял «третью силу». Они не были сторонниками рухнувшего режима, но, как оказалось, с большевиками им тоже было не по пути. Это были люди, так или иначе, видевшие свою альтернативу в вопросе государственного устройства. Среди зеленых были и левые (те, кого, в общем то, сама по себе власть советов устраивала – не устраивали конкретно большевики), и правые (бывшие противниками самой идеи устройства советского государства), и те, кто вообще, нередко, не имел каких либо политических предпочтений и вел локальные боевые действия «за родную деревню». В советской историографии, что не удивительно, зеленым дана крайне отрицательная характеристика. Их называют бандитами, самоуправцами, недобитыми белогвардейцами (что само по себе нонсенс, но, тем не менее, встречаются и такие вот характеристики) и т.д. Лишь относительно недавно в России стали выходить работы, в которых представители этого течения рассматриваются без подоплеки марксисткой идеологии.
Темой же моей работы является «зеленое движение» в Сибири. В историографии советского периода по данной теме было относительно мало работ. Да и они, основном, были посвящены борьбе большевиков с повстанческим движением. Были принято считать, что, в основном, в Сибири после утверждения там советской власти, не было особо полномасштабного повстанческого движения. Освещались только Западно - Сибирское восстание, «соловьевщина» в Хакасии и несколько других, наиболее крупных выступлений (как раз из значительность и масштабы не позволяли «замять» это дело). А, между тем, Сибирь пылала в огне контрреволюционных движений, которые «замирялись» большой кровью.
Я не ставлю целью своей работы рассмотреть все контрреволюционные выступления на территории Сибири в те годы – это тема, как минимум, диссертации, а то и монографии. Остановлюсь лишь на наиболее значительных по масштабам, или наиболее ярких по характеру ведения борьбы.
Сибирь «полыхнула» весной 1920 г. В начале мая вспыхнул мятеж на Алтае, в так называемом Причернском крае: восточной части Барнаульского уезда и прилегающих к нему районах Бийского, Кузнецкого и Ново-Николаевского уездов. Подготовила и возглавила его группа бывших партизанских командиров, ранее боровшихся против Колчака. Самыми известными среди них были Г.Ф.Рогов, И.П.Новоселов, П.Ф.Леонов и И.Е.Сизиков, анархисты по своим взглядам. В оценке численности участников роговского мятежа, получившим такое название по имени его главного руководителя, военное командование и Алтайская губчека значительно расходились. Если первое называло цифру в 800 человек, то председатель губчека И.И.Карклин утверждал, что их число составляло около 2 тысяч человек. Лозунгом восстания, озвученным Роговым, был призыв "Долой всякую власть, да здравствует анархия - мать порядка!". Рогов был опытным в военному деле человеком, воевал в Первой Мировой, а когда вернулся домой, начал формировать партизанский отряд для борьбы с колчаковцами. Вообще, стоит отметить, что Колчак сам был виновником того, что в его тылу, как грибы после дождя, множились партизанские отряды. Жесткая политика Верховного в отношении местного населения настроила против него бывших до этого, в общем то, индифферентными людей. Реквизиции (которые, порой, носили характер откровенного разбоя и грабежа) вынуждали людей бросать привычное ремесло (а случае с бывшими фронтовиками, как Рогов, - наоборот, не слишком привыкать к земле) и уходить с оружием в леса. Надо сказать, что большевики смотрели на, зачастую, откровенные зверства партизан сквозь пальцы, руководствуясь принципом «Бьют белых – и ладно, а потом порядок наведем». Такой подход к делу им аукнулся тогда, когда Колчак был разбит, а из лесов хлынули озверевшие партизаны, которым не очень то нравились жесткие методы новой власти (продразверстка и т.д.) и главенство назначаемых из Центра начальников (многие из партизан надеялись на введение местного самоуправления). Если говорить о роговском мятеже, то его ни в коем случае нельзя связывать, как это делают некоторые историки, с недовольством населения продовольственной политикой советской власти. Дело в том, что на волости, явившиеся исходным пунктом роговского выступления, первая в Алтайской губернии разверстка хлебофуража не назначалась совсем либо была минимальной и необременительной для местного крестьянства. В действительности руководимое Роговым восстание было обусловлено рядом других обстоятельств. Прежде всего "роговщина" стала ответной реакцией на принудительное разоружение и расформирование партизан Причернского края, осуществленных по приказу советского командования в довольно жесткой форме в конце 1919 – начале 1920 г. в Кузнецком и Щегловском уездах. Бывшие партизаны совсем не хотели расставаться с оружием, а иногда – и с привычным уже образом жизни. Вообще, для того, чтобы понять, что это были за ребята, достаточно вспомнить знаменитую резню в Кузнецке, устроенную роговцами (тогда еще воевавшими на стороне большевиков) в декабре 1919 г. Рогов тогда уже настораживал большевистское руководство своими откровенно анархистскими взглядами, но с ним еще мирились. Роговцы въехали в мирный Кузнецк как во вражескую ставку. Часть отряда на скаку влетела в Спасо-Преображенский собор и начала рубить шашками тех, кто был там в тот момент. Партизаны заняли наиболее удобные дома, расквартировались там, и начали «наводить порядок». Все, что приходилось им по душе, они забирали. Несогласных убивали на месте. Как вспоминал очевидец, «на Томской улице роговцы убили Игумного и Шарова… Как-то к нам зашел роговец, увидел отцовы поярковые валенки, снял свои и забрал отцовы…», «Наш дом был большой, и роговцы облюбовали его под стоянку. По вечерам роговцы приносили откуда-то чужие вещи, укладывали в мешки». Красноречивый рассказ видного кузнецкого краеведа Д. Т. Ярославцева о роговском погроме опубликовал в 1926 г. писатель М. А. Кравков: «Иду я мимо двора какого-то склада. Ворота настежь, на снегу лужа крови и трупы. И в очереди, в хвост, стоят на дворе семь или восемь человек — все голые и ждут! По одному подходят к трём-четырём роговцам. Подошедшего хватают, порют нагайками, а потом зарубают. И тихо, знаете, всё это происходило, и человек начинал кричать только тогда, когда его уже били или принимались рубить...».
Помимо отрубания голов, роговцы четвертовали, распиливали, сжигали живьём. Сибирский писатель В. Я. Зазубрин в 1925 г. встретился с партизаном Ф. А. Волковым, который согласился передать в новониколаевский краеведческий музей «на историческую память» ту самую двуручную пилу, которой он вместе с женой казнил приговорённых. Председатель Кузнецкого РИКа Дудин на зазубринской записи рассказа Волкова начертал: «Факт распилки колчаковских милиционеров Миляева и Петрова общеизвестен и в особых подтверждениях не нуждается». Даже не учитывая тот факт, что с трудом верится в то, что распилили лишь двух «колчаковцев», уже само по себе подобное деяние о многом говорит. По подсчетам историков, трехтысячный Кузнецк потерял около 800 своих горожан. Убивали священников, интеллигентов, зажиточных горожан и всех тех, кто казался «чужеродным элементом». Через несколько дней Рогов уехал освобождать от «белогвардейской нечисти» Щегловск. А 29 декабря 1919 года был арестован по решению революционного трибунала. Но уже в феврале следующего года не только реабилитирован, но и получил из партийной кассы Новониколаевска (Новосибирска) 10 тысяч рублей(!) в знак признания заслуг перед революцией. Ему даже пообещали работу в партийных органах. Но Григорий Рогов, сославшись на болезнь, уехал в свою Жуланиху Алтайского края, где родился и откуда начал свой революционный путь. Он мечтал создать там «коммуну без белоручек и кулаков». Там он и начал снова собирать охочих людей, 2-го мая подняв открытый мятеж. Коммунисты, естественно, тут же признали его «белогвардейцем», припомнили все его преступления (за которые ранее они его награждали) и объявили врагом революции. К июлю 1920 г. роговские банды были ликвидированы, сам Рогов по одной версии был убит, по другой – застрелился.
В конце июня – начале июля 1920 г. восстало население Степного Алтая. Первоначально новый мятеж охватил Александровскую, Алексеевскую, Ключевскую, Михайловскую, Покровскую, Родинскую и Сосновскую волости, находившиеся на стыке Змеиногорского, Славгородского и Семипалатинского уездов. Затем восстание стало стремительно распространяться в северном и северо-западном направлениях, захватив и юго-восточную часть Павлодарского уезда. Мятежники сформировали Народную повстанческую армию, имевшую 12 полков. По оценкам штаба 26-й стрелковой советской дивизии, численность Народной повстанческой армии достигала 18 тысяч человек. Ключевыми фигурами среди ее командиров являлись бывший комиссар 1-го Алтайского полка партизанской армии Е.М.Мамонтова Ф.Д.Плотников (житель села Высокое Боровской волости Барнаульского уезда, бедняк по своему имущественному положению) и уроженец станицы Ямышевской Павлодарского уезда есаул Д.Я.Шишкин.
Плотников до поры до времени не вызывал никаких подозрений у советской власти. Впрочем, сама по себе советская власть не была ему чужда, ибо лозунгом восстания было "Советы без коммунистов!". Именно узурпация коммунистами власти вызывала недовольство местного населения. К тому же, бывшие партизаны не желали поступать на службу в Красную армию, оказывали ожесточенное сопротивление продразверстке. Все эти причины в совокупности и дали толчок к выступлению. В 21-м году восстание было разбито, остатки повстанцев бежали в Китай. Плотникова власти, естественно, тоже окрестили «колчаковцем» (при том, что ранее он как раз воевал против Колчака), и когда в июле 20-го приказали арестовать его семью, обыск в доме «золотопогонника» показал, что практически никаким имуществом он не владел.
Восстание в Степном Алтае близилось к своему апогею, когда в Западной Сибири вспыхнуло еще два крупных мятежа. Сначала в первых числах июля восстало население нескольких волостей северной части Ново-Николаевского уезда, к которым вскоре примкнули жители смежных волостей Барабинского (Каинского) уезда и заобской части Томского уезда. В связи с тем, что повстанцы, захватив город Колывань, пытались превратить его в свою административную "столицу", мятеж получил название колыванского. В документах советских органов достоверных сведений об общей численности его участников не встречается. Судя по разрозненным данным, содержащимся в донесениях командиров частей советских войск, подавлявших колыванское восстание, численность его участников едва ли превышала 5 тысяч человек. Инициаторами колыванского восстания и его главными военными руководителями являлись крестьяне и служащие села Вьюны Чаусской волости, а также сын колыванского домовладельца В.А.Зайцев. Причиной колыванского восстания была, вероятнее всего, политика продразверстки.
Второе восстание разразилось в середине июля в южной части Усть-Каменогорского уезда. Первоначально оно охватило казачьи станицы и поселки, расположенные в бассейне реки Бухтарма (отсюда закрепившееся за ним название – бухтарминское). В дальнейшем к мятежникам примкнуло население нескольких волостей Зайсанского и Змеиногорского уездов. Повстанческие отряды составили Народную армию численностью в 2,5 – 3 тысячи человек. Центром восстания являлась станица Больше-Нарымская, где находился штаб Народной армии во главе с его начальником А.С.Бычковым, а также временный повстанческий комитет, пытавшийся взять на себя руководство гражданскими делами. Причиной бухтарминского восстания были серьезные общественные противоречия между двумя классами населения – широким слоем сельской бедноты (которое было опорой красных) и казачеством. Беднота после разгрома Колчака начала активно создавать коммунистические ячейки и занялась переделом и реквизицией частной собственности (по сути, взяв на себя функции продотрядов). Такие действия, наряду с принудительно мобилизацией на трудовые работы, не могли понравиться казакам и более-менее зажиточным слоям населения (тут мы наряду с «кулаками» имеем в виду и середняков, ибо беспредел голытьбы довел до ручки все остальные сельские слои), которые взялись за оружие. Характерной особенностью бухтарминского мятежа было то, что его целью было возвращение старых порядков. Однако, причислить его к зеленым (а не к белым) выступлениям нам позволяет то, что это, в основном, было движение иррегулярных сил, к тому же, под словами «старый порядок» они видели именно старое устройство жизни в их крае, и были, без сомнения, далеки от идей реставрации монархии и тому подобных идиологем белого движения.
Осенью 20-го вспыхнуло восстание в Мариинском уезде, получившее название «лубковщины» (по фамилии руководителя восстания, крестьянина-середняка П.К. Лубкова). В разных документах численность восставших оценивается в 2,5 – 3 тысячи человек. Помимо продразверстки, это восстание носило идеологический оттенок. Бывший партизанский командир Лубков в начале 20-го года был арестован революционным трибуналом и приговорен к пяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора, что красноречиво говорит о его нелояльности к новой власти.
Осенью 1920 г. начинают вспыхивать восстания в Восточной Сибири. Первые волнения начались здесь в сентябре в Тагнинской волости Балаганского уезда. Во второй половине октября – начале ноября мятежами оказалась охвачена внушительная по своим размерам территория, находившаяся на стыке Балаганского, Иркутского и Черемховского уездов, включавшая в себя Голуметскую, Дмитриевскую, Евсеевскую, Заларинскую, Идинскую, Кахинскую, Молькинскую, Ново-Удинскую, Осинскую, Тихоновскую и Улейскую волости. Одновременно вооруженные выступления произошли в Верхоленском (Ангинская, Бирюльская, Качугская, Куленгская волости) и Киренском (Казачинская, Мартыновская волости) уездах. Численность мятежников в каждой из этих волостей, как правило, колебалась в пределах от одной до трех сотен человек. Наиболее известным и авторитетным руководителем повстанцев первого района являлся крестьянин-бедняк Евсеевской волости, унтер-офицер Д.П.Донской, во втором районе – Н.П.Большедворский. Известно так же о банде поручика Чернова, действовавшей в Голумети (Черемховский уезд), к которому присоединились кулаки Обручниковы, Замащиковы, голуметские купцы братья Раджабовы. Всего у Чернова было около тысячи человек. Черновская банда не имела политической ориентации и являлась реакцией установление политики большевиков. Я намеренно использую термин «банда», потому что от многих других повстанческих сил черновцев отличало отсутствие сколь-нибудь оформленной позиции в отношении устройства местного управления. Лейтмотивом было простое «Бей гадов» (под гадами подразумевались большевики и вообще сторонники советов). Зато жестокости у этих ребят было хоть отбавляй. Черновцы разбили несколько отрядов местной милиции, но при столкновении в регулярной Красной армией в октябре 20-го большая часть черновской ватаги разбежалась, с атаманом остались только казаки, которых он увел в тайгу до лучших времен. Летом 21-го он, подкопив сил, вернулся, и вновь принялся за старое, пройдясь со своими молодцами по окрестным селам, где черновцы поубивали всех коммунистов и сочувствующих (весьма расплывчатая формулировка, а учитывая характер действий и состав черновской банды, под этими «сочувствующими» можно предполагать всех, кто пытался оказать сопротивление бандитскому беспределу или смел выказывать недовольство). Вдоволь пограбивши, черновцы снова ушли в тайгу. Осенью советская власть, уставшая выковыривать по тайге бандитов, объявила амнистию всем добровольно сдавшимся. Большая часть отряда Чернова сложила оружие и вышла из лесов. Чернов понимал, что дело дрянь, и, посоветовав оставшимся бойцам уйти к атаману Донскому, попытался скрыться, но в Иркутске был пойман с фальшивыми документами, весной 22-го осужден и расстрелян в возрасте 23-х лет. С ним за компанию был расстрелян и его девятнадцатилетний брат (об участии которого в банде сложно что то достоверно сказать). Что же касается упомянутого выше Донского, то его отряд удалось ликвидировать лишь в 23-м году. Его банда была самой значительной и грозной в Черемховском уезде, громила местную милицию и даже отряды ЧОНа (части особого назначения). Донской прославился и своей чрезмерной жестокостью – пленным красноармейцам на груди бандиты вырезали звезды, расправлялись с населением при малейшем подозрении в сочувствии к красным. После разгрома банды (в ходе которого был убит и сам Донской), его тело несколько дней возили по окрестным селам, чтобы население поверило в его смерть и перестало его бояться. После гибели атамана остатки банды возглавил кулак Пашков, которого в итоге убили свои же. В том же 23-м году банда была ликвидирована окончательно.
Очень часто причиной восточносибирских мятежей указывается большая концентрация там бывших колчаковцев и дезертиров из Красной армии, которых осенние холода повыгоняли их тайги. Это возможно, но абсолютизировать это явления как первопричину выступлений неправильно, ведь ядром повстанцев были не пришлые, а местные жители.
В середине октября 1920 г. вспыхнул мятеж в северо-западной части Красноярского уезда, в котором приняло участие население Зеледеевской, Михайловской, Мининской, Покровской, Сухобузимской, Шерчульской и Шилинская волостей. В начале ноября произошли восстания в Назаровской, Подсосенской, Сережской и Ястребовской волостях Ачинского уезда, а в середине ноября – в Амонашевской волости Канского уезда. Эти события принято ассоциировать в первую очередь с полковником А.Р. Олиферовым, который являлся самой крупной руководящей фигурой этого движения. Полковник был монархистом, и движение носило соответствующую окраску. Отряд полковника в течение осени 1920 – весны 1921 г. последовательно прошел с боями Красноярский, Енисейский, Томский, Мариинский, Ачинский и Минусинский уезды. Выступление носило антисоветский и антибольшевистский оттенок. Ядром сил были крестьяне и енисейские казаки. Воевали это люди довольно успешно (в частности, есть сведения об отряде под командованием четырех бывших белых офицеров, который выдержал 40-минутный штыковой бой с красным полком особо назначения и разбил этот полк). Однако, силы были не равны. В 21-м году повстанцы были разбиты, часть скрылась в тайге.
В феврале 1921 г. вспыхнуло Западно-Сибирское восстание. Его не совсем верно относить к традиционным зеленым движениям в силу его характера. Это было не действие конкретных отрядов, это был стихийный и масштабный взрыв недовольства политикой большевиков, в частности реквизициями зерна и разверсткой по шерсти – от крестьян требовали стричь овец зимой, от чего скотина дохла, лишая людей средств к существованию. Крестьяне воспринимали эту политику как безумие. Восстание началось в селе Челноковском Ишимского уезда Тюменской губернии. Руководителем стал лесничий Ключенко, начштаба у него стал Н. Иноземцев из соседней Викуловской волости. Видную роль в восстании поначалу играли деревенские женщины, попросту вязавшие грабивших их продотрядовцев. Восстание вскоре охватило все 7 уездов Тюменской, 4 уезда Омской губернии и Курганский уезд. Крестьяне захватывали советские учреждения и склады зерна, убивали коммунистов и продотрядовцев. Восставшие перерезали транссибирскую магистраль, на 2 дня овладели Петропавловском и на 2 месяца закрепились в Тобольске. Они не смогли взять Тюмень и Ишим, зато овладели Сургутом и Березовым. В Тобольске власть взял Временный городской совет под руководством Е. А. Корякова. Было создано Временное сибирское правительство, просуществовавшее три месяца. Восставшие воевали под красным знаменем и с лозунгами «Да здравствует народная советская власть! Долой коммунистов!». Политическое руководство возглавил Союз трудового крестьянства, а в числе военных командиров было немало бывших белых офицеров. К концу 21-го красным, ценой 2,5 тысяч убитых (не считая потерь ЧОН), удалось подавить восстание.
Летом 22-го года в Сибири появляется еще один одиозный «зеленый» командир – «Император тайги» И.Н. Соловьев. Казак из села Соленоозерского Енисейской губернии, он ранее воевал в армии Колчака, а после разгрома колчаковцев вернулся в родное село, решив вернуться к мирному труду. Но его арестовали как бывшего колчаковца и посадили в тюрьму в городе Ачинск. Оттуда он и бежал летом 1922-го года, затаив немалую обиду на советскую власть. Его отряд в разно время составлял от 50 до 1000 человек, причем на зиму большая часть отряда расходилась по домам, а весной возвращалась к атаману. Но сил все равно не хватало – у красных было в несколько раз больше людей, чем у Соловьева. Под началом атамана воевали те, кто не хотел и не мог мириться с советской властью в любом ее проявлении. Это движение носило характерные признаки «зеленой» силы – соловьевцы воевали за свой край, за свое понимание свободы и устройства жизни. Соловьев ненавидел большевиков, идейным белым он тоже никогда не был. Его отряды нападали на почтовые станции, отдельные части ЧОН и милиции, но большего он сделать не могли ввиду непропорционального соотношения сил. К 24-му году стало ясно, что дела плохи. Соловьевцы терпят ряд болезненных поражений в локальных столкновениях с красными, большая часть отряда расходится. Соловьев начинает вести переговоры с красными, те обещают ему личную свободу и амнистию всем его людям в обмен на «капитуляцию». На самом деле, никто не собирался выполнять обещанного. 4 апреля 24-го Соловьев выезжает на встречу с командиром Красноярского ЧОН Зарудневым, но по прибытии попадает в засаду чоновцев. Соловьева и пришедших с ним поймали и убили уже связанными. Остатки банды разбрелись по тайге.
В целом, оценивая влияние «зеленого» движения в Сибири в годы Гражданской войны, нельзя не отметить то, что оно было плохо организованным, и в следствие этого было заранее обречено на провал. Отряды поднимались на борьбу реагируя на конкретные ситуации в конкретных местах, руководимые своими командирами и преследуя свои цели. Отсутствие общей организации, идеологии, стихийность выступлений не позволили увенчаться успехом борьбе, которую вели недовольные властью большевиков. Часто эти выступления носили характер слепой агонии старых порядков и устоев и вообще не преследовали каких либо стратегических или политических целей. Сказывалась и недостаточная подготовка, слабое вооружение восставших, ведь большинство из них были нерегулярными частями, хоть и нередко возглавлялись бывшими военными. Заметную роль играл и социальный состав участников этих формирований. Крестьяне, священники, бывшие офицеры, интеллигенция, казачество, маргинализированный элемент и т.д. – эти люди были настолько разными, по разному видевшими то государство, тот порядок, за который они воевали, что сама идея объединения их под какой то конкретной позицией кажется трудновыполнимой. На практике же это было практически невозможно. Зачастую они ограничивались идеей создания местных органов самоуправления, народной власти, поэтому, даже в моменты наивысшего своего успеха, не торопились идти за границы своей волости, что само по себе делало невозможным даже теоретическую консолидацию подобных сил в рамках единого движение. А советская власть к началу 20-х уже обладала достаточной силой, чтобы громить такие выступления поодиночке. В ряде случаев повстанцы своими жестокими действиями сами отталкивали от себя население и лишались социальной базы. Но, даже учитывая все это, нельзя не отметить то, что все эти выступления заметно тормозили распространение большевистской власти в Сибири. «Зеленая» Сибирь сопротивлялась до середины 20-х годов, надолго пережив и Колчака, и Семенова, и других руководителей белого и антибольшевистского движений. Во многом, это как раз было связано с тем, что повстанческое движение не имело единого фронта, зачастую разгораясь в тылу у большевиков, и его нельзя было подавить одним большим фронтальным наступлением.
Противостояние «красных» и «зеленых» в Сибири по драматизму может поспорить с «красно-белым» противостоянием, а то и превзойти его. Белое движение основывалось на регулярных силах, стреляли преимущественно на линии фронта, и было ясно, кто с кем воюет. Во время подавления «зеленых» выступлений же, основной удар приняло на себя гражданское население, либо ушедшее в повстанческие отряды и уничтожаемое красными, либо смирившееся в властью большевиков и за это уничтожаемое зелеными. Фронтом стала вся территория Сибири, а выстрела можно было ждать из за каждого куста. Методы ЧОНа порой были не лучше бандитских, общество раскололось не на два, а на огромное множество «островков», где каждый воевал за свою правду. Сибиряки несколько лет уничтожали сами себя, ища правых и виноватых в том, что, по сути, было сделано двумя годами ранее в Петрограде.
Оценили 5 человек
6 кармы