Энергетический суицид Европы: сценарий реализован.

Как убивали энергетическую независимость Германии

В середине 1960-х годов в Европе начала формироваться идея закупок трубопроводного газа у Советского Союза. Первой страной, заключившей контракт, стала Австрия в 1968 году. Однако именно соглашение между СССР и ФРГ в 1970 году, известное как «сделка века» — газ в обмен на трубы, стало поворотным моментом в энергетическом сближении Востока и Запада.

США с самого начала выступали категорически против этих поставок. Вашингтон опасался, что Европа окажется в зависимости от советского газа, что даст Москве рычаги политического давления. Кроме того, экспорт газа приносил СССР твёрдую валюту, которую он мог использовать для закупки западных технологий, в том числе двойного назначения. Это вызывало тревогу в условиях Холодной войны.

Особенно остро противостояние проявилось в начале 1980-х годов, когда США пытались заблокировать строительство газопровода «Уренгой — Помары — Ужгород», вводя санкции против европейских компаний. Однако ФРГ и Франция отвергли давление, настаивая на прагматичном сотрудничестве. В результате советский газ стал важной частью европейской энергетики, а сама ситуация стала символом разрядки и экономического реализма.

Однако на этом история не закончилась. Поняв, что остановить энергетическое сближение Европы и СССР напрямую невозможно, США начали действовать опосредованно. Одним из таких путей стало продвижение экологической повестки. Сначала — через поддержку независимых движений, затем — через внедрение «зелёной» идеологии в европейской политике. Постепенно критика углеводородов, трубопроводов и зависимости от ископаемого топлива стала частью внешнеполитической риторики США, особенно в отношении Германии.

Но ключевой перелом произошёл позже — с наступлением эры ВИЭ. Под лозунгами «декарбонизации» и «энергетического перехода» Германия начала демонтаж собственной энергетической базы. Атомные станции были закрыты, угольные — демонизированы, а газ — политизирован. ВИЭ, несмотря на свою нестабильность и зависимость от погодных условий, были провозглашены основой будущей энергетики. Однако без надёжной базовой генерации балансировка сети стала проблемой, а импортный СПГ — дорогим и нестабильным источником.

В результате Германия, некогда энергетически суверенная и технологически независимая, оказалась в уязвимом положении. Она потеряла не только дешёвую и предсказуемую энергию, но и стратегическую ликвидность. Производство начало мигрировать, цены на энергию выросли, а политическая субъектность в энергетике была утрачена. Самый страшный для англосаксонского мира сценарий — союз немецких технологий и российских ресурсов — был предотвращён. Но ценой стала деиндустриализация и утрата энергетического суверенитета крупнейшей экономики Европы.

Если текущая траектория сохранится, Германия и значительная часть Европы рискуют оказаться в состоянии хронической энергетической уязвимости. Отказ от атомной и угольной генерации, политизация газовых поставок и односторонняя ставка на ВИЭ без надёжной базовой инфраструктуры приведут к следующим последствиям:

1. Рост цен и деиндустриализация. Высокая стоимость энергии будет продолжать вытеснять энергоёмкие производства за пределы ЕС. Германия, некогда промышленный локомотив Европы, может утратить позиции в ключевых отраслях — от химии и машиностроения до металлургии.

2. Углубление зависимости от внешних поставщиков. Несмотря на риторику «энергетической независимости», Европа становится всё более зависимой от американского СПГ, китайских компонентов для ВИЭ и нестабильных поставок редкоземельных металлов.

3. Сетевые и системные риски. Без надёжной базовой генерации и масштабных систем накопления энергии возрастают риски блэкаутов, особенно в периоды низкой генерации ВИЭ. Это потребует либо возврата к традиционным источникам, либо масштабных инвестиций в инфраструктуру, которые пока не просматриваются.

4. Политическая фрагментация. Разные страны ЕС будут по-разному реагировать на энергетический кризис: кто-то вернётся к углю, кто-то — к атомной энергетике, кто-то — к прямым контрактам с альтернативными поставщиками. Это может подорвать единство энергетической политики ЕС.

5. Переоценка зелёной повестки. Под давлением реальности возможно постепенное смещение акцентов: от идеологического «зелёного перехода» к прагматичному «энергетическому реализму». Это может включать:

- реабилитацию атомной энергетики,

- развитие гибридных моделей (ВИЭ + газ + накопители),

- возвращение к долгосрочным контрактам с надёжными поставщиками.

6. Геополитическая переориентация. Если Германия осознает стратегические потери, возможен пересмотр отношений с ключевыми энергетическими партнёрами, включая попытки нормализации диалога с Россией в долгосрочной перспективе — особенно если изменится политический ландшафт.

Энергетическая политика Германии и ЕС стоит на развилке. Продолжение идеологически мотивированного курса грозит утратой промышленного потенциала и стратегической автономии. Альтернатива — возвращение к инженерному реализму, где технологии, ресурсы и геополитика рассматриваются как взаимосвязанные элементы, а не как поле для политических деклараций.