БЕЛЫЙ ТЕРРОР

В гражданских войнах никогда нет виновных и невиновных. Виновны одинаково обе стороны…

Свидетельствуют учасники и очевидцы тех событий...

Из книги Василия Галина: "Гражданская война в России"

"Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю расстреливать или вешать. Приказываю всех арестованных рабочих повесить на главной улице и не снимать три дня. "

Приказ красновского есаула, коменданта Макеевского района, от 10 ноября 1918 г.  

 История «Белого террора» начинается с января 1918 г., когда один из организаторов белого движения и Главнокомандующий Добровольческой армией ген. Л. Корнилов провозгласил тотальный террор наиболее эффективным методом борьбы против большевизма: 

«Не берите в плен этих преступников (большевиков). Чем больше они будут бояться, тем более великой будет наша победа»2. 

И пленных действительно не брали, отмечает П. Кенез, «русские офицеры были фанатичными антибольшевиками и относились к бойцам Красной Армии с невероятной ненавистью…»3. 

Уже 1-й Кубанский поход, в феврале 1918 г., под командованием Корнилова был отмечен массовым террором по отношению к тем, кого прямо или косвенно можно было отнести к большевикам или им сочувствующим: Первое сражение похода произошло 6 марта в Лежанке, на границе Ставропольской области и Кубани. Большинство населения станицы сочувствовало большевикам и ему пришлось спасаться бегством4. 

По свидетельству Р. Гуля, после боя в Лежанке было расстреляно до 60 пленных, после чего офицерами в деревне был учинен самосуд. Потери белых составили 3 человека убитыми 17 ранеными. В Лежанке осталось 507 трупов5. И это был только первый бой. Всего из 80 дней, которые продолжался 1-й Кубанский поход, Добровольческая армия вела бои 44 дня6. 

По словам Н. Богданова, участника «Ледяного похода» Корнилова, во время «похода»: «Расстрелы были необходимы. При условиях, в которых двигалась Добровольческая армия, она не могла брать пленных»7. 

«Без всяких приказов, - подтверждал Деникин, - жизнь приводила во многих случаях к тому ужасному способу войны «на истребление»…»8.

 Массовое сопротивление населения лишь распаляло Л. Корнилова, и вождь белого движения уже призывал: «Если придется сжечь половину России, пролить кровь трех четвертей всего русского населения, на это можно пойти ради спасения России»9. 

 Ген. П. Врангель: «По указанию станичного правления комендантской командой дивизии арестовывались причастные к большевизму станичники и приводились в исполнение смертные приговоры. Конечно, тут не обходилось без несправедливостей. Общая озлобленность, старая вражда между казаками и иногородними, личная месть, несомненно, сплошь и рядом играли роль, однако со всем этим приходилось мириться. 

Необходимость по мере продвижения вперед прочно обеспечить тыл от враждебных элементов, предотвратить самосуды и облечь, при отсутствии правильного судебного аппарата, кару хотя бы подобием внешней законной формы, заставляли мириться с этим порядком вещей. Наши части со своей стороны, имея неприятеля и спереди и сзади, будучи ежедневно свидетелями безжалостной жестокости врага, не давали противнику пощады. Пленных не брали»10. 

 Войска «цивилизованных» интервентов находились в гораздо лучших условиях и имели более или менее стабильный тыл, но, как свидетельствовал их командующий на Севере России английский ген. Э. Айронсайд, придерживались тех же правил «пленных не брали»11. 

Р. Альбертсон, сотрудник «Христианской ассоциации молодежи» вспоминал о своем пребывании на Севере России в 1919 г.: «Мы применяли против большевиков химические снаряды. Уходя из деревень, мы устанавливали там все подрывные ловушки, которые только могли придумать. Один раз мы расстреляли больше тридцати пленных… Каждую ночь пленных пачками уводили на расстрел»12. 

Красные отвечали тем же и «в первый период войны – практически в течение всего 1918 г. – в плен обычно не брали, особенно офицеров»13. Так, в конце февраля 1918 г. советские войска, направленные на борьбу с Калединым овладели Ростовом и Новочеркасском, где в результате устроенной победителями «кровавой бани» погибли сотни казачьих офицеров-калединцев, в том числе 14 генералов и 23 полковника14. 

В плен не брали тем более и участники «русского бунта», и армии националистов. Невероятно дикие издевательства над пленными, перед их убийством, были свойственны всем сторонам. В плен белые и красные стали брать лишь с 1919 г., по мнению Деникина, это было связано с тем, что 

«только много времени спустя, когда советское правительство кроме своей прежней опричнины привлекло к борьбе путем насильственной мобилизации подлинный народ, организовав Красную армию, когда Добровольческая армия стала приобретать формы государственного учреждения с известной территорией и гражданской властью, удалось мало-помалу установить более гуманные и человечные обычаи, поскольку это вообще возможно в развращенной атмосфере гражданской войны. Она калечила жестоко не только тело, но и душу»15. 

Член правительства Северной области Б. Соколов при этом отмечал: как только одна сторона начинала проявлять гуманное отношение к пленным, то «происходило своеобразное смягчение обычно беспощадной гражданской войны. Красные, узнав, что на белой стороне не расстреливают, стали тоже воздерживаться от применения расстрелов»16. 

«К осени 1918 г. жестокий период гражданской войны "на истребление" был уже изжит. Самочинные расстрелы пленных красноармейцев были исключением и преследовались начальниками. Пленные многими тысячами поступали в ряды Добровольческой армии»17, 

- в то же время вспоминал Деникин, - «В ноябре я отдал приказ, обращенный к офицерству, оставшемуся на службе у большевиков, осуждая его непротивление и заканчивая угрозой: «Всех, кто не оставит безотлагательно ряды Красной армии, ждет проклятие народное и полевой суд русской армии - суровый и беспощадный»18. 

У большевиков, в ноябре 1918 г. «Для агитации среди белых Бронштейн (Троцкий) составил лично и выпустил воззвание: «Милосердие по отношению к врагу, который повержен и просит пощады. Именем высшей военной власти в Советской республике заявляю: каждый офицер, который в одиночку или во главе своей части добровольно придет к нам, будет освобожден от наказания. Если он делом докажет, что готов честно служить народу на гражданском или военном поприще, он найдет место в наших рядах...». 

Для Красной армии приказ Бронштейна, отмечал Деникин, звучал уже иначе: «Под страхом строжайшего наказания запрещаю расстрелы пленных рядовых казаков и неприятельских солдат. Близок час, когда трудовое казачество, расправившись со своими контрреволюционными офицерами, объединится под знаменем советской власти...»19.

 Однако перейти к более цивилизованным методам ведения войны окажется непросто. Об этом свидетельствует разговор военного министра деникинского правительства А. Лукомского с В. Гурко в октябре 1918 г. Лукомский: «взято в плен что-то около пятисот человек. - Разве это так много? Спросил я. - Очень. Ведь мы пленных не берем. Это означает, что руки рубить устали, - и тут же добавил: - Мы этому конечно, не сочувствуем и стараемся препятствовать, но озлобление среди наших войск столь сильно, что ничего в этом отношении поделать нельзя»20. 

 Идеологическую основу «Белого террора» обеспечили лидеры правых и либеральных политических сил. Еще в преддверии Первой русской революции, в ноябре 1904 г. лидер российских либералов П. Милюков заявлял: 

«Если члены нашей группы настолько щекотливо относятся к физическим средствам борьбы, то я боюсь, что наши планы об организации партии... окажутся бесплодными. Ведь трудно рассчитывать на мирное разрешение назревших вопросов государственного переустройства в то время, когда уже кругом происходит революция. Или, может быть, вы при этом рассчитываете на чужую физическую силу, надеясь в душе на известный исход, но, не желая лично участвовать в актах физического воздействия? 

Но ведь это было бы лицемерием, а подобная лицемерная постановка вопроса была бы граждански недобросовестна. Несомненно, вы все в душе радуетесь известным актам физического насилия, которые всеми заранее ожидаются и историческое значение которых громадно...»21. 

Об особенностях либеральной интеллигентской мысли говорит и заявление известного ученого, сделанное во время революции 1905 г., приводимое С. Витте: «Вот этот милейший, достойнейший и талантливейший Мечников упрекал меня также, что я мало убил людей. По его теории, которую он после выражал многим, я должен был отдать Петербург, Москву или какую-нибудь губернию в руки революционеров. 

Затем через несколько месяцев их осадить и взять, причем расстрелять несколько десятков тысяч человек. Тогда бы, по его мнению, революции был положен конец. Некоторые русские с восторгом и разинутыми ртами слушали его речи. При этом он ссылался на Тьера и его расправу с коммунистами»22.

 Либерал-демократы совершенно осознано относились к массовому насилию, как законному и оправданному средству борьбы со своими противниками, и подводили под него вполне показательную историческую основу. Не случайно спустя всего два месяца после либерально-демократической революции лидер российских либералов П. Милюков 26 апреля 1917 г. провозглашал: «партия народной свободы… не считает возможным мириться с полумерами в предстоящей борьбе, от успеха которой зависит прочность и непоколебимость нового строя»23. 

К идее террора либералы вернутся уже на следующий день после революции - 26 октября 1917 г. отмечал С. Ан-ский: «Кадеты настаивали на том, чтобы к большевикам отнеслись беспощадно, чтобы их вешали и расстреливали…»24. 

По словам (12 ноября 1917 г.) бывшего министра внутренних дел Временного правительства, главы антисоветского блока в Учредительном собрании меньшевика И. Церетели, «вся буржуазная кадетская партия объединена лозунгом кровавой расправы с большевиками»25. 

Идеи либералов полностью совпадали с лозунгами, их недавно непримиримых ультраправых противников, которые сразу после революции, в лице одного из своих лидеров В. Пуришкевича, провозглашали: «Ударить в тыл и уничтожить их (большевиков) беспощадно: вешать и расстреливать публично в пример другим. Надо начать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами»26. 

«После первого серьезного поражения, - определял идеологию «Белого террора» Ленин, - свергнутые эксплуататоры, которые не ожидали своего свержения, не верили, не допускали мысли о нем, с удесятеренной энергией, с бешеной страстью, с ненавистью, возросшей во сто крат, бросаются в бой за возрождение отнятого «рая»»27. 

 Что же представлял из себя «Белый террор»? - Вот лишь некоторые примеры с разных фронтов гражданской войны: «Демократических правительств» Поволжья, Урала и Сибири: КОМУЧ. 

«В обстановке гражданской войны никакая государственная власть не в состоянии обойтись без террора, - заявлял бывший министр правительства КОМУЧА И. Майский, - Я готов согласиться с этим утверждением, но тогда почему же эсеры любят болтать о «большевистском терроре», господствующем в Советской России?.. Террор был и в Самаре, на той единственной территории, где волей исторического случая и чехословацких штыков эсеры оказались носителями государственной власти…»28. 

При захвате войсками КОМУЧа поволжских городов в июне 1918 г. «Вооруженные патрули по указаниям из толпы расстреливали заподозренных в большевизме лиц прямо на улице»29. 

Лидеры КОМУЧа взывали к массовому террору: «комиссарам мы пощады не дадим и к их истреблению зовем всех, кто раскаялся, кого насильно ведут против нас»30. 

Комучевец С. Николаев признавал: «режим террора... принял особо жестокие формы в Среднем Поволжье»31. 

Расстреливали в Мелекессе и Ставрополе в каждом городе и деревне 32. Эсеры попытались от имени Комуча установить подобие законности 33, и… «продолжали расстреливать уже на «законном» основании»34. 

Свидетель событий Вольнов вспоминал о своей поездке через линию фронта в Самару летом 1918 г.: «Мы не раз встречали изнасилованных женщин и девушек. Мы видели женщин, до костей иссеченных казацкими нагайками. Мы проезжали мимо братских могил. В общей куче, в братских объятиях, там покоились солдаты обоих фронтов, дети, случайно попавшие под выстрелы, до смерти изломанные, измятые солдатами женщины. 

Мы видели попа, на котором целую ночь катались верхом скучавшие на отдыхе партизаны... Наконец, мы видели старуху, мать коммуниста, с выколотыми глазами и отрезанными грудями. Видели церковные кресты, валявшиеся в навозе, трепыхающиеся по ветру концы намыленных вожжевок на столбах, в петлях которых умирали большевики...»35. 

 Начальник «государственной охраны» КОМУЧА эсер Климушкин приводил подробности подавления комучевцами рабочих восстаний в Казани и Иващенкове, в чем, полагал он, «надо признаться хотя бы для истории»36.

 3 сентября - 1 октября в эти городах от рук комучевцев и чехов погибло около тысячи рабочих 37. В сентябре терпя поражение на фронте, Комуч принял чрезвычайные меры, учреждался чрезвычайный полевой суд, выносивший только один приговор – смертную казнь 38, в том числе за любое неповиновение властям, распространение слухов, спекуляцию и т.д.39. 

При наступлении красных комучевцы стали эвакуировать тюрьмы. Только в одном из поездов, отправленном в Иркутск из Самары, было 2700 человек... из него до конечного пункта добрались 725 человек, остальные погибли 40. Временное Сибирское правительство 3 августа 1918 г. постановило передать всех представителей «так называемой советской власти» политическому суду Всесибирского Учредительного собрания. В результате только в Омске было расстреляно полторы тысячи человек. 

4 июня в Новониколаевске «при попытке к бегству» были убиты многие партийно-советские работники, тела погибших… были сильно изуродованы…41. 

На Урале Временное областное правительство 27 августа декларировало установление власти партий кадетов, эсеров и меньшевиков... И там, по словам историка А. Литвина, «террор с первых дней принял массовый характер». Так, в Альняшинской волости Осинского уезда только с 10 сентября по 10 декабря 1918 г. было расстреляно 350 коммунистов, красноармейцев и членов их семей; на станции Сусанна — 46 родственников красноармейцев и советских работников 42. 

Центральное областное бюро профсоюзов Урала в августе 1918 г. заявляло: «Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму...»43.

 Армии Юга России: Отрядом Дроздовского только весной-летом 1918 г. в Ростове было расстреляно 16 человек, в Бердянске – 19, в Таганроге несколько десятков человек 44. В том же Ростове одновременно с расстрелами Дроздовского безымянными штабами был отдан приказ о расстреле 56 человек 45. В бою под Белой Глиной (июнь 1918 г.) штаб полка под командованием Жербак-Русановича попал к красным в плен. Тяжело раненого Жербак-Русановича сожгли заживо. В ответ Дроздовский приказал казнить около тысячи пленных красноармейцев. Массовые казни имели место и в других городах46. 

В одном Калаче Воронежской губернии было расстреляно 1300 человек47. В той же Воронежской губернии казацкими частями Краснова 8 агуста 1918 г. было расстреляно 28 красноармейцев, более 300 большевиков были заключены в тюрьмы, и каждую ночь проходили расстрелы по 10-20 заключенных. Кроме этого, по уезду было расстреляно 115 человек, а 213 подвергнуто различным телесным наказаниям48. 

Общий счет жертв на территориях контролируемых генералом П. Красновым, по сообщениям советской прессы, достиг только в 1918 г. более 30 тыс. человек49. По данным историка П. Голуба, «во время красновщины, то есть с мая 1918-го по февраль 1919 года, было зверски истреблено не менее 45 тысяч сторонников Советской власти на Дону»50, т.е. почти 1,2% населения Донской области. 

Донской ген. С. Денисов вспоминал: «Миловать не приходилось... Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: «Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого». Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты»51. 

Деникинский ген. А. Лукомский свидетельствовал: «С пленными наши войска расправлялись с большой жестокостью»52. Не щадили и раненых, так, когда войска Деникина ворвались в Ставрополь, они в первый же день перебили семьдесят раненых красноармейцев находившихся в госпитале53. 

В частных письмах сообщалось: «Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезают крест»54. 

«Кошмарные слухи о жестокостях добровольцев, об их расправах с пленными красноармейцами и с теми жителями, которые имели хоть какое-нибудь отношение к советским учреждениям, распространялись в городе Сочи и в деревнях. Случайно находившиеся в Новороссийске в момент занятия города добровольцами члены сочинской продовольственной управы рассказывали о массовых расстрелах, безо всякого суда и следствия, многих рабочих новороссийских цементных заводов и нескольких сот захваченных в плен красноармейцев»55. 

 «Заняв Одессу, добровольцы прежде всего принялись за жестокую расправу с большевиками. Каждый офицер считал себя вправе арестовать, кого хотел и расправляться с ним по своему усмотрению»... писал очевидец, новороссийский журналист. То, что творилось в застенках контрразведки города, по его словам напоминало «самые мрачные времена Средневековья»… «Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой «волчьей сотни», отличавшейся чудовищной свирепостью, сообщал мне подробности победы над бандами Махно… даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных, безоружных уже противников: четыре тысячи!»56 

Сибирской армии Колчака: А. Колчак, став Верховным правителем, сразу же ввел на контролируемой им территории режим «чрезвычайного военного положения». Адмирал мотивировал свое решение тем, что: «Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во время Алой и Белой Розы, так неминуемо должно быть и у нас, и во всякой гражданской войне»57. 

Колчаковцы вообще, отмечал историк В. Краснов, «не распространяли на большевиков, а заодно и на побывавшее под властью Советов население, особенно «низшие» трудовые слои, общепринятые правовые нормы и гуманитарные обычаи. Убить или замучить большевика не считалось грехом»58. 

Докладная капитана Колесникова - начальник штаба дивизии, являлась примером трактовки колчаковского «военного положения» на местах: «Наезды гастролеров, порющих беременных баб до выкидышей за то, что у них мужья ушли в Красную армию, решительно ничего не добиваются, кроме озлобления и подготовки к встрече красных... Порка кустанайцев в массовых размерах повела лишь к массовым переходам солдат, на некоторых произвела потрясающее впечатление бесчеловечностью и варварством...». И тут же Колесников предлагал ряд мер по укреплению армии: «…Уничтожать целиком деревни в случае сопротивления или выступления, но не порки. Порка, это - полумера. Открыть полевой суд с неумолимыми законами…»59.

ПС:   Библиография по ссылке в источнике

ПС 2:  Ещё по теме Гражданской войны

часть 1 https://cont.ws/@gnuss/1116621

часть 2  https://cont.ws/@gnuss/1117057

Источник:  https://galin.biz/belyij-terro...

© www.galin.biz