О ростовщиках и менялах

...

— Вот менялы — это да, особая статья. Вот кто на­сто­я­щие мо­шен­ни­ки! Со­бе­рет на боль­шой дороге с по­мо­щью топора мешок монет, по­се­лит­ся в городе и на­чи­на­ет в рост давать. Ему нет дела до твоих труд­но­стей, ему важно, чтобы ты принес больше, чем взял. А если за свои долги не смог рас­пла­тить­ся — от­да­вай свои лавки, ма­стер­ские, ко­нюш­ни и земли. Да и теми они не за­ни­ма­ют­ся — сразу же про­да­ют дру­го­му ослу, же­ла­ю­ще­му за­лезть в их бе­ли­чью ка­ру­сель. А по­след­нее время чего уду­ма­ли — рас­пис­ки давать! Не монеты, а рас­пис­ки!

— И что в этом пло­хо­го? — спро­сил Бро­де­рик. — Удоб­нее же, чем мешки с зо­ло­том и се­реб­ром с собой тас­кать? Да и гра­би­те­лям с имен­ны­ми рас­пис­ка­ми слож­нее. Очень хо­ро­шая мысль с рас­пис­ка­ми кому-то в голову пришла.

Гро­вель вылез из-под одеяла и на­зи­да­тель­но задрал палец вверх:

— Видит Все­бла­гой, что за этими рас­пис­ка­ми стоит сам нечи­стый! Это такие как ты думают, что рас­пис­ки при­ду­ма­ны для их удоб­ства! А на самом деле рас­пис­ки нужны только ме­ня­лам!

— Почему это?

— Сколь­ко монет мак­си­маль­но может одол­жить тебе ро­стов­щик? — Хитро при­щу­рив­шись, во­про­сом на вопрос от­ве­тил Гро­вель.

— Столь­ко, сколь­ко в сун­ду­ке хра­нит­ся?

— Пра­виль­но! А теперь по­ду­май и скажи, сколь­ко монет можно на­пи­сать в рас­пис­ке, если никто, кроме тебя, не знает — сколь­ко монет лежит в сун­ду­ке?

— Да столь­ко же!

— Если ты дурак, то, ко­неч­но, ты вы­пи­шешь свою бу­маж­ку на столь­ко же. А если по­ду­ма­ешь?

Бро­де­рик по­скреб пя­тер­ней лоб, выпил залпом полный кубок.

— Других менял в городе нет?

— Это не важно. Так вот, вы­пи­сать ты можешь любую сумму — сколь­ко поз­во­лит тебе твоя наг­лость! Никто же не знает, сколь­ко монет в твоих сун­ду­ках!

— Как это? А если придут за вы­пла­той по этой рас­пис­ке?

— Пе­ре­пи­шешь её на нового вла­дель­ца. Выдашь звон­кой мо­не­той де­ся­тую часть. Ему же это удоб­нее, чем носить с собой мешок? А тем вре­ме­нем первый осел, ко­то­ро­му ты на­ри­со­вал свою бу­маж­ку, начнет пла­тить тебе долги с денег, ко­то­рые лежат в твоих сун­ду­ках!

— То есть, ты хочешь ска­зать, что имея сто тысяч, я могу на­пи­сать бу­ма­жек на мил­ли­он, и по­лу­чать про­цен­ты не со ста тысяч, а с мил­ли­о­на? Даже никому не давая не еди­но­го гроша? Под сколь­ко сейчас дают в рост?

— Под треть. Со ста тысяч, если бы ты был чест­ным че­ло­ве­ком, раз­во­дил коров и сеял рожь — ты бы по­лу­чил доход в десять тысяч в год. Будучи ро­стов­щи­ком лет десять назад, ты бы за­ра­бо­тал трид­цать. А введя рас­пис­ки, ты за год по­лу­ча­ешь триста тысяч на сто име­ю­щих­ся! Глав­ное, чтоб никто не до­га­дал­ся, сколь­ко монет у тебя на самом деле, но все бы при этом знали, что деньги у тебя есть! Вот так ведут теперь свои дела менялы. Един­ствен­ное, что их стра­шит — это что никто не придет у них одал­жи­вать­ся, потому что в таком случае им при­дет­ся тра­тить на свою жизнь на­сто­я­щие деньги из своего сун­ду­ка. А не рас­пис­ки! Вот кто на­сто­я­щие мо­шен­ни­ки!

— И король с каз­на­че­ем спо­кой­но на это смот­рят?

— Ко­ро­лям тоже нужны деньги, а где их взять? У Гро­ве­ля, все деньги ко­то­ро­го — в конях и арен­до­ван­ных паст­би­щах? Не выйдет. У мар­ша­ла Бро­де­ри­ка, у ко­то­ро­го кроме фа­миль­но­го замка и пяти де­ре­вень — только конь и чест­ная ре­пу­та­ция? Ерунда! Вот и по­лу­ча­ет­ся, что есть только два спо­со­ба — из­го­то­вить новую монету, но для этого тре­бу­ет­ся золото, взять ко­то­рое в нужных ко­ли­че­ствах просто негде, или об­ра­тить­ся к ро­стов­щи­кам, го­то­вым ссу­дить кого угодно и на сколь­ко угодно, лишь бы им поз­во­ли­ли об­стря­пы­вать свои гряз­ные де­лиш­ки. Любой купец тор­гу­ет ре­аль­ным то­ва­ром — зерном, же­ле­зом, конями, тка­ня­ми. Любой ре­мес­лен­ник про­из­во­дит ре­аль­ные товары, и по­лу­ча­ет за них при­быль. И только менялы тор­гу­ют тем, чего нет! Своим несу­ще­ству­ю­щим бо­гат­ством!

— Так неуже­ли на самом деле так плохи дела у нор­маль­ных купцов? — спро­сил Бро­де­рик.

— Отчего же? Я и не го­во­рил, что они плохи, — усмех­нул­ся в бороду Гро­вель. — Здесь очень важно по­ни­мать, когда стоит вы­ско­чить из ка­ру­се­ли. Если ты все время рас­ши­ря­ешь и рас­ши­ря­ешь дело, то рано или поздно на­сту­па­ет момент, когда оно ста­но­вит­ся таким непо­во­рот­ли­вым, таким гро­мозд­ким, что просто на его со­дер­жа­ние на­чи­на­ет ухо­дить вся воз­мож­ная при­быль. Толпы при­каз­чи­ков об­ре­та­ют­ся по твоим лавкам, ко­раб­лям, обозам, их ста­но­вит­ся так много, что усле­дить за ними нет ни­ка­кой воз­мож­но­сти, на­чи­на­ет­ся во­ров­ство и раз­гиль­дяй­ство. Каждый из этих ум­ни­ков но­ро­вит от­щип­нуть немно­го от общего дела в свой кошель, рас­суж­дая, что от хо­зя­и­на не убудет. Они сго­ва­ри­ва­ют­ся друг с другом за спиной хо­зя­и­на, делят его деньги, пре­да­ют еже­днев­но по­м­но­гу раз.

— Судить и вешать! — Выдал при­выч­ную ре­ко­мен­да­цию маршал. — Или на галеры.

— В войске твоем, где всё на виду, где ты вправе судить и вешать не от­кла­ды­вая, такой фокус, может быть, и прой­дет, — со­гла­сил­ся купец, — но, я ведь не зря назвал их ум­ни­ка­ми: иной так всё об­стря­па­ет, что не при­ко­па­ешь­ся. Всё де­ла­ет­ся кра­си­во и за­кон­но. Но чаще — просто и без затей. Вот скажем, я при­каз­чик у такого купца. Веду ка­ра­ван с… — Гро­вель нена­дол­го за­ду­мал­ся, — да хоть с во­рва­нью! С охра­ной, ко­неч­но! Из порта на Заливе к порту на Внут­рен­нем море. Две недели пути, есть время по­счи­тать и по­ду­мать, и даже успеть до­го­во­рить­ся с охра­ной. Жа­ло­ва­ние мое — два­дцать ло­три­до­ров в год, — по­смот­рев на удив­лен­ное лицо Бро­де­ри­ка, Ганс усмех­нул­ся, — ну да, я же тол­ко­вый при­каз­чик, на хо­ро­шем счету у хо­зя­и­на. А в порту яр­мар­ка, на ко­то­рой я могу про­дать груз за шесть сотен. Вопрос — зачем мне, такому умному и де­ло­ви­то­му, от­да­вать эти деньги кому-то? Ведь я в порту, все дороги передо мной от­кры­ты, в по­яс­ной сумке шесть сотен зо­ло­тых монет, за ко­то­рые я должен гор­ба­тить­ся трид­цать лет! Не лучше ли будет при­брать зо­ло­тиш­ко в свои умелые руки? А от хо­зя­и­на не убудет — ну сго­ня­ет еще три-четыре обоза, вы­кру­тит­ся! И я при­ни­маю ре­ше­ние — а! гори оно всё синим пла­ме­нем! Сажусь на первый по­пав­ший­ся ко­рабль и только меня и видели. Сейчас, ко­неч­но, таких слу­ча­ев по­мень­ше. На­учи­лись бо­роть­ся: семья при­каз­чи­ка дер­жит­ся под рукой, круп­ные сделки за­кры­ва­ют­ся рас­пис­ка­ми менял, ко­то­рые можно об­ра­тить в монету только при под­твер­жда­ю­щей под­пи­си хо­зя­и­на…

— Ага, все-таки есть от этих мер­зав­цев польза! — За­клю­чил Бро­де­рик.

— Польза? Есть, ко­неч­но. Но эта польза при­мер­но как польза от на­вод­не­ния — неваж­но, что де­рев­ни за­то­ну­ли и города смыты, зато по­смот­ри­те, как за­ме­ча­тель­но удоб­ре­ны пашни! Взгля­ни, что дальше будет с твоими день­га­ми и пой­мешь, что при­ду­ман­ная тобою польза — не более чем от­блеск лес­но­го пожара, по­жи­ра­ю­ще­го твои угодья, но при этом от­лич­но осве­ща­ю­ще­го тебе дорогу в ночной тем­но­те. Деньги-то твои он учел как по­пол­не­ние своих хра­ни­лищ, пока ты не стре­бу­ешь их об­рат­но, и начал раз­да­вать их в долг. Да раздал не шесть сотен, а шесть тысяч, под при­лич­ные про­цен­ты. Но золота от этого больше не стало? Нет. А на шесть тысяч, ко­то­ры­ми он поль­зо­вал­ся две недели — пока воз­вра­щал­ся пустой обоз, пока ты решил за­брать эти ло­три­до­ры из его лавки, худо бедно, а на­бе­жа­ло семь­де­сят монет. Ко­то­рые кто-то должен ему отдать за ис­поль­зо­ва­ние твоих денег. Ты за­ра­бо­тал на сделке дай бог две сотни, а он почти ничего не делая — треть от твоего!

— Семь де­сят­ков за две недели?! — Бро­де­рик вспом­нил скуд­ные доходы от своего по­ме­стья, в самые уро­жай­ные годы едва пе­ре­ва­ли­вав­шие за две сотни в год. — На шести сотнях?! Разве так бывает?

— Так есть, — от­ре­зал Гро­вель. — Но давай про­сле­дим за жизнью денег дальше. Пред­ставь, что в стране ходит неко­то­рое ко­ли­че­ство монет — пусть будет десять мил­ли­о­нов. И чет­верть из них про­хо­дит через по­доб­ные опе­ра­ции по два де­сят­ка раз в год. Значит, из двух с по­ло­ви­ной мил­ли­о­нов на­сто­я­щих монет Саль­виа­ри и им по­доб­ные могут сде­лать два­дцать пять при­ду­ман­ных и по­лу­чить на них при­быль в семь с по­ло­ви­ной. Не все, ко­неч­но, так гладко — ведь кто-то не воз­вра­ща­ет долги, кто-то пе­ре­но­сит их на сле­ду­ю­щий год, какая-то часть те­ря­ет­ся без­воз­врат­но, не все деньги уда­ет­ся при­стро­ить по за­ём­щи­кам, риск при­сут­ству­ет, но даже, если оце­нить ре­аль­ный доход в чет­верть от иде­аль­но­го, по­лу­ча­ет­ся чуть меньше двух мил­ли­о­нов. Сколь­ко по­на­до­бит­ся вре­ме­ни, чтобы всё золото в стране ока­за­лось в их руках? Пять лет.

— Но ведь золото по­сту­па­ет и от за­гра­нич­ной тор­гов­ли? И налоги!

— В хо­ро­шем го­су­дар­стве по­сту­па­ет, — снова со­гла­сил­ся Гро­вель. — И только по­это­му страна при­над­ле­жит до сих пор не Рот­свор­дам, Саль­виа­ри и Езефам, а королю. Хотя здесь я могу за­блуж­дать­ся. Но если этого не оста­но­вить, то, поверь мне, мы все скоро будем ходить в кабале у этих пред­при­им­чи­вых господ. Ведь запасы золота в со­сед­них стра­нах тоже не без­гра­нич­ны? И когда-то всё оно со­бе­рёт­ся в одних руках. Как снеж­ный ком — на­чи­на­ешь катать по снегу неболь­шой снежок, а к нему липнет, липнет, и вот уже двор чистый, а в руках — огром­ный шар. А налоги? Ну что налоги? Самыми боль­ши­ми по­слаб­ле­ни­я­ми от каз­на­чея как раз и поль­зу­ют­ся те, кому эти пре­фе­рен­ции на самом деле и вовсе не нужны — те же Рот­свор­ды и Езефы.

— Давай вер­нем­ся к нашему при­каз­чи­ку, — пред­ло­жил Бро­де­рик.

— К какому?

— К тому, что украл деньги у купца, рас­про­дав обоз с во­рва­нью, — на­пом­нил маршал.

— А чего к нему воз­вра­щать­ся? Он уже за да­ле­ки­ми морями ме­няль­ную лавку открыл.

— Сильно не любишь ты этих людей. По­жа­луй, даже больше, чем кон­не­таб­ля Борне, а?

— А за что их любить? По­пом­ни моё слово — если их не оста­но­вить сейчас, то лет через сто мы все по­го­лов­но станем их рабами. И ещё ра­до­вать­ся будем этому об­сто­я­тель­ству. Не по­ни­мая, что доб­ро­воль­ное раб­ство, в ко­то­рое нас за­гна­ли по­сред­ством до­ступ­ных денег, сто­крат­но хуже самого гряз­но­го раб­ско­го ошей­ни­ка. У раба на руд­ни­ках есть хотя бы мечта — ока­зать­ся снова сво­бод­ным, а что будет у нас? Ведь мы ис­кренне будем счи­тать, что сво­бод­ны. Но это за­блуж­де­ние! Обыч­но­го раба нужно оде­вать, чтоб не замерз, его нужно кор­мить, чтоб не сдох, его нужно лечить. А мы, будучи рабами доб­ро­воль­ны­ми, должны будем сами за­бо­тить­ся о себе, не за­бы­вая во­вре­мя по­пол­нять кассу без­ли­ко­го хо­зя­и­на. Мы станем рабами их денег, рабами их за­ко­нов, в ко­то­рых не будет места со­стра­да­нию и спра­вед­ли­во­сти. Ведь, сво­бод­но рас­по­ря­жа­ясь всем зо­ло­том, что есть в мире, они будут вольны дик­то­вать свои тре­бо­ва­ния любому но­ми­наль­но­му свет­ско­му вла­сти­те­лю. А если он ока­жет­ся несо­гла­сен, то всегда най­дет­ся несколь­ко других, го­то­вых по­ка­рать от­ступ­ни­ка за неболь­шую по­дач­ку. Так что то, чем они за­ни­ма­ют­ся, нельзя на­звать ком­мер­ци­ей, это уже какая-то страш­ная химера него­ции и по­ли­ти­ки, и по­это­му цели у меня и у них очень разные. И про Борне ты прав.

Ты го­во­рил о пользе ро­стов­щи­ков. Так я вижу только одну. В том, что раньше, будь ты хоть самым умным и из­во­рот­ли­вым, чтобы от­крыть своё дело, тебе нужно было сна­ча­ла на­ко­пить сред­ства. Иногда на это уходил труд несколь­ких по­ко­ле­ний. Теперь же не надо иметь этих средств. Ты можешь об­ра­тить­ся к Саль­виа­ри или Езефу, и если у тебя есть, что им пред­ло­жить в обес­пе­че­ние своего займа — долю в деле, иму­ще­ство, нужный им закон, то считай, что деньги тебе дадут.

— И в чем здесь польза?

— В том, что люди на­чи­на­ют дви­гать­ся быст­рее, на­чи­на­ют думать, от­кры­ва­ют­ся новые цеха, ма­стер­ские, тор­го­вые кон­то­ры, ко­то­рые без де­неж­но­го обес­пе­че­ния не от­кры­лись бы ни­ко­гда. Они ещё не по­ни­ма­ют, что рано или поздно всё это ока­жет­ся в руках ро­стов­щи­ков, люди сами доб­ро­воль­но влезут в при­го­тов­лен­ное им ярмо. А потом на­сту­пит день, когда всё в мире будет при­над­ле­жать несколь­ким семьям вроде Рот­свор­дов и Саль­виа­ри… мне даже страш­но пред­ста­вить, что тогда слу­чит­ся.

— А что может про­изой­ти? На мой взгляд, так ничего особо и не из­ме­нит­ся. А! Народ взбун­ту­ет­ся! — до­га­дал­ся Бро­де­рик.

Гро­вель, залез рукой в се­дель­ную сумку, вынул оттуда уве­си­стую флягу, за­бот­ли­во при­го­тов­лен­ную для него трак­тир­щи­ком Яном, от­хлеб­нул из неё, и от­ве­тил:

— Если все золото лежит в твоих под­ва­лах, если всё в мире при­над­ле­жит тебе, как сде­лать так, чтобы люди этого не за­ме­ти­ли, не устро­и­ли кро­ва­вый бунт и про­дол­жа­ли гнуть на тебя спину?

— Не знаю, — честно пожал пле­ча­ми маршал.

— А все просто. Во-первых, мо­ро­чить людям голову, раз­ду­вая ничего не зна­чи­мые со­бы­тия и ничего не со­об­щать о дей­стви­тель­но важном. Про­пла­ти на яр­мар­ке пя­те­рым бол­ту­нам важное из­ве­стие, что жена мэра родила сразу се­ме­рых маль­чи­ков — и для восьми из десяти людей, при­шед­ших на рынок по своим делам, других со­бы­тий не оста­нет­ся! Они будут об­суж­дать только ге­ро­и­че­скую жен­щи­ну и её мужа, и на­плю­ют на вве­де­ние нового закона о пра­ви­лах тор­гов­ли. Во-вторых, коли уж всё золото лежит в твоих под­ва­лах, когда тебе при­над­ле­жит всё се­реб­ро и любые другие цен­но­сти, зачем со­хра­нять ви­ди­мость обес­пе­чен­ных им рас­пи­сок? От­ме­ним эту глу­пость! И вот уже пол­но­вес­ным зо­ло­том ста­но­вят­ся наши ка­ра­ку­ли на дол­го­вых рас­пис­ках. А этого добра мы можем на­ри­со­вать столь­ко, сколь­ко поз­во­лят нам наши не зна­ю­щие уста­ло­сти руки. И народ — наши рабы — будет стоять в оче­редь за этими бу­маж­ка­ми, потому что ничего дру­го­го не оста­нет­ся. А в обмен за бу­маж­ки мы будем брать их ло­яль­ность, их труд, их время, их жизни и души — ведь это тоже цен­ность. Ну, и в-тре­тьих, ко­неч­но — никому не по­ка­зы­вать своего бо­гат­ства. И для этого мы со­зда­дим группу широко из­вест­ных бо­га­те­ев, в ко­то­рых все будут тыкать паль­ца­ми, в ко­то­рых будут пле­вать­ся, а иные и бо­го­тво­рить, но про на­сто­я­щих хозяев уже никто не за­ду­ма­ет­ся. Пусть нена­висть черни со­сре­до­то­чит­ся на этих счаст­лив­чи­ках, зато ис­тин­ным кук­ло­во­дам до­ста­нет­ся всё осталь­ное. Все будут не раз­ги­бая спин ра­бо­тать на наших ро­стов­щи­ков. По­доб­ные тебе — обес­пе­чи­вать со­хран­ность их ко­шель­ков, такие как я — сле­дить за их на­пол­не­ни­ем, а Хорсты будут кор­мить эту шайку. Будут бо­га­тые рабы и нищие рабы, но все они будут рабы. И все мы, вкла­ды­вая в свою работу и службу наши силы и души, будем ис­кренне недо­уме­вать, почему, сколь­ко мы не гро­бим­ся на их полях, а наша жизнь лучше не ста­но­вит­ся?

— Чего-то уж совсем мрачно по­лу­ча­ет­ся, — за­ме­тил Бро­де­рик. — Но это же ещё не скоро?

— Мрачно?! — Уди­вил­ся Гро­вель. — Боюсь, на самом деле всё будет ещё хуже. И ещё быст­рее. Я же не учел в своих раз­мыш­ле­ни­ях фан­та­зию наших менял. Се­год­ня они при­ду­ма­ли рас­пис­ки, завтра при­ду­ма­ют ещё что-нибудь. Вот Езеф, когда я брал у него по­след­ний займ, все­рьёз пред­ло­жил мне за чет­верть при­бы­ли от моей тор­гов­ли вло­жить в моё дело пять­де­сят тысяч. А часом позже Саль­виа­ри пред­ло­жил ше­сть­де­сят за то же самое.

— Так нужно было брать! — Бро­де­рик был впе­чат­лен лег­ко­стью, с ко­то­рой в мире Гро­ве­ля рас­по­ря­жа­лись целыми со­сто­я­ни­я­ми.

— Едва не взял, — под­твер­дил кивком головы по­же­ла­ние мар­ша­ла Ганс. — Только по при­выч­ке за­ду­мал­ся. Вот о чем: фак­ти­че­ски мне пред­ла­га­ли деньги за чет­вер­тую долю моей кон­то­ры. А доля — вещь такая, ко­то­рую руками не по­щу­па­ешь — это и лошади, это и труд людей, и вза­им­ные долги, и вза­и­мо­от­но­ше­ния с кли­ен­та­ми и парт­не­ра­ми. А теперь пред­ставь, что способ по­щу­пать всё же найден? Да взять хоть их же рас­пис­ки! И вот се­год­ня еди­нич­ная часть моего пред­при­я­тия в виде такой рас­пис­ки стоит десять ло­три­до­ров, завтра, если дела пошли хорошо — пят­на­дцать, два­дцать, пять­де­сят. Дела идут все лучше и лучше, под обес­пе­че­ние этих долей те же Саль­виа­ри на­чи­на­ют давать займы. Сто­и­мость тор­го­во­го дома «Гро­вель и Гро­вель» растет как на дрож­жах. Любой, кто за­хо­чет быстро раз­бо­га­теть, пред­по­чтет не вка­лы­вать в поле от зари до зари, а пойти и купить долю в тор­го­вом доме — ведь всем из­вест­но, что сто­и­мость её по­сто­ян­но растет, да?

— Я бы пошел, — со­гла­сил­ся Бро­де­рик.

— И я бы пошел, — под­дер­жал его Гро­вель. — Но так мы со­зда­ем товар, на ко­то­рый есть по­сто­ян­ный спрос по любой цене. И чтобы товар не начал де­ше­веть, мы должны огра­ни­чить его ко­ли­че­ство. Их, эти доли, на­чи­на­ют пе­ре­про­да­вать друг другу. На­сту­па­ет ажи­о­таж вокруг этого товара — он нужен всем! И сто­и­мость долей растет ла­ви­но­об­раз­но. Если се­год­ня у меня два­дцать долей по два­дцать монет, то, стало быть, я могу рас­счи­ты­вать на че­ты­ре­ста ло­три­до­ров. Но завтра эти доли будут оце­ни­вать­ся уже по трид­цать монет. И со­сто­я­ние мое вы­рас­тет до ше­сти­сот. Я стал богаче на треть, а вот как из­ме­ни­лось со­сто­я­ние самого пред­при­я­тия? За один день — никак. Так какое от­но­ше­ние моя доля имеет к самому пред­при­я­тию? Ни­ка­ко­го! И сто­и­мость её фик­тив­на! В конце концов, цена не может расти бес­ко­неч­но, и у людей на­сту­па­ет отрезв­ле­ние — а не слиш­ком ли дорого мы оце­ни­ли эти доли? И люди на­чи­на­ют от них из­бав­лять­ся, а наш товар на­чи­на­ет де­ше­веть. Почти с той же ско­ро­стью, с ко­то­рой до­ро­жал. А может, и ещё быст­рее, потому что дер­жа­те­лей долей охва­ты­ва­ет паника!

Но мы-то для обес­пе­че­ния де­я­тель­но­сти тор­го­во­го дома на­бра­ли займов у тех же Саль­виа­ри под залог своих долей, за живые деньги за­ку­пи­ли товары, по­стро­и­ли склады, про­из­ве­ли мно­же­ство трат, в этих тратах ори­ен­ти­ру­ясь на сто­и­мость нашего тор­го­во­го дома, ис­чис­лен­ную на ос­но­ва­нии те­ку­щей цены еди­нич­ной доли, а она стала падать. Как воз­вра­щать долг? Про­да­вать те доли, что оста­ва­лись в наших руках! Но, чем больше ты их про­да­ешь, тем де­шев­ле они ста­но­вят­ся! А кто же ску­па­ет эти никому не нужные рас­пис­ки? Не тот, кто на­де­ял­ся быстро раз­бо­га­теть! А всё те же ро­стов­щи­ки. И не за­ме­тишь, как хо­зя­и­ном нашего тор­го­во­го дома стали Рот­сворд и Езеф. А тебя вы­швы­ри­ва­ют за нена­доб­но­стью. Я в такую игру играть не желаю. Жалко только, что свои мысли я успел рас­крыть перед Саль­виа­ри.

— Но ведь най­дут­ся другие?

— Мир не без ду­ра­ков, обя­за­тель­но най­дут­ся. Но это их забота.

— По­лу­ча­ет­ся, что если ме­ха­низм за­пу­щен, про­ти­во­сто­ять ему уже невоз­мож­но?

— Никак, — Гро­вель сделал ещё один глоток из фляжки, — ведь любой че­ло­век желает раз­бо­га­теть, и когда ему пред­ло­жат ре­аль­ный способ это сде­лать быстро и без особых усилий, не многие найдут в себе силы от­ка­зать­ся. Помяни моё слово, Езеф и Саль­виа­ри ни­ко­гда не за­бу­дут столь пло­до­твор­ной идеи. Уже в этом году найдут какого-нибудь куп­чиш­ку, ко­то­рый по­льстит­ся на их пред­ло­же­ния.

— А что там про ка­ру­сель, с ко­то­рой нужно во­вре­мя со­ско­чить? — оче­ред­ной вопрос Бро­де­ри­ка вызвал за­ме­ша­тель­ство Гро­ве­ля, но, вспом­нив начало раз­го­во­ра среди болот, он хмык­нул и от­ве­тил:

— Нужно понять, что в твоем деле на­сту­пил ка­че­ствен­ный пе­ре­лом — оно пе­ре­ста­ло при­но­сить доход, оно по­треб­ля­ет всё больше средств, чтобы просто су­ще­ство­вать. И вот тогда нужно либо отсечь и про­дать его на­и­ме­нее ра­бо­то­спо­соб­ные части, либо из­ба­вит­ся от него це­ли­ком. Но по­ни­ма­ю­щих этот важный момент очень немно­го — всегда ка­жет­ся, что на­сту­пи­ли вре­мен­ные труд­но­сти, что стоит чуть-чуть под­на­жать и всё станет как было. Но так не станет! Если по­стро­ить слиш­ком боль­шой ко­рабль, он будет непо­во­рот­лив, тяжел и неуправ­ля­ем, в конце концов, он просто сло­ма­ет­ся по­по­лам на волне, и ни­ка­кие до­пол­ни­тель­ные мачты и весла, равно как и смена ко­ман­ды во главе со шки­пе­ром ему не по­мо­гут: он просто слиш­ком велик…

https://aftershock.news/?q=nod...