4 минуты

Столько успел пролететь самолет Ан-148 после вылета из московского аэропорта «Домодедово» в город Орск Оренбургской области.

За четыре минуты обычно успеваешь лишь устроиться в кресле, пристроить куда-то сумку и показать своему малышу в землю в иллюминаторе со словами: «Смотри, Женя, как высоко ты летишь, даже выше птиц!»

Малыш заворожено смотрит в круглое окошко – как же здорово!

Большинство пассажиров из Орска. Орск небольшой город, каких-то двести тысяч населения. Почти все друг друга знают, я сам почти в таком же живу. По улице идёшь – все лица какие-то знакомые, приезжий заметен сразу.

Кто-то заранее спланировал день, чтобы обыденно встретить своего мужа, деда, жену, сына, дочку.

Но, не встретил и уже не встретит никогда.

Семьдесят один человек остался, там в небе.

Позавчера кто-то из них читал то же, что и мы. Переживал по поводу Олимпиады, горячился, высказывая своё мнение по поводу выборов, а может и вообще этим не интересовался – это неважно.

Важно то, что я вчера потерял своих родных людей, пусть я был не знаком ни с кем из них.

Я сам вчера погиб вместе с ними, потому, что мне их страшно не хватает.

Мир без них уже не тот.

Мне не хватает майора Филипова, мне не хватает корректировщика Саши Прохоренко и лейтенанта Нурбагандова. Мне не хватает посла Карлова и Виталия Ивановича Чуркина.

Мир для меня опустел без тех, кто погиб на сбитом в Египте российском рейсе, а без той ляльки, что перед вылетом смотрела на удивительный аэродром своими большими глазищами, и без той, что была убита вместе с мамой в Горловке – я вообще не знаю, как жить.

Но, как-то надо, блин.

Надо, по той простой причине, что мы – один народ. Народ, который сейчас опять на войне, идущей на уничтожение, что бы по этому поводу не тявкали всякие рукопожатные твари с хорошими лицами.

Каждый погибший наш человек доставляет им нечаянную радость. Никто и никогда не расцветит Эйфелеву башню ради погибших россиян, да нам это и сто лет не нужно.

Потому, что все они не в этих грёбаных башнях, они в гораздо лучшем месте – они в наших сердцах.

Простите, что не уберегли.