Ещё раз об украинском национализме, подлинном и мнимом. Часть I (вводная)

Украинское политическое сознание от самых своих истоков тесно связано с проблемой национализма. Более того, те или иные модификации украинского национализма за последние полтораста лет всегда оказывали огромное влияние на жизнь украинского общества. Тем не менее, чёткого представления о том, что же собой являет подлинный украинский национализм и чего он собственно добивается, до сих пор нет. Общепринято, что украинский национализм сводится к доктрине так называемого «интегрального национализма» Дмитрия Донцова, получившего политической воплощение в деятельности Организации украинских националистов, продолжателями дела которой являются нынешние украинские радикал-националисты типа ВО «Свобода», УНА-УНСО или «Правый Сектор». Думается, что такой поход несколько поверхностен и никоим образом не проясняет сущности вопроса. Прежде всего, давайте разберёмся с самим термином «национализм».

Национализм – это сложная система идей, ценностей и смыслов, суть которой состоит в том, что нация является высшей формой общественного единства и высшим благом для представителей этой нации. Собственно, нормальный национализм – это вполне здоровое представление нации о самой себе. Что плохого в том, что француз считает Францию, её историю, культуру, язык, традиции и пр. – высшими ценностям, не унижая при этом сходных чувств других наций? Другой вопрос, что в мировой истории XIX-XX вв. национализм часто подвергался мутациям и порождал такие далеко не безобидные явления как шовинизм или нацизм. Именно восприятие национализма сквозь призму его патологических отклонений и породило настороженное, а часто и резко негативное отношение к нему, столь свойственное современному массовому сознанию. Как идеология и политическое течение национализм оформился в эпоху Модерна (а точнее, в XIX веке), поскольку лишь после буржуазных революций европейские, а позднее и неевропейские, общества, пройдя через сложные, порой весьма болезненные, трансформации, породили новый социльно-исторический феномен – нацию. Изначально социальную (или даже классовую в марксистской терминологии) основу наций в XVIII-XX веках составляла буржуазия, захватившая власть в ряде европейских стран результате революций. Наиболее классическими из таких революций являются Английская (1640-1660 гг.) и Французская (1879-1899 гг.) буржуазные революции. Именно буржуазия предложила идею «государства-нации» (nation-state), выражением которой и стала концепция национализма. Дело в том, что средневековые феодальные общества по своей структуре кардинально отличались от обществ так называемого Нового времени. В средневековом обществе главными формами надличностной самоидентификации была не национальная принадлежность (слово «nation» вообще не употреблялось в Средневековье) и даже не общность языка или территории, а принадлежность к религиозной конфессии и служба тому или иному суверену (императору, королю, князю, графу, маркизу, барону и т.д.). Это в значительной мере способствовало развитию различных этнических и субэтнических общностей, существенно отличавшихся друг от друга даже тогда, когда они имели общие корни. Основными регуляторами общественных отношений в традиционных средневековых обществ были религия и власть суверена и его вассалов.

В позднем Средневековье (для разных стран этот период хронологически различен) привычная система начала рушится. Например, во Франции помимо французов-католиков появилась значительная прослойка французов-протестантотв (гугенотов), а также светских людей, вообще не связывавших себя с какой-либо из конфессий. То есть религия как выразитель сакральной традиции уже не могла выполнять функцию главного регулятора общественных отношений. В то же время многочисленные субэтнические общности (на примере Франции это - гасконцы, вандейцы, бретонцы, аквитанцы, провансальцы, бургундцы и ещё более десятка народностей) упорно не хотели осознавать себя как единое целое и крепко держались за свои традиции. Естественно, что при таком положении вещей вслед за крушением последней регулирующей инстанции – суверена-автократа – общество быстро погружалось в перманентную войну «всех против всех». Буржуазия, свергнувшая в ходе революций старые феодальные монархии, не желала править на пепелище или уступать свои страны соседним государствам, и поэтому выработала идею нации – светской общности, с религиозной терпимостью, одним языком, общей историей, системой права в качестве регулятора общественных отношений и неприкосновенностью территориальной целостности. Как попытки этнического сепаратизма окраин, так и попытки реставрации старых феодально-церковных порядков жесточайшим образом подавлялись национально ориентированной буржуазией. Ярким и трагическим свидетельством тому может служить жестокое подавление восстания населения провинции Вандея войсками французского Конвента и неудачные попытки реставрации Бурбонов после свержения Наполеона. Важно отметить, что националисты, понятые в изначальном, подлинном значении этого слова, крайне трепетно относятся вопросу территориальной целостности. Пример той же Франции эпохи Великой буржуазной революции свидетельствует, что националисты-буржуа ни в коем случае не соглашались уступать земли, доставшиеся им «по наследству» от королевского режима. Это категорическое нежелание уступать французские территории выразилось в яростном сопротивлении французских революционных армий коалициям европейских держав, впоследствии переросшем в наступательный импульс политики Наполеона.

Однако, Франция, по праву считающаяся родиной национализма, представляет собой классический, так сказать, «чистый» пример становления государства-нации, поскольку в составе этой страны к концу XVIII столетия фактически не было инородных вкраплений. В странах же, где существовали глубокие имперские традиции, дело обстояло сложнее. Например, в Англии, где в ходе буржуазной революции 1640-1660 гг. также победила национально ориентированная буржуазия из числа новых дворян (джентри) и трансформировавшейся старой феодальной знати, уже с начала XVIII имелись такие элементы не англосаксонского происхождения как Шотландия, Уэльс и Ирландия. Помимо прочего эти земли придерживались иной религиозной ориентации - католицизма в противовес протестантизму-англиканству, господствовавшему в самой Англии. Поэтому в Соединённом Королевстве (официально возникло в 1707 г.) национализм приобрёл не чисто английский, а британский, «имперский» характер, что, впрочем, не отменяет факта наличия в нём чисто английской сердцевины. Сходные формы имперского национализма на рубеже XIX-XX вв. мы встречаем в Германской и Российской империях. Заметим, что здесь речь идёт именно о германском и российском национализме, который лишь в силу неразработанности понятия и лингвистических особенностей, именовался соответственно немецким и русским. В строгом смысле, описанную выше концепцию правильно было бы именовать «империализмом» с соответствующей национальной приставкой, однако ввиду того обстоятельства, что под термином «империализм» в исторической науке понимается совершенно иное явление, мы остановимся на понятии «имперский национализм». Главная особенность этого типа национализма состоит в том, что высшей ценностью в рамках его концепции является не государство-нация (как в примере с Францией), а имперская социально-политическая общность, которая, как правило, получает своё название от названия имперообразующего этноса (русские, немцы, англичане). В строгом смысле, ни в Германской, ни в Британской, ни уж тем более в Российской империи, так и не сложились государства-нации, поэтому говорить о классическом национализме в этих державах не приходится.

Наряду с уже рассмотренными типами национализма – национализма, существующего в рамках государства-нации, и имперского национализма,  существует и третий тип – это этнонационализм. Под данным термином подразумевается такая идеологема, в центре которой вместо нации размещается тот или иной этнос, ошибочно именуемый нацией. Этнос, сколь угодно многочисленный и развитый, никоим образом не является нацией, поскольку идентификация на этническом уровне осуществляется по т.н. принципу «почвы и крови», т.е. по антропометрическим, лингвистическим и культурологическим параметрам. В то же время национальность в первую очередь подразумевает идентификацию по политико-правовому, гражданскому принципу, т.е. принципу принадлежности к государству и его институтам вне зависимости от религиозной, этнической, расовой принадлежности. На примере уже рассматривавшейся Франции образцом стихийного этнонационализма выступала бунтующая Вандея. Примерами этнеонационализма в современной Европе могут служить движения басков и каталонцев Испании или валлонов и фламандцев в Бельгии. Характерной особенностью этнонационализма является его стремление избавиться от «инородных» примесей, представленных как иными этническими общностями, так и некоторыми собственными же субэтносами. Этнонационализм стремится либо переформатировать остальные сегменты этнокультурного и социополитического пространства под себя, либо редуцировать это пространство до своего уровня, то есть фактически уничтожить макросоциальную общность, частью которой он является. В этом контексте этнонационализм смертельно опасен как для «здорового» национализма, т.к. посягает на его основу – национальное государство, так и для имперского национализма, поскольку имперская форма организации общества ещё более неприемлема для этнонационалистов, нежели государство-нация. Условно, этнонационализм можно назвать уменьшительным национализмом в противовес классическому и имперскому национализмам, которые всячески стремятся сохранить и приумножить ареалы своего распространения.

Как видим, для возникновения полноценного, «здорового» национализма не как отвлечённой абстракции, а как реального идеологического концепта и политического направления жизненно необходим субстрат в виде политической нации. В иных же случаях мы имеем дело с некоторыми отклонениями в виде имперского национализма (нацеленного на приращение территорий и присоединение новых этносов) и этнонационализма (напротив, заточенного на «этническую чистоту» и сброс иноэтнических образований).

(Продолжение следует...)