Как Гайдар предал родину?

Почему-то глава кабинета министров РФ считал, что уход из жизни людей, неспособных противостоять реформам, — дело естественное...

После смерти Егора Гайдара 16 декабря 2009 года российские либеральные круги затеяли не то чтобы политический, а скорее нравственный реванш в надежде реабилитировать героев эпохи 90-х, выброшенных страной за их заслуги на свалку. Автор экономических реформ предстал в воспоминаниях единомышленников в образе либерального святого, великого ученого мужа, экономиста и крупного государственного деятеля, спасшего страну от неминуемого голода и неизбежной войны. Известный исследователь творчества Михаила Булгакова Мариэтта Чудакова даже написала весьма храбрую книгу о Гайдаре, по художественному жанру располагающуюся где-то между житиями святых и произведением «Ленин и печник». Книга эта называется «Егор: Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет».

Нашлись в толпе провожающих Гайдара и другие бытописатели — например, Гавриил Попов и Юрий Лужков, которые вспомнили о покойном такой, среди прочих, эпизод. «Был февраль 1992 года. На совещании, которое вел Егор Тимурович, рассматривались неотложные меры по финансированию социальных программ. <…> Шло обсуждение социальных вопросов по строительству школ, по пенсиям, к тому времени почти обнуленным, по сбережениям граждан, тоже превратившимся в пыль. И все тот же один из авторов этой статьи проинформировал Гайдара о том, что в Зеленограде наша медицина зафиксировала 36 смертей из-за голода. На это Гайдар ответил просто: идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, — дело естественное. Тогда его спросили: Егор Тимурович, а если среди этих людей окажутся ваши родители? Гайдар усмехнулся и сказал, что на дурацкие вопросы не намерен отвечать».

В то же самое время, пока либеральная интеллигенция провожала Гайдара патетическими восклицаниями, оставшийся в живых после его реформ народ в массе своей поминал реформатора бранью. В отличие от либералов-западников простое, неискушенное и не по-модному патриотически настроенное народонаселение России видит в реформаторе 1990-х как раз не спасителя от голода, разрухи и войны, а виновника всего вышеперечисленного. Впрочем, как раз мнение народонаселения самого Гайдара трогало, судя по всему, крайне мало — как и вообще судьба страны, попавшей ему в руки на кривой дороге российской истории.

А между тем цифры суровой официальной статистики неумолимы: ВВП, который начал снижаться в 1989 году, с каждым годом продолжал резкое падение и в 1996 году снизился до 58,2% к уровню 1989 года. Примерно на этом показателе ВВП оставался до 1999 года. Средние реальные доходы населения в 1992 году сократились почти в два раза по сравнению с уровнем 1991 года, у трети населения (42,6 млн человек) доходы опустились ниже прожиточного минимума. Материальное состояние семей, согласно опросу ВЦИОМ, снизилось настолько, что 54% россиян «еле сводили концы с концами», 31% — «жили более или менее прилично», 9% находились «за гранью бедности» и лишь 4% не испытывали затруднений. В 1992 году (по сравнению с 1991 годом) потребление мяса и мясопродуктов сократилось на 14%, молочной продукции — на 15%, рыбы и рыбопродуктов — на 20%, сахара и кондитерских изделий — на 13%. Зато увеличилось потребление хлеба и хлебопродуктов — на 4%, картофеля — на 6%: калорийность питания пришлось поддерживать за счет более дешевых углеводов. Социолог Сергей Кара-Мурза писал: «Уже в 1992 г. произошло резкое и глубокое ухудшение питания большинства населения», а директор Института проблем рынка РАН Николай Петраков отмечал, что «именно при Гайдаре как раз и появились голодные люди». По данным Госкомстата, ухудшение уровня жизни и питания началось в 1991 году, когда сократилась реализация основных продуктов: мясо и птица — на 21%, молоко — на 13%, масло животное — на 18%, масло растительное — на 17%, сахар — на 20%, картофель — на 17%, овощи — на 22%.

В разрухе пребывало все, что создал советский народ: промышленное производство, сельское хозяйство, наука, культура, образование. Это разрушение было самым всеобъемлющим в XX веке. Ни Первая мировая война, ни октябрьский переворот 1917 года, ни Великая Отечественная не приводили к столь плачевным и глобальным последствиям — экономическому кризису, в который повергли Россию «младореформаторы».

Согласно докладу «О состоянии здоровья населения РФ в 1992 году», за 1992 год численность безработных увеличилась почти в 10 раз, составив к началу следующего года 577 тыс. человек. Доктор экономических наук профессор Валентин Кудров в учебнике «Мировая экономика» пишет, что в 1991 году уже существовала скрытая безработица, достигавшая 35% трудоспособного населения.

Кибальчиш на капитанском мостике

Готовиться к своей особой роли в судьбе советской Родины Гайдар начал еще в 1983 году. Тогда в качестве эксперта он сотрудничал с государственной комиссией, которую учредил Юрий Андропов. Ее коллектив изучал возможности хозяйственных реформ в рамках существующей социалистической экономики. Основным местом работы Гайдара, впрочем, оставался Всесоюзный НИИ системных исследований. Его руководителем во ВНИИСИ, а позже в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР был известный экономист, автор программы «500 дней» Станислав Шаталин, одним из сотрудников — Петр Авен, будущий подельник по реформам.

По словам Гайдара, задачей сформированной Андроповым комиссии была подготовка умеренной программы экономических изменений. Заказчиком таких реформ было молодое поколение членов Политбюро под предводительством Горбачева. За основу преобразований предлагалось взять венгерские экономические реформы 1968 года. Реформа хозяйственной системы в Венгрии предусматривала мягкое внедрение рыночных механизмов в плановую экономику: отмену директивных плановых показателей в целых отраслях, изменение показателей оценки работы предприятий, создание фонда участия трудящихся в распределении прибыли и т.д. В конце концов предложения андроповской комиссии были отвергнуты, но Гайдар оказался вовлечен в группу экономистов, которая активно искала методы преобразования явно нездоровой, на их взгляд, советской экономики.

Начиная с 1986 года экономисты, ломавшие голову над реформами в СССР, стали собираться на семинары. Первая такая встреча состоялась в пансионате «Змеиная горка» в Ленинградской области. В семинарах участвовали две группы специалистов — московская, в которую входил Егор Гайдар, и ленинградская, которую представлял, в частности, Анатолий Чубайс. Они обсуждали разрастание финансового кризиса в Советском Союзе, реформирование банковской системы, проблему прав собственности.

По воспоминаниям Виктора Алксниса, будущий реформатор скорее был сторонником «РЕГУЛИРУЕМОЙ ГОСУДАРСТВОМ рыночной экономики и был категорическим противником стихийного рынка образца XIX века, который он «успешно» построил в России».

Со временем взгляды Егора Гайдара эволюционировали от представления о необходимых переменах в экономике СССР до уверенности в том, что саму эту экономику следует демонтировать как не имеющую права на существование. Уже в 1988 году участники семинара договорились до того, что крах СССР неизбежен. Гайдар, как он утверждает, пришел к этой мысли позже — только в 1990 году, после отказа от программы «500 дней», предложенной Шаталиным и Явлинским.

Окончательное и бесповоротное решение идти во власть Гайдар принял в августе 1991 года, в дни путча. Тогда он покинул КПСС, в рядах защитников Белого дома познакомился с Геннадием Бурбулисом, который и убедил Ельцина доверить реформы именно ему. К этому времени команда Гайдара была фактически сформирована: почти весь «классический состав», включая и Чубайса, и Авена, участвовал в семинаре в венгерском Шопроне в июле 1990 года, а весной 1991-го — в конференции во Франции. С сентября 1991 года эта команда разрабатывала реформы уже на 15-й даче в Архангельском.

Считается, что Гайдар повел себя мужественно, возглавив реформы. В либеральной среде бытует такая героическая легенда о том, что все ушли, а Мальчиш-Кибальчиш остался. «Гайдар был человек крайне мужественный… Его очень легко можно представить на капитанском мостике, когда корабль сел на мель и тонет. И он дает команды. Ему это очень просто давалось, он был очень смелый», — живописует коллегу Петр Авен в интервью журналу «Forbes».

Так же себя воспринимал и сам Гайдар. Поэт и эмигрант Наум Коржавин однажды передал рассказ одного из американских экономических советников о том, как они, собравшись «лечить» российскую экономику, «вскрыв тело “больного” на операционном столе, с удивлением обнаружили, что внутренние его органы устроены совсем не так, как их учили в университетах. Этого было достаточно, чтобы большинство иностранных молодых специалистов отказалось от участия в престижном эксперименте и уехало». А Гайдара удержало научное любопытство.

«Вы действительно считаете, что если бы в условиях экстремального кризиса конца 91 — начала 92 года мы поступили так, как описываемые вами американские экономисты, дело пошло бы лучше?», — патетически воскликнул тогда реформатор.

На самом деле вся эта история с незаменимым Гайдаром у руля — миф, сказка все про того же Мальчиша-Кибальчиша. Ее для собственной реабилитации придумала кучка либералов, проводивших эти реформы и/или что-то в результате оных поимевших. В стране существовал мощный класс компетентных советских руководителей, работавших в реальной экономике, которых Гайдар, Чубайс и Кох насильно вытесняли даже из отраслей, из руководства предприятиями, как ненавистных «красных директоров».

Были вполне готовые проводить реформы Григорий Явлинский, Станислав Шаталин, Аркадий Вольский, Юрий Скоков и много кто еще. Но Ельцин с хорошо известным упрямством прораба провел во власть Гайдара. Тому было несколько причин. Чудакова пишет об этом так: «Ельцин устал от тех, про кого в России говорят — «мужик»: «отличный мужик», «настоящий мужик». Устал от их мата, густо покрывающего поле любой беседы… И вот перед ним был тот, к кому слово «мужик» совсем не прилипало»… Как и все интеллигентские представления о Гайдаре, эта версия придумана для эстетического применения — ради вычуры и красоты.

Во-первых, Гайдар пообещал Ельцину именно обвальный характер реформ. Постепенные преобразования, растянувшиеся на годы по тому же венгерскому сценарию, не могли бы удовлетворить уральского строителя, чудом прорвавшегося во власть. Не настолько суверенно там, во власти, он себя чувствовал. Ельцину нужно было экономическое чудо за полгода, которое он мог бы в пику коммунистам предъявить народу: вот, они не могли, а я — смог. Во-вторых, Гайдар посулил Ельцину крупную денежную поддержку со стороны Международного валютного фонда. А «американский обком» связывал такую поддержку со своим желанием видеть во власти исключительно тех людей, которые были бы ему выгодны для полной и максимально мстительной победы в холодной войне. США нужны были Козырев, Гайдар, Чубайс и Кох, чтобы организовать в новой России распродажу активов, утечку военных технологий, обнищание и смертность населения, разгул криминала и войну. Все это Гайдар им обеспечил.

Билл Клинтон: Дорогая, запомни его! Этот, как там его зовут — самый нужный среди наших людей в России

Экспериментаторам ничем не грозил катастрофический провал «смелого» эксперимента с целой страной

Сверхсмертность — как в блокадном Ленинграде

Либерализация цен — без широкого общественного и экспертного обсуждения, без проведения разумной приватизации, без введения мер по сохранности сбережений граждан — была объявлена в январе 1992 года. Вечный круглый отличник и медалист, доктор экономических наук, как герой сказки «…и о его твердом слове» без колебаний встал на капитанский мостик. О самозваных докторах, «правительстве завлабов» профессор Колумбийского университета и лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц потом скажет: «Величайший парадокс в том, что их взгляды на экономику были настолько неестественными, настолько идеологически искаженными, что они не сумели решить даже более узкую задачу увеличения темпов экономического роста. Вместо этого они добились чистейшего экономического спада. Никакое переписывание истории этого не изменит».

В 90-е годы ученые экономисты нанесли стране чудовищный, по многим позициям невосполнимый ущерб. В результате реформ в стране вместо провозглашенной рыночной экономики была создана система, ориентированная на финансово-торговые спекуляции и растаскивание природного и созданного Советским Союзом богатства.

В результате либерализации цен и последующей гиперинфляции индекс потребительских цен с 1992 по 1995 год увеличился в 1187 раз. Из-за отсутствия финансирования рухнули наукоемкие производства, современные технологии были заброшены, экономика деградировала в техническом отношении. При этом прекращение финансирования научно-исследовательской и опытно-конструкторской деятельности аргументировалось академичным «невмешательством государства в экономику», которая якобы сама должна была все починить. «Ваши станки — дерьмо, никому не нужны; что надо — будем скупать за границей», — отрезал однажды Гайдар. Советская наука, к которой принадлежал сам реформатор, в 90-е была подвергнута фактическому уничтожению. Усердие, с которым доктор наук стимулировал деградацию специалистов, изумляет. Но пока закрывались НИИ, занимавшиеся технологиями, площадные болтуны, разглагольствовавшие о рынке и демократии, получали свои институты.

Страшнее всего философия невмешательства в экономику сказалась на социальном положении населения. «Экономический детерминизм» реформаторов требовал сокращения бюджетных расходов на образование, медицину, науку и другие отрасли социальной сферы. Немудрено, что реформаторами вообще была провозглашена достаточность для населения России обязательного семилетнего образования. Такая экономия на населении, разумеется, не приводила к экономии самого населения.

Катастрофическое ухудшение питания жителей России повлекло за собой резкий рост заболеваемости и смертности. Сверхсмертность за период 1991–2003 годов составила 4 млн человек — число, сопоставимое со сверхсмертностью в годы Великой Отечественной войны.

Число тяжких и особо тяжких преступлений в России вышло на рекордный уровень (свыше 1 млн 600 тыс. в год в 1994 году) и зашкаливало до 2001 года. Отказавшееся от всяких функций государство стимулировало воцарение в России особой, криминальной реальности, которая охватила все сферы — от крупного бизнеса и власти до армии и милиции.

Всеобъемлющий хаос, паралич административной системы, обнищание силовых структур, хозяйственная разруха — это все необходимые слагаемые для сепаратизма, гражданских войн и оттягивания целых кусков территории. Этот сценарий сполна был воплощен в СССР, причем именно Гайдар входил в экспедицию из доверенных лиц Ельцина, которые приговаривали Советский Союз в Беловежской Пуще. Этот же сценарий был разыгран, хотя и не реализован, в России.

Гайдар категорически отрицал всякую свою вину в вооружении Чечни. «Вопросы передвижения вооруженных сил и распоряжения вооружением никогда не входили в сферу моей компетенции, в том числе в то время, когда оружие было передано Дудаеву. Это находилось в сфере компетенции двух президентов — Советского Союза и России, М. Горбачева и Б. Ельцина, двух министров обороны — Е. Шапошникова и П. Грачева, а также заместителей министра обороны, которые занимались этим вопросом. Я не имел никаких полномочий, прав, обязанностей и возможностей давать указания о том, что делать с вооружением. Правительство не имело никакого административного отношения к этому достаточно закрытому вопросу, который никогда не выносился на правительство и не обсуждался», — писал он.

По словам Гайдара, министр в его правительстве не подчинялся ему, председателю правительства, и он не мог дать ему распоряжений касательно сохранности оружия, которое попало в руки Джохара Дудаева. Если это было так на самом деле, то это и есть апогей гайдаровского хаоса в России, который едва не привел к долгой, жестокой, последней для России войне. В результате дикого управленческого хаоса врага вооружили, внушили ему мысль о безнаказанности, до самого ввода войск позволяли торговать нефтью, накапливая силы. Правительство Ельцина – Гайдара поставило сепаратистов Дудаева в такие запредельно комфортные условия, что вслед за ними в очередь на войну встал весь Северный Кавказ, Татарстан и Башкирия, чье отделение означало бы потерю всего Урала, всей Сибири и всего Дальнего Востока.

И это тоже должен был обеспечить Гайдар. Именно он предотвратил ввод войск в Чечню в ноябре 1992 года, когда армия разводила стороны осетино-ингушского конфликта и когда сепаратисты не были так сильны. Вполне последовательно в декабре 1994 года реформатор осудил ввод войск в Чечню и бомбардировки Грозного. Либеральные концепции Гайдара не предусматривали существования России в ипостаси державы, зато вполне согласовывались с механизмом дальнейшего распада страны на более мелкие территории.

Гайдар упразднил все государственные расходы на поддержание механизмов целостности страны, ее державной роли, ее статуса. Вряд ли он не понимал, что эта страна может существовать лишь в своей исторически заложенной великодержавной роли — иначе она вообще не будет существовать.

Комплекс профессора Преображенского

Знаток творчества Михаила Булгакова Мариэтта Чудакова недаром написала книжку про Гайдара. Потому что это одна и та же культурная среда. Это люди, тоскующие по чугунному теплу квартиры профессора Преображенского, восславляющие Борменталей и ненавидящие Шариковых со Швондерами.

Михаил Булгаков — совершенно блестящий писатель, но мизантроп. В своей прозе Большого Садового кольца он заранее оправдал всю будущую наивную спесь русской интеллигенции, которая вечно готова на эксперименты над «быдлом» и вечно ломает трагедии вокруг того, что они не удаются. Это та самая среда, для которой Родина — место, где от чугунных батарей разливается тепло, и неважно, как называется эта страна и в каких она нынче границах.

Есть свидетельства об одном комичном эпизоде, связанном с кабинетом Гайдара. На самой заре реформ, когда правительство было еще «в розовых штанишках», на одном из первых его заседаний молодые реформаторы поклялись быть чистыми. Все вместе по настоянию Гайдара они отказались от привилегий, обязались не допускать конфликта интересов в своей работе, не заниматься коммерческой деятельностью, не участвовать в приватизации, не улучшать жилищные условия за счет государства. Этот эпизод из серии «черного юмора» можно рассказывать как анекдот. Типично интеллигентское публичное чистоплюйство Гайдара покрывало адову бездну позора и порока: «обязались не допускать конфликта интересов в своей работе» люди, которые распродали страну под столом своим знакомым.

Почему бы не поблагодарить прилюдно любимейшего министра за разгром экономики СССР?

По словам либералов, оправдывающих нынче Гайдара, реформатор не отнял у миллионов россиян все их накопления, всю надежду их жизни — на счетах народонаселения якобы уже были ноли. На эти несуществующие деньги нельзя было ничего купить: потому что «народу ничего не принадлежало». Это логика людей, которые начитались книжек, преисполнились важности и за плохо переваренными теориями не видят живых людей.

Есть люди, которые пишут учебники, и есть люди, которые их читают. Гайдар, безусловно, из вторых: он некритически воспринял опыт маленьких, уютных государств и попытался распространить его на свою громадную страну. Может быть, к лучшему, что его реформы не были закончены: если бы это случилось, у нас, возможно, сегодня были бы маленькие и разные страны. Чтобы провести реформы в 90-е годы в России, нужен был творец, профессор Преображенский. Егор Тимурович, безусловно, оказался лишь учеником, причем бестолковым. И он заставил всех нас за это дорого заплатить.

Гайдар, конечно, сыграл роль лишь исполнителя реформ, заказчиками которых были другие люди. Работа по уничтожению значительной части промышленности, обрушения социального государства, заложения сепаратистских движений имела своих инвесторов, которые впоследствии поделили дивиденды.

Другое дело, что вся эта работа совпала с научным интересом ученого интеллигента Гайдара. С высокомерием и брезгливостью доктора он втолковывал издыхающей от кровопотери стране идеи о спасительности реформ. «Очерк напечатать побоялся, а всю страну вверх дном перевернуть — нет, — сказал о нем Наум Коржавин. — Может, потому, что такая публикация грозила неприятностями лично публикаторам, а неудача «смелого» эксперимента с целой страной экспериментаторам ничем не грозила. «Буду преподавать в каком-нибудь западном университете», — публично ответил молодой реформатор на вопрос, что он будет делать, если все кончится неудачей. Словно речь шла о лабораторном опыте или курсовой студенческой работе. Словно в этот «опыт» не были втянуты судьбы миллионов людей и страны в целом».

Потрясающий, обескураживающий, преступный цинизм. Лабораторный опыт и курсовая работа выполняются для обретения своего опыта, а не ради испытуемого. Чтобы потом читать где-нибудь лекции вне зависимости от исхода.

Дмитрий Трунов

Источник 1: http://sosizrygalov.livejournal.com/131245.html

Источник 2: http://sosizrygalov.livejournal.com/131539.html