Столыпинская реформа провалилась из-за русского менталитета.

Ровно 110 лет назад была предпринята решительная попытка разрубить гордиев узел экономических противоречий, толкавших Россию к революции. Однако аграрная реформа, позже получившая название «столыпинской», успехом не увенчалась, встретив серьезное сопротивление со стороны крестьян. В чем же основная причина того, что надежды Столыпина не оправдались?

Формальный старт столыпинской реформе дал правительственный указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования». В соответствии с этим документом крестьяне могли в любой момент по простому требованию выделиться из общины и получить причитающийся им надел земли в частную собственность. Удивительным образом крестьянская масса к столь эпохальным переменам в собственной судьбе отнеслась, мягко говоря, с прохладцей. В отдельных случаях сельских жителей даже пытались сделать земельными собственниками насильно. Словом, не понимали крестьяне собственного счастья. А причины такого поведения крылись в особенностях исторического развития страны и русской деревни.

Аграрный тупик.

В 1861 году в Российской империи было отменено крепостное право. Это решение, с одной стороны, являлось перезревшим – не только предложения, но и вооруженные восстания с требованиями отмены крепостной эксплуатации звучали с начала века. С другой стороны, освобождение крестьян было шагом вынужденным – Александр II пошел на это как раз на фоне серьезных крестьянских выступлений. Сам император на встрече с дворянством говорил: «Лучше отменить крепостное право свыше, нежели дожидаться, как оно само собою станет отменяться снизу».

Причины, по которым российские монархи затягивали с отменой крепостного права, можно разделить на политические и экономические. Первые заключались в том, что поместное дворянство являлось опорой трона и – одновременно – сословием землевладельцев и собственников крестьянских душ. Таким образом, реформа означала покушение на имущественные права аристократии. При этом основным типом производства в Российской империи являлся сельскохозяйственный, в аграрном секторе было занято подавляющее большинство населения (более 80%), помещичьи земли оставались ключевыми производителями товарного зерна и других идущих на рынок продуктов. Эти земли обрабатывали крепостные, и возникал закономерный вопрос – кто станет их обрабатывать после освобождения крестьян? Крестьянская реформа виделась как угроза устоявшейся экономической модели – и в то же самое время слом этой модели требовался для модернизации страны.

Ситуация, когда в аграрном секторе занят столь значительный процент населения, а экономика имеет столь четко выраженный аграрный крен, означала усиление отставания России от передовых промышленно развитых стран. На дворе была эпоха электричества и пара – масштабных промышленных революций Западной Европы. Запад на этом пути проходил через раскрестьянивание, то есть вытеснение крестьян с земли, создание широкого класса безземельного пролетариата, формирования рынка труда с возникновением наемных батраков для деревни и высвобождением рабочих рук для развивающейся промышленности.

Россия пошла иным путем. Этот путь был определен рядом факторов, важных как по отдельности, так и совокупно. Во-первых, отставание в развитии, ярко проявившееся уже во время Крымской войны, не оставляло времени для радикального переформатирования аграрной экономики на капиталистический лад – стабильные трудовые отношения между наемными батраками и землевладельцами установятся не быстро, экономика в этот период неизбежно «просядет». Во-вторых, освобождение крестьян без земли (раскрестьянивание) – наименее болезненное для помещиков (ведь они лишались лишь живого имущества) – хорошо осуществлять в спокойной обстановке, при полном контроле за ситуацией со стороны государства, а вот на фоне восстаний раскрестьянивание равнялось бы попыткам затушить костер бензином. Наконец, мнение, распространенное в образованных слоях общества, требовало освобождения крестьян именно с землей. И здесь на первом месте было не осознание экономических вызовов, стоявших перед страной, а соображения справедливости, христианской правды.

В итоге был выбран компромиссный вариант, согласно которому крестьяне освобождались с землей, но наделы на каждое хозяйство выделялись минимальные. Земля находилась в распоряжении не домохозяйства, а «мира», крестьянской общины. В первые годы после реформы крестьяне были обязаны по-прежнему отрабатывать барщину, впоследствии могли перейти на «выкуп», то есть на выплату стоимости отторгнутой у помещика земли с рассрочкой на 49, 5 лет. При этом выкупные платежи и иные налоги и сборы с крестьянских хозяйств превышали доходность выделенных им наделов, что загоняло крестьян в долговую кабалу – незначительность наделов вынуждала арендовать землю у помещика. Практически не имея на руках денег, бывшие крепостные вынуждены были расплачиваться с землевладельцами отработками, то есть вспашкой и уборкой земель.

Крестьянская революция

Крестьянская реформа 1861 года делала крестьян лично свободными, однако ключевые вопросы развития страны не решала: крестьяне по-прежнему были привязаны к наделам и связаны круговой порукой общины, перераспределяющей землю в зависимости от числа едоков в семьях. Высвобождения рабочих рук из деревень не произошло во многом потому, что это противоречило интересам помещиков – кто ж тогда будет обрабатывать их земли? К началу XX века Россия по-прежнему оставалась страной по преимуществу аграрной, по переписи 1897 года крестьяне составляли 84% населения империи.

На рубеже веков обострению аграрного вопроса способствовал демографический взрыв. Население европейской части России с 1866 по 1897 годы увеличилось с 60, 9 млн до 93, 4 млн человек. Но крестьянские наделы, определенные реформой Александра II, никто не увеличивал. Возник так называемый фактор безземелия, но выражался он не в том, что деревня выталкивала из своей среды лишние рты. Община распределяла земли по едокам в соответствии с принципами справедливости, христианской правды. Выход из общины означал отказ от земли, а бросить свой, святой, потом политый участок было немыслимо для крестьянина – он продолжал держаться за надел несмотря ни на что. Поэтому безземелие выражалось в росте революционных настроений: община делила убогие наделы на всех, в то время как рядом располагались подчас даже не обрабатываемые помещичьи угодья. По-христиански ли это, по правде ли?

Революция 1905 года, более известная нам по событиям в городах империи, имела огромную сельскую составляющую. Крестьянские выступления с массовыми захватами помещичьих земель весной – летом 1905 года охватили 20% уездов империи, а в 1906 году – половину уездов. В сельской местности провозглашались «республики» – таковы «Марковская крестьянская республика» в селе Маркове Волоколамского уезда Московской губернии, «Старо-Буянская республика», созданная восставшими крестьянами сел Царевщина и Старый Буян Самарской губернии. На местах создавались новые органы власти – крестьянские комитеты или советы.

«Грызитесь и деритесь сколько влезет»

Революция 1905 года ребром поставила перед правительством аграрный вопрос. Реформа Столыпина подразумевала прежде всего разрушение крестьянской общины через ликвидацию общинного способа управления землей, закрепление наделов непосредственно за хозяевами, передачу земель в полную и неограниченную собственность сельского жителя.

Будем объективны, это был мягкий вариант раскрестьянивания. Далее через систему льготного кредитования и поощрения купли-продажи земель должно было произойти перераспределение наделов в пользу богатых и успешных хозяйств в ущерб бедным и неуспешным – так бывшие собственники превращались в безземельный пролетариат. Речь, таким образом, шла о форсированном введении капитализма в деревне. Сам Столыпин отводил на осуществление реформы 20 лет.

Нужно отметить, что крестьянство пусть и по-своему, но хорошо понимало эту сторону реформы. И противилось ей. «Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом, не только теперешнему составу, но и детям и внукам», – говорилось в наказе крестьян Петербургского уезда во II Государственную думу.

Крестьяне Рязанской губернии, общинная земля которых в ходе реформы была насильно передана им в собственность, в своем обращении в Думу тяжело переживали этот факт: «Вот над нами сбываются неопровержимые слова, сказанные с думской кафедры господином Алексинским: «Грызитесь и деритесь сколько влезет». Но мы, как обиженные, грызться не желаем, а считаем передел этот незаконным».

Крестьянство держалось за общину, потому что та помогала выживать в самые трудные годы – и потому что такое устройство «мира» казалось справедливым. Земля в общине принадлежала всем поколениям, всем родившимся – и это было по-христиански. Из тех же соображений крестьянство отвергало капиталистические отношения, конкуренцию, принцип «грызитесь и деритесь сколько влезет». В массиве приговоров и наказов, поданных сельскими жителями в Государственную думу, немалое место занимали рассуждения о земле. И из этих рассуждений совершенно ясно, что крестьяне в своей массе вообще отрицали частную собственность на землю («потому что земля ничья, а Божья») и практику батрацкого труда при обработке оной.

В приговоре деревни Фофанова Клинского уезда Московской губернии читаем: «Необходимо уничтожить частную собственность на землю и передать все земли в распоряжение всего народа». В приговоре крестьян Успенской волости Бирюченского уезда Воронежской губернии читаем: «Землей должен пользоваться тот, кто в состоянии сам ее обрабатывать без наемных рабочих». В приговоре крестьян села Быкова Бронницкого уезда Московской губернии сказано: «Выходя из того, что земля ничья, а Божья… устранить частное пользование на землю и передать ее с условием, что ею будут пользоваться без помощи батрацкого труда».

Смрад произвола

Позиция деревни делала аграрный вопрос неразрешимым вне жестких мер. Справедливости ради отметим, что в практике насильственного раскрестьянивания нет ничего уникального – для мировой истории это скорее закономерность, нежели исключение. Также вполне естественно, что крестьяне протестуют против таких действий. Не забудем и то, что Столыпину пришлось реформировать Россию в условиях еще худших, чем Александру II, дело уже дошло до революции. Вопрос, таким образом, состоял в том, чтобы, с одной стороны, подавлять революционные выступления, а с другой – ломать сложившуюся веками аграрную систему.

Первый вопрос Столыпин решал радикально, созданные по его указу военно-полевые суды, получившие прозвище «скорострельных», стали прообразом печально знаменитых сталинских «троек». На разбирательство дела давалось не более 48 часов, дело вели три офицера, приговор обжалованию не подлежал.

Общественное мнение не приветствовало таких мер. Крестьяне Нижегородской губернии писали в Государственную думу: «Настоящие смуты и беспорядки есть продукт столыпинского правления. Разве может быть правильная жизнь, где царствуют военно-полевые суды и смертные казни, где тысячи народа томятся по тюрьмам». Экс-председатель Совета министров Сергей Витте писал: «В своем беспутном управлении Столыпин… развратил Россию, окончательно развратил русскую администрацию, совершенно уничтожил самостоятельность суда». Оценку действиям Столыпина, по Витте, даст недалекое будущее, «когда этот смрад произвола, от страха доносов и наказаний, в котором живет в настоящее время Россия, несколько уничтожится и будет водворена в стране не на словах, а на деле законность, т. е. то, что именуется правовым порядком».

Крестьянскую реформу подвергали критике виднейшие мыслители своего времени. Лев Толстой писал Столыпину в 1909 году: «Ведь еще можно бы было употреблять насилие, как это и делается всегда во имя какой-нибудь цели, дающей благо большому количеству людей, умиротворяя их или изменяя к лучшему устройство их жизни, вы же не делаете ни того ни другого, а прямо обратное. Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения доводите раздражение и озлобление людей всеми этими ужасами произвола, казней, тюрем, ссылок и всякого рода запрещений, и не только не вводите какое-либо такое новое устройство, которое могло бы улучшить общее состояние людей, но вводите в одном, в самом важном вопросе жизни людей – в отношении их к земле – самое грубое, нелепое утверждение того, зло чего уже чувствуется всем миром и которое неизбежно должно быть разрушено – земельная собственность».

Сам Столыпин говорил: «Дайте нам двадцать лет покоя внутреннего и внешнего, и я изменю Россию и реформирую ее». Но покоя в России не было. С 1905 по 1911 годы на Петра Столыпина было совершено 11 покушений, последнее из них, осуществленное анархистом и эсером Дмитрием Богровым, увенчалось успехом.

Проведенную реформу сельского хозяйства вряд ли можно назвать успешной: лишь 15 процентов общинного земледелия к 1916 году удалось перевести в собственность. Аграрный вопрос не нашел своего разрешения, противоречия продолжали копиться. Страна шла к следующей революции.