Гордость Малороссии. Павел Иванович Ковалевский

Имя Павла Ивановича Ковалевского сегодня еще малоизвестно. Знают о нем как правило лишь историки медицины, ибо Ковалевский был одним из ведущих русских психиатров начала ХХ века, и немногочисленные знатоки идеологии русского национализма, поскольку Ковалевский по праву считался идеологом этого направления русской мысли, деятельно принимавшим участие в таких организациях как Всероссийский национальный клуб и Всероссийский национальный союз. До революции в правых кругах его имя было не менее известным чем недавно возвращенное имя крупного публициста-националиста М.О.Меньшикова. Однако в последующее семидесятилетие советской власти имена эти были сознательно преданы забвению. Понемногу труды мыслителей-патриотов начинают переиздаваться, а их авторам посвящаются специальные исследования. Но в отличие от Меньшикова, о котором написана уже целая монография, Ковалевскому повезло меньше — политическая биография этого видного идеолога русской национальной мысли, поверхностно отраженная в нескольких посвященных ему небольших статьях, по сути остается неизвестной.

Родился П.И.Ковалевский в 1849 г. (по другим данным — в 1850) в местечке Петропавловка Павлоградского уезда Екатеринославской губернии (ныне поселок городского типа Днепропетровской области Украины) в семье священника. На шестой неделе жизни лишившись отца, Павел рос вместе с братом, двумя сестрами и вдовой матерью в крайне стесненных материальных условиях — основным источником существования Ковалевских была десятирублевая годовая пенсия. В девятилетнем возрасте мальчик полупансионером был определен в духовное училище, в старших классах которого посредством репетиторства «не только зарабатывал на себя, но и уделял из этого кое-что для домашнего обихода» [1, с. 133].

Успешно завершив обучение в училище, Ковалевский поступил в Екатеринославскую Духовную семинарию, которую в 1869 г. окончил первым учеником. Однако, будучи горячо увлеченным естествознанием, юноша не пошел по духовной стезе, а решил продолжить свое образование на медицинском факультете Харьковского университета. Здесь, еще в бытность студентом Ковалевскому довелось работать в только что открывшейся лаборатории общей патологии под руководством профессора И.Н.Оболенского, который заинтересовал его изучением душевных и нервных болезней. С отличием окончив в 1874 г. университет и получив степень лекаря и звание уездного врача, Ковалевский, в виду проявленных способностей, был оставлен на факультете для подготовки докторской диссертации («Об изменении чувствительности кожи у меланхоликов»), которую он успешно защитил в 1877 г.

При этом теоретическая работа Ковалевского, тесно переплеталась с практической. Свои научные исследования молодой ученый совмещал с работой сверхштатного ординатора отделения душевнобольных Харьковской земской больницы (Сабуровой дачи). Здесь уместно отметить, что до вмешательства Ковалевского (потрясенного до глубины души увиденным в сумасшедшем доме) в сложившуюся систему отношения к душевнобольным, их положение было весьма тягостным. Вот как описывает его современник: «Над несчастными был поставлен надзиратель, вооруженный плетью. При всяком непокорстве, заслуживший получал напоминание о соблюдении приличия полновесным ударом плети. Если плеть не оказывала должного воздействия, безумного приковывали на цепь, и если это не унимало буяна, его заковывали просто-напросто в кандалы!» [1, с. 133] Ковалевский смело выступил в защиту душевнобольных, предложив целый ряд мер по реорганизации заведения (новаторством, была воплощенная им идея создания мастерских для душевнобольных и приобщение их к физическому труду). Благодаря его трудам тягостному положению пациентов заведения пришел конец — цепи и кандалы исчезли, а умалишенные получили право считаться больными.

После защиты докторской диссертации Ковалевский последовательно состоял приват-доцентом (1877), доцентом (1878), экстраординарным (1884) и ординарным (1888) профессором кафедры психиатрии Харьковского университета, являлся инициатором 1-го съезда русских психиатров (1887). В 1892 г. ученый был назначен ректором Варшавского университета и состоял в этой должности до 1897 г., когда в результате тяжелой болезни был вынужден временно оставить службу. С 1899 г. П.И.Ковалевский читал судебную психопатологию на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета и работал старшим врачом психиатрического отделения Николаевского военного госпиталя — передового медицинского учреждения того времени. В 1903—1906 гг. Ковалевский заведовал кафедрой психиатрии Казанского университета, был активным членом целого ряда научных обществ.

Осуществление назревших в психиатрии нововведений, привлечение к ним широкого общественного внимания породили необходимость создания в России специального печатного органа. В 1893 г. Ковалевский стал основателем и редактором первого психиатрического журнала на русском языке, названного «Архивом психиатрии, нейрологии и судебной психопатологии», Кроме этого, он выпускал «Журнал медицины и гигиены», «Русский медицинский вестник», «Вестник идиотии и эпилепсии», «Вестник душевных болезней», а также в течение 15 лет являлся соредактором выходившего в Германии европейского психиатрического журнала [2]. Ковалевского по праву называли лучшим столичным психиатром и даже «отцом русской психиатрии» — он автор около 300 научных работ по различным вопросам психиатрии (в том числе и судебной), нервным болезням, большого числа переводов трудов зарубежных психиатров.

Кроме научной и преподавательской деятельности Ковалевский являлся активным участником национально-монархического движения. Некоторое время он состоял членом старейшей петербургской элитарной монархической организации Русское собрание, участвовал в деятельности, возникшего на базе Собрания Русского окраинного общества, ставившего своей целью изучение национальных окраин Российской Империи и борьбу с окраинным сепаратизмом. С образованием в 1908 г. Всероссийского национального союза (ВНС) Ковалевский стал одним из его ведущих идеологов. Он также принимал активное участие в деятельности Всероссийского национального клуба (ВНК) — культурно-просветительской и политической организации, созданной для пропаганды идей русского национализма. В рамках ВНК Ковалевский неоднократно выступал с докладами, являлся членом редколлегии «Известий Всероссийского Национального Клуба», некоторое время состоял председателем издательской комиссии ВНК.

Согласно П.И.Ковалевскому, ВНС был призван «в массах темного народа подогреть национальное чувство» и «уничтожить развратный индифферентизм и денационализм» образованных классов. При этом состав ВНС виделся Ковалевскому достаточно широким, хотя и не безграничным: «Национальная партия тогда только будет национальная, когда она будет народною. Она будет заключать в себе… интеллигенцию и народ — основу нации, — а также и другие национальности <…> за этой партией пойдут не только православные, но и католики, магометане, — и русские, и поляки, и армяне, и татары, — только не жиды!» [3, с. 54, 64]. Он также подчеркивал, что русский народ имеет право «гордиться нашей нацией внутри своего государства», «ибо мы смело можем сказать в глаза всем нашим подданным, что мы победили их, но не уничтожили. Мы сохранили их религию, их язык, их нравы и обычаи». Взгляд Ковалевского на революцию 1905 г. также был весьма характерным: российская революция, подчеркивал он, «не русская, а инородческая, — потому что революция эта не что иное, как бунт инородчества во главе с еврейством против России и русского народа» [3, с. 120, 142].

Вскоре Ковалевский зарекомендовал себя как признанный теоретик русского национализма, давший наиболее исчерпывающие формулировки базовым понятиям данной идеологии. По его мнению, нация (из любви к которой собственно и вытекает здоровый национализм), есть явление общности языка, веры и судьбы. А таковая общность, считал ученый, складывается у русских уже к концу IX века. И хотя татарское иго ставило под вопрос суверенитет русской нации, а Смутное время грозило полным устранением русского государства, русская нация возродилась в начале XVII века и заняла ведущее положение среди самых выдающихся наций мира. При этом Ковалевский подчеркивал, что необходимо различать бытие нации и ее становление, видеть историческую обусловленность черт нации.

Таким образом, писал ученый, нация есть «определенная группа людей, объединенная единою территорией, единою верой, единым языком, едиными физическими и душевными свойствами, одною культурою и одними судьбами» [4, с. 2]. Впрочем, полагал Ковалевский, среди перечисленных условий, составляющих нацию, одни являются обязательными, а другие условными. Весьма характерно, что как и многие националисты начала ХХ в. Ковалевский считал, что необязательными условиями формирования нации являются территория, религия и язык, в то время как физические и душевные свойства народа, его культуру и исторические судьбы он полагал за условия обязательные.

Что же касается такого понятия как «национальность», то оно трактовалось Ковалевским как «собрание свойств и качеств, присущих той или иной нации», и отличающих ее от других наций [3, с 97; 5, с. 65]. А вот определить соотношение между понятиями «нация» и «народ» Ковалевскому толком так и не удалось. Как справедливо отмечает современный исследователь Д.А.Коцюбинский, трактовка, предложенная Ковалевским была внутренне противоречивой и логически неудобоваримой. Согласно его интерпретации, «сущность и основу нации дает именно народ, его масса, ибо интеллигенция и просвещенная часть русского народа более чем на половину состоит из инородцев не русской нации», поэтому характерные черты нации дает простой народ, и если нация — это «военное учреждение», «мечем основанное и мечем живущее» из крестьян и солдат, то народ — это государство [3, с. 105].

Как отмечает современный исследователь творчества Ковалевского известный политик-патриот А.Н.Савельев, русский национализм по Ковалевскому, — «спасительное средство воссоединения национальности и гражданственности, средство становления современной политической нации, в котором патриотизм должен уступить место русскому национализму, а местнический „национализм“ нерусских коренных народов России — перерасти в российский патриотизм. Для существования России важно общегражданское понимание, что Россия создана русскими людьми, и русский национализм — это национализм великой нации, который, конечно, должен воспитываться и восходить к высшим формам, изживая темную народную стихию. Другие национализмы в России могут быть достойны уважения, если сочетаются с лояльностью и верностью государству Российскому. Отсюда возникает формула и иерархии империи, которая есть союз дружественных национализмов при первенстве, лидерстве и покровительстве со стороны русских националистов. Не только российская, но и славянская общность может существовать только при русском лидерстве. Ибо для мира и мировой истории славянство воспринимается только через русских и русскую историю <…> Русский национализм противопоставляет гнусным затеям либералов русскую солидарность, которая втягивает в свою орбиту всех патриотов России — пусть даже и нерусских по крови» [6].

«Национализм, — писал Ковалевский в одной из своих работ, — это проявление уважения, любви и преданности до самопожертвования, в настоящем, — почтения и преклонения перед прошлым и желания благоденствия, славы, мощи и успеха в будущем — той нации, тому народу, к которому данный человек принадлежит» [3, с. 82.]. А в книге «Значение национализма в современном движении балканских славян» (1913) он развивал понятие национализма следующим образом: «Национализм — это существо жизни нации — это проявление того внутреннего существа нации, в силу которого отдельные члены ее тяготеют друг к другу, помогают друг другу, несут свою жизнь на пользу своей общины и живут ее славой и величием» [4, с. 3].

Ковалевский, говоря о национализме отмечал, что последний состоит из национального самосознания и национального чувства. Под национальным чувством ученый понимал «бессознательное тяготение и сердечное влечение людей одной нации друг к другу», т. е. явление бессознательное, инстинктивное, а значит органическое. Национальное самосознание же, подчеркивал Ковалевский, «есть акт мышления, в силу которого данная личность признает себя частью родного целого, идет под его защиту и несет себя самого на защиту своего родного, целого, своей нации». И если национальное чувство есть «проявление низшее, животное», то национальное самосознание — проявление «высшее, духовное интеллигентное» [4, с. 3 — 6].

При этом, отдавая себе отчет в том, что национализм как идеология был позаимствован с Запада (чего многие националисты и не скрывали, отмечая что рост популярности национализма есть явление новейшего европейского развития), Ковалевский спешил во избежание упреков в «западничестве» и подражательности, оговориться что у русского национализма есть своя специфика. Главное отличие русского национализма от его европейского «собрата» Ковалевский видел в более активной роли правительства (руководимого П.А.Столыпиным) в деле развития и претворения в жизнь национальной идеи: «Великий национальный всполох» пошел в России «не снизу вверх (т.е. как в Европе — авт.), а сверху вниз»; благодаря чему писал Ковалевский, русский национализм следовало квалифицировать не как механически подражательное «западничество», но как «явление живое, естественное» [3, с. 80; 7, с. 16, 48.]. Доказывая «подлинную прогрессивность» национализма, Ковалевский, тем не мене, подчеркивал, что национализм, все же является разновидностью консерватизма, но консерватизма «здорового», то есть обеспечивающим созидательную деятельность.

Детально разбирая в своих работах такие понятия как «национализм», «нация», «национальное чувство», «национальное самосознания», П.И.Ковалевский не мог не остановится и на поносимом уже тогда «прогрессивной общественностью» словосочетании «русские националисты».

««Русские националисты — людоеды"… так говорят инородцы, ненавидящие Россию и желающие ей зла. Так говорят и некоторые русские или продавшие свою душу врагам отечества или люди необразованные, глупые — писал Ковалевской в одной из самых известных своих работ «Русский национализм и национальное воспитание» [5, с. 7]. ««Русские националисты» — люди в действительности всей душой любящие свою родину и свою нацию, уважающие ее прошлое и желающие ей славы, мощи и величия в будущем». При этом, отмечал далее Ковалевский, «таковыми были чисто русские и русские из инородцев, как Цицианов, Чавчавадзе и многие другие. Они отдавали всецело свою жизнь на служение родине и безраздельно принадлежали ей. Но зато только такие русские и имеют право называться русскими, сынам Великой России и пользоваться всеми правами русских граждан. Те из русских кои осмеливаются злословить свою мать Россию, кои желают ей зла, кои решаются живя в ней действовать во вред ей — это уже не русские. Это — враги России <…> Россия — для русских — в самом широком смысле слова» [5, с. 7 — 8].

Отстаивая далее преимущественные права русских (в широком смысле слова) в русском государстве, Ковалевский отмечал, что они вытекают из «права крови», пролитой нашими предками; имущественных прав, «вытекающие из затрат наших предков» и «права исторических судеб родины…» [3, с. 229; 7, с. 30 — 31].

Как справедливо отмечает один из современных исследователей биографии Ковалевского, в широких кругах русской интеллигенции довольно высоким был авторитет Ковалевского — историка. Такие его историко-публицистические работы, как «Народы Кавказа», «Завоевание Кавказа Россией», «История Малороссии», «История России с национальной точки зрения» пользовались большим читательским интересом и выдержали не одно издание в дореволюционной России. При этом ученый-психиатр был одним из первых, кто стал применять исторический анализ для развития практической психиатрии. В своих знаменитых до революции «Психиатрических эскизах из истории» на конкретных примерах из жизни Царей Иоанна Грозного, Петра III и Павла I, Магомета, Жанны Д’Арк, Наполеона и др. Ковалевский старался раскрыть динамику различных психических состояний великих исторических персонажей.

Но особенно интересна в контексте данного очерка работа Ковалевского «История России с национальный точки зрения». Хотя данный труд ученого-психиатра и не претендует на серьезную научную работу, он примечателен тем, что Ковалевский в противовес набиравшему силу индифферентизму к родному прошлому попытался с любовью к своему народу рассмотреть его историю. «Я вовсе не дерзаю, — писал он в предисловии к книге, — писать новую историю России. Мое желание — попытаться рассмотреть события нашей истории с национальной точки зрения» [8, с. 5].

Примечателен и итоговый вывод «Истории» Ковалевского. «Главное существо русского народа — это то, что русские есть славяне, народ совершенно своеобразный и самобытный. Его существо совершенно отлично от существа западных народов. Его объединяет взаимная национальная связь, родовая и природная, спасающая друг друга и всех вместе, связанных во времена невзгод и лихолетья. Его вера — вера православная, ибо она в его духе, в его существе, в его славянской природе. Этот народ неизбежно должен иметь во главе царя, царя единой веры с народом, царя-отца, властвующего в этой великой славянской семье как добрый отец в любой семье, — царя-хозяина, блюстителя целости всего русского государства, всей русской семьи. Православие, самодержавие и единодержавие, есть основные черты, основы бытия русского народа» [8, с. 155]. Поясним, что под «единодержавием» ученый понимал исповедание идеи, «что русская земля ни при каких условиях не может быть ни разделена, ни уменьшена в объеме, ни расчленена на составные части, из которых она произошла [3, с. 220].

Идеалом русского царя был для Ковалевского император Александр III, главная заслуга которого состояла в том, что «он был отцом своему народу. Этот царь знал свой народ, понимал его дух, жил его потребами и любил его <…>. Это был поистине русский народный царь, царь-националист». «Он был плоть от плоти славянского народа и кровью от крови славянской нации» [8, с. 7, 144].

Как видно из приведенных выше цитат, Ковалевский представлял некую цельную славянскую нацию с развитием которой он связывал свои надежды на счастливое будущее всей Европы, если не всего человечества. Так, в одной из своих работ профессор-националист писал: «Ныне европейские народы нас ненавидят. Они превосходят нас своими знаниями, своими техническими и другими усовершенствованиями. Но истинное совершенство состоит в развитие величайшей нравственности, венцом которой служат: любовь, милосердие, сострадание и самопожертвование — но, отмечал далее Ковалевский, — Я верю наступит момент, когда все европейские народы достигнут этой степени нравственного совершенства. Тогда они поймут нас. Тогда они увидят, что славяне, пронесшие в своей жизни великий и тяжелый крест, символ страдания и искупления, символ учения Богочеловека, проливали свою кровь не из-за материальных выгод, а во имя своей национальной нравственности. И исполнится тогда второе пророчество. Славяне победят мир. И сольются тогда в славянском море все человеческие национальные ручьи. И одержит победу славянство не огнем и мечем, а любовью, милосердием, состраданием и самопожертвованием. Тогда-то и воцарится свобода, равенство и братство под славянским символом Креста, символом Божественного Учителя Христа» [4, с. 35 — 36].

Впрочем, как наверное уже отметил проницательный читатель, хотя Ковалевский и был последовательным защитником известной триады графа С.С.Уварова «Православие, Самодержавие, Народность», идея народности-нации, как и для большинства русских националистов (не путать с монархистами-черносотенцами, смотревших на националистов как на «еретиков», прикрывающими монархической и православной идеологией западные националистические идеи) стояла у него на главном месте. «…Вне народности ни художества, ни истины, ни жизни, ничего нет!», — считал Ковалевский [3, с. 81]. Из приведенных выше цитат с определенностью видно, что Православие и монархия понимались Ковалевским не как самоценные величины, а как формы веры и власти наиболее подходящие русскому народу. То есть Ковалевский рассматривал их через призму национализма, считая, что они вытекают из национальных свойств русского народа, а никак не наоборот. При этом и сама ценность института самодержавной монархии представлялась Ковалевскому достаточно условной: «Единая самодержавная власть в России вытекает прямо из характера национальных свойств русского народа. Из органической неспособности славян к объединению самих в себе и самоуправлению»; «Самодержавие в России является органическою национальною потребностью, без которой Россия существовать не может до поры до времени», — отмечал он в одной из своих работ [3, с. 150, 165].

В отношении же учения Православной Церкви Ковалевский и вовсе позволял себе вольные суждения и трактовки, граничащие с ересью. В частности за изложенные им в брошюре «Библия и нравственность» (1906) взгляды на Ветхий Завет, ученый чуть не оказался ссыльнопоселенцем — цензурный комитет признал книжку преступной, а ее автора за «богохуление и оскорбление святыни» отдал под суд. Суд, впрочем, оправдал Ковалевского, не найдя в сочинении святотатства, а брошюра в дальнейшем выдержала аж 14 изданий. Впрочем, что касается решения суда освободить брошюру из-под ареста, а автора не подвергать взысканию, то оно вовсе не говорит о «беспристрастии, уме и честности наших судей», как считал сам Ковалевский, а скорее свидетельствует о том, что «судившие его брошюру юристы, вооруженные знанием законов <…> [были] совершенно не сведущие во взаимоотношениях Ветхого и Нового Заветов, случайно оказались людьми индифферентными и столь же невежественными в данных вопросах, как и сам господин профессор» [10, с. 6].

В этом сочинении Ковалевский выступал с резкой критикой Ветхого Завета, считая его священным только для евреев, и позволял себе недопустимые для христианина выпады против Бога Израилева и ветхозаветных пророков. Вывод брошюры заключался в том, что Иегова и Христос — два разных Бога, а Священная история Ветхого Завета не есть Священная история для христиан. Исходя из этого делался и политический вывод: «Народ, религия которого освящает и поощряет воровство и мошенничество, не имеет права рассчитывать на равноправия с народами, религия коих считает эти деяния преступлениями» [11, с. 62].

Честно говоря, нет никакого желания подробно останавливаться на этом опусе Ковалевского, ибо едва ли не каждая приведенная из него цитата будет граничить с богохульством, хотя сам профессор, почитавший себя христианином, этого по видимому не понимал. Он отделил для себя Новый Завет от Ветхого и в превозношение Христова учения принялся критиковать все деяния Бога-Отца (Которого счел слишком далеким от идеала Бога Христианского) и ветхозаветного еврейского народа, включая сюда Моисея, царя Давида и других праведников. «…Я всегда думал, — писал Ковалевский, — что в ней (Священной истории Ветхого Завета — А.И.) нет ничего священного — ее примеры не достойны подражания, — ее читать можно только для того, чтобы так не делать, как там пишется, — а чтение Библии является безнравственным и развращающим» [11, с. 9].

Как тут не вспомнить слова авторитетного церковного и монархического деятеля архиепископа Никона (Рождественского), вскрывавшего в своей статье «Слово правды нашим патриотам-антисемитам» это столь распространенное в патриотической среде заблуждение: «Давно совесть требовала сказать слово правды по адресу наших почтенных патриотов в защиту святой Библии… Да, приходится не просто сказать, а крикнуть некоторым из них: «Не касайтесь Библии, не трогайте нашего Священного Писания, в котором мы, верующие, видим и знаем только слово Божие!» <…> Не щадят наши патриоты ни Авраама, которого Апостол называет «другом Божиим», ни Давида, которого Церковь называет «Богоотцем», то есть праотцем Самого Господа Иисуса Христа, ни других великих патриархов и святых мужей Ветхого Завета, которых наши ревностные антисемиты не стесняются ставить в один ряд с современными «жидами» и приписывать им те же качества, какие наблюдаются в современных, Богом отверженных иудеях. Сказать правду: страшно становится за этих почтенных людей, пускающихся в море толкования Писаний без кормчего и позволяющих себе дерзновенно обращаться с Священным Писанием как с самою обыкновенною книгою <…> К сожалению <…> патриоты наши пишут не случайные только статьи в газетах, не в речах только проявляют такое легкомысленное отношение к Библии, но и пишут целые книги <…> Происходит все это оттого, что не хотят положить резкой, самим Богом положенной грани между ветхозаветным иудеем и современным нам жидом, потомком распинателей и заклятым врагом нашего Господа Иисуса Христа» [12, с. 397, 400].

Надо отметить, что отповедь брошюре Ковалевского дали именно черносотенцы. Московская монархическая газета «Колокол», выпускавшаяся видным церковным миссионером В.М.Скворцовым выпустила специальную брошюру некой Елизаветы Гептнер, содержащей критику религиозных воззрений Ковалевского. Как справедливо отмечалось в брошюре, «сочувствием многих даже благонамеренных людей пользуется модное заблуждение и чрезвычайно соблазнительная тенденция, будто бы христианину не нужно веровать священным книгам еврейского народа» и что ошибочно полагать будто бы книги Ветхого Завета «созданы национальным еврейским гением, и могут быть рассмотрены как национальные еврейские книги». Опираясь далее на толкование Ветхого Завета авторитетными отцами Церкви, автор без труда разбила все доводы Ковалевского и не без оснований обвинила ученого (кстати, в свое время с отличием окончившего духовную семинарию) в «самомнении и гордом самообольщении».

Поэтому когда современные авторы, увлекаясь, пишут о том, что «для профессора Ковалевского не было иной формулы Русской идеи, кроме Православия, Самодержавия и Народности» [6], необходимо помнить, что взгляд на первые для члена уваровской триады был у Ковалевского своеобразным и отличался от взглядов ортодоксальных русских монархистов.

Накануне революции П.И.Ковалевский читал курс судебной психологии на юридическом факультете Петроградского университета. О том, как воспринял Февральскую, а затем Октябрьскую революцию, идеолог русского национализма мы не знаем. Известно лишь, что после революции Ковалевский как высоко квалифицированный медик был мобилизован в Красную армию главным врачом военного отряда (уже в эмиграции, в частном письме к бывшему однопартийцу — митрополиту Евлогию (Георгиевскому) Ковалевский писал, что красные его к этому сотрудничеству принудили) [13]. После окончания Гражданской войны вплоть до 1924 г. ученый работал главным врачом психиатрического и нервного отделения Николаевского госпиталя в Петрограде и даже консультировал тяжело больного Ленина, первым определив у него прогрессивный паралич.

В декабре 1924 г. каким-то образом получив разрешение на выезд за границу, Ковалевский покинул СССР. Остаток своей жизни он прожил в бельгийском городе Спа, продолжая заниматься научной и публицистической деятельностью. В 1925 г. профессор обратился к митрополиту Евлогию с предложением прочитать курс психологии в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже, однако вернуться к преподавательской деятельности Ковалевскому, по-видимому, так и не пришлось. Скончался этот незаурядный ученый, убежденный русский националист и без всякого сомнения патриот, желавший своему Отечеству и народу лишь блага, 17 октября 1931 г. в г. Льеж (Бельгия).

Русская линия