Самым «великим следователем» по делу Царской Семьи в РФ стал ведущий субботних «Вестей» на РТ – Сергей Брилёв, который много лет с огромным упорством пытается как можно глупее захоронить Царскую Семью, придумывая всё новые небылицы, которые выгодны сегодня лишь Ротшильдам и Гогенцоллернам!
Для этого - Брилёв показывает в студии из года в год «экспертов» всё тупее и циничнее, также и в этот раз Брилёв оправдал ожидание и пригласил «эксперта Пчёлова» из бабуринского РГГУ-шного - осиного гнезда раскрутчиков Наследника Третьего Рейха - Гоши Гогенцоллерна и Пчёлов из собачьей будки - создал загон для слона, ибо тот чулан Дома Ипатьева, в котором не помещалось в полный рост восемь человек, Пчёлов преподнёс как расстрельную комнату – где команда чекистов типа убила 11-ть человек, включая Семью Царя вместе с их слугами…
Брилёву прежде чем показывать на весь Мир свои «куриные мозги» надо изучить ДОГМАТЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ - которые нам свидетельствуют, что:
Царь, над которым Совершён ЧИН ПОМАЗАНИЯ НА ЦАРСТВО – будет жив-здоров и ни при каких условиях с этим Царём НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ и смерть его будет благочестивой, а Николай-II – помогая двоюродному брату Сталину – восстанавливать из пепла Российскую Империю - СССР – благочестиво «Почил в Бозе» и хоронил Государя Знаменитый Нижегородский старец Григорий Долбунов, который с молодости был женат на дочери ещё более Знаменитого Нижегородского старца Михаила Сметанина!
В ноябре, на Архиерейском Соборе - Благочестивые Иерархи РПЦ - Обязаны Заявить Правду о Спасении Семьи Царя, дабы не дать Ротшильдам с Гогенцоллернами захватить Долю Николая-II- в ФРС США – тем самым остановится развал Церкви и России!
Мощи Императора Российской Империи Царя Николая-II лежат в Нижнем Новгороде на кладбище Красная Этна, а за могилой Царя ухаживают и те, кто знал его ещё при жизни!
Сто три года идёт следствие по делу Царской Семьи, подобно анекдоту, когда пьяный человек стоит под фонарём и что-то ищет, к нему обращаются прохожие: – Что потерял? Он отвечает: – Кошелёк!
Прохожие: – А где потерял?
Человек протягивает руку и говорит: – Вон там в кустах!
Прохожие недоумевают: – А почему здесь ищешь?
На что человек с ухмылкой отвечает: – А здесь светлее.
Сегодня в Следственном комитете РФ – папка с Делом Царской Семьи – ПУСТАЯ, оттуда изъяты все документы, оттого папку - ЗАСЕКРЕТИЛИ и очередной совместный с МП смотр итогов Дела Царской Семьи перенесли на февраль 2022 года, а из СК пропали все фотокопии следственных действий с 1993 по 2020 годы – ведь Бастрыкин осознаёт, что ТАЙНА СПАСЕНИЯ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ - СТАЛИНЫМ – преподнесёт Ротшильдам и их «шавкам» – большой сюрприз и СПАСЁТ РОССИЮ от «ига сионистов»!
«Тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор,
пока не будет взят от среды удерживающий её теперь…»
В 1904 году, группа представителей 48 стран /G-48/ на секретном заседании в Париже утвердила Процедуру создания Международной Финансовой системы и Мирового Источника Денежной Массы.
FED - частное предприятие Ротшильдов, созданное в 1910 году, во время тайной конференции на острове Джекил, представителями банкирских кругов - основных участников заседания в Париже.
Россия через банкира Дома Романовых - Ги Де Ротшильда, внесла в «уставной капитал» права на активы – золотом, в размере 52-х миллиардов долларов – вывозившегося с 1907 года по 1912 годы, но основная часть золота была вложена в актив ФРС из хранившегося на территории Испании золота, которое по договору с Президентом США Линкольном - вывозилось ещё Императором Александром-II – для создания Совместной Российско-Американской Компании «РАК» - ныне всё это золото находится на острове Пальма-де-Майорка!
После чего в 1912 году, HSBC Bank выпустил 12 золотых сертификатов Liberty Bond, которые в 1913 году, были депозитированы в банках системы FED- США.
Акт Федерального Резерва был подписан за 2 дня до Рождества 1913 года, Президентом Вудро Вильсоном в обмен, на финансирование его предвыборной избирательной компании - Ротшильдами и лишил США политической независимости, а Российскую Империю прав на управление своей долей в ФРС.
В 1921 году, был подписан пакт ТТТ /Трилатерал-трипартит-триллениум/ - в Лондоне, который доукомплектовал Процедуру 1904 года.
В соответствии с новой процедурой было обусловлено создание World Bank, International Settlement Bank, BIS-Bank и других международных финансовых институтов, которые явились базой обслуживания Международной Финансовой системы, начавшей свою деятельность в 1934 году, после переименования Лиги Наций в ООН и переоформления старых золотых сертификатов в новые.
В 1934 году, уже Новые и Незаконные Бенефициары – заместившие Императора Николая-II - /Депозитеры Золотого Пула/ получили Расписки FED, в которых обозначалась их доля участия в Золотом Международном Пуле - Депозите, ставшим средством обеспечения Международной Резервной Единицы - USD.
Огромная доля участия в Золотом Пуле Федеральной Системы - 88,8% принадлежат 5 династиям Ротшильдов, а остальные 11,2% - 43 международным Бенефициарам, а также и в доле Мирового Источника Денежной Массы.
Расписки в размере 88,8%, имеющие Защитный Код 1226, соответствуют Международному Коду Женевского регистра Постоянной Представительной Организации 14646 ACS HQ /PRO 14646 ACS HQ/, Высшего Международного Комитета Лиги Наций, а впоследствии и Объединенных Наций.
Годовой доход /Interes/ по этим депозитам был зафиксирован в размере 4 %, и включал в нём Ставку LIBOR, обозначая тем самым - годовую процентную ставку за использование Золотого Депозита.
Данная Ставка ежегодно оседала на счете Х-1786 Мирового Банка на 300 000 тысячах счетов в 72-х Международных Системных банков входивших в систему ФРС, учитываемых операции Мирового Банка и всех Центральных Банков в системе ФРС.
Для каждого данного счета были обозначены 3-ри подписи, из которых только одна являлась верной.
Счета находятся под учетом 8-ми комитетов: АК-1, АК-2, ..., АК-8, а ресурсы числящиеся на этих счетах являются собственностью держателей Международной Финансовой Системы /G48/ и имеют отделённый учет от находящихся в обращение $.
Эти ресурсы составляют 25x10000000000000000...0 /более 50 нулей/ триллионов $ и будут использованы для создания Новой Финансовой Системы Мира.
Эмиссия «Новорожденных USD» либо других валют Мира, будет осуществляться только на базе Программ и Проектов Развития Новых Государств, которые Ротшильды предполагают создать после уничтожения нынешних стран в их границах – и всё это будет утверждать ДМФК - Департамент Международного Финансового Контроля, располагающийся в столице Тайланда городе Бангкоке, там же в Бангкоке располагается и главный Сервер одного из трёх Трастов в Мире - Азиатского Траста!
Уполномоченные для исполнения Эмиссии определены Высшим Комитетом Финансовой системы /United Nation International High Committee/.
Этими институтами являются FED - поставщик финансовых инструментов и
Treasury Department Washington D.C. - Инкассатор Финансовых Инструментов на базе ресурсов счета Х-1786 Мирового Банка.
Важным элементом является понимание, что Государство, которое будет участвовать в новой мировой денежной эмиссии на базе счета Х-1786, по планам Ротшильдов - есть Прямой Получатель Мировых Ресурсов и станет одновременно и Бенефициаром Международной валют, однако 174-ре стран Мира и их Центральные Банки являются собственностью Ротшильдов и потому только Ротшильды и будут Бенефициарами…
С момента возбуждения дела №18/123666-93 /19 августа 1993 года/ следствие вёл фальсификатор Владимир Соловьев - старший следователь-криминалист Главного управления криминалистики СКР, при двух руководителях созданной Правительственной комиссии по Царской Семье – вице-премьерах Юрии Ярове и Борисе Немцове!
Соловьёв в 1998 году сфальсифицировал Дело об убийстве генерала Рохлина и «повесил» это убийство на несчастную вдову генерала Тамару Павловну – не повинную в этом деле.
Далее эстафета с "царским делом" перешла к большой следственной бригаде под началом исполняющего обязанности руководителя управления по расследованию особо важных дел Следственного Комитета России Игоря Краснова, после чего Краснова повысили в должности и он теперь является Генеральным Прокурором РФ.
Но самыми Первыми следователями по делу «Царской Семьи» с 1918 года были Малиновский, Намёткин, Сергеев, Кирста, Дитерихс и Соколов, а копировали документы различных следователей - кто мог и хотел, в их числе снимали копии и составляли дубликаты профессор Томского университета Э.В.Диль;
бывший учитель французского языка у детей Царя П.П.Жильяр;
корреспондент Лондонской «Таймс» Р.Вильтон;
профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант Медведев;
поручик граф Б.М.Капнист;
премьер-министр в правительстве Колчака - В.Пепеляев;
начальник Военно-Административного Управления Екатеринбургского района генерал-майор С.А.Домантович.
Следователь Николай Александрович Соколов свои протоколы составлял в двух экземплярах, с документов предшественников снимал двойное количество копий.
Вначале расследование формально делилось на два уголовных дела:
«О расстреле Царской Семьи» и
«Об убийстве Великих Князей в городе Алапаевске», однако позднее Соколов разделил материалы на 4-ре различных дела присвоив им номера 20, 21, 22 и 23!
Дело по реестру № 20 - 1919 года, значится начатым 7 февраля 1919 года, и называется:
«об убийстве Царской Семьи и их слуг», в России находятся 1-й и 9-й тома.
Они охватывают следственную работу с 30 июля 1918 года, по 20 января 1919 года, и с 20 июля по 24 октября 1920 года, а дело № 20 должно было состоять из 14-ти томов!
Некоторым утешением служит то, что в архиве Соколова, выставленном в 1990 году, на аукционе «Сотбис», находилось 12-ть томов и не доставало два тома, скорее всего 1-го и 9-го, возвращенных в СССР из Германии в 1945 году!
Дело № 21 названо Соколовым:
«Об убийстве в ночь на 18 июля 1918 года, в Алапаевске Великой Княгини Елизаветы Федоровны, Великого Князя Сергея Михайловича, князей Иоанна Константиновича, Константина Константиновича, Игоря Константиновича, князя Владимира Павловича Палея, состоявших при Августейших особах Федора Семеновича Ремеза и Варвары Яковлевой».
Документы в деле подлинные и представлены первыми экземплярами, они составили один том и находятся с 1945 года, в России.
Основная работа выполнена следователем И.А.Сергеевым и разными чинами дознания, а на долю следователя Н.А.Соколова досталось несколько допросов и осмотр документов!
Один том составили материалы дела № 23:
«Об убийстве в ночь на 13 июня 1918 года, в городе Перми Великого Князя Михаила Александровича и его секретаря Николая Николаевича Джонсона».
Производство считается начатым 22 декабря 1918 года, после выделения материалов из дела № 20 в самостоятельное производство.
Но 8 октября 1919 года, Соколов вынес постановление о необходимости расследовать исчезновение Михаила Романова в рамках самостоятельного уголовного дела и это дело тоже с 1945 года, есть в России!
Зато в России нет дела № 22 «О факте исчезновения Царской Семьи»!
25 июля 1918 года, Екатеринбург заняли белочехи и казаки, сильное волнение росло среди офицеров, увидевших в каком состоянии находился дом Ипатьева, где жила Царская Семья и Начальник гарнизона генерал-майор Голицин назначил особую комиссию из состава офицеров и курсантов Академии Генерального штаба, под председательством 1-го Коменданта Екатеринбурга полковника Шереховского.
Полковник Шереховский, назначил капитана Малиновского начальником команды офицеров, которой поручено было разобраться с находками в районе Ганиной Ямы.
Капитан лейбгвардии, 2-й артиллерийской бригады, Дмитрий Аполлонович Малиновский, родился в Петербурге, участник 1-й Мировой войны, в мае 1918 года, прибыл в Екатеринбург и поступил на старший курс эвакуированной сюда из Петрограда Академии Генерального Штаба, где из её слушателей - сколотил группу готовых помочь ему офицеров и стал собирать сведения о содержании узников в доме Ипатьева.
Через доктора Деревенко, Малиновский заполучил план Дома Особого Назначения, зная кто и где содержится, когда идёт смена караулов у Царской Семьи и предлагал захватить ДОН при подходе войск Колчака или выкрасть Государя и вывести к атаману Дутову.
29 июля 1918 года, капитан Малиновский - получил приказ обследовать район Ганиной Ямы и 30 июля, захватив с собой Следователя по Важнейшим Делам Екатеринбургского Окружного Суда Алексея Павлович Наметкина;
поручика Шереметьевского и нескольких офицеров академии Генерального Штаба;
врача Наследника – Владимира Николаевича Деревенко и слугу Государя – Терентия Ивановича Чемодурова - Дмитрий Аполлонович выехал туда.
Так началось следствие по делу об исчезновении Государя Николая-II, Императрицы, Цесаревича и Великих Княжон.
Комиссия Малиновского просуществовала неделю, но именно она определила район всех последующих Следственных Действий в Екатеринбурге и его окрестностях, нашла свидетелей оцепления Коптяковской дороги вокруг Ганиной Ямы красноармейцами.
После того как всем составом офицеры съездили в Коптяки, комендант Екатеринбурга, полковник Шереховский разделил команду на две части.
Одна, которую возглавил Малиновский, обследовала дом Ипатьева, другая, руководить которой назначен поручик Шереметьевский, занялась осмотром Ганиной Ямы.
При осмотре дома Ипатьева, офицерам группы Малиновского за неделю удалось установить почти все факты, на которые опиралось следствие.
Через год после расследования, Малиновский, в июне 1919 года, показал на допросе следователю Соколову:
«В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая семья жива…
… большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство Августейшей семьи, вывезли ее ночью по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли».
28 июля 1918 года в штаб Чешского генерала Гайды был приглашен А.П.Наметкин и ему со стороны Военных Властей, так как Гражданская Власть ещё не сформировалась, было предложено заняться расследованием дела о Царской Семье.
Приступив к осмотру Ипатьевского дома, для участия в опознании вещей пригласили доктора Деревенко и старика Чемодурова; в качестве эксперта принимал участие профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант Медведев.
После осмотра дома Ипатьева 28 июля 1918 года, комиссия пошла в дом Попова, где помещалась охранная команда, но осмотр дома Попова даже не попал в протокол.
Поручик А.Шереметьевский заявил, что скрывался на даче в деревне Коптяки, и от жителей слышал о маневрах красноармейцев 16-17 июля в районе урочища «четырех братьев», а крестьянин Алферов нашел там Мальтийский крест.
Крест был такой, каким он видел его на одной из Великих Княжон.
Для проверки этой информации - командующий Чешскими частями генерал Рудольф Гайда направил комиссию из офицеров академии Генерального Штаба и судебного чиновника Наметкина, которых сопровождали придворный врач и камердинер - В.Деревенко и Т.Чемадуров.
Наметкин подписал протокол осмотра от 30 июля еще в качестве Исполняющего Делами следователя по важнейшим делам Екатеринбургского суда, но уже располагал в тот день формальным предписанием прокурора о «начатии следствия».
30 июля Алексей Павлович Намёткин участвовал в осмотре шахты и костров возле Ганиной Ямы, во время осмотра, Коптяковский крестьянин передал капитану Политковскому огромный бриллиант, признанный Чемодуровым драгоценностью Царицы Александры Фёдоровны.
31 июля Следователь Намёткин получил в руки и прочёл Протокол:
допроса Исполняющим Делами Прокурора Екатеринбургского суда Кутузовым - крестьянина Фёдора Никитича Горшкова о гибели членов Царской семьи.
Причем Горшков сам не был очевидцем трагедии, а передал Намёткину содержание своей беседы со следователем Михаилом Владимировичем Томашевским, который свидетелем не был, но тоже ссылался на некое «информированное» лицо.
Намёткин, осматривая дом Ипатьва со 2-го по 8-е августа, располагал публикациями постановлений УралСовета и президиума ВЦИК, сообщавшими о расстреле Николая-II.
Осмотр здания Намёткиным - подтвердил известный факт - неожиданного исчезновения его обитателей.
7 августа 1918 года, состоялось заседание отделений Екатеринбургского Окружного суда, где неожиданно для прокурора Кутузова, вопреки соглашениям с председателем суда Глассоном, Екатеринбургский Окружной суд, решил передать «дело об убийстве бывшего Царя Императора Николая-II», члену суда Ивану Александровичу Сергееву.
Алексей Павлович Наметкин выполняя решение председателя Екатеринбургского Окружного Суда В.М.Казем-Бека за № 45 от 8-го августа, а также Требования Прокурора Суда - Кутузова за № 195 от 10-го августа и повторного требования председателя Екатеринбургского Суда В.М.Казем-Бека за № 56 от 12-го августа о передаче «Дела Государя Николая-II», - Члену Екатеринбургского Суда - Ивану Александровичу Сергееву, для дальнейшего производства.
13 августа Намёткин передал на 26-ти пронумерованных листах дело И.А.Сергееву!
Будучи опытнейшим следователем, Наметкин, после осмотра места происшествия заявил, что в Ипатьевском доме произошла имитация казни и что, ни один из членов Царской Семьи там расстрелян не был.
Свои данные Намёткин повторил официально в Омске, где на эту тему дал интервью иностранным корреспондентам:
заявив, что у него имеются доказательства того, что Царская Семья не было убита в ночь с 16 на 17 июля и собирался эти документы обнародовать в скором времени.
За это, Намёткина заставили передать следствие, а после передачи дела, дом, где он снимал помещение сожгли, что привело к гибели следовательского архива Намёткина, а по взятия Екатеринбурга большевиками - Намёткин был расстрелян.
Следователь Сергеев нашёл ещё новые улики, которые противоречили слухам об убийстве Царя и Его Семьи.
Несколько свидетелей видели, как Николая-II усаживали в вагон, а один из свидетелей повторял слова охранника Дома Особого Назначения - Варакушева, мол: «сука Голощекин все врет, а на самом деле Царская Семья отправлена поездом в Пермь».
Нашлись свидетели, видевшие Императрицу и её детей в Перми.
А врач Деревенко, раз за разом свидетельствует, что доставленные ему неопознанные трупы – не Царь и не Наследник, так как у Царя на голове /черепе/ должен быть след от удара Японской сабли в 1891 году.
А тут ещё арестованный член Уральского Областного Совета Сакович утверждает, что Совет обсуждал планы истребления Царской Семьи лишь в начале апреля 1918 года, когда только готовился её переезд из Тобольска, а позднее он этот вопрос не обсуждал.
В отдел Военного Контроля Штаба Начальника Гарнизона 2 ноября 1918 года, за № 1321 пришла сводка сведений на жену пастора Екатеринбургской Лютеранской церкви сообщающая, что ковер и некоторые золотые вещи, принадлежавшие Государю, были в свое время переданы жене пастора на сохранение Фрейлиною Высочайшего Двора.
Свидетелями по сему делу могут быть бывшая горничная пасторши – Цеберле и офицер Штаба Гарнизона подпоручик Сидоров.
7 ноября 1918 года, инспектор уголовного розыска Талашманов по предложению Сергеева от 5 ноября 1918 года, за № 33 произвел дознание по делу о якобы имевшихся вещах принадлежавших Государю у жены пастора, для чего опросил Германскую подданную Елену Осиповну Цеберле, поведавшую, что жена пастора хранит вещи Русского Царя, которые со слов пасторши принесла к ней Фрейлина, фамилии не знает.
Выдать вещи постороннему лицу пасторша не намерена и говорит, что они у нее оставлены на хранение и что она их выдаст только той же Фрейлине, вещи принесены со слов пасторши в конце весны или же в начале лета, и состоят из следующих предметов:
один большой ковер, два умывальных прибора фарфоровых, две серых занавески с кольцами из блестящего материя, один габлин для стола со скатертью, одно зеркало.
О вышеизложенном 25 января 1919 года Талашманов составил протокол!
Сергееву были переданы вещи принадлежащие Анне Демидовой от Консульства Великобритании с сопроводительным письмом за № 24/19, а именно: 4 кольца с камнями, 1 брошь в форме короны с бриллиантами, 1 пара серег, 2 брошки в форме кольца с камнями, 1 браслет в форме короны с бриллиантами и золотой цепочкой, 1 золотой кулон с аметистом и надписью 1913 год.
Драгоценности были поручены Британскому Консульству для хранения, во время большевистского режима, Великобританским подданным господином Гиббс, бывшим преподавателем наследника!
Обнаружение предметов Царской Семьи, служило в те годы достаточным поводом для расстрела на месте, потому Сергеев учитывая реальную обстановку и в поручениях через воинских начальников претендовал хотя бы на допрос интересовавших его людей.
В связи с захватом Белыми войсками Перми, Следователь Сергеев через генерала Пепеляева просил задержать:
председателя Верх-Исетского Исполкома С.П.Малышкина;
военкома П.З.Ермакова;
большевиков Н.С.Партина, В.И.Леватных, А.Костоусова, П.С.Медведева и Я.Х.Юровского, имея сведения, что некоторые из них заключены в Пермскую тюрьму и хотел сохранить для допроса в настоящее время их жизнь.
Когда по заданию Сергеева, новый начальник Уголовного Розыска Екатеринбурга Плешков, направил запрос начальнику тюрьмы от 24.09.1918 г. за № 2077 о доставке на допрос охранника ДОНа А.Н.Комендантова, то получил деликатный ответ об отправке его «в расположение военных властей» - означавшее в подобных справках расстрел!
Допросом Медведева - Сергеев установил:
комендант Юровский, его помощник Никулин, два члена следственной комиссии и семь так называемых «Латышей» получили револьверы системы «Наган», а двенадцатый такой же револьвер Медведев оставил у себя, хотя у него был еще один револьвер, но системы «Маузер».
Пистолетов у участников расстрела не было.
А между тем, по оценке экспертов, 22 выстрела оставлены револьверными пулями, и ещё 5-ть из «Браунинга» и «Кольта» и это заключение подкрепляли 4-ре извлеченные пистолетные пули – неизвестно откуда взявшиеся.
Сергеев обследовал дом Ипатьева с 12-го по 14-го августа, а 18-го и 20-го августа организовал изъятие участков пола и обшивки стены из комнаты со следами пуль для экспертизы.
Следователь Сергеев категорически отрицал причастность Советской власти к убийству Царской Семьи и говорил: «даже смешно так думать».
В заявлении Герману Бернштейну, репортеру «Нью-Йорк Трибюн», передав папку с документами, Сергеев подтвердил:
«…По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены Императрица, Царевич и Великие Княжны...».
Причина смены Сергеева, была в том, что он был сыном крещёного еврея, и его хотел убрать Дитерихс, потому Сергеев погиб вскоре после интервью с Нью-Йорк Трибюн.
Надворный Советник Александр Фёдорович Кирста, подключился к делу Государя одновременно со следователем Намёткиным.
А.Ф.Кирста был назначен Начальником Уголовного Розыска после того, как белые войска заняли Екатеринбург и среди прочих дел Кирста должен был обеспечить розыскные мероприятия по поиску доказательств убийства в Ипатьевском доме.
Кирста был опытным юристом и обстоятельства, вскрывшиеся в ходе расследования, очень его насторожили, ведь тщательный осмотр Ганиной Ямы показал, что здесь произошло только - сжигание одежды узников ДОНа.
Следов уничтожения или захоронения тел не обнаружено.
Кирста сравнивал находки с нарочито напоказ созданной атмосферой чего-то сверх важного, происходящего здесь: двухдневное оцепление, неизвестно для чего взрываемые в шахтах гранаты, демонстративные поездки в тот район первых лиц Советской власти.
И у него возникла мысль, что была устроена демонстрация-симуляция, которая прикрывала что-то действительно происходящее, но не здесь, а в другом месте.
Когда войска генерала Пепеляева в декабре 1918 года, заняли Пермь, туда для создания в городе аппарата Контрразведки откомандировали чиновников из Екатеринбурга.
В их числе оказался и Кирста, назначенный на должность Помощника Начальника Военного Контроля 1-го Средне-Сибирского Корпуса и получил личное указание генерала Гайды проверить слухи о том, что Царскую Семью вывезли в Пермь.
Свои действия Кирста, согласно приказу Рудольфа Гайды, не должен был координировать с Сергеевым, который вёл следствие в Екатеринбурге.
Мать и жена Рафаила Малышева, охранявшего Царскую Семью, допрошенные Кирстой 30 марта, показали, что Малышев охранял Государыню и Великих Княжон, а когда красные войска оставили Пермь, их тоже вывезли.
Достижением военной контрразведки в «Царском деле» явился арест сестры председателя Уральской ЧК Федора Лукоянова - Веры Николаевны Лукояновой-Карнауховой, которая дала очень важные сведения:
«…семья Государя вместе с бывшей Государыней были из Екатеринбурга вывезены тем поездом, с которым шел состав с драгоценностями.
Среди вагонов с драгоценностями был классный вагон, в котором и находилась царская семья.
Этот поезд стоял на Перми 2 и охранялся усиленным караулом.
Лично я этот поезд не видела и говорю со слов брата.
Брат никогда не говорил мне неправды - то я ему в этом поверила.
Из Екатеринбурга мой брат приехал в Пермь после занятия Екатеринбурга Сибирскими войсками.
Куда дальше была отправлена царская семья, я не знаю…».
--------
А из Перми, Царскую Семью отправили пароходом по рекам Каме и Волге с остановкой в Казани и Желтоводском монастыре, затем в Нижний Новгород, а оттуда в Москву, где Царская Семья была размещена в особняке на Большой Ордынке дом 17!
Вскоре приказом сверху, Военному контролю запретили заниматься расследованием судьбы Царской Семьи и велено все материалы передать Следователю Соколову.
Кирста настаивал, чтобы ему было разрешено участвовать в дальнейшем расследовании, и его активно поддержал товарищ прокурора Пермского Окружного суда Дмитрий Тихомиров, но адмирал А.Ф.Колчак сделал ставку на генерала М.К.Дитерихса.
8 сентября 1918 года, дежурный при коменданте, прапорщик Алексеев, попросил Сергеева передать дом Ипатьева для командующего Уральским фронтом Чешского генерала Гайды и его штаба.
Сергеев известил лично Председателя Окружного Суда В.Казим-Бека и Прокурора Суда В.Иорданского с которыми прибыл в дом Ипатьева, но Военный Комендант города Чешский капитан Блага - веско разъяснил, что здесь распоряжается Военная Власть и Судебным Чинам пришлось перевезти вещественные доказательства из Дома Ипатьева после чего - оформить протокол об этом инциденте!
Уместно напомнить маршрут перевоза Императорской Четы, из Тобольска со слов Николая Яковлевича Седова, штабс-ротмистра Крымского полка, на допросе его Сергеевым 22 ноября 1918 года:
«Поезд состоял из трёх троек с пулеметами и пулеметчиками, на следующей тройке ехал Государь с комиссаром Яковлевым, за ними следовала тройка с Государыней и В. К. Марией Николаевной, далее тройка с Боткиным и Князем Долгоруковым; в конце поезда были тройки со служителями и затем с красноармейцами.
Поезд с Государём я встретил в деревне Дубровно /верстах в 50–60 от Тобольска/.
Царица узнала меня и осенила меня крестным знамением!
По прибытии в Тобольск я пошел к отцу Алексею /Васильеву/ и имел разговор с его старшим сыном Дмитрием, по поводу данного мне Б. Н. Соловьевым поручения выдать мне для передачи Соловьеву 10.000 рублей из той суммы денег, которую Васильев должен был привезти из Петрограда.
Но денег я никаких не получил и уехал в Тюмень и, по прибытии туда, передал Соловьеву результаты поездки, который также стал дурно отзываться как об отце Алексее и его сыновьях, называя их «спекулянтами», и утверждая, что у него имеются доказательства их дурных поступков.
Второй раз я прибыл в Тобольск в конце сентября и остановился в квартире у детей профессора Боткина, где из достоверных источников получил сведения о том, что отец Алексей /Васильев/ своим знакомым хвастался о том, что у него имеются письма и документы, относящиеся к Государю и имеющие важное значение; были у него… и собственноручные письма Государя, переданные мне для отсылки по принадлежности.
И что … у отца Алексея находятся также 3 браунинга, из коих один с вензелем Государя, с этим браунингом, по словам отца Алексея, уехал в уезд его сын Александр; маленький браунинг показывал мне сам отец Алексей, он же сам говорил мне, что у него есть винтовка Государя.
Отец Алексей служит настоятелем Благовещенской церкви;
в левом приделе он хранил палаш Цесаревича.
Палаш этот отец Алексей мне показывал и вынес именно из левого придела церкви.
--------
У Цесаревича Алексея было еще и ружьё изготовленное Тульским Императорским заводом, в единственном экземпляре, о чём было написано золотом буквами на инкрустированном прикладе.
В 2000 году, из-за этого ружья был убит коллекционер в Нижнем Новгороде - бывшим участковым, а после приезда милиции пропало не только ружьё, но и футляр с бриллиантами!
У этого коллекционера, в бытность Управляющим Делами Президента, был Павел Павлович Бородин и предлагал, за большую сумму, выкупить это ружьё или передать в музей, но получил от коллекционера - отказ.
--------
Далее повествует штаб-ротмистр Крымского Полка Седов:
Документы, частью хранятся в стене его дома, частью на чердаке дома и в одном из церковных алтарей, по словам отца Алексея часть вещей хранится у бывшего Царского служителя Кирпичникова и у полковника Кобылинского; должен сказать, что отец Алексей /Васильев/ находится во враждебных отношениях с полковником Кобылинским!
О Кобылинском известно, что он распродавал из дворца некоторые Царские вещи после отъезда Царской Семьи из Тобольска и одновременно у него появились большие деньги.
Из разговора с Васильевым я вынес впечатление, что хранимые им документы он намерен использовать в личных целях.
Как офицер полка, шефом коего была Императрица, я по соглашению с некоторыми другими офицерами, преданными Царской Семье, задался целью оказывать заключенному Императору возможную помощь.
Почти всю минувшую зиму я прожил в городе Тюмени, где познакомился с Борисом Николаевичем Соловьевым, женатым на дочери Распутина - Матрене.
Соловьев узнавший как-то о моем появлении в Тюмени, сообщил мне, что он состоит во главе организации, поставившей целью своей деятельности охранение интересов заключенной в Тобольске Царской Семьи и все сочувствующие… целям указанной организации, должны были явиться к нему, прежде чем приступить к оказанию в той или иной форме помощи Царской Семье»!
Современникам событий был хорошо известен член Госдумы Николай Евгеньевич Марков 2-й, черносотенец, с крайне монархическими убеждениями.
Его ценили за верность единой и неделимой России, преданность Российскому Монарху и непримиримую борьбу с большевизмом.
Штабс-ротмистр Н.Я.Седов был доверенным агентом Н.Е.Маркова 2-го.
Борис Соловьев вначале проявил показную активность в февральской революции, некоторое время был даже Адьютантом Председателя Военной Комиссии Комитета Государственной Думы.
Однако уже осенью 1917 года, Борис Соловьёв, по просьбе Императрицы Александры Фёдоровны - женился на дочери Великомученика Григория Распутьина - Матрене.
Соловьев в конце 1918 года, приехал в Тобольск как представитель Фрейлины Императрицы Александры Фёдоровны - Анны Александровны Танеевой-Вырубовой и доставил крупную денежную сумму и секретное письмо, чем завоевал доверие Царицы.
Сергей Марков, офицер Крымского Полка, шефом которого являлась Царица, был давним знакомым Соловьева и в Тюмени они пытались помочь Царской Семье.
Матрена Соловьева называла его в дневнике «Серёжей»!
Узнав, что Вырубова направляет в Тобольск С.В.Маркова - Николай Евгеньевич Марков поручил ему розыскать Седова и известить организацию о проделанной работе.
Сергей Марков 10 марта 1918 года был в Тобольске и описал свой приезд:
«…При свечке, после пути я впервые развязал свой узел.
Все вещи были в полной исправности.
Особенно обрадовало меня, что гиацинт, полученный мною от А. А. Вырубовой и уложенный мною в коробку с папиросами, совсем почти не завял.
Я сделал небольшой пакет и решил его совместно с цветком и портретом покойного А. С. Танеева, а также с письмами, которые я извлек из-под стельки моих ботинок, передать отцу Васильеву в первую очередь.
Отец Алексей только что вернулся из церкви и сразу же принял меня,после условной фразы, которая мне была сообщена А. А. Вырубовой, отец Алексей понял, что я действительно приехал от нее и что ему меня бояться нечего, но все же он был как-то обезпокоен моим появлением и я из дальнейшего разговора понял, в чем дело.
Положение Царской Семьи ухудшается с каждым днем ввиду того, что большевики из центра все более начинают обращать внимание на Тобольск.
С начала этого месяца на каждого члена Императорской Семьи отпускается по 800 рублей в месяц, что, конечно, совершенно недостаточно для мало-мальски приличного Ее содержания.
Пробел в питании пополняется добровольной помощью населения и окрестных жителей.
Отношение жителей Тобольска к Их Величествам в огромном большинстве прекрасное, окрестных крестьян тоже.
Отношение охраны изменилось к худшему ввиду того, что большая часть ее после начавшейся демобилизации уехала домой и была пополнена новыми солдатами, приехавшими из Петербурга и из Царского Села.
Все же среди охраны есть большое количество солдат, безусловно преданных Их Величествам, благодаря длительной совместной жизни, и на которых, в случае чего, можно положиться.
В городе большевицкой власти до сих пор официально не существует.
Совет рабочих депутатов особых затруднений Царской Семье не делает.
О Седове у отца Васильева никаких сведений не было.
По его мнению, он в Тобольск не приезжал, в противном случае он знал бы об этом от Их Величеств, так как имел свободный доступ в их дом.
Об организации Маркова 2-го также не было ничего известно, и он не имеет с ней никакой связи.
Б. Н. Соловьев был неделю тому назад в Тобольске, привез белье и теплые вещи для Их Величеств, после чего он уехал в Покровское.
Их Величества и Их Высочества находятся в добром здравии и с истинно христианским смирением переносят все тяготы заточения.
Лично он, отец Васильев, был одно время арестован за то, что провозгласил многолетие Их Величествам, но вскоре выпущен и с того времени находится под подозрением и наблюдением.
После этого сообщения я понял причину волнения отца Алексея при моем появлении…
В заключении он сказал, что долго в таком положении Их Величества оставаться не могут, необходимо приступить к решительным действиям, о чем он уже сообщил А. Вырубовой, необходимо, чтобы в Тобольск приехало небольшое количество верных людей, но главная остановка за материальными средствами, которых вовсе не было, а не имея денежных средств, все предприятие становилось рискованным.
Я заверил отца Васильева, что остановки за верными людьми не будет, что за мной по одиночке и группами в самом непродолжительном времени прибудет в Тобольск и окрестности более, чем нужное количество офицеров…
Я просил отца Васильева передать принесенный пакет Их Величествам вместе с моими верноподданническими чувствами горячей любви и преданности, а также непременном желании, во что бы то ни стало, остаться вблизи Их Величеств….
В конце нашего разговора в комнату вошел сын отца Васильева, с которым он меня и познакомил, который произвел на меня очень симпатичное впечатление.
Я вышел на улицу, пройдя несколько боковых улиц, очутился неподалеку от губернаторского дома…
В одном из крайних левых окон второго этажа я заметил Великую Княжну Ольгу и Марию Николаевну. Они разговаривали между собой. Я на несколько секунд остановился, но больше никого увидеть не пришлось, и я отправился домой.
Весь остаток дня и весь вечер я провел в писании длиннейшего письма Ее Величеству, в котором описывал происходившее в России, гибель нашего полка в Крыму с перечислением убитых однополчан, о жизни с Ю. А. Ден в Белецковке, последние известия о А. Вырубовой, а также о своем свидании с графом Келлером.
Кроме того я умолял Ее Величество мужаться и не безпокоиться, Их не забыли и не забывают, «тант Ивет», под каким наименованием знала Ее Величество о Маркове-2-м как о главе организации, еще с лета 1917 г., лихорадочно работает, все налаживается, и скоро Их Величества увидят в Тобольске не только меня.
Вечером я не выдержал и отправился еще раз к отцу Васильеву и передал его сыну письмо, написанное мной Ее Величеству.
Когда я вернулся домой, часы потянулись томительно долго.
Ночь была невыносима, и только когда настало утро, я почувствовал себя окрепшим.
С трудом я дождался конца длинной великопостной службы.
Когда почти вся публика вышла из церкви, я увидел отца Васильева, знаком приглашавшего меня войти в алтарь.
Когда я вошел и мы поздоровались, он дрогнувшим голосом в самых теплых и сердечных выражениях передал мне глубокую благодарность Их Величеств за мой приезд и при этом передал мне от имени Ее Величества благословение в виде иконки св. Иоанна Тобольского с одной стороны, а с другой - с изображением Абалацкой Божией Матери, молитвенник с собственноручной надписью Ее Величества:
Маленькому М. благословение от Ш., и в подарок от Их Величеств большой мундштук мамонтовой кости. Передавая его мне, отец Алексей прибавил:
«Ее Величество не знала, что вам подарить, но потом, достав мундштук, сказала:
Он наверное, курит, я ему вот его и подарю…
Когда будет курить, будет чаще меня вспоминать…»
Кроме того, отец Васильев передал мне еще один маленький мундштук мамонтовой кости и открытку собственной Ее Величества работы: наверху ангел, исполненный акварелью, а в середине церковнославянскими буквами надпись:
«Господи, пошли благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое», - с просьбой передать эти вещи А. Вырубовой.
Совместно с вещами он передал мне также письмо Ее Величества ко мне.
Я был до того безумно счастлив, что не мог и слова благодарности сказать.
Отец Васильев дал мне успокоиться и продолжал:
- Ее Величество считает, что вам не безопасно оставаться в Тобольске, потому что вас легко могут опознать, как полковник Кобылинский, так и его знакомая, Битнер. Ведь они вас знают по Царскому Селу еще. Неправда ли?
Я ответил утвердительно.
- И потому Ее Величество вас просит как можно скорее уехать из Тобольска в Покровское к Борису Николаевичу Соловьеву и временно остаться у него…
В этот момент в церковь пришел камердинер Их Величеств Волков /это был служитель Кирпичников, как я впоследствии узнал/, который вошел в алтарь и еще раз со слезами на глазах передал мне благодарность Их Величеств и Их Высочеств за приезд и за привезенные подарки.
Он же передал мне, что Государыня заплакала, когда узнала о несчастии, случившемся с Ее полком. Затем он передал мне, что Их Величества обязательно желают меня видеть, хотя бы из окон, что он за этим и послан в церковь, чтобы идти впереди меня, так как Их Величества могут меня не узнать в штатском.
Попрощавшись и получив благословение от отца Алексея, и передав Кирпичникову пакет, в который были оставшиеся еще у меня книги, я за ним вышел из церкви.
Еще издали я увидел Их Величеств и Их Высочеств в находившихся рядом с балконом окнах второго этажа.
Государь стоял рядом с балконной дверью, рядом в окне на подоконнике сидел Наследник, за ним, обняв Его за талию, стояла Ее Величество.
Рядом с Наследником сидела Великая Княжна Анастасия Николаевна.
Рядом с Государыней стояла Великая Княжна Мария Николаевна, а за Великой Княжной Марией стояли, на чем-то высоком Великие Княжны Ольга и Татьяна.
Не доходя шагов двадцать до угла дома, я остановился и для того, чтобы выждать время, сначала достал только что полученный мундштук, потом стал искать в карманах портсигар и спички.
Их Величества и Их Высочества сразу узнали меня, и я заметил, что они с трудом сдерживались от смеха, до того я был комичен в своем долгополом штатском осеннем пальто и в своей шапке петербургского лабазника.
Когда я после долгих усилий, затягивая время, пристроил свою папиросу к мундштуку, а потом поднял голову и закурил, я увидел, как Ее Величество едва заметно кивнула мне головой, а Наследник с видимым любопытством оглядывал меня с головы до ног и что-то говорил Государыне.
Во мне все клокотало и нервные спазмы сжимали горло, мне стоило огромных усилий, чтобы не показать своего волнения и сдержать готовые сорваться рыдания.
Постояв еще немного на углу, я медленно-медленно пошел вдоль фасада.
Их Величества и Их Высочества стали переходить от окна к окну.
Дойдя до конца дома, я повернул обратно, все время не спуская глаз с окон.
Когда я дошел снова до угла, навстречу мне попался извозчик.
Я остановил его, сел в санки и снова проехал мимо дома.
Я приказал ему ехать в конец улицы, где находился колбасный магазин.
Сделавши закупки в магазине, я демонстративно положив большой пакет себе на колени, приказал извозчику ехать прямо мимо дома к себе в гостиницу.
Их Величества, видимо, поняли мой маневр и, когда я проезжал, Они все еще были в окнах, но это уже был один только миг, я успел уловить еще легкий кивок головы Государыни, и губернаторский дом скрылся за поворотом из моих глаз.
Я был безумно счастлив, что увидел Их Величества, что заветное мое желание исполнилось, что я сдержал данную себе в ту достопамятную ночь, когда Их перевозили из Царского Села в эти края, клятву в том, что я доеду, во что бы то ни стало, до Их нового местопребывания, но в то же время, я был до глубины души потрясен безпомощностью Их и своего положения…
Этого дня я никогда не забуду, это был день когда я последний раз видел Их Величества, Людей, Которых я боготворил и боготворю, Которым верно служил и ради Которых, когда угодно, не задумываясь, готов отдать свою жизнь!
Через два часа готовая тройка, исполняя волю Ее Величества, увозила меня в Покровское, 10-го марта в 11 часов 5 минут вечера приехал я в Тобольск, и в 4 часа дня 12 марта пришлось мне его покинуть.
Не думал я тогда, что более не суждено мне будет в него вернуться…
«Сердечно тронуты Вашим приездом и очень благодарны за подарки.
Большой мундштук Вам, маленький Ю. А., открытка А. А.
Еще раз спасибо, что Нас не забыли. Храни Господь! Искренний привет от Ш».
В сотый раз перечитывал я эти священные для меня строки, полученные от Государыни, сидя в санях, мчавших меня по знакомой дороге.
На этот раз я не обращал уже внимания на красоты природы, мелькавшие перед моими глазами, я весь находился под впечатлением только что пережитого и только одна мысль упорно сверлила мозг:
- А что же будет дальше? Ответа ясного я не находил.
Оставалось верить, что Соловьев, как более меня ориентированный в создавшейся обстановке, должен найти какой-либо выход…
Соловьев обрисовал мне положение Царской Семьи в следующем виде с октября прошлого года, когда он впервые приехал в Тобольск и передал Их Величествам первые вещи, полученные от А. Вырубовой, положение Их сильно изменилось.
После увольнения комиссара Макарова, человека, несмотря на революционный стаж, очень благожелательно настроенного к Царской Семье, а случилось это из-за опрометчивости и легкомыслия М. С. Хитрово, задержанной в Тобольске.
Сразу же после ее приезда, на его место был прислан некто Панкратов, бывший политический ссыльный, человек мало энергичный, который сразу же стушевался перед «отрядным комитетом», который не преминул зажать всю власть над Царственными Узниками в свои лапы.
Его помощником стал Никольский, типичный прапорщик революционного времени, с ухватками митингового оратора, хам по манерам и по происхождению.
Касательства к жизни заключенных он не имел никакого, а проводил время среди солдат отряда, найдя в них достойное себе общество.
О Кобылинском Борис Николаевич был неопределенного мнения.
Трудно себе представить, чтобы кадровый гвардейский офицер мог занять, благодаря своим революционным убеждениям, должность подобную той, которую он занимал.
С другой же стороны, не было никаких данных, которые давали бы возможность думать, что он занял таковую по поручению одной из правых организаций.
По отношению Их Величеств Кобылинский держал себя корректно и весьма сдержанно, отношение к нему Их Величеств было недоверчивым и тоже сдержанным.
Достаточной силы воли в нем не замечалось и никакого особого влияния на комитет, не говоря даже о власти над ним, он не имел.
Битнер была принята Их Величествами, имела доступ в дом и давала даже уроки Великим Княжнам и Наследнику.
Держала она себя так же, как и Кобылинский, замкнуто и неопределенно.
Во всяком случае, убеждением Бориса Николаевича было то, что если наступит момент освобождения Царской Семьи, то Кобылинский препятствий к этому чинить не будет, но сам для этого ничего не сделает.
Отряд состоял из 150 человек при пулеметах и 8-ми офицерах, не считая Кобылинского. Солдаты были набраны из запасного батальона 1-го, 2-го и 4-го гвардейских Стрелковых полков; все это были старые солдаты, побывавшие на фронте, георгиевские кавалеры.
Среди них сразу же обнаружились солдаты, вполне лояльно относившиеся к Их Величествам, а глядя на них, и другие солдаты, вследствие долгой и близкой жизни при Их Величествах, переменили свою ухарски-революционную физиономию.
Из восьми офицеров надежными можно было считать двух.
Словом, коньюнктура для создания побега Их Величеств до большевицкого переворота, если и не была блестящей, то, во всяком случае, более или менее благоприятной.
С момента же перехода власти в руки большевиков положение резко изменилось к худшему. В Тобольск стали проскакивать телеграммы из Петербурга, которыми советские власти стали корректировать жизнь Их Величеств, а «отряд» переизбрал председателя комитета, которого и послал в Петербург.
Избран был подпрапорщик Матвеев, полуграмотный субъект, вернувшийся из «красной столицы», исполненный большевицкой благодати и уже в чине прапорщика!
По его заявлению он был произведен в офицеры самим Лениным.
Лучше он от этого не сделался, а напротив, перевел всю свиту в губернаторский дом, где и без того Их Величества жили в страшной тесноте, и, что хуже всего, ограничил питание Их Величеств до крайности.
Вопрос питания вообще стал очень острым.
Борис Николаевич до сего дня различными способами передал Их Величествам 50.000 рублей, из коих часть была из личных его денег и денег его жены, а другая была передана ему А. Вырубовой.
Кроме этого, некоторые тобольские купцы материально помогали Их Величествам. Население относилось к нужде Их Величеств крайне отзывчиво и помогало, как могло, продуктами.
Епископ Гермоген и монастыри тоже посильно приходили на помощь Заключенным, стараясь, как можно, больше облегчить жизнь несчастным Страдальцам.
Очень повредило Их Величествам неожиданное выступление во время Рождественских праздников в Благовещенской церкви отца Васильева.
Его арестовали, но вскоре выпустили, и для него из этого большой беды не вышло, говорил мне Борис Николаевич, но Их Величествам он безусловно, повредил так же, как напортила своей легкомысленностью М. Хитрово в августе.
Их перестали пускать в церковь, стали относиться подозрительно…
Матвеев и приехавшие на смену старым солдатам, распущенные солдаты более молодых сроков стали видеть в этом необдуманном выступлении скрытую контрреволюцию!
Несмотря на то, что охрана Их Величеств, благодаря приезду новых солдат, потерпела существенные изменения, Борис Николаевич сообщил мне, что среди них наберется 30 человек, на которых можно положиться и быть уверенными, что они окажут содействие при освобождении Царской Семьи из заключения.
После ознакомления меня с создавшейся обстановкой Соловьев перешел к изложению плана возможного спасения Заключенных.
По всем имеющимся у Соловьева данным, никакой концентрации верных Их Величествам людей в районе Тобольска не было.
Наиболее реальную помощь путем присылки необходимых вещей и облегчения безконтрольного сообщения с внешним миром, оказала Их Величествам А. Вырубова.
Связь между Тобольском и Петербургом она поддерживала как через Соловьева лично, так еще через несколько лиц.
Лично Соловьеву удалось на месте сделать следующее:
1) Твердо установить тайную связь с Заключенными.
2) Образовать в Тобольске и в ближайшем к нему районе группу верных людей.
3) По всей линии от Тобольска до Тюмени на расстоянии, равном перегонам ямщиков, установить ряд определенных пунктов с верными и надежными людьми, через которых пересылается корреспонденция и мелкие вещи из Тобольска до Тюмени.
4) Удалось установить после больших трудов постоянный и верный контроль над почтово-телеграфными сообщениями как «отряда», так и Совдепа.
Кроме того, и Тюменская почтово-телеграфная станция была у него под наблюдением, так что даже шифрованные телеграммы Тюменского совета не были для него тайной.
5) Наконец, посильная материальная помощь Бориса Николаевича.
Моими рассказами о положении Петербургской организации, возглавляемой Марковым-2, и о ее безденежьи Соловьев был поражен.
Когда я рассказал ему, что тот требовал денег у А. Вырубовой, открыто говоря ей, что денег организация не имеет.
Он мне резонно ответил:
- «Я этого никак понять не могу…
Из ваших слов следует, что организация зародилась чуть ли не с мая месяца прошлого года, то есть почти год без малого, и за этот промежуток времени Марков 2-й не смог собрать достаточных средств и мог, по вашим словам, выслать в эти места только одного Седова!
Какое же он имел право бросать обвинения А. Вырубовой в ее ничегонеделании в этом направлении?
Я могу удостоверить, что она сделала все, что было в ее силах и возможности»!
На это я ответил Борису Николаевичу, что мне самому не понятно, как Марков 2-й не мог до сего дня, обезпечить организацию деньгами принимая во внимание, что в его распоряжении было лето и осень, вплоть до октября, когда банки работали исправно.
Единственно, остается предположить, что имя его не популярно в тех кругах, которые желали бы материально помочь Императорской Семье.
Не найдя средств для исполнения своей заветной цели, поездки в эти края, в своей организации, я нашел их у А. Вырубовой, за что ей до конца своих дней буду благодарен.
Я приехал сюда и готов голову сложить ради пользы Их Величеств.
Из разговора с Борисом Николаевичем я понял, что он сильно рассчитывал на помощь московских кругов, для связи с которыми в ближайшие дни поедет сын отца Васильева.
А вот рассказ Соловьева о Тобольске:
…Рано утром нас разбудил колокольный звон, так как было воскресенье, и, торопливо приведя себя в порядок мы отправились к обедне в соборе, где как раз Литургию служил Епископ Гермоген, злой враг моего покойного тестя.
Епископ Гермоген отлично знал меня с детства и очень любил меня.
Мой отец был тоже всегда в хороших отношениях с Владыкой, и даже когда его постановлением Синода выслали из Петербурга, мой отец снабдил опального Епископа необходимыми на дорогу деньгами.
Владыка Гермоген был настоящим безсеребренником, все, что имел, всегда раздавал нищим, а потому всегда нуждался в деньгах…
Я отошел в сторону и стал ждать, пока собор опустеет и епископ удалится в алтарь.
Ко мне вскоре подошел старик монах и торопливым шепотом попросил прийти в Митрополичий дом после вечерни.
Довольный удачным началом, не торопясь, вышел я из собора и в сопровождении шурина Димитрия отправился на постоялый двор, где нас ожидал кипящий самовар и различная сибирская снедь.
Как водится, хозяева вступили с нами в разговор: зачем и надолго ли мы приехали?
Удовлетворив их любопытство и сообщив, что останемся до первого базарного дня, мы из дальнейшего разговора выяснили подробности из жизни Царской Семьи в Тобольске.
Обычно массы народа заполняли улицу перед губернаторским домом, где жила Царская Семья, и народ приветствовал появлявшихся в окнах Ее Членов.
Исключения были редки.
А местные татары, собравшись в один из своих праздничных дней во главе с муллой, перед домом отслужили под открытым небом молебствие о здравии Их Величеств…
Был также случай, когда, при прохождении Их Величеств в церковь, один рабочий крикнул по Их адресу обидное оскорбление, за что народ его чуть не разорвал на части!..
Простояв в соборе до конца вечерни, я подождал, пока разошлись все молящиеся, вышел из церкви и через несколько минут оказался около Митрополичьего дома.
Открывший мне массивную дубовую дверь монах сказал, что Владыка уже меня ожидает. Епископа Гермогена я нашел в большом кабинете.
Увидев меня, он торопливо пошел мне навстречу и после благословения воскликнул:
- «Какими судьбами?! Вот уж не ожидал!»
Я давно уже не видел Владыку, и мне понадобилось много времени, чтобы рассказать ему о моей жизни за последние годы.
Когда я дошел до рассказа о своей женитьбе, Владыка вскочил со свего места и сказал:
- «Я знаю, что великий крест ты на себя взял, женившись на дочери Григория в такое время, но верю, что ты будешь для нее верной и крепкой защитой!
Совершишь великий подвиг, и Господь не оставит тебя за твою любовь к гонимым и обездоленным!
Слушай! Ты отлично знаешь историю моих отношений с покойным Григорием!
Я его любил и верил в его миссию внести что-то новое в жизнь России, что должно было укрепить ослабевшие связи между Царем и народом на благо последнего!
Но его отступление от нашей программы, противоположный моему путь, по которому он пошел, его нападки на аристократию и на таких людей, как Великий Князь Николай Николаевич, которых я всегда считал опорою Трона, заставило вначале отвернуться от него, а затем, видя его усилившееся влияние при Дворе и учитывая, что при этом условии его идеи будут еще вредоноснее, я начал энергичную кампанию против него.
В азарте этой борьбы я многого не замечал, я не видел, например, что моя борьба усиливает вредные элементы среди оппозиции Государственной Думы.
Я не видел, что, словно сатана, искушавший Христа, вокруг меня вертится, неустанно внушая мне ненависть, упорство и злобу, это подлинно презренное существо, Илиодор!
Результаты ты помнишь?
Громкий скандал: я побежден и отправлен в ссылку в Жировицкий монастырь, где, когда волнения души улеглись и я обрел возможность спокойно размышлять, я с ужасом увидел итог моего выступления:
борясь за Трон, я своей борьбой только скомпрометировал его лишний раз!
Сколько мук и терзаний пережил я потом!
И вот, 1916-й год, декабрь месяц, и Григорий убит!..
Тебе расскажу, как я узнал эту новость.
Я служил обедню в монастыре.
Богомольцев было мало, и службу я окончил сравнительно рано.
Благословив присутствовавших, я разоблачился, надел шубу и в сопровождении своего келейника пошел к себе в келью.
На пути, как обычно, меня встретил отец гостинник с отобранной для меня корреспонденцией, немногими письмами и газетами, которые я регулярно выписывал.
Поблагодарив отца гостинника, я прошел к себе, где келейник раздел меня, дал домашний подрясник и туфли.
Так как время близилось к обеду, то я тут же благословил его идти на монастырскую кухню, что он и исполнил. Я остался один.
Надев туфли, вооружившись очками, я принялся за чтение газет.
Первое, что мне бросилось в глаза, это было сообщение о смерти Григория Распутина.
Я невольно подумал: вот, он гнал меня, и за него я нахожусь сейчас на положении ссыльного, но возмездие было близко, кара Божия обрушилась на него, и он убит!
Вдруг, я никогда не забуду этого момента, я ясно услышал громкий голос Григория за спиной:
- Чему радовался?.. Не радоваться, а плакать надо! Посмотри, что надвигается!
Я обомлел в первую минуту от ужаса…
Уронив газету и очки, я боялся повернуться, да и не мог сделать этого…
Словно остолбенел.
Наконец, перекрестившись, я быстро встал, оглядел келью - никого!
В прихожей тоже никого!..
Опустившись на кресло, я не знал, что предпринять!
В это время раздался стук в дверь и обычная молитва:
- Господи Исусе!
Аминь! - с трудом ответил я; вошел с едой мой келейник.
Не успел он переступить порога, как я его осыпал вопросами, не встречал ли он кого-либо по дороге и в коридоре и не разговаривал ли он с кем-нибудь, на что получил отрицательный ответ!.
Чей голос слышал я?
Пришлось ответить: Григория!.. Я не мог в этом ошибиться!
Не мне тебе рассказывать, ты это не хуже меня знаешь, что Григорий был особенным человеком, и много чудесного связано с его личностью.
Одно скажу, я с трудом дождался вечерни, после которой я отслужил по нем панихиду, давно примирившись с ним»…
Владыка стал мне много рассказывать о Григории Ефимовиче, но так как я торопился, то он, благословив, отпустил меня, условившись, что во время моего пребывания в Тобольске мы будем видеться после вечерни.
Выйдя из Митрополичьего дома, я быстро пошел к дому, где жила молодая девушка Х., 23-х лет, придворная служащая при Государыне.
Во время отъезда Их Величеств из Царского Села она была больна, и было решено, что она приедет позже.
Но когда она, поправившись от болезни, приехала в Тобольск, охрана не допустила ее в губернаторский дом, и она была принуждена остаться в городе.
Меня она раньше не видела, чем и объясняется ее недоумение и страх при виде меня.
Я ей объяснил, что приехал по поручению А. Вырубовой и передал ей ее письмо.
Когда она кончила его читать, ее испуг сменился радостью, и она была безконечно благодарна мне за сообщенные ей петербургские новости о ее родных и знакомых.
Я передал ей, что имею несколько посылок для Их Величеств, которые нужно передать, не возбуждая ничьих подозрений.
Она с радостью согласилась исполнить мою просьбу через камердинера Государыни Волкова, который имел свободный доступ в дом и у которого она часто бывала.
Деньги и целый ряд писем для Их Величеств я оставил у Х., и она завтра же обещала передать их Волкову.
Условившись прийти к ней на следующий день вечером, я в радужном настроении покинул ее, все складывалось, как нельзя лучше.
Господь не оставлял меня Своими милостями!
На другой день вечером я снова был у Владыки…
Я подробно рассказал Владыке, зачем приехал, рассказал и о А. Вырубовой и о ее мытарствах и о хлопотах по приисканию денег…
Владыка молча, не прерывая меня, слушал, изредка покачивая головой.
Когда я кончил, Владыка сказал, что я сделал благородный поступок, взяв на себя миссию помочь Несчастным.
- «Бог наградит тебя за это…
А люди, - ну, да что о них говорить, будь ответчиком перед своей совестью, будет она покойна, ничьи суждения тебя не потревожат, и помни всегда, что добро и любовь должны светиться в человеке независимо от его политических убеждений».
Затем Владыка поделился со мной своими впечатлениями о поездке к Патриарху Тихону.
Много мы беседовали со Святейшим и о судьбе России, и о Царской Семье.
Он убежден, да и меня убедил, что царство большевиков на Руси неизбежно и продлится долго, несколько лет, по всей вероятности, а если вспыхнет, не дай Бог, гражданская война, то затянется еще дольше.
Его стремление отделить Церковь от политики и сохранить тем ее в тяжелое время.
Что касается Царской Семьи, Святейший очень скорбел о Их судьбе, говорил мне, что он хоть бы морально помогал Узникам, но лично для Них ничего сделать не может, а монархистов, которые могли бы помочь, как организации, в Москве не существует.
Все рассыпались, все заняты спасением своих животов.
На прощание Святейший дал мне большую просфору, просил передать Государю вместе с его Патриаршим благословением.
Радость, которую я имел по случаю вступления на Патриарший престол Святейшего Тихона, возрождения Патриаршества на Руси, омрачилась беседами со Святейшим и многими лицами в Москве, эта поездка нанесла сильный удар моему оптимизму.
Я стал внимательно приглядываться к настроению различных слоев общества, особенно его низов.
Я почуял большую силу, которая мне не без основания казалась вредной, с которой надо бороться, хотя бы и без надежды на успех.
С тяжелым сердцем я выехал из Москвы и, доехав с трудом до Тобольска, отдался здесь целиком борьбе с большевизмом.
И должен тебе признаться, что последний сильнее моей проповеди.
Я с ужасом вижу, как эта зараза распространяется по краю.
Что касается моего мнения о судьбе Царской Семьи, положение ее трагическое.
Вряд ли кто думает и отдает себе в этом ясный отчет.
С приходом большевизма Их ждет несчастный жребий Марии Антуанеты и Людовика.
Все в истории повторяется, и разве ты в России не слыхал желаний уничтожить Их?
Да что в России, такие голоса раздаются уже у нас, в Тобольске!
Нет, нет не помогать Им деньгами, не кофточки и одеколон посылать Им - спасти Их надо! Понимаешь, спасти»!
Я был потрясен беседой с Владыкой у меня как бы раскрылись глаза.
Да, я слышал повсюду требования судить, а чаще просто убить бывшего Царя.
Я лишь не отдавал себе отчета, насколько серьезны эти угрозы.
Опасность для Царской Семьи была налицо.
Ее тихое и мирное пребывание в Тобольске могло сразу и совершенно измениться к худшему. Для этого только стоило в Тобольске появиться большевикам!
Да! Владыка был прав, в истории все повторяется, и Русский Император со Своей Семьей в Тобольске, быть может, были недалеки от трагических дней, пережитых в свое время в Тюльерийском дворце.
Владыка, видя мое смущение, прервал воцарившееся молчание:
- «Не падай духом, мужайся и помни, что пути Господни не исповедимы!
Молись, и вера в Господа даст тебе спокойный и здравый рассудок»!
Я ответил Владыке, что есть мудрая русская пословица, которая к создавшемуся положению, к сожалению, не применима, а именно: Береженого и Бог бережет.
Я не вижу, чтобы кто-нибудь берег Их Величества и даже серьезно думал над этим вопросом, кроме Владыки.
Но разве он один может уберечь Царскую Семью, не говоря даже о Ее освобождении и вывозе из Тобольска.
Владыка встал из кресла и нервными шагами пошел по комнате, из угла в угол говоря:
- «Я пастырь, я призван духовно пасти моих верующих чад, я по своему положению у всех на глазах, я не могу быть ни конспиратором, ни организатором тайного общества, кое должно быть тайным, ты это и сам понимаешь…
Добился негласной связи с Царской Семьей и поддерживаю Ее не только духовно, но и материально, но эта последняя помощь ничто перед тем, что нужно бы сделать…
Когда Их Величества перевезли в наши края, я был уверен, что непосредственно приедет, действительно, строго конспиративно не одно лицо, а целый ряд преданных и верных Им людей у меня и в мыслях не было помышлять о добывании материальных средств, я не говорю уж, для Их спасения, а для повседневной жизни.
В прошлом сентябре исподволь да разумно можно было многих людей здесь разместить, ну, а теперь… теперь все изменилось.
Много напортило неудачное появление здесь М. С. Хитрово.
Я ни на минуту не сомневаюсь в ее преданности и безграничной любви к Царской Семье, но она была слишком малоосмотрительна во время своей поездки и разве от нее можно требовать какой-то партийной конспирации, присущей нашим противникам?
Не нам судить ее за ее искреннее желание помочь Их Величествам.
Потом приехало несколько человек офицеров.
Нашумели, наболтали лишнего и были высланы.
Результатом всего этого явилось строгое наблюдение за всеми приезжими.
Теперь оно несколько ослабло, потому что за последние месяцы никто сюда не приезжал, но все же советую тебе быть осторожным, помни, всякий опрометчивый шаг с нашей стороны может быть гибелью для Тех, о ком мы заботимся.
Из дальнейшего разговора с Владыкой я выяснил, что наилучшим способом незаметного пребывания вблизи Тобольска являются его окрестности, на которые местное начальство пока своего внимания не распространяло.
По его совету я на следующее же утро выехал в Абалакский монастырь, находящийся неподалеку от Тобольска.
- «Там найдешь ты подкрепление своим духовным силам и увидишь людей, кои, как и ты, хотят помочь Их Величествам», - напутствовал меня Владыка…
Совсем незаметно мы очутились перед зубчатыми стенами Абалакского монастыря.
Монах привратник с молчаливой дружелюбностью встретил нас и проводил в приемную комнату монастырской гостиницы, а сам пошел за отцом гостинником…
- «Господи Исусе», - услышал я.
Димитрий, сын Распутина и я вскочили с места.
Отец гостинник очень радушно нас принял, но так как здание не отапливалось, то он предложил нам пройти в церковь, где шла вечерняя служба, чтобы этим временем затопить печь в обеих предоставленных нам комнатах.
В небольшой, покрытой сводами церкви царил полумрак.
Несколько свечей у икон и лампады были всем освещением.
Человек пятнадцать монахов стояли рядами, слушая заунывный голос чтеца, перебирая четками, беззвучно шевеля губами молитвы.
Я опустился на скамейку в совершенно не освещенном притворе, рассеянно следя за службой, и вскоре целиком предался мыслям о судьбе Царской Семьи.
Я все более убеждался в правдивости слов Епископа Гермогена, что не конфеты и шоколад Им нужны, а что нужно Их спасти.
Но легко сказать спасти, но как?
Оставался единственный способ: это похищение и увоз в надежное место, где Они могли бы пока скрываться в безопасности, а как их похитить?
И кто способен на это рискованное для самой Царской Семьи дело?..
Вдруг неожиданно шагах в двух-трех от меня на каменном полу что-то заворочалось, загремев цепями, от неожиданности я прямо остолбенел.
Это «что-то», поднимаясь, приобрело человеческий образ.
Неведомый странник в продолжении всего времени был распростерт на полу, и естественно, что в темноте притвора я его не заметил.
Поднявшись, он с укоризной обратился ко мне:
- «Измаял ты меня, окаянный, душу вымотал, всю службу испортил.
Ты бы, Понтий Пилат, вместо думать, помолился бы.
Молись Царице Небесной, а думать за тебя подумают.
Муж разумный видит путь и идет по нему, а неразумный сидит у ворот да думает, как пройду».
И пустив не то ругательство, не то молитву по моему адресу, гремя веригами, прошел к алтарю, где опустился на камни и погрузился в молитву.
Я еще долго не мог прийти в себя.
Самое интересное, чем это я потревожил странника?
Как он узнал мои мысли?
Такие люди водились у нас на Руси, я знал много примеров и удивлен этому не был.
Решив расспросить обо всем отца гостинника, я по окончании службы, приложившись к чудотворному образу Абалакской Божией Матери, пошел в гостиницу, спеша расспросить монаха о страннике…
Сразу же, не дав времени монаху расспросить, откуда я, я ему рассказал о своем испуге в церкви. Монах долго смеялся, прежде чем мог рассказать мне о страннике.
Странник, по его словам, уже несколько лет известен в монастыре и ежегодно раз-два появляется на несколько дней у них, Он чрезвычайно религиозен и не расстается с тяжелыми веригами, которые носит на голом теле.
Есть богобоязненные люди, которые утверждают, что он читает чужие мысли, что его молитва помогает болящим.
Стук в дверь и обычная молитва: Господи Исусе, - прервал его рассказ.
В келию вошел тот, о котором шла речь, странник Афоня
- «Чайком побалуешь, что ли, барин»? - обратился он ко мне.
Я подвинул ему стул, а монах пошел за стаканом.
Я думал, что странник неспроста зашел ко мне, и ждал, что он начнет разговор.
Но не тут то было, Он целиком погрузился в чаепитие, упорно не желая вступать в разговор, самовар потух, чай был допит, а странник все молча сидел на своем месте.
Отец гостинник стал убирать со стола и скоро, пожелав мне доброй ночи, ушел к себе.
Странник, позвякивая веригами, встал:
- «Ну, прощения просим», - сказал он:
«ты меньше думай, больше делай.
Не робей, воробей, дерись с орлом.
Да что меня, дурака, слушать!
Купец почтенный, счастливо тебе оставаться, прощай, да звать то как?
Борис? Ладно, молиться буду».
Я дал ему денег, и странник оставил меня одного.
Утром, отслужив молебен и осмотрев монастырь, поблагодарив монахов за гостеприимство, мы с шурином отправились в обратный путь в Тобольск, к дому, где жила Х., и в условленное время позвонил у подъезда.
Она уже ожидала меня. Большая часть вещей была уже передана Царской Семье, оставались книги и большая бутылка одеколона, за который Х., особенно волновалась; пронести ее незаметно не представлялось возможным.
Ее забота об одеколоне вызвала у меня в памяти слова Епископа Гермогена: не духи и шоколад Им нужны, что не замедлило отразиться на моем настроении. Действительно, думалось мне, мы все точно ослепли и не видим надвигающегося ужаса.
Не выдавая Х., своих мыслей, я с интересом принялся за письмо Государыни и записки Великих Княжен.
Особенно последние были довольны и счастливы полученным подаркам. Все были очень рады видеть меня и лишь сожалели, что нельзя было говорить со мной лично.
Государыня писала Х., что это Бог устроил, что она не попала к Ним в Дом Свободы, так как, оставаясь вне его, она для них является более полезной, чем кто-либо.
В письме была небольшая записка, сложенная вчетверо и тщательно заклеенная.
На ней была надпись рукой Государыни: лично для молодого офицера.
По вашему костюму торговца вижу, что сношения с Нами небезопасны.
Я благодарна Богу за исполнение отцовского и Моего личного желания:
Вы муж Матреши.
Господь да благословит ваш брак и пошлет вам обоим счастие.
Я верю, что вы сбережете Матрешу и оградите от злых людей в злое время!
Сообщите мне, что вы думаете о Нашем положении.
Наше общее желание это достигнуть возможности спокойно жить, как обыкновенная семья, вне политики, борьбы и интриг.
Пишите откровенно, так как Я с верой в вашу искренность приму ваше письмо.
Я особенно рада, что это именно вы приехали к Нам.
Обязательно познакомьтесь с о. Васильевым, это глубоко преданный Нам человек.
А сколько времени намерены пробыть здесь?
Заранее предупредите об отъезде.
Подумав, я решил посоветоваться с Епископом Гермогеном и передать Х., ответ для Императрицы завтра вечером.
Скопировав письмо Государыни известным только мне шрифтом, сам подлинник вместе с записками Великих Княжен сжег в топившейся печке…
Утро началось с церкви, где служил отец Васильев.
Торопливое совершение службы произвело на меня неприятное впечатление.
После обедни я подошел к нему и попросил его переговорить с ним наедине.
Я ему сообщил, что приехал в Тобольск, чтобы помочь материально Царской Семье, и что Императрица выразила желание, чтобы мы познакомились.
Отец Васильев, по-видимому, наученный горьким опытом, с большой осторожностью отнесся к моим словам и делал вид, что весьма удивлен моему появлению, а тем более моему заявлению, что я являюсь по поручению Императрицы, так как он с Царской Семьей ни в каких отношениях не находится.
Видя безцельность разговора, я попросил его назначить свидание завтра и сказал ему, чтобы он за это время навел справки обо мне у Епископа Гермогена.
Придя на постоялый двор, я попал прямо к обеду, после которого мой шурин начал меня укорять, что я ничего не делаю, зря сижу в Тобольске, а главное, держу его, тогда как в Покровском у него оставлено хозяйство и работа.
Я, как мог, успокаивал его, обещая через два дня уехать обязательно…
Рассказав Владыке, как я провел эти дни, я сообщил ему о письме Императрицы и спросил Владыку, что он об этом думает.
Владыка ответил, что у Императрицы, а следовательно, и у Государя, начинаются опасения за свою судьбу, за судьбу горячо любимых детей и что надо быть весьма осторожным в ответе, который для Них чрезвычайно важен, и что я понесу всю моральную ответственность за него.
- «Я не могу лгать, хотя бы из-за соображения, что эта ложь успокоит обреченных», - говорил Епископ: «и тебе запрещаю, так как предупреждение об опасности вызовет в Них желание защищаться и не отдаваться без борьбы:
исход же борьбы, особенно ежели ты готов к ней, может быть и удачен.
Я считаю, что не успокаивать нужно и усыплять Их безпокойство ложью, но правдою внести тревогу, а с ней волю и готовность к борьбе».
Действительно, сомнений в том, что Царской Семье угрожает опасность, ни у меня, ни у Епископа Гермогена не было и с уверенностью в нашей правоте я тут же, у Владыки, написал Императрице записку следующего содержания:
«Глубоко признателен за выраженные чувства и доверие.
Приложу все силы исполнить Вашу волю, сделать Мару счастливой.
Вообще, положение очень тяжелое, может стать критическим.
Уверен, что нужна помощь преданных друзей или чудо, чтобы все обошлось благополучно и исполнилось Ваше желание о спокойной жизни.
Искренно преданный Вам Б».
Владыка Гермоген одобрил текст, и я положил ее в карман, чтобы передать Х.
- «Я забыл тебе сказать, что у меня сегодня был отец Васильев, который приходил специально узнать о тебе я дал ему лучший отзыв о тебе», - сказал Владыка.
Условившись, что встретимся завтра, мы расстались, и я отправился к Х., отнести письмо-ответ Государыне.
У Х., меня ожидало несколько записок от Великих Княжон, восторг которых перед привезенными подарками никак не мог улечься.
Наследнику больше всего понравился шоколад, о чем Он и доводил до сведения.
Передав ей записку к Императрице, я отправился домой, условившись встретиться с ней завтра в соборе в четыре часа.
Придя на постоялый двор, я достал недавно приобретенную карту Западной Сибири и Тобольской губернии и принялся за ее усердное изучение, время от времени справляясь у шурина относительно деревень и сел, о которых он хоть что-то знал…
Мой следующий день начался Благовещенской церковью, где служил отец Васильев.
Последнего словно подменили, он радушно поздоровался со мной и долгое время извинялся, что принял меня с таким недоверием в первый раз.
После обедни он пригласил меня к себе, говоря, что там будет удобнее поговорить о делах, без риска быть подслушанными.
Я охотно согласился и церковным двором прошел за ним… много интересного сообщил мне отец Васильев и о Царской Семье, о ее служителях, охране, о настроении многих лиц, причастных к администрации города и т. д.
Он был в курсе всех событий в городе, слухов, сплетен и прочего и я сразу же понял, что в лице отца Васильева можно иметь чрезвычайно ценного осведомителя.
Отец Васильев рассказал, что у него квартирует с семьей некий Кирпичников, придворный служитель, имеющий право свободного входа в дом губернатора.
Он помогает Государю в Его физических работах, и при его посредстве отец Васильев может ежедневно и по несколько раз сообщаться с Царской Семьей.
Я спросил, знает ли он Кобылинского.
Отец Васильев ответил, что знает отлично, и сразу же стал предостерегать меня относительно последнего, говоря, что Кобылинский играет на два фронта и благодаря ему была выслана из Тобольска фрейлина Хитрово и два офицера братья Раевские.
Раевских он отлично знал, так как они бывали у него и произвели на него впечатление очень молодых людей, вернее, мальчиков школьного возраста, начитавшихся Жюля Верна и прочих, занятных и увлекавших молодежь романов с приключениями.
Поблагодарив за гостеприимство и взяв обещание никому не говорить о моем пребывании в Тобольске, я вышел и медленно пошел к пристаням мимо «Дома свободы», как назывался теперь дом губернатора.
Проходя мимо него, я увидел в окне Великую Княжну Анастасию Николаевну, которая сразу же меня узнала и сделала рукой приветственный знак, через мгновение к окну подошли Мария и Татьяна Николаевны, улыбались и шутливо приглашали в дом.
Не останавливаясь, я прошел перед домом и повернул по направлению к слободе.
В четыре часа, как было условлено, я застал в соборе Х.
Незаметно отойдя в притвор, где не было молящихся, мы сели на скамью, и она передала мне от Императрицы записку, которую я немедленно вскрыл и стал читать.
Вы подтвердили мое опасение, благодарю за искренность и мужество.
Друзья или в неизвестном отсутствии, или их вообще нет, и я неустанно молю Господа, на Него Единого и возлагаю надежду.
Вы говорите о чуде, но разве уже не чудо, что Господь послал сюда к нам вас?
Храни вас Бог.
Благодарная А».
Условившись зайти вечером к Х., я пошел в Митрополичий дом и показав письмо Императрицы Епископу Гермогену, я, тут же снял копию, а оригинал сжег.
- «Да», - сказал наконец, епископ Гермоген: «друзья, друзей нет.
Это печально, но еще полбеды, забыли что кроме друзей есть просто люди… люди с добрым сердцем, чуткой благородной душой, которая не сможет не отозваться на горький призыв униженных, страдающих и нуждающихся в поддержке и помощи.
Эти люди есть, и мы их найдем с их помощью мы сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить Царскую Семью, подумай, ведь нет почти положения, из которого не было бы выхода, что-нибудь придумаем и тут.
Пока налицо опасное положение для Царской Семьи и отсутствие кого-либо, кто смог бы или желал бы Им помочь, мы одни, мы осознали весь ужас положения, наша обязанность, наш священный долг, не считаясь с собственными силами и возможностями, которыми мы располагаем, прийти Им на помощь и немедленно»!..
Опустившись в глубокое кресло, он закрыл лицо руками.
- «Господи! Пошли благодать Твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое Святое»!
- Донеслись до меня слова молитвы Святаго Иоанна Златоуста, сказанные шепотом.
Владыка поднял голову и посмотрел на меня своими умными проницательными глазами.
- «Теперь, Борис, ты должен посвятить меня во все то, что тебе известно о начинаниях петербургских монархистов, направленных для спасения Царской Семьи».
Я ответил Владыке, что многого сказать не могу, так как ни в какой организации не состою, но слышал от А. Вырубовой, в Петербурге имеется организация, возглавляемая членом Думы Марковым 2-м, который якобы главнейшей своей задачей считает освобождение Царской Семьи.
Об этом А. Вырубова передавала Ю. А. Ден, через которую Марков 2-й сносился с Царской Семьей и получил даже от Их Величеств благословение на свое начинание».
А. Вырубова так же передала мне, что в этой организации на предмет разведки и ознакомления с существующим на месте, в Тобольске положении, поехал один офицер, но на этом пока все и остановилось, так как Ю. А. Ден, бывшая в декабре у А. В., сообщила ей, что от этого офицера Марковым никаких сведений получено не было.
Юлия Александровна получила подробности о жизни Их Величеств в Тобольске от А. В., так как в это время вернулся из Тобольска П., ездивший туда, по ее поручению.
И так прошло полгода, сюда был послан всего один офицер, и тот без вести пропал.
Пришлось согласиться с Владыкой, что посылка одного офицера в эти края знаменует собой только желание Маркова 2-го получить информацию с места, но не желание спасти Царскую Семью, и этот факт никак нельзя назвать начинаниями, до того он ничтожен по сравнению с трудностями всего предприятия.
Я выразил соображение, может, у Маркова 2-го нет необходимых средств.
Владыка грустно посмотрел на меня:
- «Бедный, бедный Русский Царь, Иов Многострадальный…
На спасение Русского Царя нет денег!
Господь жестоко наказал нас, отняв Его от нас…
Но еще более тяжкие кары ждут нас…
Ты не раз вспомнишь меня, но нельзя падать духом»!
Он встал и обратившись лицом к киоту, громко слегка дрожащим голосом сказал:
- «Господи, пошли благодать Твою в помощь нам, да прославим Имя Твое Святое»!
Порывисто поцеловав протянутую мне Владыкой руку, я покинул Митрополичий дом, обещав Епископу прийти на следующий день вечером и представить свой план действия для охранения и освобождения Царской Семьи…
--------
Поезд с Царской Семьей, отъехав от Тобольска, на ночлег на 27-го апреля, остановился в селе Иевлево, а дневной привал 27-го апреля был в доме Распутьина в селе Покровском!
В 22 часа 27-го апреля колонна прибыла в Тюмень.
В первом часу ночи 28-го апреля 1918 года, закончилась посадка в поезд и, в 5 часов утра он покинул Тюменский вокзал.
Лишь в 10 часов 28 апреля Уральский Совет узнал, что Яковлев самовольно изменил маршрут вместо Екатеринбурга на Омск, но по полученным Яковлевым сведениям, красноармейцы поставили пулеметы на станции «Куломзино» объявив, что поезд не пропустят и тогда Яковлев-Мячин, решив силой пробраться через Екатеринбург, повернул обратно через Тюмень; к ночи на 29 апреля поезд возвращен в Тюмень.
В 9 часов утра 30 апреля он прибыл в Екатеринбург и в этот день дом Ипатьева стал Домом Особого Назначения!
Председатель Центрального Исполнительного Комитета Янкель Свердлов, уступая давлению Германии, послал в Тобольск комиссара Яковлева, чтобы перевезти Царскую семью в Москву или в Петроград. Но Уральское правительство, приготовило Яковлеву западню, при помощи которой оно хотело завладеть особой Государя при его проезде.
Свердлов сыграл двойную игру и, притворно подчиняясь настояниям Германского посла барона Мирбаха, он вошел с екатеринбургскими комиссарами в соглашение не выпускать Царя из своих рук, потому водворение Государя в Екатеринбурге было неожиданно. Купец Ипатьев был в два дня выселен из своего дома, и было предпринято возведение прочной дощатой ограды, доходившей до верха окон второго этажа.
Туда были привезены 30 апреля 1918 года Государь, Государыня, Великая Княжна Мария Николаевна, доктор Боткин, горничная Государыни Анна Демидова, Камердинер Государя Чемадуров и лакей Великих Княжон - Седнев.
В состав охраны вошли рабочие завода Сысерти и фабрики братьев Злоказовых, во главе ее стоял комиссар Авдеев Александр Дмитриевич екатеринбургский рабочий, первый комендант «Дома Особого Назначения» - так именовался дом Ипатьева.
Цесаревич и его три сестры привезены в дом Ипатьева, после их приезда в Екатеринбург из Тобольска 23 мая, где их ждали родители, туда же был доставлен старый повар Харитонов, лакей Алексей /Алоизий/ Егорович Трупп и поваренок Леонид Седнев.
Генерал Татищев, графиня Гендрикова, мадам Екатерина Адольфовна Шнейдер и лакей Волков /Кирпичников/ Алексей Андреевич были отправлены в тюрьму, Терентий Чемодуров, заболевший 24-го, лежал в тюремной больнице и, благодаря этому, он чудом избежал смерти, ибо через несколько дней увезли Нагорного и Седнева.
Дом Ипатьева, здание на углу проспекта и переулка, одинаково называвшихся Вознесенскими, Екатеринбуржцам был известен как дом Попель и, до покупки Ипатьевым, был синагогой, а чтобы скрыть дьявольский замысел привоза туда, Божиего помазанника и Вселенского удерживающего, Православного Императора, дом формально оформили на Ипатьева, капитана инженерных войск.
Николай Николаевич Ипатьев на допросе 30 ноября 1918 года, у Следователя Сергеева рассказал, что купил дом в марте 1918 года у купца И.Г.Шаравьева.
27-го апреля 1918 года, к Ипатьеву явился комиссар Жилинский, и объявил, что дом будет занят для надобностей Совета и 28-го апреля Ипатьеву был вручен приказ Жилищного Комиссара Екатеринбурга Коковина от 27-го апреля 1918 года, за № 2778 - очистить дом к 3 часам дня 29-го апреля!
Имущество описали товарищ Председателя Екатеринбургского Исполкома Загвозкин и член комитета Павел Михайлович Быков, а опись выдали Ипатьеву.
Ипатьев попросил свою жену Евгению Фёдоровну Попель - известить его о возможности возвратиться из села Курьинского в Екатеринбург!
Главнокомандующий Западным фронтом генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс, настоял на изъятии дела у Следователя Сергеева.
Адмирал Колчак дал ему полномочия, в силу которых Дитерихс взял всё производство в свои руки 23 января 1919 года за № 119.
Дитерихсу был придан Следователь по Особо Важным Делам Николай Алексеевич Соколов, а для производства по розыскам начальник Военно-Административного управления Екатеринбургского района генерал-майор Сергей Алексеевич Домантович.
Уже 5 февраля 1919 года, генерал Дитерихс вместе с Министром Юстиции, Петроградским адвокатом Старынкевичем привели Соколова к Колчаку; 6 февраля Колчак подписал приказ о назначении Соколова; 7 февраля Соколов его получил.
25 января 1919 года И.А.Сергеев в силу повеления Верховного Правителя адмирала А.В.Колчака, передал подлинное делопроизводство с вещественными доказательствами генералу Дитерихсу в строго юридическом порядке в присутствии Прокурора Суда – В.Ф. Иорданского, и в этот день Соколов принял от генерала Дитерихса все акты следствия.
Для пристального контроля над следствием в составе Французской военной миссии, возглавляемой генералом Морисом Жаненом, в штаб Колчака прибыл родной брат Якова и Вениамина Свердловых - Мальтийский рыцарь и майор Французской армии Зиновий Пешков, усыновленный Максимом Горьким /Пешковым/, вместе с которым в Екатеринбурге находился граф Дю Мартель, женатый на свояченице Эдварда Ротшильда!
«Верховный правитель России
3 марта 1919 г. № 588/ Б-32 город Омск
Всем
Настоящим повелеваю всем местам и лицам исполнять беспрекословно и точно все законные требования Судебного Следователя по особо важным делам Н.А.Соколова и оказывать ему содействие при выполнении возложенных на него по моей воле обязанностей по производству предварительных следствий об убийстве бывшего Императора, его семьи и великих князей.
/Подпись/ Адмирал Колчак
Исполняющий обязанности директора
Канцелярии верховного правителя
/Подпись/ Генерал-майор В.Мартьянов».
Соколов старательно допросил вновь всех основных свидетелей по делу, в их число вошли разводящий кураульной команды ДОН Анатолий Якимов, охранник Проскуряков, капитан Малиновский, поручик Шереметьевский, Коптяковские крестьяне и другие.
В материалах дела Соколовым собрано лишь огромное количество косвенных улик, указывающих на возможность смерти всей Царской Семьи в Доме особого назначения...
Действительно, улики складывались одна к другой.
И только одного не хватало для полной убедительности выводов следствия.
Одного, но Существенного – трупов Семьи, исчезнувшей в Екатеринбурге.
А в Криминалистике есть Жёсткое Правило – нет трупа – Нет Убийства!
О работе Немецкой разведки под крышей Красного Креста, поведал П.Жильяр:
«Около 15 мая /по старому стилю/ - когда я был в Екатеринбурге, я узнал совершенно достоверно, что в это время в Екатеринбурге была немецкая миссия Красного Креста.
Это удостоверяю я положительно.
Я тогда был в ресторане вместе с Буксгевден и Теглевой.
Рядом с ними сидели два каких-то члена этой миссии и сестры милосердия – немки и говорили между собой по-немецки.
Я точно знаю, что миссия тогда же уехала в Германию.
Там знали о тех ужасных условиях, в каких находилась Царская Семья».
--------
В октябре 1919 года, Следователь Соколов пожалел о пренебрежении взаимодействием с Пермским Судом и Угрозыском.
Спасая материалы, Соколов оказался в городе Чите, и встретился с бежавшим сюда Прокурором Пермского окружного суда Петром Яковлевичем Шамариным, от которого Соколов узнал, что еще в феврале 1919 года, Шамарин снял копии с документов, касающихся исчезновения Великого Князя Михаила Романова - ими были:
рапорт начальника угрозыска П.Н.Ярославцева от 6 февраля и протоколы допросов А.С.Рябухина, Г.Г.Карасева-Черняева и Г.Ф.Митревели, составленные 11 февраля и 13 февраля 1919 года, Надворным Советником Александром Фёдоровичем Кирстой, бывшим Начальником Екатеринбургского угрозыска, и в тот момент Помощником Начальника Военного Контроля Штаба 1-го Средне-Сибирского корпуса.
Соколов снял с названных документов собственные копии, а 11-12 декабря 1919 года, там же в городе Чите допросил Романа Михайловича Нахтмана, который показал:
«…полковник Знамеровский говори мне: «Роман Михайлович, положение ужасное.
Это невозможно Князь волнуется; в Мотовилихе – сборища, разные угрозы, это Его нервирует, Доктора Катона нет и я боюсь опять открытия у Него язвы желудка.
Не можете ли Вы вывезти Наталию Сергеевну куда-нибудь на Украину через Курск?
Мы собираемся уехать на Север по Каме, если Вы скоро отсюда не уедете, Княгине и Джонсону ничего не говорите… Знамеровский достал карту, мы разсматривали ее.
На карте были нанесены по Каме к северу отдаленные монастыри и Знамеровский, высказывал надежды получить помощь при бегстве в этих монастырях…
Наталья Сергеевна уехала в Москву к своим родственникам Гужон, а я с Знамеровской уехал в Гатчину, чтобы приготовить Наталье Сергеевне квартиру…
Я снова уехал в Москву, мне было поручено привезти провизию и Князя Владимира Алексеевича Вяземского в Гатчину, где его супруга княгиня Александра Гастоновна заведывала дачами Великого Князя.
Княгиня сказала мне, что из Перми получена телеграмма, следующего содержания:
“наш общий любимец и Джонни вывезены не известно кем и куда”.
Сказав о телеграмме, княгиня стала меня просить:
“Роман Михайлович, теперь надо как можно стараться вывозить ценности.
Будут обыски. Надо ценности спасать. Вы хлопочите.
Я сама всю ночь спать не буду, буду укладываться”.
Взял я много ценностей и повез их в Москву, там я сдал их князю Вяземскому.
Устроившись с ценностями, мы с князем приехали в Гатчину.
Тут же опять мы с князем отвезли другие еще ценности в Москву.
Перед этим отъездом в Москву, княгиня сказала мне, что она получила по телефону известие из Петрограда: Наталья Сергеевна находится на Гороховой -2.
Нужно было ехать в Сибирь и отыскать Михаила Александровича.
22 июня мы с князем выехали из Москвы.
Я не решился везти князя через Вологду-Пермь-Екатеринбург, так как я достаточно бросился в глаза в Перми, когда вывозил Наталию Сергеевну.
--------
В то время на улице Гороховой-2 находилось Питерское ЧК.
Знамеровский, полковник, начальник Гатчинского жандармского управления, был арестован одновременно с Великим Князем Михаилом Александровичем и был убит в Перми вместе с супругой в 1918 году.
Графиня Наталия Сергеевна Брасова, дочь Московского адвоката Шереметьевского, родственница заводчика Гужона, бывшая до Великого Князя Михаила Александровича замужем за Мамонтовым и Вульфертом и именно потому Михаил Романов привлёк к себе всеобщее внимание - тайно женившись на Брасовой, против воли Николая-II.
24 июля 1910 года, у них родился сын Георгий /погиб в автокатастрофе в 1931г./ и Николай-II своим «всемилостивейшим» указом возвёл ребёнка в дворянство с фамилией Брасов /по названию одного из имений Михаила/ и отчеством - Михайлович.
Согласно закону, Великий Князь Михаил Александрович впервые стал наследником престола в 1898 году, после смерти от туберкулёза - брата Георгия Александровича.
После рождения Цесаревича Алексея носил звание «Правитель государства».
В 1912 году Михаил Александрович и Наталья Сергеевна в Вене, венчались в Сербской Православной Церкве – из-за этого гнев Его Величества вылился в приказ об увольнении со службы своевольного брата и запрете ему въезда в Россию, а также передаче всего имущества Михаила в опеку и снятии с него звания «Правитель государства».
Михаил вместе с женой и сыном переехал в Англию и поселился недалеко от Лондона.
В связи с началом I-й Мировой войны Михаилу Александровичу было разрешено вернуться в Россию и в чине генерал-лейтенанта он отправлен в Галицию командовать Кавказской Кавалерийской /дикой/ дивизией, затем – II-м Кавалерийским Корпусом.
За боевые заслуги Великий Князь Михаил Александрович был награждён Георгиевским крестом, а в конце 1916 года, назначен генерал-инспектором кавалерии.
Добровольно-Принудительный Отказ от Престола 3 марта 1917 года Михаила Александровича в пользу Учредительного Собрания, на совещании с Главой Временного Правительства Г.Е.Львовым, министром Юстиции А.Ф.Керенским, П.Н.Милюковым, М.В.Родзянко, А.И.Вакье-Гучковым, обер-прокурором Синода В.Н.Львовым и другими, объясняет терпимое отношение к нему властей, никто не покушался на драгоценности Его семьи, у него не было отобрано недвижимое имущество, а власти могли разрешить ему выезд за рубеж, как того требовал Германский посол в Москве Вильгельм фон Мирбах.
Далее Роман Михайлович Нахтман повествует:
… В Омске нам не пришлось ничего узнать о судьбе Михаила Александровича.
Были глухие слухи о возможном нахождении Его в Томске, куда я и отправился.
Князь Вяземский должен был, по нашему плану, ехать в Челябинск.
Совершенно случайно, я встретился в Омске со своим старым сослуживцем Францем Маврикиевичем Хмелевским.
Он был секретарем начальника Северо-Западных дорог Валуева, приезжал в Омск за продуктами, но, в виду событий, застрял в Омске.
Вместе с ним мы прибыли в Екатеринбург, где он отыскал там какого-то своего старого знакомого старичка, втроем, находясь в буфетной комнате Екатеринбург-I, мы вели разговор про Царскую Семью и этот старичок сказал Хмелевскому, что:
«Вся Царская Семья и все бывшие с ней спасены!
… Конечно, это было сделано той же самой организацией, которая спасла Михаила Александровича, Ее увезли в тот же самый день, как и Великого Князя Михаила, в праздник Вознесения Христова… Иначе как же могло быть?
Разве Михаил Александрович мог бы бежать, не подумав о том, что после Его бегства большевики сделают с Царской Семьей?
Я хорошо помню, что этот старичок так и говорил про спасение Царской Семьи:
“Та же самая организация в то же самое время”!
Прибыв в Симбирск, я остановился там на Шатальной улице в доме № 34, в квартире вдовы полковника Берзенцева, где проживал мой сын офицер Леонид.
Но сына там уже не оказалось: он вслед за нами с Вяземским пробрался в Сибирь.
… Дальше … сам я поехал в Омск искать сына.
Отыскал я в Омске Хмелевского, который сообщил неожиданную и приятную новость:
“Михаил Александрович жив.
Он был в Омске, может быть, и сейчас здесь”.
Оказалось следующее: у Прокурора Омской Судебной Палаты Коршунова проживала, занимая комнату, какая-то дама.
Жена Коршунова по секрету сообщила этой даме, что Михаил Александрович в Омске. Дама эта сообщила об этом Хмелевскому, а он мне.
Коршунов по своему личному положению и личным свойствам действительно мог иметь общение с Михаилом Александровичем:
он как я узнал в вагоне, страдал от большевиков за свои монархические убеждения: сидел в остроге и, при этом – старообрядец.
Я отправился к Коршунову, он принял меня хорошо.
Я просил его принять от меня письмо, которое я напишу Джонсону.
Коршунов, не указывая где находится Михаил, согласился принять от меня письмо.
Он безусловно был в курсе дел и произвел на меня впечатление человека, все знающего о местонахождении Михаила Александровича.
Когда моя попытка получить от Коршунова сведения о местонахождении Михаила Александровича кончилась неудачей.
Я узнал от Хмелевского, что эти сведения можно будет получить от Омского Архиерея.
Жена Коршунова тайно от мужа сообщила о близости ее мужа к Архиерею своей квартирантке-даме, а та передала об этом по секрету Хмелевскому.
Желая узнать о судьбе Михаила Александровича, я отправился к Архиерею.
Он меня принял, но когда узнал, зачем я к нему пришел, сказал мне, что он может со мной разговаривать только в присутствии редактора Сибирской Газеты Николая Яковлевича Коншина, монархиста, как мне рекомендовал его Архиерей.
Я сказал им, что, по моим сведениям, они знают, где находится Михаил Александрович, и просил их дать мне возможность иметь общение с Джонсоном.
Коншин согласился пойти навстречу моему желанию и велел прийти к нему в редакцию, где он должен был познакомить меня с корректором газеты бывшим офицером, фамилия которому Эстерелли… в назначенное время я пришел к этому господину, прося его принять от меня письма письма для Джонсона.
Он мне сказал, что предварительно должен будет поговорить с каким-то еще своим знакомым и только после этого сможет дать мне ответ.
За ответом он просил меня прийти в тот же день в 9 часов вечера.
Я пришел, ждал его до 23, но так и не дождался.
Пришел я на другой день в редакцию, обратился к Коншину, он мне сказал, что корректор куда-то ушел.
В 6 часов вечера я снова пришел в редакцию, но никого там не застал.
Увидев после этого Хмелевского, я все ему разсказал про свои неудачные попытки увидеть Михаила Александровича и Хмелевский мне на это ответил:
“Его окружили и никого к Нему не допускают;
каждый норовит в будущем получить себе камилавку”…
Население Перми, относилось к Михаилу Александровичу прекрасно.
Он принужден был ходить по вечерам:
Его окружал народ и открыто выражал свое сочувствие.
Провизией Его затаскивали: ежедневно у Него в номере была свежая стерлядь.
Великий Князь занимал в Королевских номерах четыре номера: 18-21.
Джонсон жил в № 18.
А сам Великий Князь с Наталией Сергеевной занимали № 21.
Два номера занимали камеристка Екатерина Даниловна и лакеи Борунов и Челышев.
Знамеровская впоследствии возвратилась в Пермь, где, как мне говорил князь Вяземский, она была убита большевиками вместе с мужем.
Я ни малейшего сомнения не имею в спасении Михаила Александровича.
Конечно, Его вместе с Джонсоном похитила организация и увезла по Каме.
Весь вопрос в том, где Он теперь находится.
Недаром Знамеровский говорил о том, изучая карту.
Коршунов с Архиереем безусловно в курсе дела, но они… молчат.
Интересно узнать, где находится Хмелевский.
Об этом Вы можете получить сведения от чиновников особых поручений при Министре Путей Сообщения в Иркутске Топиро и Кауфельд, старых сослуживцев Хмелевского».
--------
В конце февраля 1918 года, баронесса Буксгевден – бывшая фрейлина Двора появилась в Тобольске и передала Николаю-II предложение Немцев, – подписать Брестский Договор.
Тот эти предложения отверг и Немцы потребовали у правительства Ленина, доставить Николая-II в Москву, ибо Немцы боялись, что какая-нибудь неконтролируемая ими сила возведёт на трон снова Николая-II и он объявит о денонсации Брестского мира, так как он был подписан без него и поэтому они требовали доставить Царя в Москву.
10 мая Германский посол Вильгельм фон Мирбах был принят в Комиссариате Иностранных Дел Львом Караханом и Карлом Радеком.
Мирбах подчеркнул: его правительство ожидает, что с Царицей и принцессами Немецкой крови будут обходиться с уважением.
В Берлине Карл Радек /Сабельсон/ и Адольф Иоффе /Крымский/ предложили в обмен на освобождение Императрицы и её дочерей освободить - посаженных кайзером.
В 1918 году Испанией правил король Альфонс-XIII, женатый на внучке королевы Виктории, двоюродной сестры Российской Императрицы Александры Фёдоровны.
Король Испании стал активным ходатаем перед Российскими властями за сохранение жизни членов Царской Семьи и для ведения переговоров по поручению Мадрида, Фернандо Гомес выехал из Петрограда в Москву, где дважды встречался с Чичериным и Караханом – 1-го и 5-го августа 1918 года.
Освобождения Александры Фёдоровны и Великих Княжон энергично добивался тогдашний папа Римский Бенедикт-XV, который гарантировал оплату любых расходов по перемещению Семьи Романовых в Испанию.
В Ватикане знали, что Германия имеет отлично налаженную шпионскую сеть в России, Немецким резидентам было известно, что Семья Николая-II - была жива осенью 1918г.
Так что отнюдь не беспочвенными кажутся просочившиеся в прессу сообщения, будто в сентябре 1918 года, ожидается прибытие в Испанию Царицы и Великих Княжон на специально зафрахтованной яхте под флагом Ватикана.
В одном из документов, обнаруженных Исследователями Саммэрсом и Мэнгольдом, утверждается, что Киевский резидент кайзеровской разведки граф Альвенслебен - 5-го июля 1918 года, заявил в беседе князю Долгорукому, что большевики между 16-м и 20-м июля будут распространять слухи о смерти Николая-II.
Но беспокоиться по этому, не стоит, слухи будут ложными!
Марк Ферро приводит выдержку из документа, опубликованного принцем Анжуйским:
«23 июня 1918 года /6 июля/ Юровский вывез императора из дома Ипатьева для переговоров с двумя лицами, прибывшими из Москвы… и они предложили ему выехать за границу, если он согласится на определенные условия.
Император, ради спасения своих близких, согласился…
12 июля Юровский сообщил императорской семье, что им следует приготовиться к длительной поездке, которая будет совершена в глубокой тайне.
Для этого, он попросил императора изменить внешний вид…
15 июля он сообщил императору, что его увезут первым вместе с Алексеем, отдельно от остальной семьи.
13 сентября 1920 года, в столице Франции городе Париже, Следователь Соколов допросил полковника Бориса Владимировича Свистунова и вот, что тот поведал:
«Находился ли в какой-либо связи факт перевоза Государя из города Тобольска с планом немцев уничтожения большевиков и с группировкой антибольшевистских групп в Москве, я не знаю.
Национальный Центр, конечно, был группой монархической…
Будучи в Берлине я познакомился там, в феврале 1919г., с офицером Сергеем Марковым, корнетом Крымского полка, шефом которого была Государыня Императрица.
Он мне говорил, что находился с Императором в общении, когда Царь находился в заключении в Тобольске; кажется, он что-то упоминал и про Тюмень.
Говорил, что он везет письмо от Императрицы кому-то из родственников!
Марков уверял, что вся Царская Семья жива, что он прибыл из Киева, где проживал под именем Краузе и был у Немцев переводчиком»!
Царскую Семью вывезли, а в ДОН поместили Семью Филатовых, которая играла роль Двойников Царской Семьи, вместе с Семьями Адашевых, Берёзкиных и других.
Начертание Свастики в ДОНе было в ознаменование Cпасения Царственных узников, и противопоставление магическим символам раввинов, желавших прямо в синагоге принести в жертву Царя – а Свастика это Символ Святаго Духа, и в древности даже Имя Спасителя и Господа Нашего Исуса Христа - начиналось со Свастики!
Матрёна Григорьевна Соловьёва, вдова Бориса Соловьёва умершего в июле 1926 года во Франции, от которого имела детей: Татьяну и Марию, названных так в честь Великих Княжон, после смерти мужа вынужден была зарабатывать сама.
Их Парижский ресторан обанкротился и Матрёна Григорьевна стала знаменитой в Мире Дрессировщицей Диких Животных; умерла в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, США.
В Париже 5 июля 1920 года, Следователь Соколов произвёл осмотр представленных к следствию, дочерью Священномученика Григория Ефимовича Распутьина, Матреной Григорьевной Соловьевой дневниковых записей, вот наиболее интересные из них:
28.04.1918г., была в церкви – в тюрьме Боже как там тяжело;
все арестованные стоят за решеткой, Бедный Боря с Сережею стояли там же.
На них смотреть, сердце кровью заливается…
Говорят проехал Государь в Москву.
Интересно, что делается в Петрограде?...
24 мая ... Боря ушол с Александром Венедиктовичем /телеграфистом/ слава Богу у него есть занятие...
Понравится ли Ольге у нас; я б ее хотела видеть узнать все Петроградские новости, про Маруську Сазонову; наверное вышла замуж за Харлипа.
2 августа ходила в церковь, на меня все смотрели бабы и мужики как на диковинку, все удивлялись как мы еще живы остались после этой беды...
5 августа приехала комиссия искать тело убитого Гермогена, нашли его в воде обмотанного веревками и руки связаны назад, мучили говорят его бедного страшно, ах какие мерзавцы большевики, не лучше бы им и не хуже, Господи накажи их.
Завтра ждут Епископа Иринарха из Тобольска и повезут Епископа Гермогена хоронить в Тобольск. Завтра Борины именины, что же я ему подарю? Вернее, что ничего.
30 сентября сегодня узнала утешительную новость, как будто Папа и Мама живы и Дети, да неужели это правда вот счастье я от радости чуть не поцеловала Васильева, заживем значит и мы, хотя бы Боря скорее приехал, я бы ему объявила эту великую радость, ведь он будет счастлив от души.
Анна Ивановна, наша хозяйка, почему-то ждет Борю сегодня, а я завтра, вот чья будет правда? У меня настроенье сегодня восторженное.
Где то Аня? Все Наши живы.
3 октября мне кажется, если Они будут живы т.е. Папа и Мама тогда и я буду счастлива, ведь вся моя опора, вся моя надежда на Них, я знаю в трудную минуту Они меня не оставят, а надеяться на мужа нельзя; он человек, а не ангел, которого нельзя искусить женщинам, а он слаб в этом отношении. Господи укрепи его в любви ко мне.
Так вот я и хочу сказать, что если Боря меня бросит, то я уж с ума не сойду, так как у меня будут маленькие надежды на Них.
16 октября только что пришла от Сапожниковой Елизаветы Александровны, когда я с ней поздоровалась, то от счастья заплакала…, а вдруг Она близкая Их здесь!
А где Они? Какая судьба… через неделю все выяснится как и что и где Они?
3 ноября выехали из Омска, сели во второй класс, публики было масса, сначала мы с Борей поместились в коридоре, встретили очень милого офицера Бориного товарища, он нас устроил в купэ, уступил свою верхнюю полку.
9 ноября за полтора года впервые услышала гимн «Боже Царя храни».
Были мы в ресторане «Метрополь» - ужинали после театра, выпили водки и мадеры:
я, Боря, Иван Петрович, Роберт Иванович, познакомились с полковником и переговаривались с другой публикой. Играл оркестр, было очень весело.
В конце ужина так разошлись, так развеселились, что потребовали играть оркестр:
«Боже Царя храни» и «Слава», все лакеи, буфетчик и публика встали на ноги, но это был номер действительно. Офицеры встали во фронт.
12 ноября в 5 часов выехали из гостиницы «Континенталь».
Я почему-то боялась ехать в Маньчжурию.
14 ноября станции здесь почему-то все маленькие, ничего нельзя купить.
Даже шоколаду и то нет. Написала Варе письмо.
Солнышко светит, а на душе грусть, тоска, болит сердце за Наших, где Они?
12 ноября в 5 часов выехали из гостиницы «Континенталь»…
20 ноября Харбин гораздо больше Омска и Иркутска, здесь больше торговли, главная улица т.е. Китайская многолюдная, а остальные пустые, город мертвый, ходили в кинематограф, публики было совсем мало»... На весь город две или три церкви только.
22 ноября были гости; Козловские, генерал Потапов – он мне не понравился, но все эти гости поперек горла потому, что денег надо тратить на них, а нам это не по карману.
Боря до сих пор ни где не служит, устроиться можно всюду, но он привык лодорничать, ой как мне тяжело, он все надеется, что деньги сами придут; хорошо, если б так было…
30 ноября … Видели генерала Хорват, его ждали в церковь на молебен как какого-то царя, наших генералов было двое, а остальные японцы и китайские генералы.
На меня генерал Хорват произвел хорошее впечатление…
6 декабря из-за пустяков поссорились с Козловскими, не виделись 5 дней, потом Боря поехал к ним и помирились, теперь веселее, есть знакомые, а то со скуки можно умереть.
Безпокоюсь о наших, масса теперь возвращаются пленных наших из Германии и отовсюду, боюсь как бы наших не обидили. Господи спаси всех наших.
Странно почему не слышно о Романовых?
17 декабря сегодня думаем выехать домой, ой как я радуюсь, что увижу своих дорогих. Надоел Харбин страшным образом, в особенности эти противные китайцы – японцы. Впервые я и Боря открыли правду Алексееву, кто мы.
Это богач из Иокогамы, на меня произвел хорошее впечатление.
В дневнике Бориса Соловьёва за 1919 год есть сказано следующее:
«23 февраля много времени прошло с тех пор; много и перемен вот я и во Владивостоке. Устроился в гостиницу Версаль… ездил на автомобиле в госпиталь, тело Беляева мне выдали, похороны – вторник, хлопотали об оркестре, полуроте юнкеров бюро и т.д.
Вечером был у Федорова и потом в ресторане часа три беседовал с начальником отдела контрразведки Ставки Верховного Главнокомандующего капитаном Симоновым.
25 февраля белый глазетовый очень красивый гроб, катафалка, певчие, музыка, полурота Офицерской Школы, венок и цветы, глухо стучит промерзлая земля о крышку гроба. Нет его. Упокой Господи его душу в горних селениях. Мир его праху.
Вчера ужинал с капитаном Симоновым, который информировал меня относительно Омска. Днем получил телеграмму, что Дети в Омске! Слава Создателю!
Со мной была истерика и я едва успокоился. Господи если бы это было так!
Какое счастье. Я даже боюсь верить.»
При взятии Екатеринбурга на сторону Белой Армии перешли офицеры, в числе их был капитан Генерального Штаба Симонов, занимавший пост Начальника Штаба армии Рейнгольда Язеповича Берзина, который перевозил Царскую Семью в Пермь.
В Омске при помощи начальника Военной академии генерала Андогского - Симонов занял должность Начальника Контрразведывательного Отдела.
«Он официально докладывал Верховному правителю Колчаку», - повествует генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс: … что Наследник и Великие Княжны живы, но неизвестно где находятся.
Лично Симонов “твердо верил в это”».
--------
В марте 1918 года, Датский посол в Петрограде Харальд Скавениус, позаботился о сыне Великого Князя Михаила Александровича и его Английской гувернантке, укрыв их в Датском посольстве в Петрограде и отправил их в Данию с помощью фальшивых документов, которые представляли гувернантку как жену Датского чиновника, потому Георгия и его спутницу удалось переправить через границу.
Жене Великого Князя Михаила - Наталье /Брасовой/, в платье сестры Красного Креста, с помощью Скавениуса удалось ускользнуть из России в Англию, а Греческая королева Ольга выехала из России в 1918 году, также благодаря помощи Датского посольства.
В материалах Следователя Соколова присутствует такой документ:
«Почтово-телеграфные чиновники Штаба Северо-Урало-Сибирского фронта, коим командовал Берзин, кои сейчас состоят на службе в почтово-телеграфной конторе города Екатеринбурга, Сибирев, Бородин и Ленковский могут засвидетельствовать разговор по прямому проводу Ленина с Берзиным, в котором первый приказал Берзину взять под свою охрану всю Царскую Семью и не допускать каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае своей /т.е., Берзина/ собственной жизнью».
За этим последовал визит Берзина в дом Ипатьева и Николай-II, записал от 22-го июня:
«…сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно областного совета, посмотреть какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух часов!
Часто приходили разные субъекты и молча при нас, оглядывали окна».
На следующий день Государь отмечает в дневнике:
вчерашние посетители были народные комиссары из Петрограда…
В дневнике Александры Фёдоровны, тоже есть упоминание об этом посещении /в записи от 22-го июня/ она назвала их «…люди, вероятно, из комитета».
Одетые в гимнастёрки, кожанки, галифе, ремни внахлёст – Берзин и его штаб действительно ничем не отличались от «комиссаров и чекистов».
На самом деле их посещение означало - отныне ответственность за содержание и судьбу Романовых перешла из рук Уралсовета в руки командующего фронтом Берзина.
О чём он оповестил руководство в Москве телеграммой из штаба фронта в Екатеринбурге 27-го июня 1918 года, в 0 часов 5 минут, запись в книге под № 3101а, содержание следующее; Три адреса: Москва, Совнарком, Нарком военный, бюро печати, ЦИК:
«Мною полученных московских газетах напечатано сообщение об убийстве Николая Романова на каком то разъезде от Екатеринбурга красноармейцами точка официально сообщаю что 21/6 мною с участием членов Военной инспекции и военного комиссара Ур. военного округа и члена всерос. след. комиссии был произведен осмотр помещений как содержится Николай Романов с семьей и проверка караула и охраны все члены семьи и сам Николай жив и все сведения об убийстве и т.д. провокация точка. Главнокомандующий Североуралосибирским фронтом Берзин».
К середине июля 1918 года, положение красных войск на Урале было отчаянное.
Формирования Колчака и Белочехов теснили их по всем направлениям.
Когда стало очевидно Екатеринбург неизбежно придётся оставить, а это означало, что доверенные Берзину Лениным - Николай-II и его Семья могут попасть к белым.
Политические последствия такого поворота событий были неприемлемы.
Царя следовало срочно вывозить из Екатеринбурга и для надёжного исполнения поручения вождя он должен был вывезти экс-императора лично.
Но… Берзин – командующий фронтом.
Положение его войск критическое. Екатеринбург в осаде. Уехать в такой момент?!
Вот как описывает последующие события историк из Перми - В.Н.Устюгов:
«Положение под Екатеринбургом продолжало ухудшаться.
Приходилось считаться с возможностью вынужденной потери города.
Вечером 15 июля состоялось секретное совещание партийного и советского руководства Урала и Екатеринбурга с ответственными работниками Северо-Урало-Сибирского фронта, для ускорения получения подкреплений и оружия, решено направить Берзина в Петроград и Москву.
При этом учитывалось, что Берзина хорошо знали руководители Петроградского и Московского военных округов Б.П. Позерн и Н.И. Муралов, с которыми он поддерживал личные контакты.
Во главе фронта оставались заместитель командующего С.М. Белицкий, а также член Военного Совета С.А. Анучин и главный политкомиссар Н.Г. Толмачев.
Сразу после совещания, поставив в известность по телеграфу Петроград /Смольный/, Москву /Наркомвоен/, Казань /одного из членов Военного совета Восточного фронта/, Р.Я. Берзин выехал в Петроград и Москву.
18 июля на несколько часов Берзин останавливается в Петрограде. Оперативно решив ряд организационных и кадровых вопросов, вечерним поездом он выехал в Москву.
Явившись 19 июля в Наркомат по военным делам, Берзин встретил там холодный прием: его обвинили в дезертирстве, выезде без разрешения руководства Восточного фронта.
Троцкий отказался его принять, а в оперативном отделе Наркомвоена было предложено доложить о положении дел на фронте.
Но перед самым началом доклада Берзину был вручен приказ Троцкого еще от 16 июля 1918 года за № 547 о смещении с должности и немедленном препровождении в Казань.
21 июля в Казани в РВС Восточного фронта, Берзина направили в Екатеринбург для передачи дел новому командующему.
Вслед за Берзиным, выехал член РВС Восточного фронта К.А. Мехоношин.
25 июля Екатеринбург пал.
По настоянию Уралобкома и Мехоношина 30 июля Р.Я. Берзин вступил в командование войсками 3-й армии.
В новый состав Реввоенсовета армии вошли И.Т. Смилга и М.М. Лашевич.
Руководство армии обосновалось в Перми».
Итоги деятельности Берзина на Урале подводило полученное в ноябре приветствие из Москвы: «Товарищу Берзину. Пользуюсь оказией, чтобы передать через Вас привет войскам 3 армии и пожелание всяческих успехов.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов /Ленин/.
--------
Отвечая за жизнь Романовых, Берзин вывез их 15 июля вечером из Екатеринбурга.
Два факта косвенно подтверждают это и, один факт цитирует историк Пайпс:
«В хронике жизни Ленина, где крайне подробно, чуть ли не по часам, прослеживается общественная деятельность Ленина, есть загадочный текст, датированный 17 июля, Ленин получает в 12 часов письмо из Екатеринбурга и пишет на конверте: “Получил. Ленин”.
Связь между Екатеринбургом и Москвой шла не по почте, а по телеграфу, так что можно утверждать, что вышеупомянутое послание являлось телеграммой.
Это событие фиксирует и Эдвард Радзинский в своей книге «Господи, спаси и усмири Россию», факт прихода в Москву некой телеграммы 17 июля и у нас в России, и на Западе воспринимается одинаково: будто отправлена она из Екатеринбурга утром того же дня.
В те дни, телеграммы Бонч-Бруевича, Старка, высокопоставленных комиссаров, шли из Москвы в Екатеринбург 2-3 дня, стало быть, это сообщение, пришедшее Ленину 17 июля, ушло из Екатеринбурга не позднее 15 июля - телеграммы тогда ходили кружным путём.
Мятеж в Ярославле добавил трудностей в почтовом сообщении, а телеграмма, предварительно убранная из конверта, - доклад Берзина лично Ленину, о своём поступке.
Иначе кто бы спас Берзина от гнева Троцкого при оставлении фронта без приказа.
Второй факт, - одновременно с Берзиным отбыл из Екатеринбурга Председатель Уральской Областной ЧК - Фёдор Николаевич Лукоянов.
Отбыл под смехотворным предлогом – проследить за эвакуацией в Пермь архивов ЧК.
Будто для этого не нашлось никого рангом пониже и больше он в Екатеринбург в июле 1918 года, не вернулся: оставался в Перми и был занят размещением Царской Семьи.
Берзин и Лукоянов вывезли Романовых 15 июля, подтверждает принц Анжуйский.
Причём Царская Семья о времени отъезда знала, ибо Берзин предупредил их ещё днём.
15 июля 1918 года, Юровский пригласил в ДОН уборщиц, которые в своих показаниях Следователю Сергееву рассказали, что Государь, Государыня, их дети были необычайно возбуждены, радуясь призраку возможного спасения?!
Вот допрос Следователем Соколовым - Пьера Жильяра, учителя детей Романовых:
«Во второй половине августа в Тюмени, где я жил, ко мне пришел Чемодуров и сказал:
Слава Богу, Государь, Ея Величество и дети живы...
Он рассказал мне, что всех их одели в солдатское платье и увезли… он мне говорил о волосах, которых он много видел в доме: как будто там нарочно стригли людей…
После прихода ко мне Чемодурова я вместе с мистером Гиббсом поехал в Екатеринбург к Сергееву, чтобы ему помогать...
Я был с Сергеевым и мистером Гиббсом в доме Ипатьева… я обратил внимание на печи.
Все комнаты на верху дома были полны обгорелыми предметами.
Я здесь узнавал очень много их уничтоженных вещей.
Тут были зубные, головные щетки, шпильки, масса разных мелких вещей, а на ручке одной из щеток, почти сгоревшей, /она из белой кости/, я различил инициалы “А.Ф.”
На меня произвело впечатление, что, если они увезены “без ничего”, в “чем были”.
Все вещи, которые они взяли бы с собой, если бы они куда-нибудь переезжали по своей воле, были сожжены - вот какое на меня произвело впечатление.
Но я скажу, что уйдя из этого дома, я не верил тогда в их гибель… в комнате, которую я видел, так было мало места, где сидели пули, что я не поверил в расстрел всех их…
Когда я был в Ипатьевском доме, я сам видел остриженные волосы.
Чьи они были, я сказать не могу, от кого-то я слышал, что к ним был допущен парикмахер я об этом писал Сергееву…».
--------
Кайзер Германии - Вильгельм-II считал, что король Англии Георг-V, был обязан помочь своему двоюродному брату – Русскому царю, в тот момент немцы контролировали южную часть России, и связь между Крымом, где пребывала вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна, и Копенгагеном продолжала действовать.
В Ялтинском дворце Дюльсберг, где содержалась Мария Фёдоровна, её зять и дочери Марии Федоровны с внуками, их охранял отряд Балтийских моряков Задорожного.
Когда Немцы приблизились к Ялте, местный Совет постановил, расстрелять классовых врагов, но Задорожный выкатил навстречу посланному Ялтинским Советом отряду красногвардейцев пулемёты и заявил, что жизнью и смертью его поднадзорных может распорядиться только один человек – вождь мирового пролетариата Владимир Ленин.
На Британском Линкоре «Мальборо», изначально, Государь Николай-II планировал отправить своих дочерей вместе с бабушкой в Англию, куда Вдовствующая Императрица Мария Фёдоровна должна прибыть к своей родной сестре вдовствующей Императрице Александрине и племяннику Английскому Императору Георгу-V и на Пресс-Конференции показать живыми Царских Дочерей и тем самым разрушить в России власть Троцкого и Ротшильдов, обвинив Ротшильдов - виновниками переворота в Российской Империи, после чего официально начать процедуру отбора из рук Ротшильдов Доли Николая-II в ФРС США – 88.8%, которая ими использовалась для захвата власти в Мире!
Тем более, что главный офис Лиги Наций, которую создали при самом непосредственном участии Императора Российской Империи - Николая-II – на тот момент находился в Лондоне, а ФРС предполагалась как Финансовая структура под контролем Лиги Наций!
А Ротшильды, захватив незаконно Долю Царя в Международном Финансовом Механизме в свои руки, с его помощью организовали 1-ю Мировую Войну и Февральский переворот, заблокировав Царя во Пскове, после чего захватили власть в Российской Империи!
Уезжая из Крыма на Британском Линкоре «Мальборо» 11 апреля 1919 года, Мария Фёдоровна получила от сына Николая-II - Икону Святаго Николая, которую в своё время написал и подарил 7 июля 1910 года - Великомученику Григорию Распутьину – Президент Российской Академии Наук Великий Князь Константин Константинович Романов.
Люди Сталина и Лакобы не успели переправить дочерей Царя из Абхазии в Крым к нужному сроку и внизу на задней стенке этой Иконы - Николай-II - своей рукой написал для мамы - прощальный текст, а сам начал помогать Сталину восстанавливать Россию!
В своей книге «Скорбный путь Михаила Романова: от престола до Голгофы» в 1996 году Владимир Гладышев, ведший расследование в Перми написал:
«Я считаю, что побег Михаила Романова из Перми готовился, Романов жил в «Королевских номерах» несколько месяцев, но гостиничные номера его не совсем устраивали, Он подыскивал себе другую квартиру и во время прогулок по городу заходил в гости к некоторым пермякам.
Среди них была и семья Тупициных - Ольга и Сергей - дети Владимира Тупицина, владельца пермского фосфорного завода, владели большим домом на Екатерининской улице, 212, этот дом стоит до сих пор /улица Большевистская, 210/.
Сюда и собирался переехать Михаил Романов «накануне своего похищения», как показал на допросе в ЧК Сергей Тупицын.
Думается, этот дом Великий Князь выбрал не случайно, хотя было несколько других предложений, например, большой дом семейства Кобяк на улице Обвинской /25 октября/, или дом Алиных, что на Сибирской.
Но дом Тупицыных был как раз близко от станции Пермь-II, и в то же время рядом с подворьем Успенского женского монастыря.
Как известно краеведам, от некоторых зданий монастыря существовал подземный ход, который вёл к железнодорожному полотну.
Это позволило бы Михаилу Романову уйти незамеченным.
Он сам подчеркивал, что передвигался по городу свободно, не считая 11 часов дня, когда нужно было являться в ЧК.
Разрешение на переезд Романов получил от ЧК 12 июня 1918 года.
После объявленного официально «побега» Михаила Романова 16 июня, в Пермь Сергею Тупицыну приходит телеграмма от управляющего Великого Князя Матвеева, в которой говорится: очень обеспокоен, сообщите подробности и где служащие.., также вещи.
Наталия Сергеевна просит, если возможно, приехать, захватив оставшиеся вещи.
Судя по тексту телеграммы, Наталия Брасова что-то знала о готовящемся побеге.
Но документы и воспоминания современников свидетельствуют, что она всегда ждала Михаила Романова, надеясь, что рано или поздно они встретятся…
В 1920 году, в газетах были опубликованы заметки о приезде Михаила Романова на Дальний Восток, в Харбин, на Ближний Восток и т.д. Остаются вопросы:
что стало с теми пермяками, кто был знаком с Михаилом Романовым, например с Сергеем и Ольгой Тупицыными? Их судьба неизвестна. Или Владимир Павлович Шипицын, врач, занимавшийся частной практикой, П.Н.Второв и другие».
--------
28 сентября 1918 года, Западная колонна 4-й стрелковой дивизии Сибирских войск заняла Алапаевск и сразу началось формирование милиции, куда 3-го октября определился на службу старшим милиционером Тимофей Мальшиков.
Начальник районной милиции штабс-капитан Шмаков приказал Тимофею Мальшикову - разыскать тела убитых родственников Царя Николая Романова.
Юридическим поводом для возбуждения уголовного дела стало сообщение от 6 октября 1918 года, командира Тобольского пехотного полка, Прокурору Екатеринбургского Окружного Суда о сведениях, согласно которым «Великие Князья в одну из ночей были спущены в шахту живыми, после этого шахта при помощи гранат была взорвана»!
11-го октября Прокурор поручил Следователю Сергееву производство следствия по делу об убийстве в городе Алапаевске бывших Великих Князей.
Командир 3-го Уральского отдельного корпуса, он же начальник Екатеринбургского гарнизона генерал Голицин выделил на расходы по розыску трупов 1.000 рублей.
Мальшиков и милиционер Фёдор Селюнин с 6-ю рабочими, на основании информации от местных жителей, осмотрели глубокую шахту в 12-ти верстах от Алапаевска близ дороги в Верхне-Синячихинский завод, обнаружили и извлекли из нее тела всех 8-ми убиенных обитателей Напольной школы, города Алапаевска!
«По словам лиц, участвовавших в извлечении тел из шахты», - рассказывал бывший в 1918-1919 годах помощником по гражданской части Верховного уполномоченного Российского Правительства на Дальнем Востоке генерала Д.Л.Хорвата - В.А.Глухарев:
«только на теле В.К. Сергея Михайловича была огнестрельная рана в задней части головы внизу затылка: все остальные замученные были брошены в шахту живыми и умерли от повреждений, полученных при падении, и от голода.
Тело В.К. Елизаветы, несмотря на то, что все тела находились в шахте в течение нескольких месяцев, было найдено совершенно нетленным.
На лице В. Княгини сохранилось выражение улыбки, правая рука была сложена крестом, как бы благословляющая.
Тело В.К. Иоанна Константиновича, мужа Сербской Королевы Карагеоргиевич Елены Петровны, тоже поддалось лишь частичному и весьма незначительному, в области груди, тлению; все остальные тела подверглись разложению»!
Бонджованни, у которого мироточат раны как у Христа, является внуком Великого Князя Иоанна Константиновича и Сербской Королевы Елены Петровны Карагеоргиевич, от их дочери Екатерины!
К Алапаевску приближались «красные» и, в июне 1919 года возник вопрос о вывозе останков убиенных и Комиссия по расследованию Екатеринбургского, Пермского и Алапаевского убийств: М.К.Дитерихс, Н.А.Соколов и А.П.Куликов - получила от Верховного Правителя А.В.Колчака разрешение на перевоз гробов игуменом Серафимом, вместе с братией из Серафимо-Алексеевского Скита Белогорского Свято-Николаевского монастыря Пермской губернии и, загрузив товарный вагон в Алапаевске отец Серафим с братией отправился 14-го июля 1919 года в Читу, куда и прибыли 29-го августа.
30-го августа Русские и Японские офицеры доставили гробы в Покровскую женскую обитель Читинского Богородицкого монастыря, где помог атаман Семенов и с помощью Маши Шарабан, любовницы Семёнова, давшей несколько слитков золота, гробы вывезли 5-го марта 1920 года, через Харбин в Пекин, куда они прибыли 16-го апреля 1920 года.
Григорий Михайлович Семенов-Мерлин, походный атаман казачьих войск Сибири и Урала с 28 апреля 1921 года, генерал-лейтенант, Монгольский князь, Китайский мандарин 1-го класса, полиглот, бакалавр философии, после II-й Мировой Войны, был арестован в китайском городе Дайрене и расстрелян, жена и две дочери погибли в Колымском лагере.
По прибытии в Пекин гробов с Алапаевскими мучениками, об обстоятельствах их перевозки узнали в Германии брат и сестры Великой Княгини Елизаветы Федоровны -
Германская Принцесса Виктория жена Принца Людвига Батенбергского и Принцесса Ирена - жена Принца Генриха Прусского, родного брата Германского Императора и Прусского Короля – Кайзера Вильгельма-II.
Сёстры Елизаветы Фёдоровны, пожелали перевезти тело сестры, вместе с гробом Варвары /Яковлевой/ в Иерусалим, попросив, чтобы гробы сопровождал игумен Серафим, которого сопровождал под видом монаха Великий Князь Михаил Александрович!
30-го ноября 1920 года, гробы Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны и инокини Варвары Яковлевой были отправлены из столицы Китая - Пекина в портовый город Тяньцзин, откуда 18-го ноября на пароходе ушли в Шанхай, куда прибыли 21-го ноября.
15-го декабря из Китайского города Шанхая, гробы отправили морем в Порт-Саид, где их встретили Их Высочества Германская Принцесса Виктория с мужем Германским Принцем Людвигом Александровичем и дочерью Принцессой Луизой 26 января 1921 года.
Утром 27-го января, гробы погруженные на товарный поезд - выехали из Порт-Саида и прибыли в Иерусалим 28-го января 1921 года, где их на вокзале встретило Греческое, Русское и Арабское духовенство, после чего гробы поставили на автомобили, украшенные цветами, и двинулись по направлению в Гефсиманию, где местом упокоения была избрана крипта Русской церкви Святой Марии Магдалины в Гефсимании!
Храм этот был воздвигнут Императором Александром-III в память Его матери - Императрицы Марии Александровны, а на его освящение в 1888 году прибыли супруги Великий Князь Сергей Александрович и Великая Княгиня Елизавета Федоровна.
Теперь, через 33 года, она - здесь упокоилась!
В ногах гроба Елизаветы Федоровны поставили шкатулку, всюду сопровождавшую Преподобномученицу, в которой находился оторванный взрывом палец Сергея Александровича и прядь волос племянника - Цесаревича Алексея Николаевича!
Если первые следователи Наметкин и Сергеев ещё могли довольствоваться рамками процессуального характера и исходить из того, что суд над убийцами состоится, то Соколову уже весной 1919 года, стала очевидной иллюзорность судебной перспективы.
Гражданская война безжалостно уничтожала действующих лиц и очевидцев, документы и следственное пространство, затем «канули в лето» прокуроры и судьи.
Осведомлённых о положении Царской Семьи свидетелей, устраняли те и другие:
Судьба Следователя Малиновского осталась неизвестна;
1918 год, - графиня Анастасия Васильевна Гендрикова и мадам Шнейдер были увезены из Екатеринбурга 18 июля и доставлены в Пермь, где были расстреляны в ночь с 3 на 4 сентября 1918 года, тела их были найдены и опознаны в мае 1919 года;
1918 год, - есть справка о смерти в белой тюрьме сподвижника Ермакова - Саковича;
1918 год, - матрос Клементий Григорьевич Нагорный, состоявший при Алексее Николаевиче, и бывший матрос яхты «Штандарт» лакей Иван Дмитриевич Седнев, были расстреляны Петром Ермаковым в окрестностях Екатеринбурга в начале июня 1918 года, их тела были найдены два месяца спустя на месте их расстрела;
1918 год, - сподвижник Петра Ермакова, матрос Степан Ваганов, руководивший оцеплением Ганиной Ямы, был растерзан летом верх-исетскими обывателями, возмущенными его «подвигами» в составе боевой дружины Ермакова;
1918 год, - убит в ЧК - Следователь Намёткин;
1918 год, - по взятии Екатеринбурга, рядом с тюрьмой нашли два трупа, на одном была расписка в получении 80 000 рублей на имя Долгорукова, и по описаниям свидетелей, это было тело Князя, генерал-майора Василия Александровича Долгорукова, а что касается другого, то оно было телом Татищева - расстрелянных Г.Никулиным;
1919 год, - Екатеринбургский следователь Сергеев, долго не соглашавшийся с версией, что все Романовы погублены в подвале дома Ипатьева, сам погиб от чекистской пули.
1919 год, - другой сподвижник Ермакова, верх-исетский большевик Партин, оставленный агентом разведки в тылу белых, был схвачен и, несмотря на то, что имя его было внесено в списки людей, разыскиваемых в связи с «романовским делом», белая контрразведка почти тут же расстреляла его, и не подумав отправить на допрос в Екатеринбург...;
1919 год, - Медведев был взят в плен при занятии Перми в феврале 1919 года и умер месяц спустя в Екатеринбурге от сыпного тифа; он утверждал, что ни в кого не стрелял;
1920 год, - расстреляны Верховный Правитель адмирал Колчак и премьер Пепеляев, а в 1937 году был расстрелян Председатель Губернской Иркутской ЧК, который руководил расстрелом А.В.Колчака – Чудновский Самуил Гдальевич;
1924 год, - убит во Французском городе Сальбри - Следователь Николай Соколов;
1925 год, - убит в Лондоне – Роберт Вильтон, корреспондент Лондонской «Таймс»;
1927 год, - убит член Уральского Совета Пётр /Пинхус/ Лазаревич Войков /Вайнер/ с 1924 года, полномочный представитель СССР в Варшаве;
1927 год, - расстрелян начальник Царскосельского караула и дворцовый комендант, полковник Евгений Степанович Кобылинский, который после вывоза Царской Семьи из Тобольска перешел к Белым, но в 1919 году, попал в плен под Красноярском.
1937 год, - умер в Шанхае генерал-лейтенант Михаил Константинович Дитерихс;
1937 год, - расстрелян член Уральского Совета Толмачёв Владимир Николаевич;
1938 год, - казнён член Уральского Совета и комендант ДОНа Яков Янкель Хаимович Юровский;
1938 год, - казнён член Уральского Совета Александр /Янкель/ Георгиевич Белобородов /Вайсбарт/;
1939 год, - расстрелян командующий СевероУральским фронтом, генерал Берзин /Берзиньш/ Рейнгольд Язепович /Иосифович/;
1939 год, - казнён охранник ДОНа Имре Надь;
1941 год, - сгинул в МГБ член Уральского Совета Филипп /Фрам/ Исаевич /Шая/ Голощекин;
1942 год, - расстрелян член Уральского Совета Георгий Иванович Сафаров /Вольдин/;
1946 год, - расстрелян атаман Григорий Семенов-Мерлин
1948 год, - казнён генерал чехословацкого корпуса и Сибирской армии у Колчака Рудольф /Радола/ Гайда;
1962 год, - умер во Владимирском «Централе» - генерал-полковник Клейст.
Соколов не убегал из Екатеринбурга, в действительности он получил приказ главкома Восточной группы покинуть город и вывезти все «акты подлинных следственных производств», документ № 294 от 11 июля 1919 года.
Через Сибирь и Манчжурию, он в июне 1920 года, прибыл во Францию!
Часть документов была похищена у Соколова во Владивостоке.
Дело в том, что вместе с Соколовым эвакуировался генерал Морис Жанен, начальник Французской военной миссии при Ставке Верховного Главнокомандующего.
Жанен участвовал в сговоре с большевиками, в результате которого был арестован и убит адмирал А.В.Колчак.
Жанена сопровождал Зиновий Пешков, кавалер мальтийского ордена, брат Якова Свердлова; он и похитил часть материалов.
Приехав в Европу, Жанен хотел передать 3 ящика со следственным материалом по Царской семье дяде Николая-II, Николаю Николаевичу, но тот отказался и тогда Жанен передал этот материал Гирсу, бывшему послу в Италии, проживавшему в Париже, от которого далее эти материалы попали к «русскому антиквару и библиофилу И.Гурвичу.
В 1962 году, у Гурвича осталось два ящика, а третий по словам Русских старожилов Парижа, находился до войны в одном из банков; во время оккупации Немцев был вскрыт Гестапо, а сейчас, якобы, находится в Нью-Йорке, в одном из банков Манхэттена…
Соколов, эмигрировав во Францию, пытался обобщить результаты своего расследования и обнародовать в специальной работе.
Помогала Следствию Соколова - Елизавета Николаевна Эрсберг /1879-?/.
В течение 16 лет она была помощницей няни Царских Детей, с миссией Красного Креста, через Дальний Восток, Японию, Америку и Францию, приехала в Данию, где встречалась с Императрицей Марией Федоровной, от которой получила материальную помощь.
В ноябре 1928 года, через Швейцарию и Чехословакию вернулась в Россию, где в ОГПУ дала подписку о неразглашении данных о жизни Царской Семьи!
В своей нашумевшей книге «Николай-II: жизнь и смерть», - Эдвард Радзинский приводит письмо написанное племянницей Елизаветы Эрсберг.
Племянница поведала удивительную историю о подруге тети – Анне Демидовой. Племянница Елизаветы Эрсберг утверждала:
«Нет, история Анны Демидовой не кончилась в день расстрела».
«..я хорошо знала лицо Анны Степановны, и как сейчас вижу ее перед глазами.
Среднего роста, полная, с простоватым круглым лицом, с зализанными у висков волосами и кичкой на макушке…
На Рождество 1929 года, когда тетя Елизавета была уже дома, приехали к теткам.
Я снова попросила «альбом в красивом оливковом переплете – альбом тети Елизаветы», - и начала его листать, но все фото Демидовой, даже в группах, исчезли или были замазаны. На мой вопрос, где фото «папиной невесты», тетки зашикали…»
Далее судьба её «уже после Отечественной войны, свела с одним молодым человеком, лицо которого поразительно походило на виденное ею когда-то, в семейном альбоме Эрсберг лицо Демидовой.
И молодой человек спокойно ответил, что, мол, странного в том ничего нет: это старшая сестра моего отца».
Он рассказал, что Анна Демидова умерла после Великой Отечественной войны.
Как описал мне её Демидов, она была среднего роста, полная, с зализанными волосами, выпивала, курила, из дома не выходила… по ночам бродила, кричала.
Просила я Демидова написать о тетке, а он:
«под монастырь подведешь»».
Расстрелянная под именем Демидовой, по всем описаниям была – высокой…
Так кто же она была, та высокая женщина… которую расстреляли вместо Демидовой?
Первым сомнение в расстреле Императора высказал Константин Добрынин, разводящий караульной команды Дома особого назначения, который встретив в «расстрельную» ночь начальника своей команды Павла Медведева, на бегу спросил:
«Застрелили Николая?
Смотри, чтобы вместо него другого не застрелили, тебе отвечать придется»!
Представления о судьбе Семьи Императора у большинства людей сформировались главным образом из книг генерала Дитерихса и следователя Соколова – за пределами России, а внутри СССР – из лживой книги Уральского большевика Павла Быкова.
Дитерихс и Соколов лишь продолжили расследование судьбы Царской Семьи, но не были у его истоков, может Соколов и написал другую книгу, если бы не был убит, а книга вышла под редакцией князя Орлова, финансировавшего продолжение следствия в Европе, и издал материал в 1925 году, после смерти Соколова в Берлине, но до самого последнего времени эта книга была недоступна, ибо Права на её издание выкупил масон, барон Фальц-Фейн и, выпуски этой книги в разных странах мира проходили цензуру!
В первое посещение Форда, куда последний звал Соколова, как главного свидетеля по возбуждаемому им делу против банкирского дома «Кун, Лебе и Ко», процесс по которому должен был начаться в феврале 1925 года - Форд советовал Соколову не возвращаться домой во Францию, имея основания отговорить его от поездки в Европу и 23 ноября 1924 года - Соколов был найден мертвым у себя дома во Французском города Сальбри.
При этом, многие документы, подготовленные им к печати исчезли и были обнаружены в начале 90-х годов, в библиотеке рукописей Калифорнийского Университета Беркли.
Как они туда попали не ясно, но первичная обработка этих документов Американскими историками показала, что Соколову удалось задокументировать факт эвакуации Царской Семьи в Пермь, а оттуда в Казань!
После смерти Соколова, в Лондоне был убит и Роберт Вильтон – 23 января 1925 года, который любил Царскую Семью, а в бою под Барановичами в 1916 году, проявил такой героизм, что в виде исключения Император наградил его Георгиевским крестом.
В Лондоне, Вильтон в 1920 году издал книгу «Последние дни Романовых», а в 1921 году, Французский перевод книги появился в Париже, к 1923 году, выдержал пять изданий.
В 1923 году, магазин «Град Китеж» в Берлине выпустил книгу Роберта Вильтона в переводе князя А.М.Волконского!
Пьер /Петр/ Андреевич Жильяр, выпускник Лозаннского университета; наставник Цесаревича Алексея и преподаватель Французского языка Великим княжнам, состоя на службе с 1905 года, сопровождал Семью во всех поездках вплоть до Екатеринбурга.
Жильяр оставался в Сибири до 1920 года, был непосредственным участником расследования, ход которого он также описал в своей книге «Император Николай-II и его семья», увидевшей свет в 1921 году, в Вене благодаря издательству «Русь».
3 октября 1922 года, в Женеве - Жильяр женился на Александре Александровне Теглевой /1884-?/, дворянке, в течение 17 лет служившей няней Детей Царской Семьи!
Чарльз Сидней Гиббс, учитель Детей Царя, предпринимал попытки к освобождению Царской Семьи, а в 1919 году, был секретарем Британского Верховного комиссара в Омске и сопровождал во Владивосток найденные Царские реликвии.
Позднее служил секретарем в Британском посольстве в Пекине.
23 апреля 1934 года, в день ангела Царицы Александры Фёдоровны, 58-ми летний Чарльз Сидней Гиббс - принял Православие через Святое Миропомазание, получив имя Алексий – в честь Царевича Алексея, которого учил.
18 декабря 1934 года, в канун Праздника Святаго Николая, дня тезоименитства Николая-II, в Харбине от Епископа Камчатского и Петропавловского Нестора /Анисимова/ Алексей Гиббс - принял иноческий постриг с именем Николай, в память Царя, а 23 декабря, Владыка рукоположил его в иеромонаха, затем через небольшое время Николая Гиббса возвёл в должность Игумена и отец Николай покинул Маньчжурию, а проведя год в Иерусалиме в Русской миссии, в 1938 году - вернулся в Англию.
Экзарх Западной Европы Архиепископ Серафим /Лукьянов/, назначил отца Николая в Лондоне на 2 прихода: Всех Святых и Святаго Филиппа.
В июне 1945 года Митрополитом Николаем /Ярушевичем, «отравлен по приказу Хрущёва в 1961 году»/, Архимандрит Николай /Гиббс/ был принят в юрисдикцию Русской Православной Церкви Московской Патриархии.
В 1950-х Архимандрит Николай /Гиббс/ разоблачил вторую Лжеанастасию, в 1928 году, положил конец Лжеанастасии – Чайковской; сохранилось его письмо по этому поводу Великому Князю Александру Михайловичу. Погребен на кладбище Хэдингтон!
Долгие годы шла полемика между Янкелем Михайловичем Юровским и Михаилом Александровичем Кудриным, кто из них «всадил пулю в Николая-II», дело дошло до Контрольной Комиссии ЦК ВКП(б), пока Сталин не прекратил эти дискуссии.
Из письма Юровского, адресованного из кремлевской больницы лично Сталину, явствует, что ни он, ни Кудрин не только не убивали Царя, но даже не присутствовали при этом.
По словам Юровского, приговор приводил в исполнение, какой-то специальный уполномоченный, из Москвы по личному приказанию Ленина и Свердлова.
Его сопровождала команда, среди которых, никто по-русски не говорил и не понимал.
Сам уполномоченный говорил только по-немецки.
В письме сообщалось, что он, Кудрин и его заместитель по ДОНу, Григорий Петрович Никулин были настолько пьяны, что толком не помнят подробностей той ночи, он пытался сопровождать было верхом уполномоченного, но упал с лошади и ушибся.
В этом письме речь шла главным образом не о Царе, а о потере в Екатеринбурге каких-то чрезвычайно важных документов, Юровский оправдывался, что уполномоченный увез эти документы с собой и судя по содержанию письма, фамилия была известна и Юровскому и Сталину, но в письме указывается только, что человек этот был Немцем.
Юровский долгое время жил в Германии и уверял, что это был офицер Кайзеровской армии, которых было много в тогдашнем ленинском окружении.
Юровский в этом письме сознается, что уже гораздо позднее, в году 21-м, он - став уже начальником Гохрана, был вызван к Ленину.
И тот его якобы спросил, он ли расстрелял Николая-II и его Семью?
По словам Юровского, он хотел объяснить Ильичу, как это дело было, но тот сказал:
«Вы, вы расстреляли батенька.
Напишите мне об этом доклад, и чтобы все было правдоподобно».
Юровский придумывал рапорт целую неделю, а потом отдал лично Ленину.
Так и родился общеизвестный рапорт Юровского, ибо никто из тех, кого считали причастными к расстрелу Царской Семьи, понятия не имели, где она ...
В Софии, после революции, в здании Священного Синода, на площади Св.Александра Невского проживал духовник Высочайшей Фамилии Владыка Феофан /Быстров/.
Владыка никогда не служил панихиду по Августейшему Семейству, и говорил своему келейнику, что Царская Семья жива!
И даже в апреле 1931 года, ездил в Париж на встречу с Государем Николаем-II.
Владыка Феофан также говорил, что со временем Род Романовых будет восстановлен, но по женской линии!
Вот список тех, кто при жизни хотел похоронить Семью Царя в угоду Гогенцоллернам:
судмедэксперт Н.Неволин, Президент РФ Б.Ельцин, лжепатриарх А.Редигер, лжепатриарх Диодор, премьер-министр РФ В.Черномырдин /Шлеер/, Президент РФ В.Путин, мэр Петербурга и Адвокат Гогенцоллернов А.Собчак /Финкельштейн/, писатель А.Нагорный /Гребенской/, вице-премьер и глава Комиссии по Царской Семье Б.Немцов /Эйхман/, Глава ФРС Джейкоб Ротшильд, царь каинитов в РФ Е.Примаков /Киршблат/, Председатель Госдумы Г.Селезнёв, писатель Г.Рябов, вице-губернатор Ленинградской области В.Тюльпанов, лжемитрополит Вахромеев, лже-патриарх В.Гундяев-Вексельман, Глава ФРС Дэвид Ротшильд, Заместитель Главы АП РФ С.Кириенко /Израитель/, мэр Москвы Лужков /Кац/, также умерли и выдававшие себя за сына Царевича Алексея - адмирал В.Дальский и
за дочь Царя, - Анастасию - Н.Билиходзе –
недалёк от такой участи Э.Радзинский - после автокатастрофы получивший инфаркт!
Но такая же судьба ждёт:
А.Чубайса, А.Воловика, С.Степашина, П.Иванова, А.Бастрыкина, В.Соловьёва, Ю.Ярова, В.Мединского, митрополитов Дашевского, Шевкунова, Пояркова и других деятелей хотевших захоронить Царскую Семью, если они не покаятся - в этом грехе и не скажут Правду Всему Миру о том, что Царская Семья была спасена Сталиным и в России живут Царские Потомки!
Сергей Иванович Жиленков Историк Царской Семьи
Оценили 2 человека
2 кармы