Подлинность

«Акварель» реж. В.Косаковский

О фильмах В.Косаковского писать всегда сложно. О последней картине вообще невозможно. 

Виктор Косаковский- кинематографист до мозга костей. Он говорит на киноязыке, который переводу на любой устный или письменный язык почти не поддается. 

«Акварель» нужно смотреть. Говорить о нем совершенно бессмысленно. Он не предполагает вербального обсуждения визуальных образов и эмоций. Потому без анализа несколько разрозненных заметок.

Избыточная реальность изображения- 96 кадров в секунду. Именно эта технология позволила режиссеру бросить вызов повальному увлечению компьютерной обработкой. Даже самые низкобюджетные фильмы сейчас все равно включают в смету цветокоррекцию. В высокобюджетных компьютерные фокусы уже занимают большую часть кадра, оставляя для живых образов все более съеживающуюся нишу орнамента или виньетки. Косаковский делает ставку на реальность, доводя ее с помощью сверхскоростной съемки до состояния эффекта присутствия зрителя на месте съемок. Айсберги Гренландии, лед Байкала, ураган во Флориде или водопады в Венесуэле- объекты обладающие невероятно мощной визуальной природной силой. Добавлять к ним цветокоррекцию- все равно что грозить Небесам кулаком. Косаковский и не грозит.

Откол айсберга от ледников Гренландии выглядит в фильме «Акварель» визуально мощнее, чем гигантская волна, заливающая Нью-Йорк в каком–нибудь метеотриллере. И дело даже не в том, что зритель , глядя на погибающий Нью-Йорк , подсознательно помнит: Нью-Йорк живет и стоит на месте. Дело в точке зрения Косаковского: на волны и айсберги он смотрит не сверху, с точки зрения творца, которой придерживаются режиссеры блокбастеров. Снизу, с точки зрения твари, букашки, человека. Провал автомобиля под лед Байкала и гибель пассажирки в «Акварели» потрясает сильнее , чем тысячи смертей под ударом компьютерной волны цунами. Не только потому, что эмоции водителя провалившейся машины, мужа утонувшей, невозможно ни сыграть, ни сымитировать. Потому, что Косаковский помнит: смерть одного человека- трагедия, смерть миллионов- статистика.

Визуальный контраст: острые , холодные, опасные грани льда на поверхности оборачиваются мягкими, округлыми, обтекаемыми формами под водой. Вода прекрасна. Вода опасна. Вода равнодушна. На тех, кто бросает вызов хозяйке планеты, Косаковский смотрит без восторга, без осуждения, без симпатии, без тревоги. Они и сам один из них: дежурит со спасателями на берегу Байкала, бросает вызов океану на утлом суденышке, передвигается под ударами стихии по улицам Майами, замирает от вечного восхищения венесуэльскими водопадами. Он рядом с героями. Ни выше, ни ниже. Не Творец. Человек. Кинорежиссер. Наблюдатель.

Мощь природы и тщета человеческой мечты о ее покорении и подчинении , что называется, не первый раз на экране. Первое, что приходит на ум в качестве параллели – трилогия Годфри Реджио о жизни на грани распада. Принцип примерно тот же, что и у Косаковского. Мелодии разные. Взяв в соратники композитора Филиппа Гласса, Реджио создал симфонию мирового распада с попсовыми нотками. Косаковский не про Апокалипсис. Он про смирение. И мощных запоминающихся мелодий в картине не так много. Балалаечный наигрыш в байкальском эпизоде. Тяжелый рок над океаном. Обрывки радиотрансляций. Жизнь врасплох. Вне дискуссий, борений, без Греты Тунберг. Реджио , проповедуя скорый конец света, отчасти сам уподоблял себя пророку Апокалипсиса. Косаковский ничего не проповедует. Он констатирует. Смиряется. Вода- хозяйка планеты. Человек лишь часть этой стихии. Один из финальных образов- радуга, встающая над водопадами. Учитывая скорость, с которой архаичные символы перекодируются в новые, на всякий случай напоминаю: радуга в Библии – символ Завета между Богом и людьми.