О жестокости сталинских репрессий. "Ленинградское дело". Сталинистам на заметку.

А сталинских репрессий, по мнению некоторых, как будто и не было. Или будто бы все репрессированные сплошь троцкисты, власовцы, бандеровцы и прочие предатели. Есть правда и другая точка зрения, что все репрессированные сплошь невиновные. Понятное дело, что обе точки зрения далеки от истины. Но если вторая точка зрения является маргинальной, то первая завоевывает популярность. Так вот хочу рассеять заблуждения сталинистов.

Ленинградское дело. Репрессии обрушились не только на взрослых. Тяжкие испытания выпали и на долю их детей, которых ждали детдома и колонии или тюрьмы, лагеря, ссылки. Первый шок они испытали в момент ареста их отцов. (В течение лета-осени 1949 г. прошли аресты основных фигурантов «Ленинградского дела»). Чужие люди бесцеремонно хозяйничали у них дома, переворачивая все вверх дном. Копались и в детских вещах. Например, при аресте бывшего секретаря по агитации и пропаганде Ленинградского обкома ВКП(б) Н. Д. Синцова сотрудники Министерства госбезопасности (МГБ) нашли дневник дочери Тани и стали его читать вслух. Девочка умоляла этого не делать, ведь это – личная тайна. Они прекратили, но дневник забрали с собой, рассчитывая, наверное, узнать что-то криминальное о главе семейства. В октябре 1950 года карательная машина взялась за членов семей «ленинградцев». Как вспоминали впоследствии жертвы этой операции, она проходила по единому сценарию: сначала забирали матерей, затем сотрудники МГБ возвращались за детьми. Они тогда не знали, что механизм «репрессирования» жен и детей так называемых «врагов народа» был отработан еще в годы Большого террора. 15 августа 1937 года был принят оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР № 00486, согласно которому дети из таких семей представляли социальную опасность и подлежали изъятию. Младший сын Ф. Е. Михеева Георгий Филиппович, которому в то время было 10 лет, описывает обстоятельства, при которых его забрали из дома: «Утро 20 октября 1950 года не предвещало ничего плохого: мы с братом Валерием завтракали, собирались в школу, а мама – на работу. Помню, что на завтрак была манная каша. Подробности обыска и ареста мамы не сохранились в моей памяти. Помню тол ко, что вскоре после того, как маму увели, один из сотрудников МГБ сказал: “И ты, мальчик, собирайся, поедешь к маме, она просила”. Я спросил: “Портфель брать?”, на что мне ответили: “Бери, бери…”. “И пионерский галстук тоже?” – “Конечно!” Бабушка Лена (мамина мама) и брат кое-как меня собрали, и я ушел –“к маме…” Вместо мамы меня из квартиры привели в находившееся недалеко, на улице Маяковского, 7-е отделение милиции, откуда отвели в санпропускник (кажется, на Басковом переулке)». Этот обман укладывался в общий сценарий. Сотрудники МГБ говорили, что «мама просит взять с собой младшего сына (или дочь)», а сами отправляли детей в приемник распределитель. Оставшиеся на свободе родственники не знали о действительном их местонахождении. Так случилось и в семье бывшего заведующего отделом электростанций Ленинградского обкома ВКП(б), позднее 3-го секретаря Саратовского обкома ВКП(б) П. Т. Талюша. Его дочь Галина Петровна пишет в воспоминаниях: «20 октября 1950 года, когда мы с братом пришли из школы, дома нас ждали незнакомые люди. Нам сказали, что сейчас мы поедем к маме, и отвели нас в детскую комнату отделения милиции. С портфелями в руках мы навсегда ушли из родного дома. Мне было 13 лет, брату – 15 лет. В эти же дни арестовали Наталью Ивановну, жену бывшего первого заместителя председателя Леноблисполкома М. А. Таирова. Чуть ли не из рук старших детей Юрия и Галины вырвали и увели их одиннадцатилетнего брата Сережу. Сергей Михаилович Таиров рассказывал: «На моих глазах забрали маму. И снова я ничего не мог понять своим детским умом. Когда увозили меня, сказали, чтотправляют к маме. Обманули. В тюремной машине доставили в детприемник, переодели в какую-то черную одежду. Жену бывшего секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Я. Ф. Капустина Екатерину Васильевну арестовали в день рождения. С утра старший сын Владимир сказал младшему брату Андрею, чтобы тот после школы купил торт, приготовил чай. Однако праздник не получился из-за вторжения нежданных визитеров, предъявивших ордер на обыск и арест. Девятилетний Андрей, желая успокоить маму, сказал ей, что он и брат смогут прожить самостоятельно. Сотрудник МГБ отреагировал сразу: «Нет, Андрей, бери мешок холщовый, кидай вещи, да побольше теплых». Мать и младшего сына сразу разлучили. Четырнадцатилетнюю дочь секретаря Ленгорисполкома А. А. Бубнова Люду забрали 20 октября вместе с матерью. Анну Степановну посадили в одну машину, дочь – в другую. Младшая сестра, 5-летняя Наташа Бубнова осталась у бабушки. Люду поместили в районное отделение милиции. Всю ночь девочка не спала – сидела под стенкой. На следующей день ее повезли в Пушкин, а по дороге в машину подсадили 15-летнюю Таню Синцову. Оказавшиеся в беде девочки подружились на всю жизнь.

Младшие дети репрессированных ленинградских руководителей были разбросаны по детским домам всей страны. В трудовую воспитательную колонию Львова отправили Люду Бубнову и Таню Синцову. Здание было окружено высокими серыми стенами с колючей проволокой. Людмила Алексеевна вспоминала: «По сути это была настоящая тюрьма для малолетних преступников, и контингент там был соответствующий – воры, убийцы, проститутки… Именно тогда я что-то начала понимать. Раньше думала, как все: что все это – ошибка, разберутся, Сталин поймет. Но в колонии встретилась с девочками, которые там были с 1937 года. Выходит, за тринадцать лет не разобрались…».

Арест. «Социально опасными детьми» по «Ленинградскому делу» в основном были старшеклассники и студенты вузов. 1 ноября 1950 года, через 10 дней после матери, арестовали шестнадцатилетнего Валерия Михеева. Он вернулся из школы и дома беседовал с одноклассником. Вдруг раздался звонок в дверь. Через порог бесцеремонно переступили трое незнакомых мужчин, за ними – дворничиха. В конце 1980-х годов Валерий Филиппович рассказывал: «Помню, я отступил на шаг после внезапно последовавшего приказа: “Руки вверх!”. Поднял руки, после этого сотрудник МГБ принялся меня обыскивать. Двое других в это время прошли в комнаты, не преминув заглянуть в кухню, где взяли со стола нож, которым бабушка разделывала рыбу. Финский нож был внесен в число вещей, изъятых у меня при аресте. Ничего более подходящего для компрометации сотрудники МГБ, видимо, найти не смогли» На черной «эмке» Валерия отвезли в «Большой дом» на Литейный. 1 ноября взяли восемнадцатилетнего Владимира Капустина, когда он вечером возвращался с друзьями из Политехнического института. Владимир Яковлевич Капустин рассказывал в конце 1980-х годов, что подошедший майор добродушно сказал: «“Слушай, я за тобою весь день гоняюсь – раз пять уже на квартире был. Решил – прямо здесь. Не возражаешь?” И хоть бы какую-нибудь бумажку, санкционирующую арест, предъявил – ничего». Его привезли на квартиру, перерыли то немногое, что там оставалось. Дальше путь – на Литейный, где Володя провел неделю в одиночной камере. Вечером того же дня забрали сыновей бывшего председателя Новгородского облисполкома М. И. Сафонова Владимира и Льва. Двадцатипятилетний Владимир Сафонов после службы в годы войны на аэродроме в Заполярье окончил Высшее военно-морское училище им. Фрунзе, но из-за ареста отца не получил никакого назначения. Восемнадцатилетний Лев Сафонов учился в Ленинградском институте механизации сельского хозяйства. Студентку первого курса Электротехнического института, дочь бывшего председателя Ленинградского облисполкома И. С. Харитонова Эллу арестовали 2 ноября на лекции. «Вдруг в аудиторию вошел декан, назвал мою фамилию и попросил выйти. “На минуточку” – так он сказал. В деканате меня ожидали двое в штатском. Один из них вежливо предъявил ордер на арест. Аресты затронули и старших детей Г. Н. Куприянова. Виктор успел защитить диплом инженера-механика в Военно-механическом институте. Его арестовали на пять месяцев позже, чем отца. Розу, учащуюся третьего курса Ленинградского планово-экономического института, забрали сразу после занятий на следующий день после ареста брата. Аресты проводились и в Москве. 20 октября 1950 года сотрудники МГБ пришли на квартиру Вознесенских. Когда уводили двадцатилетнего Льва, студента четвертого курса экономического факультета МГУ, младший брат Эрнест обратился к майору, которого запомнил с ареста отца: «Почему всех берут, а меня оставляют?». Даже военные заслуги не могли спасти от ареста, как это было, например, с сыновьями бывшего директора Института истории С. И. Аввакумова. Тридцатилетний слушатель Высшего военно-педагогического института Владимир Аввакумов в годы Великой Отечественной войны участвовал в обороне Москвы, затем командовал автоколонной, доставлявшей грузы по ленд-лизу из Ирана в СССР. Двадцатилетний студент индустриального техникума Юрий Аввакумов воевал на Курской дуге, как разведчик-минер дошел до Берлина, был трижды ранен.

Особым совещанием при МГБ СССР к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в лагере были приговорены Юрий Басов, Всеволод Вербицкий, Владимир Визнер, Лев и Эрнест Вознесенские, Владимир Капустин, Владимир и Лев Сафоновы, Ирина и Клара Соловьевы, к пяти годам – Элла Харитонова. На восемь лет ссылки были осуждены Арнольд Турко и Валерий Михеев, на пять лет – Владимир Аввакумов, Надежда Бадаева, Людмила Бумагина, Евгений Визнер, Михаил Евсеев, Виктор и Роза Куприяновы, Валерий Мироненко, Анатолий Решкин, Юрий и Галина Таировы. Этот список юношей и девушек, репрессированных по «Ленинградскому делу», неполон. Десятки других детей ленинградских руководителей также отправились в лагеря и ссылки.

А вы думали, что все репрессированные сплошь бандеровцы, власовцы и троцкисты. Нет, родители вышеуказанных лиц были верными сталинистами. Зато их дети, вернувшиеся в Ленинград при Хрущеве, стали ярыми ненавистниками Сталина. Ничего удивительного, того же Льва Вознесенского, воевавшего в ВОВ, бросили в лагерь к бандеровцам, уголовникам и власовцам. Тут поневоле ударишься в антисталинизм.