Уважаемые читатели!
Об огромном Мире, в котором разворачиваются события данной книги, Вы сможете узнать на страничке посвящённой ему: здесь Вас ждёт иллюстрированный Мир Закров, его история, карты, народы и расы, города и герои. Здесь написанный мир оживает в ярких иллюстрациях.
Открой для себя новый Мир.
Глава 4.4
Когда волхв ушёл, Шибан принялся ровнять сено, а Раска собирать со стола. Вскоре четверо воинов мирно спали, а Шибан издавал поистине богатырский храп. Воевода ещё раз сходил к колодцу, но возвращаться под навес ему не схотелось. Он присел на завалинку и откинулся о венцы толстых камышин, из коих был скатан дом. Светобор поднял очи к небу, отыскал сохатого и мысленно заговорил с ним. Ещё дед учил его, малого, древнему охотничьему умению просить помощи у небесной лосихи и её телёнка. «Дружи с сохатым, говори с сохатым — и никогда дороги не утеряешь. Никогда без добычи не останешься. И никто тебя не сострелит. Сохатый выведет, сохатый поможет, сохатый оборонит», — увещевал дед Светобора. Воевода медленно поднял руку и осторожно коснулся морды телёнка…
— Что не почиваешь, воевода? Али звёзды вздумалось счесть? — Свитовинг неожиданно и беззвучно вышел из тьмы. — Так им счёта нет. Как нет счёта горестям да печалям человеческим. Ложись почивать, воевода. Хватит ещё на твой век волнений и раздумий.
Хозяин присел подле Светобора. Они помолчали, а затем Светобор спросил:
— А ты в кого веру имеешь?
— Я-то? В Рода верую. В землю-родительницу и жизнь, ею даваемую, — ответил волхв. — Здесь очень многие веру свою из-за Закрова принесли, сберегли и не променяли. Но и иной другой веры в мире сём предостаточно. Ибо и люд разный сюда попадает. Степняки свою веру несут, поляне свою, а северцы, вот как ты, свою. Что-то остаётся, некоторое меняется, впрочем, как и всё под Закровом. Правда и новонарождённых верований тоже хватает. Странных, чуждых, непонятных…
— А ты, хозяин, местным народился али случаем каким сюда забрёл?
— Забрёл. Да не случаем, — грустно усмехнулся волхв. — Ведал я про сие «место пропадшее», вот и стало мне страсть как интересно сбывать здесь. Был я тогда молодым да глупым. Дед меня обучал волхованию. Да сказывал, что вряд ли толк выйдет. Поелику вертляв был да неусерден. Вот и перестал он науке меня учить. А мне, малому, страсть как хотелось волхвом быть. Ну и пошёл я с урасью той, да и нашёл вот… то, что искал.
Они ещё посидели и помолчали, каждый, думая и вспоминая о своём.
— А кем оборачиваются колдуны да волхвы, ежели ступят под Закров? — нарушил молчание Светобор.
— А вот то неведомо. Коли ты о колдуне своём, то в гада какого превратится. Это завсегда так, — как зловред какой, то и гадом станет. Ну, а крыла али когти срастут у него, — так сие никому не дано знать. Пролетит рядом мушка, когда черту заповедную преступит — крыла вылезут, пробежит мураш — мурашом станет.
Старик замолчал, но почудилось Светобору, что прислушивается волхв, принюхивается и напрягает то его чутьё, что и прославляет его волховье племя.
— Но чую я его. — Как-то насторожённо и мрачно прошептал он. – Чую, под Закровом новую, могущественную, но злобную и от того чёрную силу. Словно бы тень на земле от занесённого сапога. И ведать, значимый, ой какой значимый след после себя оставит…
— А ежели друг верный да человек добрый? Кем тогда? — воевода опустил голову. — Ежели чудодара малость имеет?
— Ну, ежели дар малый да человек добрый… — Светобор почувствовал, как хозяин смотрит на него и улыбается. — То ничего душе такого человека не сдеется. Стеряет частичку человека, да самую малость. Но что тело... Самое главное — душу не стерять! Да не сменять человечью совесть на звериную.
— А коли зверь какой пробежит подле? — спросил воевода, озадумавшись над такими превращениями.
— Людей-зверей не встречал, — пожал плечами Свитовинг. – Может, и нет таковых. Но вот зверья подобного вашим, прежним, да только видом несколько иным, да с разумом человеческим — таких хватает. Видимо, я так мыслю, что коли человек с животным черту пересекает, то разумом человек с животным делится. Одаривает человек умом животное. А вообще, по-разному бывает…
— Да как тогда узнать-то, человек он али зверь?
— А по повадкам его и узнаешь. Здесь, под Закровом, если кто себя человеком называет, то не значит, что он душу имеет. А кто, бывалоче, и выглядит как зверь какой, но внутри человеком себя ощущает. Облик человеческий не всегда душу имеет, а звериный может и душу великую иметь.
— Ровно как у нас в миру. — Светобор печально усмехнулся, вспомнив свою жизнь. — Вроде человек видом лепый, а внутри — хищник кровожадный.
Свитовинг поднялся и потянулся.
— Ступай. Ступай почивать, воевода. — Он ободряюще похлопал Светобора по крутому плечу. — Утро завсегда вечера мудренее будет.
Он скрылся в темноте, и вскоре послышался тихий скрип двери. Светобор вновь поднял голову и посмотрел на сохатого. Тот стоял на прежнем месте. Строгий, но добрый и мудрый. Воевода поднял руку и коснулся мохнатой шеи телёнка. Человек почувствовал тепло небесного зверя. Старый воин гладил эту шею, и ему передавались его спокойствие, и уверенность его матери. Воевода поднялся и, прошептав слова благодарности Роду и сохатым, отправился на боковую…
Летающая тварь настойчиво преследовала Гудима Шелеста, вот уже который раз напускаясь на него, и заставляя низко пригибаться к земле. И вот, наконец, она набралась наглости, или смелости, и села прямиком на голову разведчику. Тяжести Гудим не почувствовал, но лёгкое касание чего-то крохотного кожи человека возымело больше действия, нежели чем предшествующее гудение. Гудим открыл глаза и прогнал небольшую, но назойливую осу. Он обнаружил себя в маленькой комнате с единственным окном, в котором виднелись вершины чудных и неведомых растений. Гудим вспомнил все вчерашние происшествия и попытался сесть на постели. У него это получилось с заметным трудом и напряжением сил. Однако немного посидев, он почувствовал себя гораздо лучше. Вознамерившись подняться с одра сего, он оглядел помещение.
Длинное и широкое ложе располагалось у стены, противоположной окну, и было застлано не новыми, но свежими и чистыми покрывалами. В изголовье стоял небольшой стол со свечой в глиняной подставке, изображающей полураспустившийся цветок. Дальше по стене была дверь. Другая дверь — побольше — находилась прямо напротив. Под окном стоял сундук с запертой на замок крышкой. На сундуке Шелест увидел свою одежду, а под лавкой — сапоги. Облачившись, он также обнаружил, что дверь поменьше заперта изнутри, а большая открыта и выходит на задний двор. На дворе, как и в мире, было позднее утро, и начинался чудесный день конца серпеня. Задний двор оказался пуст, и Гудим, обойдя избу, увидел большой навес с сеном и воеводу, дремавшего в тени, сидя на колоде. Подле него стояла большая корзина с обрезью зелени, а на столе неподалёку — глубокий железный котёл, полный свежих и чищеных белых побегов толщиной с девичье запястье. От звука шагов Светобор проснулся. Он встал и, положив на стол нож, который до сих пор держал в руках, подошёл к разведчику.
— Жив, Гудим! — обрадовано заулыбался он. — Всё, как волхв молвил.
Пришёл Шибан с топором за поясом и с большой охапкой сухих травин. Он свалил их у печи, что стояла на улице, и тоже принялся, улыбаясь, хлопать друга по плечам. Поговорить толком им не дал Свитовинг. Он принёс два ведра и протянул их Шибану с поручением натаскать воды в баню. Затем дал большую суму с травами и две малые вязки Гудиму с наказом: одну пить, а другую жевать. Несколько щепотей иных трав из сумы пошли в котёл с резаным растением. Посолив напоследок, волхв наказал воеводе топить летнюю печь, а сам же, дав Гудиму ещё пару советов, ушёл в избу.
Гудим лежал в тени навеса на сене, слушал пение птиц в травяном лесу и рассказы Светобора, и подошедшего от коней Смеяна. Воевода повторил всё, что поведал им вчера волхв, и о том, что на заре они учинили Первуше знатную краду на небольшом кладбище Свитовинга, на коем-то и было всего три могилы неизвестных людей, также пришедших из Закрова, и попавших либо на стрелу восинам, либо на меч бандитам. Первушу, как воя и дружинника княжьего, положили в простой срачице и портах на высокое ложе из поленьев, выкопали под ним глубокую яму и предали священному огню. Затем, как обрушилось величественное погребальное возвышение, в яме на пепел сложили в фигуру человеческую весь скарб павшего воина. Однако, по походному уставу, весь доспех и всё оружие, которое было при нём в бою, было взято с собой.
Гудим сильно сокрушался об этом могучем, смелом воине, добром и простоватом человеке. Но более всего его поразила жуткая быль о неведомых Крисях, об их чудовищном ритуале, о Закрове и его создателе, что никак не вязалось с этим дивным и интересным новым миром. Окружавшие травяные заросли манили и дюже интересовали молодого разведчика. Если бы не надоедливая боль в ране, мешавшая движению, он бы давно принялся исследовать ближайшие кусты и травины. Собственно, из-за этих природных, переданных ему при рождении от деда, тяги и таланта к исследованию, познанию и умному смеканию, да запоминанию всего разузнанного, и принял его воевода разведчиком в свою дружину.
Яркий и светлый день, пение птиц и мерный, убаюкивающий шелест леса сильно смягчили и высветлили ночную историю волхва. Даже возившийся у печи воевода, смотрел на сложившуюся ситуацию более оптимистично и уверенно: — «Ведь не тотчас же куколица крисидская рождается… ведь и ей тоже время потребно». — Так думал воевода, принимая во внимание самый худший из возможных вариантов. — «А коли так, то и у княжны, и у дружины есть время».
К полудню пришли Горазд и Раска. С самого утра волхв отправил их на охоту и дал строгие наказания, что делать, а чего избегать. Используя первые в этом новом мире данные им советы, охотники принесли двух жирных зайцев, большого тетерева и невообразимое количество рассказов, наблюдений и впечатлений. При этом не обошлось и без происшествий. На Горазда напала какая-то птица, как ему показалось, с руками и ногами и разодрала на нём одежду. А Раска упал и выкупался в какой-то жиже, и теперь от него жутко пахло за версту, а сам он был весь зелёный. Именно это последнее происшествие и не дало охотникам добыть нечто более крупное. Но и всё принесённое пошло в дело. Свитовинг приказал заливать водой и ставить на огонь котёл, свежевать зайцев и бросать их туда же. Тетерева он забрал с собой в избу, чтоб приготовить бульон Волену. У летней печи остался кашеварить Гудим, когда вся остальная дружина отправилась в баню. Он успел уже и сходить на кладбище к могиле Первуши, и дотушить вкусно и ароматно пахнувшее варево, когда намытые и напаренные вои, наконец, вышли из бани. Чистые и довольные, в одних портах, они подхватили у Гудима большую ложку и принялись доваривать. Гудима же повёл в баню Свитовинг. Там он обработал его раны, промыл их резко пахнущим отваром и попарил чудным, собранным из разнотравья веником.
Справили тризну. И после сытного и вкусного обеда Свитовинг вновь раздал всем работу. Воеводу и Смеяна он отправил починять забор, Горазда мыть полы в доме и бане, а Раска принялся за стирку одежд всей братии. Шибану опять достался топор и учесть траворуба, а прихрамывающий Гудим, сам вызвался ухаживать за лошадьми. Так, в заботах прошёл ещё день. Ближе к вечеру, показались восины в небольшом количестве с явно разведывательной целью. Воины принялись уж было натягивать луки, но их остановил Свитовинг. Он объяснил, что у него в доме они в безопасности по давнему договору с летунами. Что пока люди находятся в пределах ограды его хозяйства — они могут не беспокоиться за свои жизни, как со стороны восин, так и со стороны других существ. Но и стрелять в восин лучше не стоит. Договор, он как чинжал, — остёр на обе стороны. Летающие существа недолго покружили над заимкой волхва и растворились в закате.
А вечером была окрошка с остатками мяса тетерева, и свежие тихие сумерки, уже не столь плавно, но по-осеннему быстро, перешли в ночную прохладу. Воины дружины Светобора, наработавшиеся за день, легли рано и быстро уснули. Воеводу беспокоил варяжич, который до сих пор не вставал, и даже не приходил в себя. Последнее Свитовинг объяснил тем, что он поит раненого отваром сонного зелья. Поит специально, чтобы цельба шла лучше, и боль не мешала выздоровлению. Волхв сам варил Волену бульон, сам кормил его, сам же и лечил. Гудим, также как и оставшаяся дружина, ночевал под навесом. Он поблагодарил волхва за своё спасение и долго предлагал за это ему награду. Свитовинг от вознаграждения отказывался и лишь твердил, что рано ещё говорить о награде, коли ещё Волен не на ногах. Уговор свой волхв держал.
Ночью разведчика разбудил его чуткий слух, менее иных натруженное за день тело и ноющая боль в ране. Кричала какая-то ночная птица. Кричала не просто, не от страха, или же подзывая друга верного. Крик был предупреждающим и тревожным. Шелест не обратил бы внимания на это, если бы крик не повторился ещё, а потом ещё раз, постепенно приближаясь к избе. Когда шорох и хлопанье крыл раздалось у приоткрытого окна, выходящего в горницу, Гудим уже не спал, но чутко наблюдал за полуночным гостем. То была крупная птица чёрно-белого оперения с прямым клювом и длинным хвостом, с виду схожая с обычной сорокой и сказочной птицей, что живёт в заморских странах и славится своим дивным, великолепной красоты хвостом, но гораздо крупнее.
Птица мелькнула белыми боками и скрылась в избе. Почти тотчас же дверь скрипнула, и хозяин заимки вышел на двор. Самого волхва Гудим не видел, но слышал его шаги за избой. Разведчика заинтересовало всё это, и он хотел было разбудить воеводу, как вдруг середину ночи переломило неожиданное событие более шумного и значительного действа, которое само разбудило всех дружинников. Внезапно тьму и воздух над схороном волхва расчертили три большие фигуры, а эфир разрезал глухой гудящий звук. Одно из существ, летевшее чуть впереди и ниже прочих, мелькнув на серебряном фоне луны, легко приземлилось у избы там, где была дверь в сени и где сейчас стоял волхв. Гула полёта это существо почти не издавало, а, приземлившись, и вовсе вернуло тишину на двор. Затем раздался тихий голос волхва и явно сигнальный свист. Вскоре ущербный лунный диск пересекли другие две массивные фигуры. Они, издавая гул и мало скрываясь, также сели во дворе. Гудим не мог разглядеть в полёте этих существ, но ему показалось, что одно из них держало что-то большое под собой. Ни крыл, ни хвостов, никаких иных деталей разведчик не углядел. Тут справа от него потянул из ножен меч воевода, и его тихому скрежету завторила ещё пара мечей.
— Воевода, — позвал со двора Свитовинг. — Сокрой меч и поди сюда.
Уже спрыгнувший с сеновала Светобор, замешкался с обнажённым мечом в руке. Шибан схватил его за плечо и отрицательно замотал головою.
— Поспеши, воевода. Ночь, как и смерть, не будет ждать, — торопил волхв. — Иначе утро вновь будет хоронить твоего собрата. Здесь нет врагов.
Светобор приказал оставаться всем на месте и, вложив меч обратно в ножны, отправился на зов. Гудим неслышно подкрался к углу избы, за которым скрылся воевода и, присев, посмотрел во двор. Там, на столбе у двери в сени висела горящая лампа, свет от которой давал глазам людей видеть всё, что происходит в его небольшом круге. Роились насекомые и летели на огонь своей смерти. Глянув на воеводу и на лампу, у разведчика возникли нехорошие сравнения. За кругом света была непроглядная ночная тьма, и лишь неясные силуэты построек и травяного леса своими, более тёмными пятнами разукрашивали чёрный цвет этого времени суток. Тусклый свет озарял лежащего на земле человека, завёрнутого в нечто вроде широкой и длинной материи. Пелены были наполовину распутаны, и виднелись его голова, плечи и грудь. Это был явно мужчина, но лица и иных деталей Гудим разглядеть не мог. Также было непонятно — жив человек или мёртв. Подле него на корточках сидел Свитовинг и развязывал повязку на груди лежащего. За спиной волхва стояла, скрестив руки на груди, молодая, стройная и очень высокая девушка. Её облик был настолько необычен и удивителен, что взгляд Гудима оставался надолго к ней прикованным. Тут над головой разведчика послышался вздох — это Горазд, также занявший место дозорного, неотрывно взирал на деву-воина. Комбинированные латы, красивый «птичий» шелом, крепкое телосложение и длинный меч на боку, давали всем понять, что это именно воин, а красивые формы и величественный лик выдавали в юной особе решительную и высокородную девушку. Сам волхв выглядел пред ней сущим отроком, играющим в ногах у матери.
Немного поодаль, за пределами союзного человечьему глазу круга света, там, где чернилами ночи были облиты сени и крыльцо с большим навесом, виднелась высокая крупная фигура неведомого существа.
Всю дорогу, от угла избы до позвавшего его волхва, воевода также не отрывал взгляда от сказочной воительницы, но стоило ему вступить в круг света, как он тотчас бросился на колени пред лежащим человеком. Фигура, вытянувшаяся на таком знакомом и сейчас сильно заляпанном кровью плаще, была ему известна. Отлично известна.
— Ярый… — прохрипел Светобор, тормоша лежащего. – Друже, Ярый.
Первым не выдержал Шибан. Он услышал имя воина своей дружины и вылетел из-за угла с мечом в руке. В этот краткий миг произошло сразу несколько событий, которые разведчик едва смог спокойно воспринять, так как иные из них поражали разум своей нереальностью. Воительница рванула свой, превышающий любой меч дружины Светобора вдвое, клинок и встала в боевую стойку. Воевода вскочил и кинулся останавливать друга, а Свитовинг встал между девой и Шибаном и что-то закричал на незнакомом Гудиму языке. Краем глаза разведчик увидел движение сбоку от себя, быстрое и едва заметное, а где-то сверху, над их головами раздался тихий рык и скрежет когтей по дереву. Ворвавшись в круг света, Шибан встал, как вкопанный. Но остановил его вовсе не приказ воеводы, не окрик волхва и даже не грозный меч девы. И Шибан, и Светобор, и все дружинники во все глаза, с потрясением и великим удивлением смотрели, как из тени выступает гигант-воин с длинным рогом на голове. Шелом, панцирь, оружие, рост и рог — всё в этом величественном воине было диковинно и поразительно взгляду людей. На нём не было ни единого участка, не закованного в латы. Два шага — и великан закрыл собой деву, вытянул руку в останавливающем жесте, направленном в сторону Шибана и воеводы.
— Остановись, воевода, — прозвучал молодой и красивый низкий голос из-за забрала. — Мы не враги тебе, Светобор, тебе и твоим людям.
Вся дружина словно бы во сне наблюдала, как рука, закованная в латную перчатку, потянулась к шелому и откинула фигурный наличник наверх. На людей смотрел молодой, с короткими бородой и усами, ясноглазый, улыбающийся человек.
Словарь непонятных слов и выражений.
Урас - капризы.
Лепый - красивый.
Сокрой - спрячь, убери.
Оценили 2 человека
3 кармы