ФЕЙК О РУСОФОБИИ ЭНГЕЛЬСА - 2

ФЕЙК О РУСФОБИИ ЭНГЕЛЬСА - 2

Борис Ихлов

Миф о русофобии классиков марксизма-ленинизма распространяется патриотами русских царей и русской буржуазии. Плеханов пишет: «К числу злых нелепостей, распространявшихся насчет Маркса, принадлежит сказка о том, что автор «Капитала» относился враждебно к русским. На самом деле он ненавидел русский царизм, всегда игравший гнусную роль международного жандарма, готового давить всякое освободительное движение, где бы оно ни начиналось». То же относится и к Энгельсу.

Поль Лафарг рассказывал, что первыми увлечениями Энгельса были военное дело и филология. Знал он не то 16, не то 24 языка. Представитель левого крыла чартистов Джордж Джулиан Гарни отмечал, что английский Энгельса безупречен. Энгельс изучал испанский, чешский, сербохорватский (читал народные песни, собранные Вуком Караджичем), болгарский, арабский и другие семитские языки.

Русский язык Энгельс начал изучать в 1851—1852 годах. В письме Вере Засулич от 6.3.1884 Энгельс хвалил её перевод книги «Развитие социализма от утопии к науке» и писал: «Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости». Энгельс читал «Горе от ума», «Медный всадник», «Евгений Онегин», и любил декламировать поэму в кругу друзей.

После поражения России в Крымской войне Маркс и Энгельс перестали рассматривать Россию как главную опору феодализма. Дальше – хлеще: в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста компартии» авторы называют Россию «передовым отрядом революционного движения в Европе».

Маркс и Энгельс с огромным уважением относились к Добролюбову и Чернышевскому. Они активно переписывались с ученым, революционером-народником Петром Лавровым, революционерами Германом Лопатиным и Николаем Даниельсоном (последние перевели “Капитал” на русский язык), ученым Максимом Ковалевским, Г. В. Плехановым (Бельтовым) и др.

Энгельс в статье «Эмигрантская литература» пишет: «Среди русской революционной молодежи, естественно, встречаются, как и повсюду, люди самого различного нравственного и умственного калибра. Но в среднем, - если даже принять во внимание все различие эпох и существенную разницу в окружающей среде, - она все же стоит, несомненно, гораздо выше, чем стояла когда-либо наша немецкая молодежь, даже в лучшую ее пору, в начале тридцатых годов».

Г.А. Лопатин писал о разговоре с Марксом: «Он не раз говорил мне, что из всех современных экономистов Чернышевский представляет единственного действительно оригинального мыс¬лителя, между тем как остальные суть только простые ком¬пиляторы... его сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли... что русские должны стыдиться того, что ни один из них не позаботился до сих пор познакомить Европу с таким замечательным мыслителем». Лопатин: «… при упоминании о Чернышевском Маркс высказывал уважение к нему как к револю¬ционеру и ценил его как экономиста».

Энгельс писал: «Страна, выдвинувшая двух писателей масштаба Добролюбова и Чернышевского, двух социалистических Лессингов, не погибнет из-за того, что однажды породила шарлатана вроде Бакунина и нескольких незрелых студентиков...»

«О происхождении семьи, частной собственности и государства»

В первой части мы начали комментировать статью Михаила Смолина «Энгельс – марксистский генерал от русофобии». Продолжим: «В… сочинении «О происхождении семьи, частной собственности и государства» он пытался доказать, что единобрачие является лишь одной из эксплуататорских форм семьи. Ему казалось, что изначально в человеческом обществе господствовали беспорядочные половые связи. Они ему казались более свободными, симпатичными и не вызывающими никакого отторжения».

Во-первых, Энгельс никогда не писал, что именно единобрачие является эксплуатацией (а у мусульман – свобода). И не говорил он, что беспорядочные половые связи свободнее и не вызывают отторжения.

Энгельс, наоборот пытался защитить рабочих от обвинений: «Буржуазия всегда готова обвинить рабочих в пьянстве, лени и в беспорядочных половых связах». Энгельс объяснял это тяжелым положением рабочего класса.

И не точку зрения Энгельса приводит Миша: «Вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, – кричит нам буржуазия. Буржуа смотрит на жену как на орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается дать в общее пользование, и не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь… речь идет как раз об устранении такого положения женщины, когда она является орудием производства… нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой общности жен у коммунистов. Им нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда. Буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении жены и дочери их рабочих, не говоря уже о проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять чужих жен. Буржуазный брак является общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но… с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция» («Манифест компартии»).

Но и вся царская Россия спала под одним одеялом, читайте Пушкина, Тургенева, Островского, Лермонтова, Гоголя, Льва Толстого, Горького. Салтыков-Щедрин в «Городе Глупове» пишет о князе Микаладзе, который увеличил население города вдвое и скончался от истощения сил. Неужели Миша не смотрел фильм по рассказам Чехова «Неоконченная пьеса для механического пианино» и «Драма на охоте» или «Крейцерова соната»?! Наконец, то, что во всем мире в капиталистическом обществе той эпохи муж порабощал жену – это факт! Миша его не знает. Может, это бабы в семьях били мужиков? И не в семьях Энгельс видел классовую вражду, а угнетение женщин мужчинами как проявление классового угнетения в обществе. И не казалось Энгельсу, что изначально в обществе доминировали беспорядочные половые свози, полигамия в первобытную эпоху – исторический факт.

Кто такой Миша? Это великодержавный шовинист, монархист, государственник, имперец.

Читатель может оценить, что это за тип людей. Если их можно назвать людьми.

Статья Энгельса «Борьба в Венгрии».

«… именно марксистские взгляды не позволяли Энгельсу взглянуть на Российскую Империю и славян спокойным отстранённым взглядом аналитика. Как немец и революционер Энгельс был ужасно испуган венгерским походом русской армии в революционную Венгрию в 1848-м. Русская армия и славянское ополчение, подавлявшее венгерское восстание, создало в голове Фридриха неустраняемый страх перед панславизмом. Немецкие и мадьярские цивилизаторы в глазах Энгельса втягивали славянских варваров в европейское движение (ПСС. Т. 6. С. 176-177). Он негодовал на их варварскую неблагодарность.

1) Во-первых, не «неустраняемый», а «неустранимый». 2) Именно марксизм есть взгляд аналитика, и именно имперские взгляды Миши не дают ему возможность хоть чуть думать головой.

3) Не было негодования, автор безбожно искажает текст Энгельса, читайте работу Энгельса.

4) Не было никакого «ужасно напуган». Ужасно пугаться могут только цари с жандармами, но не великий революционер Энгельс. Вот что он пишет: «… первые в революционном движении 1848 года, впервые после 1793 года нация, окруженная превосходящими силами контрреволюции, осмеливается противопоставить трусливой контрреволюционной ярости революционную страсть... Впервые за долгое время мы встречаем истинно революционный характер, человека, который отваживается от имени своего народа принять вызов на отчаянную борьбу, который воплощает для своей нации в одном лице Дантона и Карно, - Людвига Кошута. Перевес сил является поистине ужасающим. Вся Австрия, и в первых рядах 16 миллионов фанатизированных славян - против 4 миллионов мадьяр».

Почему, почему Миша вдруг не написал об ужасе Энгельса перед австрийскими немцами?!

А вот настоящий, действительный ужас испытывает именно Мишка – перед революциями.

Кстати, Энгельс относит к славянам румын и трансильванских саксов.

5) Миша отождествляет панславизм и русских, но Энгельс указывает, что панславизм возник в Праге.

«Идеолог марксизма, даже в семьях видевший классовую вражду, разделял нации на революционные и на контрреволюционные», - пишет Миша.

Энгельс, конечно, знал, что одна и та же нация сегодня контрреволюционна, завтра – революционна. Мы этот вопрос разбирали в 1-й части. Но не может быть в семье классовой борьбы, Миша снова врет. Он хоть бы значение слова «классы» посмотрел в словаре: это большие группы людей… И т.д.

Миша продолжает: «На стороне революции, — писал Энгельс, — оказались немцы, поляки и мадьяры; на стороне контрреволюции — остальные, то есть все славяне, кроме поляков… Откуда появилось это разделение наций, какими причинами оно объясняется? Это разделение соответствует всей прежней истории данных народностей… Среди всех больших и малых наций Австрии только три были носительницами прогресса, активно воздействовали на историю и ещё теперь сохранили жизнеспособность; это немцы, поляки, мадьяры. Поэтому они теперь революционны. Всем остальным большим и малым народностям и народам предстоит в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции. Поэтому они теперь контрреволюционны» (Т. 6. С. 178-179).

Среди всех больших и малых наций Австрии. И где здесь русофобия?

Миша неиссякаем: «Фридрих видел большую заслугу Австрии перед славянами в том, что те не превратились «в турок».» И это ложь.

«Расположенная к югу от Судетских и Карпатских гор, в верхней долине Эльбы и в области среднего Дуная, Австрия в эпоху раннего средневековья была страной, населенной исключительно славянами. Эти славяне по языку и обычаям принадлежат к той же народности, что и турецкие славяне, сербы, босняки, болгары, фракийские и македонские славяне; эта народность, в отличие от поляков и русских, носит название южных славян… турки, по примеру византийцев, покорили славян к югу от Дуная и Савы… Последней попыткой южных славян самостоятельно вмешаться в ход истории были гуситские войны, национально-чешская крестьянская война против немецкого дворянства и верховной власти германского императора, носившая религиозную окраску. Эта попытка потерпела крушение, и с тех пор чехи все время оставались прикованными к Германской империи. Напротив, победители славян — немцы и мадьяры — взяли в свои руки историческую инициативу в дунайских областях. Без помощи немцев и особенно мадьяр южные славяне превратились бы в турок, как это действительно произошло с частью славян, по крайней мере в магометан, каковыми поныне еще являются славянские босняки. А это для южных славян Австрии такая большая услуга, что за нее стоит заплатить даже переменой своей национальности на немецкую или мадьярскую».

Да, боснийцы были вынуждены принять ислам. Но чехи – Энгельс ошибся - не южные, а западные славяне. Южным славянам относятся болгары, македонцы (восточная группа), сербы, хорваты боснийцы, черногорцы, словенцы.

Смотрим текст Энгельса: «… русины отличаются от поляков иным диалектом и православной религией; они издавна принадлежали к Польше и лишь от Меттерниха узнали, что поляки — их угнетатели. Как будто в старой Польше сами поляки не подвергались такому же угнетению, как и русины, как будто при австрийском господстве Меттерних не был их общим угнетателем!»

Здесь Энгельс ошибается. Поляки с энтузиазмом угнетали русинов, не считали их людьми – как и украинцев. Надо сказать, что, увы, исторический обзор Энгельса, да и его прогнозы, мягко говоря, нельзя признать безупречными. Статья Энгельса крайне неряшлива. Но где русофобия?!

«Германия и панславизм»

«В другом своём сочинении, - пишет Миша, - наш мстительный культуртрегер заявляет, что

«славяне… путём постепенного распространения панславизма впервые заявляют теперь о своём единстве и тем самым объявляют смертельную войну романо-кельтским и германским народам, которые до сих пор господствовали в Европе. Панславизм — это не только движение за национальную независимость, это движение, которое стремится свести на нет то, что было создано историей за тысячелетие; движение, которое не может достигнуть своей цели, не стерев с карты Европы Турцию, Венгрию и половину Германии, а добившись этого результата, не сможет обеспечить своего будущего иначе, как путём покорения Европы… Он ставит Европу перед альтернативой: либо покорение её славянами, либо разрушение навсегда центра его наступательной силы - России. Говоря о численности славян в Австрии и перечисляя славянские нации, он говорит о том, что русская представлена тремя миллионами малороссов (русинов, рутенов) в Галиции и на северо-востоке Венгрии - единственной русской народностью, находящейся за пределами Российской империи… Энгельса эта этническая связь пугала. Ему грезилось, что «целый панславистский заговор грозит основать своё царство на развалинах Европы».

Откуда Миша выкопал мстительность Энгельса, где она в тексте?

Допустим, Энгельс нёс околесь насчет заговора – но где у Энгельса трусость, боязнь? Да еще перед этнической связью? Он просто объявляет, что Европа может разрушить Россию, либо варварская Россия, отстающая в развитии от Европы на тысячелетие, ее разрушит.

Вспомним - когда было восстание Уота Тайлера? В 1381 году. А восстание Болотникова? В 1605 году, на два с лишним столетия позже. А именно это и есть уровень развития!

Когда Гуттенберг напечатал первую книгу? В 1452-м. А Иван Федоров? В 1564 (или в 1569) году. Причем образцы, изготовленные в Польше станки, комплектующие детали для печати и литеры церковнославянского языка, по заказу Ивана Грозного привез из Польши датчанин Ганс Мессингейм. Флот? Из Голландии. Откуда Глинка брал музыкальные формы? Из Европы. Скульптура, живопись? Всё Европа. Архитектура Петербурга? Расстрелли. Наука? Леонард Эйлер…

Статья «Какое дело рабочему классу до Польши?»

«Для Фридриха Энгельса не все славянские народы были варварскими. Поляков он выделял. Потому что те, по его мнению, не связывали свою судьбу со славянским братством, с идеями панславизма, а тяготели больше к свободе и революции. В европейском стиле», - пишет Миша. - Он даже заявлял, что для рабочего класса «его внешняя политика с самого начала выражалась в немногих словах — восстановление Польши…» (Т. 16. С. 156). А само восстановление Польши было необходимостью как «отпор русской угрозе Европе» (Т. 16. С. 157).

«Повсюду, - пишет Энгельс, - где рабочий класс принимал самостоятельно участие в политических движениях, его внешняя политика с самого начала выражалась в немногих словах — восстановление Польши. Так обстояло дело с чартистским движением во все время его существования; так обстояло дело с французскими рабочими еще задолго до 1848 г. и в памятный 1848 г., когда 15 мая они двинулись к Учредительному собранию с криками: «Да здравствует Польша» Так обстояло дело и в Германии, где в 1848 и 1849 гг. органы печати рабочего класса требовали войны с Россией для восстановления Польши. Так обстоит дело и теперь, с одним лишь исключением, о котором подробнее скажем ниже. Рабочие Европы единодушно провозглашают восстановление Польши как неотъемлемую часть своей политической программы, как требование, наиболее выражающее их внешнюю политику».

Миша ошибается потому, что Энгельс ошибается. Рабочий класс как самостоятельная сила, т.е. со своими собственными требованиями, никогда не выступал с политическими лозунгами, касающимися внешней политики. Тем более, касавшимися не собственной страны, а чужой. И вы уже из современной практики хорошо знаем, что если рабочий класс выдвигает политические требования – они навеяны, навязаны группочками политиканов, которые приклеиваются к рабочему движению.

Кстати, очередное польское восстание, вспыхнувшее в 1863 году, распространилось и на белорусские губернии. 1.5.1863 Александр II назначил Муравьева высшим военным и гражданским начальником с чрезвычайными полномочиями в шести губерниях Литвы и Белоруссии. Его мероприятия шли дальше любых либеральных проектов того времени. За счёт земли, конфискованной у участников восстания (польской шляхты), были увеличены крестьянские наделы. Временнообязанное состояние бывших крепостных крестьян было отменено (на 20 лет раньше, чем в России), крестьяне переводились на выкупные платежи. Были открыты сотни народных училищ, другие учебные заведения.

«Россия, - пишет Миша, - обвинялась Энгельсом в поглощении Польши. Тогда как в реальности Речь Посполитая была разделена между Россией и любимыми Фридрихом Пруссией и Австрией. Но к последним у немца претензий нет». Ложь, есть у Энгельса претензии к немцам.

Миша плодит свои обвинения дальше: «Что же касается России, — по мнению Энгельса, — то её можно упомянуть лишь как владелицу громадного количества украденной собственности, которую ей придётся отдать назад в день расплаты (С. 160)».

О какой и у кого украденной собственности – Энгельс не уточняет. Но это обвинение не русским, а монархии. Монархии, с завоеваниями Алексея Тишайшего, Грозного, Петра.

«Энгельс приписывал России, - обвиняет Миша, - совершенно сумасбродные действия. Якобы используя принцип национальности и идеи панславизма, Россия ведёт дело к уничтожению Германии, Австрии и Турции. А также ведёт пропаганду по разрушению Швеции во имя «варварских» финских лапландцев. В настоящий момент русское правительство, - утверждал он без всяких оснований, - имеет агентов, разъезжающих среди лапландцев Северной Норвегии и Швеции для агитации среди кочующих дикарей в пользу идеи "великой финской национальности"… под протекторатом России (С. 162).

В действительности Энгельс вовсе не писал о стремлении России уничтожить Германию. Австрию и Турцию. Иначе на кой черт Петербург помогал этим государствам, спасал их с помощью венной силы? Мища приписывает Энгельсу, что Энгельс якобы приписывает.

Вот текст самого Энгельса: «Что такое панславизм, как не применение Россией в своих же интересах принципа национальностей к сербам, хорватам, русинам, словакам, чехам и другим остаткам былых славянских народов в Турции, Венгрии и Германии? Даже в настоящий момент русское правительство имеет агентов, разъезжающих среди лапландцев Северной Норвегии и Швеции для агитации среди этих кочующих дикарей в пользу идеи «великой финской национальности», которая должна быть восстановлена на крайнем севере Европы, конечно, под протекторатом России. «Вопль отчаяния» угнетенных лапландцев раздается очень громко в русской печати, но он исходит не от самих угнетенных кочевников, а от русских агентов, — и, в самом деле, ведь это страшное угнетение заставлять этих бедных лапландцев учиться культурному норвежскому или шведскому языку вместо того, чтобы ограничиваться своим варварским, полуэскимосским наречием!»

Во-первых, мы видим, что Россия вполне могла действовать подобным образом, коль скоро США и ЕС сегодня действуют подобным образом в России. Во-вторых, использование национального начала для консолидации малых этносов – изобретение вовсе не России. В-третьих, разъезжающие везде агенты – это мировая практика, разумеется, была она и у России. Еще со времен Ромодановского.

Прав ли был Энгельс, отмечая эти моменты? Конечно, прав. И чем недоволен Миша?

«Не выходя из шор классового сознания, - пишет образованный Миша, - Энгельс даже в покорении Польши видел классовую войну: Россия начала подобную войну в Польше ещё около 100 лет тому назад, и это был превосходный образчик классовой войны, когда русские солдаты и малоросские крепостные вместе шли и сжигали замки польских аристократов лишь для того, чтобы подготовить русскую аннексию (С. 165).»

Миша в марксизме ни в зуб ногой, но пишет о шорах классового сознания! Да разве сжигание крестьянами замков (не аннексия!) аристократов не есть классовая война? Миша передергивает.

Теперь о российской аннексии, которую благословляет Миша и которую осуждает Энгельс.

В 1766-м Екатерина 2-я пыталась использовать православных и протестантов на территории Польши.

В 1764-1766 гг. произошло обострение отношений между Россией и Речью Посполитой. Екатерина не смогла решить вопрос о польско-русском союзе и российской гарантии шляхетской вольности. Пруссия продолжала вести в Польше собственную политику, Станислав Август пытался улучшить отношения с Австрией и Францией и освободиться от российской опеки. В то же время назревал конфликт между Чарторыскими и королём. Станислав хотел освободиться от политической зависимости от Чарторыских. Русский посол Н. В. Репнин сразу же принял сторону короля. Он сделал ставку на создание самостоятельной «дворской партии» из родственников короля. Обсуждался вопрос о пребывании русских войск на территории Польши. То есть, речь шла не об аннексии, а о союзе.

16.7.1766 был опубликован Королевский универсал. Предполагалось обсудить: отмену генеральной пошлины, присоединение Польши к русско-прусскому союзу, увеличение численности польской армии.

Но не о российской угрозе речь, а о польской угрозе. Попытки Речи Посполитой завоевать Русь были в 1604 1609, польско-литовская оккупация Москвы в 1610, 1616 гг.

Дальше: «Но и «классовая война» в исполнении русских Фридриху не нравилась. Она была не искренней… а завоевательной». А эту чушь собачью откуда выкопал Миша?

«Почему же Энгельс был так критичен по отношению к Российской Империи? Да, это была монархия, а Энгельс был республиканцем. Да, Россия была традиционным обществом, а Энгельс проповедовал его разрушение. Да, Русские Самодержцы боролись с революциями в Европе, а ему хотелось революции по всему миру. Но было и нечто другое, как мне кажется, по-настоящему определяющее позицию Энгельса. В своей статье «Эмигрантская литература» он выразил её очень чётко: «Как ни развилась Россия со времени Петра Великого, как ни возросло её влияние в Европе… всё же она по существу оставалась такой же внеевропейской державой, как, например, Турция» (Т. 18. С. 506)».

«Чужеродность России для Европы, - врёт далее Миша, - её «варварство» в глазах европейца — глубочайшее убеждение Энгельса. Его стремление «избавиться от русской реакции и русской армии» (С. 508) не исчерпывалось его революционизмом. Оно было глубже, это было цивилизационное неприятие России средним европейцем, каковым был Энгельс по своим бытовым и интеллектуальным стереотипам. Стереотипам глубоким, многовековым, германским, откровенным…»

Это всё больные фантазии автора. Никакую чужеродность России Энгельс не утверждал.

С другой стороны, и что, что Россия – неевропейская? Разве не в азиатском Китае изобрели книгопечатание - за тысячелетие до Гуттенберга? И какая же Россия еще может быть, если дальний Восток, вся Сибирь и половина Урала – азиатские? И Блок пишет: «Да, скифы мы, да, азиаты мы…» И что? Виктор Гюго писатель в своей статье «Рейн» заявлял, что Россия - средоточие деспотизма и варварства, государство в большей степени азиатское, чем европейское, государство, надевшее просвещённую личину, но на самом деле чуждое Европе. Хотя - в Золотой Орде, как в кочевом государстве, была слабая централизация и деспотизм отсутствовал, русские князья не могли перенять свой авторитаризм оттуда. И феодальный строй европейских государств не менее деспотичен, чем деспотизм Руси. Русский язык - славянский, это ветвь европейских языков. Сегодня, когда бандеровцы именуют Россию унылой азиатчиной, ясно, что это представление – плод пропаганды.

Миша приписывает Энгельсу европейский патриотизм. Но ведь это чушь собачья, не было у Энгельса никакого европейского патриотизма, как не было никакого пренебрежения «азиатчиной».

И главное: Энгельс НЕ проповедовал разрушение традиционного общества.

2) Революции – это объективные явления в истории, НЕ зависящие от сознания революционеров.

3) Энгельс ненавидел самодержавие (монархии) не потому, что ему хотелось революции – как представляет дело Миша. Мало ли кому чего охота. Энгельс говорил, что монархии (феодализм) отжили своё. Им не смену идут буржуазные революции. И ненавидел он монархии за угнетение масс.

«Энгельс, - фантазирует дальше Михаил, - хоть что-то понимал в психологии своего врага. «Русский народ, этот "революционер по инстинкту", — писал Энгельс, — устраивал, правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания против дворянства и против отдельных чиновников, но против царя — никогда, кроме тех случаев, когда во главе народа становился самозванец и требовал себе трона. Последнее крупное крестьянское восстание при Екатерине II было возможно лишь потому, что Емельян Пугачёв выдавал себя за её мужа, Петра III… Наоборот, царь представляется крестьянину земным богом, до бога высоко, до царя далеко", — восклицает он в отчаянии (С. 547)».

1) Во-первых, восстание Пугачева – крестьянское на треть, основа его войск – казаки. 2) Царем себя провозглашал только Пугачев. Но не Булавин, не Болотников, не Василий Ус, не Разин и пр.

3) Кроме крестьянских восстаний было и восстание декабристов – за ограничение самодержавия.

Плюс соляной бунт (1648 год). Причина - непосильное налоговое давление, значительное повышение цен на пищевую соль. С явно выраженной антимонархической окраской. Плюс Медный бунт 1662 года: царь заменил серебро на медь, а медь обесценилась, еще и налоги собирали серебром. Поначалу толпы народа направились к Алексею Михайловичу, но массовые расстрелы быстро показали, что такое царь.

4) Где это Миша (и Энгельс) выискали в русском народе любовь к царям? Рабская психология, страх – да, но не любовь! Каков царь в сказке Ершова «Конёк-горбунок»? Еще «Царь-самодур», «Сказка про глупого царя», «Неблагодарный царь и умный крестьянский сын». Особо любовь народа к царю выразилась в 1915 году, когда без всяких большевиков или эсеров солдатские массы начали брататься.

***

Отчего для одних патриотов страшным злом показались памятники Ленину, ведь ненавистная Россия уже давно анти-ленинская? Почему президент РФ не упускает случая фальсифицировать историю, чтобы полить грязью Ленина? Отчего у других патриотов патологическую злобу вызывают Маркс и Энгельс? Ведь все это было давным-давно! И почему на Украине почти не говорят о Сталине, а в Кремле его постоянно восхваляют? Да потому, что это заказ правящей буржуазии. Марксизм-ленинизм – это экспроприация экспроприаторов. А Сталин в экспроприации не замечен. И в Кремле, и на Украине нападками на классиков оберегают буржуям наворованное.