Капиталистический реализм, психические заболевания и общество контроля

Предупреждение: Речь пойдёт о психическом здоровье, наркотической зависимости и самоубийстве.

Неужели уже пора вставать? Не буду вставать мне надо встать, я должна идти на работу. Я не хочу на работу, я ненавижу работу. Можно позвонить и сказаться больной, но для этого придётся снять трубку и с кем-то говорить... Лучше просто не пойти, но тогда они начнут звонить, а я буду нервничать, не стану брать трубку, потому что не смогу внятно объяснить, почему не пошла на работу, а мне нельзя терять и эту работу из-за прогула. Мне нельзя опять облажаться. Наверное, пойду на работу... может быть, сегодня я покончу с собой. Нет, что тогда будет с моими родными? Стоит напрячься и не умирать. Ненавижу свою жизнь, зачем я здесь, почему жить так больно?

Часть 1: Капиталистический реализм

В 1992 году, вслед за распадом СССР Фрэнсис Фукуяма объявил, что история закончилась. По его мнению, на тот момент мы достигли конечного пункта идеологической эволюции человечества и всеобщего признания либеральной демократии западного образца в качестве окончательной формы правления. Сильно сказано. Целое поколение выросло со времени падения Берлинской стены. Сейчас большинство детей, да что там детей, большинство взрослых не знают никакой другой жизни, кроме как жизни при капитализме. Тридцать лет назад беспокоились о том, что логика неолиберализма начинала просачиваться в сознание невольных наблюдателей. Сегодня нет никакой другой логики, кроме логики капитализма, и она вообще не подвергается сомнению. Марк Фишер называет такое положение дел "капиталистическим реализмом". Незаметная, но вездесущая атмосфера, как бы подразумевающая, что кроме капитализма ничего больше нет. Он определяет наш взгляд на мир, наши трудовые отношения, взаимодействие с окружающими, даже наши мысли и поведение.

Сегодня я хотела бы обсудить, какой смысл капиталистический реализм придаёт теории и практике психического здоровья. Прошлым летом я беседовала на эту тему с Мекси из подкаста "Vegan Vanguard". Так что, если вам интересна эта тема, послушайте и подкаст. Я оставлю ссылку на него и на кучу других ресурсов по теме в описании.

Итак, в качестве инструмента для анализа капиталистического реализма и психического здоровья, я считаю, что нам пригодится Лакановская концепция Реальности и реального. Реальное - это то, что объективно существует или является истинным. Реальность - это то, что выдаёт себя за существующее или истинное. Реальность имеет чисто идеологическую природу, но притворяется неидеологической и стремиться скрыть и подавить Реальное. В отношении психического здоровья нас учат считать, что расстройства психики имеют чисто естественную природу, вызваны химическим и биологическим дисбалансом в головном мозге и требуют медикаментозного лечения. Согласно Лакану, это - реальность. Что упускается, и что, на самом деле, активно скрывается - это абсолютно Реальные социальные, политические и экономические факторы, способствующие возникновению психических расстройств. "Понятно, что все психические болезни реализуются на неврологическом уровне, однако это ещё никак не объясняет их причины. Например, хотя верно то, что депрессия определяется низким уровнем серотонина, надо ведь ещё объяснить, почему у отдельных индивидуумов такой низкий уровень. А это уже требует социального и политического объяснения. Поэтому задача реполитизации психической болезни представляется абсолютно безотлагательной, если левые действительно хотят бросить вызов капиталистическому реализму." - Марк Фишер

Превалирующее сегодня отношение к психическим заболеваниям и наркотической зависимости возлагает ответственность исключительно на заболевшего/зависимого индивидуума. Вам заявляют: "Вы, индивидуум, являетесь проблемой, вы больны, ЭТО ВАША БОЛЕЗНЬ, ЭТО ВАША ЗАВИСИМОСТЬ, совершенно в духе вековечной борьбы капитала за индивидуализм, разъединение и атомизацию, обеспечивая идеальные условия для фармацевтических корпораций впарить свои пилюли в качестве волшебного средства, способного "починить" всех этих больных людей. Мировой рынок средств от депрессии оценивается в 15 миллиардов долларов, а объём рынка опиоидов к 2021 году достигнет 21 миллиарда долларов. Из-за превращения стресса в личную, лишённую политической составляющей проблему, у нас не возникает необходимости задуматься о том, что проблемой, возможно, является сам мир, в котором мы живём. Борьба с эпидемией психических заболеваний и наркотической зависимости сводится к кампаниям социальной рекламы и снижению стигматизации, которые служат целям ориентации людей на индивидуальное медикаментозное и психотерапевтическое лечение.

Я хочу пояснить, что я не отрицаю пользу лекарств или психотерапии. Мне на личном опыте известно, что они могут спасти жизнь и вообще играют важную роль. Я говорю о том, что они не могут быть единственным решением. Мы должны заниматься первопричинами возникновения психических заболеваний, а не только лишь их симптомами. Нам надо задуматься над более широкими, структурными проблемами, сводящими людей с ума. Иначе говоря, нам надо политизировать психическое здоровье. В 14 лет у меня была диагностирована депрессия и тревожное расстройство Врач сказал, что у меня химический дисбаланс и выписал мне "Прозак". Это привело к тому, что я стала ещё больше помышлять о самоубийстве. "Прозак" отменили или выписали "Лексапро". Стало лучше, но через пару месяцев перестало помогать. Увеличили дозировку. Опять помогло и перестало, и дозировку ещё раз увеличили. Я начала экспериментировать с лекарствами. У меня началось расстройство пищевого поведения. Я начала резать себя и пристрастилась к наркотикам. Я пыталась заглушить боль всеми доступными способами, прервать поток мыслей о собственной никчёмности И никак не могла понять, почему у меня это не получается.

Часть 2: Сломанный мозг

В 1972 году американский психолог Дэвид Розенхан направил своих выпускников в психиатрические клиники по всей территории США, наказав им просто пожаловаться на внутренний голос, который произносит слово “стук”. Из-за этой придуманной жалобы у них всех диагностировали маниакально-депрессивный психоз или шизофрению и госпитализировали. Выписали их только тогда, когда они признали свои диагнозы, согласились принимать выписанные им нейролептики и притворились, что им становится лучше. Это всего одна из множества скандальных историй, в которых в те годы оказалась замешана американская психиатрия, поставив под сомнение способность психиатров отличать людей с психическими отклонениями от здоровых. В это же время стала получать распространение неолиберальная идеология, транслирующая индивидуализм, рациональное мышление и принятие личной ответственности. Всё это стало основой новой модели психического здоровья, основанной на объективном перечне симптомов, опубликованном в третьем издании «Диагностического и статистического справочника».

То есть, если раньше психиатрия основывалась на субъективном мнении психиатра, то теперь легко, грамотно и точно идентифицировать психические заболевания стал "объективный диагностический механизм". На основании этого перечня миллионы людей вдруг могли ставить диагнозы сами себе и требовать у психиатров лекарств для лечения этих болезней без увязки с собственной историей болезни. Очень кстати именно в это время фармацевтические компании начали продвигать СИОЗС - класс лекарственных средств, которые использовались для лечения депрессии и тревожности посредством изменения уровня серотонина в мозге. Проблема, однако, в том, что этот якобы объективный перечень рассматривает исключительно внешние проявления расстройств в качестве биологически детерминированных признаков нарушений работы мозга. Но обстоятельства, в котором эти проблемы возникли, полностью игнорируются. Другими словами, сегодня вы можете потерять ребёнка, а завтра у вас на основании перечня диагностируют острую депрессию и начнут пичкать лекарствами. Ведущие психиатры, включая самого автора перечня, начали задаваться вопросом обоснованности такой системы, указывая на то, что абсолютно естественная человеческая реакция на беды и неудачи принимается за психические заболевания. Психиатрия фактически объявляла патологическими такие нормальные человеческие эмоции, как печаль, горе, тревога и занималась их медикаментозным лечением, способствуя формированию статичного общества, где поведение людей корректируется медикаментами до определённого инструкцией "нормального" уровня. Подобная практика приняла широкие масштабы.

Этот подход лёг в основу новой системы управления. Лекарства подавляли многогранные, сложные чувства ради того, чтоб сделать человека счастливее. Но этот счастливый человек был проще, более предсказуем, легче управляем, что делало его куда более похожим на роботоподобные существа, поведение которых лежит в основе экономических моделей. Используя перечень эмоциональных симптомов, вы принимаете живые человеческие реакции на различные жизненные ситуации за психические отклонения, что создаёт иллюзию грандиозной эпидемии, которая требует медицинского вмешательства. Понятно, что в ситуации, требующей медицинского решения, вы не станете заниматься глубокими социальными изменениями, а сфокусируетесь на возвращении индивидуумов с отклонениями в русло нормальности. Здесь кроется изощрённый способ господства над нами существующей социально-экономической системы, в которой мы становимся более эффективны, но менее человечны. Эта якобы объективная, основанная на статистике система, на самом деле служила достижению идеологических целей неолиберализма. Индивидуализм и концентрация на себе, даже ради самосовершенствования, в конечном счёте подрывают коллективную волю к социальным изменениям. Но это является частью ещё более глубокого и масштабного механизма контроля.

Часть 3: Общество контроля

В своей работе “Post Scriptum к обществам контроля” Жиль Делёз утверждает, что мы больше не живём в таком обществе, которое Мишель Фуко называл дисциплинарным, и и которое характеризовалось закрытыми помещениями и заключением в в стенах фабрик, школ или тюрем, а перешли к обществу контроля, отличающемуся более мобильными и разрозненными формами правления, а также сложной системой наблюдения, где каждое наше движение неизбежно отслеживается. В дисциплинарном обществе завод служил для сосредоточения работников в одном замкнутом пространстве, где руководство могло принуждать их к соблюдению правил, и в котором профсоюзы могли организовывать свою деятельность. В обществе контроля завод превратился в корпорацию, созданную для того, чтобы развить в рабочих тревогу, натравливая их друг на друга и на самих себя. Социальные институты перестали быть жёстким неизменным прокрустовым ложем, требующим от индивидуума приспособления к его форме, а вместо этого стали гибкими, выплёскивающимися за пределы собственной формы или перенастраивающими её. Например, образование больше не ограничивается ВУЗом, получением корочки, оно стало непрерывным процессом обучения на протяжении всей жизни. Мы навсегда останемся на занятиях, чтобы продолжить образование: всегда найдётся ещё один семинар, ещё один диплом или сертификат, которые непременно нужно получить. Тюремная система больше не сводится к тюремному зданию и камерам, но приходит к вам домой в виде электронного браслета, отслеживающего каждое ваше движение и гарантирующего, что вы останетесь в пределах своей новой клетки. Наряду с испытательным сроком и условным освобождением браслет гарантирует, что вы останетесь привязаны к системе в течение многих лет или десятилетий.

Этот сдвиг в обществе совпал с реализацией неолиберальной идеологии и переходом к постфордистскому производству. При фордизме, когда вы ушли с работы, вы ушли и от работы. Теперь, несмотря на то, что мы "свободны" от ограничений, накладываемых рабочим местом, работа также получила свободу следовать за нами повсюду. Мы забираем работу с собой домой и в дорогу. Мы всегда на связи, от нас ожидают ответа на письма даже в свободное время. Ограниченные и контролируемые посредством целевых бонусов, систем управления эффективностью и прочего, мы находимся под постоянным давлением, требующим от нас работать эффективнее. И что ещё хуже, снижение продуктивности на работе в настоящее время считается психическим заболеванием. Капитал полагается на высокопроизводительную "гибкую" рабочую силу для получения прибыли и поэтому должен постоянно продвигать культуру самонадзора и самосовершенствования, если он хочет сохранить прибыльность и контроль. Сосредоточившись на индивидуальной эффективности, а не на неравноправии рабочих и работодателей, психиатрия деполитизирует конфликт и усиливает чувство отчуждения на рабочем месте.

Также психиатрия создаёт новые категории психических заболеваний, самодиагностируя которые, индивидуум склоняется к самосомнению и поиску проблем в себе, а не в порядках, царящих в организации. Но это не проблема индивидуума, это проблема общества. Цитируя Фишера: "Нервные системы перестраиваются точно так же, как производство и распределение." Далее он рассказывает о работе Кристиана Марацци, который исследовал корреляцию между участившимися случаями маниакально-депрессивного расстройства и постфордизмом. "если, как утверждали Делёз и Гваттари, шизофрения - это состояние, отмечающее внешние границы капитализма, то маниакально-депрессивный психоз - это душевная болезнь, поражающая само «нутро» капитализма. Капитализм с его бесконечными бумами и циклами на фундаментальном уровне сам неизбежно оказывается маниакально-депрессивным, поскольку постоянно шарахается между манией перевозбуждения (иррациональные излияния «мышления в периоды пузырей») и депрессивным спадом. (Разумеется, не случаен и сам термин «экономическая депрессия».) В несравненно большей степени, чем все прежние социальные системы, капитализм одновременно питается настроениями населения и воспроизводит их. Без бредовых состояний и доверия капитализм не смог бы работать."

Взрослея, я всегда ощущала, что в моей жизни отсутствует цель. Ещё даже в начальной школе я чувствовала, что мне чего-то не хватает. Я была подавлена, встревожена и одинока, поэтому искала выход. Я находила кратковременное успокоение в чрезмерных физических упражнениях, переедании и намеренном избавлении от съеденного, причинении себе увечий, телевидении и, в конечном счёте, в наркотиках и алкоголе. В 14 я впервые попробовала алкоголь, и моя неуверенность сразу исчезла. Внезапно я могла общаться с мальчиками, я сразу почувствовала себя красивее, увереннее, и впервые в жизни ощутила, что я действительно была собой. Затем в поисках этого "удовольствия" я пила до беспамятства. Десять лет спустя я была героиновой наркоманкой, перескакивала из реабилитационного центра в тюрьму и обратно и ждала своей смерти.

Это не такая уж и редкая история. 20% всех подростков страдают от депрессии до достижения ими совершеннолетия. Почти 50% старшеклассников злоупотребляли тем или иным наркотиком, а самоубийство является третьей основной причиной смерти в возрасте от 15 до 24. Обычно депрессией считается состояние ангедонии, характеризующееся утратой способности получать удовольствие. Депрессивная гедония, напротив, относится к постоянному стремлению к удовольствиям и ничему больше. Такой была и я. Подобное состояние, кажется, сильно распространено среди подростков, а возможно, это даже общее состояние, присущее позднему капитализму. Дети, "сидящие на игле" сладостей и социальных сетей, лекарствах от СДВГ и Нетфликсе, всегда слишком взволнованы, чтобы сосредоточиться, заинтересованы лишь в получении следующей краткосрочной дозы наслаждения, потому что никакой долгосрочной перспективы больше не существует. А взрослые ведут себя ничем не лучше.

Фишер полагает, что это - результат разрушения традиционной дисциплинарной системы, о которой мы говорили ранее, и подталкивания к потреблению как образу жизни. В своём последнем видео я говорила о том, как все более неравноправная и материалистическая культура воспитывает неуверенность в себе, что в конечном итоге стимулирует массовое потребление и подпитывает капитализм. Это привело к разрушению культуры и индивидуальной психики, когда мы покупаем, чтобы чувствовать себя менее изолированными, фотошопим или мучаем своё тело, чтобы ощутить себя принятыми обществом, и потребляем психоделики или опиаты, чтобы чувствовать себя живыми. Кроме того, капитализм заставляет нас создавать себе альтер-эго в интернете, оживляемое с помощью выставляемого на показ процесса потребления. Поддержание этой онлайн-персоны требует фанатичных усилий с нашей стороны. Ничего из этого не является ни нормальным, ни естественным, ни благоприятным для здоровья. Так что же мы можем сделать?

Часть 4: Сопротивление через классовую борьбу

Согласно статистическим исследованиям, разница в доходах между богатыми и бедными неуклонно растёт по всему миру на протяжении 30 лет. Мы наблюдаем переход от полного рабочего дня к частичной занятости и контрактам без гарантированных часов, аутсорсинг капитала и рабочей силы, ожидание, что работники, вынужденные мириться с нестабильностью современной gig-экономики, будут постоянно овладевать новыми навыками, меняя работу, как перчатки. Общество превратилось в вездесущую систему контроля, в которой традиционные механизмы дисциплинарного контроля приходят в упадок и рушатся. Семьи страдают от отчуждения, браки разваливаются. Выходя из реабилитационного центра, мы попадаем в тюрьму. Мы обращаемся за психологической консультацией по месту учёбы или работы. Ничто больше не стабильно. Чувство неуверенности и тревоги, отчуждение и депрессия стали обыденностью. Нам срочно нужен другой выход. Как минимум, надо переосмыслить то, как мы говорим о психических заболеваниях.

В своей статье "Капитализм и психическое здоровье" Дэвид Мэтьюз подчёркивает необходимость оспаривать текущую биомедицинскую модель психического заболевания, которая перекладывает исключительную ответственность за психические расстройства на индивидуумов, и вместо этого предлагает внедрить основанную на марксистских идеях социальную модель психического здоровья. Мэтьюз пишет: "Социальная модель раскрывает ведущую роль капитализма в создании категории инвалидности, которая определяется как ущерб здоровью, несовместимый с участием в рынке труда. Социальная модель психического здоровья рассматривает с обще-материалистических позиций материальное неблагополучие, угнетение и исключение из политического процесса в качестве существенных причин психических заболеваний. National Survivor Network, Recovery in the Bin и Kindred Minds - это три организации, состоящие из людей, страдающих психическими заболеваниями, которые работают над тем, чтобы претворить эту модель в жизнь. Я оставлю их ссылки ниже, если вам интересна их деятельность. Все эти организации выступают против доминирующего биомедицинского подхода и требуют его изменить.

Мы все живём в условиях безразличного и жестокого капитализма, и пока мы не объединимся, не солидаризируемся, ничего не изменится. Очевидно, что у меня нет ответов на все вопросы, но я знаю, каково это - страдать, думая, что сама довела себя до такого состояния, хотя в нём не было моей вины. Надо сказать, что конечно же мы можем и сами предпринимать действия для облегчения своих страданий. Невозможно переоценить заботу о самом себе. Для меня это - ведение дневника, медитация, здоровое питание, и, самое главное, - участие в жизни общества, крепкие связи с людьми - всё это очень важно. К сожалению, эта тема оккупирована правыми, но личная ответственность очень важна, в том числе в моей повседневной жизни. Как бы там ни было, личная ответственность соответствует уровню социальной среды, в рамках которой она существует. А наша среда - дерьмо. Эпидемия психических расстройств должна рассматриваться как часть более широкой классовой борьбы. Угнетение, эксплуатация и неравенство сильно искажают истинное значение понятия "человек". Противостояние жёсткому воздействию капитализма на психическое благополучие должно находиться в фокусе классовой борьбы, так как борьба за социализм не ограничивается стремлением к материальному равенству, это и гуманистическая борьба за общество, в котором удовлетворяются все человеческие потребности, в том числе и психологические.

https://vk.com/@cinemarxisme-k...