Tайна Израиля

Представим, что на Земле произошла ядерная война.

Некоторое количество людей выжило. Но они оказались в мире, в котором и бомбоубежища уже не могут спасти их от смерти. Вся земля, вода, воздух пронизаны смертоносной радиацией. Но есть один маленький шанс на спасение хотя бы горстки из будущих поколений: во время войны на орбите работала космическая станция. На ней проводились эксперименты по выращиванию растений в условиях невесомости. Поскольку она была вне Земли – бури ядерной войны ее не затронули. На ней и только на ней остались здоровые семена, горстка незараженной земли и емкость с чистой водой. И вот эту станцию приземляют, чтобы воспользоваться ее теперь уже уникальными ресурсами. Если те зернышки, что на ней есть, просто раздать, – это никому не поможет.

Церковь Пресвятой Богородицы в Доньа Каменица, Сербия

Правительство, возглавляющее остатки человечества, принимает жесткое решение. Избирается один небольшой участочек земли («шесть соток»). С него срезается верхний зараженный слой почвы. Обнажившиеся глубинные слои выжигаются и прокаливаются огнем – чтобы никаких следов радиации не осталось в этой земле. На очищенное место высыпается здоровая земля с космической станции. В нее засеваются здоровые же семена. Они скупо поливаются здоровой водой. А по периметру ставится охрана – чтобы никто из людей или из зверей не ворвался и не растоптал эту уникальную делянку. Чтобы даже пыльца от мутантов не залетала сюда и чтобы ветры не приносили радиационную пыль, делянка обносится прозрачным шатром.

И все же с подпочвенными водами, через прорехи в куполе, с заходящими людьми, с фоновым излучением от соседних участков радиация проникает и сюда. Растения здесь болеют меньше, чем в незащищенных областях, но все же болеют. И здесь время от времени появляются мутанты. Когда тот или иной побег растения надежды проявляет склонность ко все тем же печальным мутациям, садовник безжалостно отрезает его и сжигает засохшие или мутировавшие колоски и ветви. Первый собранный урожай не раздается людям. Он весь высевается снова (вспомните, как создавал свой огородик Робинзон Крузо). Кто-то умирает с голода – но и ему не дается ни горстки этих драгоценных зерен. И так много поколений подряд. Пока, наконец, не будет создано семечко настолько устойчивое к радиации, что из него можно будет сделать противоядие и исцелить все растения – и под шатром, и за его пределами – на всей земле. В конце концов среди этих первоначально многотысячных побегов одна веточка принесла тот плод, ради которого и существовало это странное земледелие. Этот плод можно вынести за пределы опытной станции и раздать всем желающим, чтобы в них, больных уже во многих поколениях, произошла новая, теперь уже добрая мутация.

Так и все жестокости в истории Израиля обусловлены не столько жестокостью народа Израиля и их Бога, сколько глобальностью того Дара, который должен войти в мир через Израиль. Чтобы «новое поколение не выбрало пепси-колу», вокруг Израиля создается стена изоляции. Каждый человек и каждый народ носит язычество в себе. Если предоставить религиозному чувству людей развиваться самостоятельно, оно создаст именно «язычество» – уютную религию духообщения. Если же есть еще и внешнее влияние, исходящее от языческой культуры быта, – это станет вообще неизбежно. Значит – строгий карантин.

И все ради того, чтобы на древе Иессеовом появилась одна единственная ветвь, одна единственная отрасль. Чтобы появилась на земле душа такой чистоты, такой распахнутости перед Богом, что, когда Она скажет Се, Раба Господня; да Будет Мне по слову Твоему (Лк. 1:38) – в ней Слово Бога станет человеческой плотью. На земле появится тот Небесный Хлеб, который теперь уже можно раздавать всем людям, всем эпохам [23].

Вот фундаментальная разница в христианском понимании истории Израиля и в иудейском. С точки зрения христиан, история Израиля имеет цель. Это тяжкий, но необходимый путь, который однажды должен кончиться. И то, что будет обретено в конце пути, будет дано не только Израилю и не ради лишь Израиля. Через Израиль оно будет дано для всех и ради всех. Значит – Израиль убивает язычников не только ради благополучия своих детей, но и ради спасения потомков тех, кто сейчас противостоит ему и его миссии.

Христианство более высоко оценивает историческую миссию Израиля, чем сам Израиль. Не ради себя существует Израиль, а ради всего человечества. Та мера близости с Богом, которая есть у него, дана ему не для того, чтобы навсегда противопоставить его иным народам, но для того, чтобы со временем уникальные привилегии Израиля распространились на всех. Вот только старший сын из притчи о блудном сыне не захотел, чтобы отец принял его младшего брата (Лк. 15:11-32).

Израиль не заметил тот момент в своей истории, когда он должен был раскрыться перед миром. Он дал миру Христа – но сам не заметил этого. Сам не осознал того – Кто именно проповедовал на его священной земле.

А в итоге, по верному слову католического богослова: «Когда по завершении своей провиденциальной миссии Израиль возжелал сохранить свои привилегии, он стал узурпатором» [24].

Более того – сейчас некоторые еврейские публицисты требуют, чтобы христианские народы, в порядке покаяния за преступления языческого германского нацизма, усвоили взгляд на Израиль как на народ, по-прежнему в абсолютной уникальности хранящий свою богоизбранность. Странный, однако, способ бороться с национализмом – через насаждение другого национализма. Христиан обвиняют в том, что они посмели те слова, которыми Израиль превозносится над другими народами («род избранный, род священный»), отнести к себе. Корни антисемитизма, оказывается, в том, что не-евреи посмели посмотреть на себя глазами евреев. Казалось бы, если уж ты пришел к выводу, что национально-превознесенный взгляд привел к крови, то борись за то, чтобы никто (в том числе и евреи) не смотрел ни на себя, ни на других такими глазами. Но вместо этого либеральная пресса требует признать непреходящую уникальность Израиля.

Например, по уверению главного проповедника еврейского национализма в России Сергея Лёзова, антисемитизм христианства строится на том, что оно «узурпировало притязания Израиля» на исключительность его отношений с Богом [25]. Те права и обязанности избранного Богом народа, которые возвестил Израилю Ветхий Завет, христианство применило к себе: некогда не народ, а ныне народ Божий (1Пет. 2, 10). В этой перспективе на долю Израиля в новозаветную эпоху уже не остается созидательной религиозной роли. «Апостол Павел придал христианству универсализм и при этом, противопоставив спасительное Евангелие неспасительному Закону, истолковал иудаизм как «пройденный этап». Тем самым он положил начало теологическому принижению иудаизма» [26].

Христиане, кстати, видят возможность светлого и творческого будущего для Израиля как народа. Если Израиль однажды примет своего Христа – он вновь станет первенцем Божией любви. Если Израиль переступит через древние установления, которые предписывают ему двойной стандарт по отношению к иным народам [27] – он совершит великую революцию в своей истории.

Когда христиане призывают иудеев к принятию Евангелия – это не стоит называть «теологическим принижением иудаизма». Не надо требовать, чтобы «христианство изменило свои миссионерские установки» [28]. Никто же ведь не будет возмущаться, если некая миссия призовет какое-нибудь африканское племя оставить его традиции человеческих жертвоприношений и перейти к иным способам выражения своих религиозных чувств. Но ведь переход от человеческих жертвоприношений к сожжению жертвенных животных есть не единственный шаг на пути духовного прогресса. Переход от ветхозаветного национализма к евангельскому универсализму также есть шаг на этом пути [29]. Противиться ему значит вставать именно на защиту национализма. Так почему же именно еврейский национализм считается сегодня единственным в демократическом мире, который позволительно не скрывать, позволительно культивировать и, даже более того, – предписано возмущаться теми, кто не согласен с этим исключением?

Пока Израиль не наложит запрет на свой собственный национализм – нет у него нравственного права осуждать национализм иных народов. Слишком уж огромное бревно торчит из его собственного глаза – чтобы он имел право говорить о сучках и занозах у других.

Как же блюстители «общечеловеческих ценностей» не замечают поразительных высказываний, распространяемых сегодня в синагогах: «Приложив усилия, еврей может достигнуть более высокого духовного уровня, чем не-еврей… Если бы народам и правительствам дано было видеть истину, они бы поставили полицейского около каждого еврея, чтобы тот заставлял его учить Тору, не поднимая головы! В конце дней понимание этого придет ко всем народам… Вопрос: Что нужно делать еще? Ответ: Любить каждого еврея. Вопрос: Нужно любить и нерелигиозных? Ответ: Да, потому что они тоже созданы по образу и подобию Всевышнего. Вопрос: Следует ли любить нынешнее правительство Израиля? Ответ: Тот, кто способствует пролитию еврейской крови, ничем не отличается от наших врагов… Мы, евреи, и есть мозг, голова мира, его совесть и рассудок» [30].

При нынешней моде на разговоры о христианском антисемитизме не стоит упускать из виду два фундаментальных факта. Первый: иудейская диаспора в течение столетий жила почему-то лишь в христианском и мусульманском мирах. Почему евреи не шли от «христианского гнета» под покровительство «веротерпимого» язычества? Если христиане пышут антисемитизмом – то отчего бы не уйти от них не на Запад от Палестины, а на Восток – в Индию, в Китай? Никакие мелкие стычки не могут заслонить огромного факта: христиане помогли евреям выжить.

Надо иметь изрядно помраченные совесть и рассудок, чтобы обвинять христиан в том, что они, дескать, украли у евреев Библию и пророков. Не украли, а сохранили. Потому что, если бы Библия осталась лишь в руках евреев, если бы она не была заново прочитана христианами (и, отчасти, мусульманами) – то давно уже не было бы на свете ни евреев, ни их национальных книг. Христиане спасли Библию и Израиль тем, что дали ей интерпретацию более возвышенную, нежели ей давали сами евреи. Христиане спасли евреев тем, что внушили «варварам» пиетет к еврейской Библии и придали небуквальное, некровожадное значение многим ее стихам.

Возьмем первую строчку Библии: В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1:1). Вот иудейский комментарий к этому месту по авторитетнейшему в иудаизме толкованию Раши: «Всевышний поведал своему народу историю сотворения мира для того, чтобы евреи знали, как отвечать, если народы мира будут оспаривать право народа Израиля на его страну, говоря: мол, вы захватчики, присвоившие себе чужую страну! Евреи им ответят: Вся земля принадлежит Всевышнему. Он ее сотворил и отдал тем, кому пожелал. А затем Он отнял ее у них, когда счел нужным, и – по желанию Своему – отдал нам» [31]. Как видим, уровень притязаний и понимания так и не изменился у иудеев за минувшие три тысячи лет. Смысл Шестоднева для них один: «Палестина – для евреев, а не для палестинцев».

Так как же язычник, то есть человек, для которого в Библии нет ничего святого, должен относиться к агрессивному национализму Израиля? Для него евреи, поселившиеся на его земле, – это бомба замедленного действия. Если бы евреи остались одни со своим буквальным пониманием Писания – они были бы окружены ничем не умеряемой и естественной ненавистью всех народов. Ибо как же еще можно относиться к народу, который всех почитает своими потенциальными рабами и актуальными врагами. Без Христа Ветхий Завет – едва ли не самая страшная книга в религиозной истории человечества. Лишь один пример – как мужи из колена Данова ищут для себя землю:
И пошли те пять мужей, и пришли в Лаис, и увидели народ, который в нем, что он живет покойно, по обычаю Сидонян, тих и беспечен, и что не было в земле той, кто обижал бы в чем, или имел бы власть: от Сидонян они жили далеко, и ни с кем не было у них никакого дела. И возвратились [оные пять человек] к братьям своим… и сказали им братья их: С чем вы? Они сказали: встанем и пойдем на них; мы видели землю, она весьма хороша; а вы задумались: не медлите пойти и взять в наследие ту землю; когда пойдете вы, придете к народу беспечному, и земля та обширна; Бог предает ее в руки наши… и пошли в Лаис, против народа спокойного и беспечного, и побили его мечем, а город сожгли огнем. Некому было помочь, потому что он был отдален от Сидона… (Суд. 18, 7-10, 27-28).

Есть непроходимая грань между двумя пониманиями национального мессианизма: существует ли избранный народ для того, чтобы послужить всему человечеству, или же для того, чтобы все человечество, опомнившись, послужило ему… И понять эту двусмысленность истории Израиля можно только в том случае, если согласиться с глубоким замечанием Оскара Кульмана: «В действительности существует две истории Израиля: собственная история Израиля и история Израиля к его спасению и спасению других» [32].

Христианская мысль более высоко оценивает миссию Израиля, чем сам Израиль. Христиане более возвышенно видят историю Израиля, чем сами иудеи, так как видят в ней не самослужение Израиля, но его служение человечеству, Новому всеобщему Завету. Израиль существует не для себя, и не для своего узконационального торжества, а для всех: придет Ожидаемый всеми народами. Без Евангелия, без наднационального замысла исторические книги Ветхого Завета – это самые душные книги человечества. Нет оправдания той крови, тем судорожным прижиганиям. Или это – нас ради всех человек, или это всего лишь националистическая похоть. Поэтому и нельзя читать Библию как простую национальную хронику, то есть еврейскими глазами. Только взяв (вырвав) Библию из рук иудеев, можно сохранить уважение к ней у человечества. Не украли христиане Библию, а сохранили.

Христиане не разожгли антисемитизм, а на многие столетия его пригасили. Вспомним античность: «Рассказывают, что когда Марк Аврелий на пути в Египет проезжал через Палестину, то, испытывая отвращение к вонючим и нередко производившим смуты иудеям, скорбно воскликнул: «О маркоманны, о квады, о сарматы! Наконец я нашел людей хуже вас»» (Аммиан Марцеллин. Римская история. 24, 5, 5). А ведь Марк Аврелий – это «философ на троне», человек образованный и терпимый… «Антиох Епифан был действительно сумасбродом, но все, что творил над евреями, вовсе не воспринималось как чудовищное зверство окружающим его обществом и «народом» – он опирался, очевидно, на укоренившееся традиционное мнение. Антисемитизм уже числил за собой почтенный возраст» [33]. В конце концов, не христиане разрушили Иерусалим, но армия ничего еще не слышавших о Евангелии римских полководцев Тита и Веспасиана.

Вообще стоит прежде размышления над всплесками антисемитизма в христианском мире ознакомиться с исследованием С.Я. Лурье «Антисемитизм в древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины«. По его выводу, «причина антисемитизма лежит в самих евреях… Антисемитизм – явление не случайное, он коренится в разнице между духовным обликом еврея и не-еврея» [34]. Нет ни одного народа, который был бы сам по себе антисемитски настроен. Сначала на его земле поселялись евреи – а затем вспыхивала национальная рознь. Причем нередко этот же народ спокойно относился к колониям других племен, живущих на его территориях. Показательно также, что каждый раз погромы следуют за волной ассимиляции евреев к местной культуре. Значит, не само по себе ощущение отчужденности евреев было причиной антисемитизма. Скорее напротив, когда народ лучше узнавал склад мировоззрения евреев – он устраивал антиеврейские бунты.

Античный антисемитизм не мог иметь экономические причины. Если александрийские купцы боялись еврейской конкуренции – то ведь для того, чтобы этот свой страх использовать для подъема народа на еврейский погром, в народе уже должна была существовать антиеврейская настроенность. Также «нельзя видеть причины антисемитизма в реакционности правительств: правительство может только тогда играть на антисемитизме, когда он уже существует как нечто вполне сформировавшееся в народе. Римские императоры охотно посвящали себя в культы всевозможных варварских богов; они гордо носили титул Dacius, Sarmaticus и т.д. Но когда Веспаcиану и Титу после победы над евреями войско по обычаю предложило титул Judaicus, с каким негодованием они отвергли его!» [35]

И, конечно, совсем уж неумно видеть причину антисемитизма в «интеллектуальном превосходстве евреев». Русские, например, считают немцев или англичан умнее себя – но из этого не рождается никакого антигерманизма.

В общем – антисемитизм был и в античности. У всех народов на земле во все века возникала одна и та же реакция на евреев, когда те поселялись среди них в достаточно большом количестве. Эту реакцию христианство сдерживало и смягчало. Когда же (увы, не без помощи еврейских «либералов» [36]) в Германии христианство было раскачено и сброшено, язычество вновь показало – какова будет участь евреев, если на них посмотреть не в евангельской перспективе.

И второй фундаментальный факт из истории христианско-еврейских отношений: одна из первых тем христианского богословия – это защита Израиля. «Церковь Божия, избегая крайностей и тех и других (иудеев и гностиков), идет средним путем и не соглашается подчиниться игу закона, и не допускает хулить его и по прекращении его – за то, что он был полезен в свое время» [37]. Достаточно вспомнить издевки Цельса и Юлиана, дикие эскапады гностиков в адрес ветхозаветной истории и религии – и вновь станет ясно, что именно христианская Церковь отвела угрозу от Израиля.

Для Церкви было богословски необходимо защищать Ветхий Завет. Если бы она его отвергла – она поставила бы под сомнение самый драгоценный из своих догматов: Бог есть ЛЮБОВЬ (1Ин. 4:8). Если бы у Евангелия не было предыстории – то евангельская история выглядела бы случайной импровизацией. Бог, некогда создавший мир, забыл о нем. Его земные дети росли без пригляда. Но когда все же они хоть малость похорошели – Небесный Отец вдруг вспомнил о нас и заглянул в гости. В таком случае неправ евангелист Иоанн, сказавший о Христе: пришел к своим, и свои его не приняли (Ин. 1, II). Нет, не к своим, а к чужим пришел Он – если Он не посещал их прежде. И тогда, кстати, нет ничего странного и трагического в том, что чужие не приняли чужака. Вся трагедия Евангелия в том, что свои не приняли Своего…

Если отвергнуть ветхозаветную прелюдию к Евангелию – у нас не будет уверенности в самом главном: Любовь – она всегда в его Боге, или это было случайное чувство? Может, лишь однажды она Его посетила? И как Он не заботился о Своих земных детях до евангельских времен, также Он может забыть о них и после. Вопрос об Израиле в конце концов вопрос о нас самих. Можем ли мы быть уверены в том, что Бог и ныне с нами и будет впредь? Или же Тот, кто после первых грехов людей отвернулся от них и на тысячелетия их забросил, также реагирует и на наши беззакония? Есть ли в Боге, в Его любви и в Его терпении постоянство? Человеческое сердце требует надежды. А надежда требует вывода: да, Бог – Тот же. Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13:8). И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал, и буду носить, поддерживать и охранять вас (Ис. 46:4).

Защищая Евангелие, Церковь должна была защищать и мир Пророков. Не только из этических, но и из богословских соображений Церковь взяла под свою интеллектуальную защиту историю Израиля и его книги.

Теперь, надеюсь, понятнее, почему христиане озабочены тем, что иудеи остались «на второй год в первом классе», в классе Ветхого Завета: в этом классе учили довольно-таки жестоким вещам. И если иудеи так и останутся со своим ветхозаветным «буквариком» – то от них можно ждать самых неспровоцированных выплесков агрессии. Ну просто опять понравится им чья-то земля или жена – и снова они начнут вырезать «язычников»… А религиозной ненависти к иудеям у нас нет.

Прожив уже большую часть своей жизни в Церкви, я имею право засвидетельствовать: не христианское богословие порождает отчужденность от евреев. В Церкви (за исключением горстки маргиналов) нет религиозномотивированного антисемитизма. Но есть другое: есть горькая память о том, что в погроме русской православной жизни, растянувшемся на большую часть XX века, чрезвычайно активное участие приняли евреи. И есть недоуменное вглядывание в лики современной власти (даже не столько банковской или политической, сколько журналистской): ну почему каждый раз, когда России ломают хребет, – в этом событии принимают активнейшее участие и более всего им восторгаются именно евреи?

Александр Галич, справедливо вступаясь за Пастернака, имел право пригрозить: «Мы поименно вспомним тех, кто поднял руку!» [38] Ну, а за Россию, за Бунина, за Гумилева, за Ахматову и Есенина – можно вступиться? Однако едва только начинаешь «поименно» вспоминать тех, кто крушил русскую империю, Русскую Церковь и русскую культуру, как скоро становится скучно: уж очень однообразная картина… Вот вполне символический эпизод: Штеренберг, заведующий отделом искусств Наркомпроса, когда составлялись списки художников на получение карточек на краски и кисти, вычеркнул из этого списка Нестерова [39], в чьем творчестве слишком много было «Святой Руси».

Верно, не произошел бы обвал России если бы не была больна она сама. Но представьте, что больной, неуравновешенный человек решил совершить самоубийство. Он стоит на подоконнике, раздумывая, прыгнуть ему или еще подождать. И тут входит в комнату его приятель и начинает его подзуживать: «Ты знаешь, все великие люди кончали жизнь самоубийством. Даже великий античный философ Эмпедокл так поступил. А вспомни Ставрогина! Не допускай жалости к себе и своим близким! Покажи им, что ты способен на поступок! Буревестник просит бури! Распахни окно, ощути романтику Революции!..» И несчастный прыгает вниз. Болезнь долго зрела в нем самом – это правда. Но так ли уж безвинен тот, кто в сотнях газет десятилетиями зудил ему: «бросься! кинься! решись! прокляни!»? И так ли уж бескорыстны эти подговорщики, если по итогам вышло, что «приятель» переехал в опустевшую квартиру из своего подвальчика (из «черты оседлости» – да прямо в «дети Арбата»).

Есть очень узнаваемая притча в предсмертной книге В. Солоухина: «Вот живет в крепком и светлом доме большая и благополучная семья. Пусть хоть крестьянская. Отец еще в силе, пятеро сыновей, у каждого сына по жене, свекровь, как полагается, дети. Попросился прохожий человек приютить его на несколько дней. Скромно попросился, где-нибудь около порога чтобы его приютили. Лишь бы тепло и сухо. Сидит он около порога и за всем наблюдает. Как работают, как едят, как друг с другом разговаривают. Вот идет мимо него один из сыновей. «Иван, а Иван, – говорит ему странник. – Это твоя жена Марья-то?» – «Моя». – «А что это на нее старик-то поглядывает? Отец-то твой? Он на нее поглядит, а она сразу и покраснеет. И улыбается как-то странно». – «Ты смотри у меня, – замахивается Иван в сердцах. – Расшибу!». – «Да я что? Я ведь ничего. Я только так. И нет ничего у них, сам знаю. Сдуру это я сболтнул, сдуру». «Степан, а Степан!» – «Ну что?» – «Отец-то твой Ивана-то больше любит, я замечаю. Разговор слышал. Сперва, говорит, Ивана отделю и лучшее поле ему отдам, а Степан подождет». Тут мимо странника проходит жена Ивана: «Марья! Степанова-то жена поглядывает на твоего Ивана. Завидует она тебе. Оно и понятно. Степан-то вон какой хилый, слабый, и Иван у тебя – кремень. А вот она к нему и льнет. А ты остерегайся. Пелагея-то вчера за каким-то зельем к старухе Матрене ходила». Степановой жене, Пелагее, другое скажет: «У Марьи-то платьев больше, чем у тебя. Видно, больше ее муж любит. А ты чем плоха…» Всем в отдельности нашепчет и наскажет: «Обирает вас отец-то. Вы работаете, работаете, а денежки он в кубышку кладет. А вы имеете такое же право…» Ну, короче, схема ясна. Через неделю в доме ни мира, ни семьи. Драки, кровопролития и убийства. Кого в больницу везут, кого на каторгу. После убитого мужа осталась Марья одна. Странник женился на ней и стал в доме хозяином. А, может, и ее прогнал, беззащитную. А себе со стороны другую бабу привел. А, между прочим, по этой простенькой схеме происходили на земле все революции» [40].

Вспомним также впечатление от «либерально-еврейской прессы» предреволюционных лет, сложившееся у яростного защитника евреев Василия Розанова: «Они будут нашептывать нашим детям, еще гимназистам и гимназисткам, что мать их – воровка и потаскушка, что теперь, когда они по малолетству не в силах ей всадить нож, то, по крайней мере, должны понатыкать булавок в ее постель, в ее стулья и диваны; набить гвоздиков везде на полу… и пусть мамаша ходит и кровянится, ляжет и кровянится, сядет и кровянится. Эти гвоздочки они будут рассыпать по газеткам. Евреи сейчас им дадут «литературный заработок», будут платить полным рублем за всякую клевету на родину и за всякую злобу против родины… «Революция» есть «погром России», а эмигранты – «погромщики» всего русского: русского воспитания, русской семьи, русских деревень, русских сел и городов [41]… «Как задавили эти негодяи Страхова, Данилевского, Рачинского… задавили все скромное и тихое на Руси, все вдумчивое на Руси. Было как в Египте – «пришествие гиксосов»…откуда-то «гиксосы» взялись, «народ пастырей», пастухи. Историки не знают, откуда и кто такие. Они пришли и разрушили вполне уже сложившуюся египетскую цивилизацию, существовавшую в дельте Нила две тысячи лет; разрушили дотла, с религией, сословиями, благоустройством, законами, фараонами. Потом, через полтора века, их прогнали. И начала из разорения она восстанавляться; с трудом, медленно, но восстановилась, «60-е годы у нас» – такое нашествие номадов. «Откуда-то взялись и все разрушили». В сущности, разрушили веру, церковь, государство (в идеях), мораль, семью, сословия» [42]. «Было крепостное право. Вынесли его. Было татарское иго. И его вынесли. «Пришел еврей». И его будем выносить. Что делать? что делать? что делать?» [43] «Так к полному удовольствию нашей современной печати совершится последний фазис христианства и заключатся судьбы всемирной истории. Настанет «хилиазм», «1000 лет» блаженства, когда будут писаться только либеральные статьи, -произноситься только либеральные речи, и гидра «национализма» будет раздавлена… Скучновато. Ах, канальственно скучновато везде…» [44]

Вспомним и дневниковую запись Александра Блока: «Тоска, хоть вешайся. Опять либеральный сыск. – Жиды, жиды, жиды» (7 марта 1915). «История идет, что-то творится; а жидки – жидками: упористо и умело, неустанно нюхая воздух, они приспосабливаются, чтобы НЕ творить (т.е. так – сами лишены творчества; творчество, вот грех для евреев). И я ХОРОШО ПОНИМАЮ ЛЮДЕЙ, по образцу которых сам никогда не сумею и не захочу поступить и которые поступают так: слыша за спиной эти неотступные дробные шажки (и запах чесноку) – обернуться, размахнуться и дать в зубы, чтобы на минуту отстал со своими поползновениями, полувредным (= губительным) хватанием за фалды» (27 июля 1917)» [45].

И как же все похоже на современную демократически-филосемитскую печать! «В марте 1998 года секретарь Совета Безопасности Андрей Кокошин объяснял на Российском телевидении ведущему телепрограммы «Подробности»: «Самое главное – сохранить научно-техническую базу, сохранить кадры судостроителей, разработчиков, моряков». Зачем?» [46] Ну, в самом деле, с «демократической»-то точки зрения – зачем России сохранять «научно-техническую базу»! Зачем наука и техника России, которая, по мнению «Русской мысли», есть «страна, которая обычно пользовалась репутацией страны антисемитской» [47].

И все же у этого неизбывного революционного энтузиазма евреев есть религиозные корни. Дело в том, что, когда Господь создавал Израиль, то сотворил его таким, чтобы он смог выжить среди более старших и более мощных как культурно, так и политически народов и империй. Израилю был дан поразительный талант сопротивляемости, талант революционерства. Чтобы Израиль смог выжить в империях – в египетской и вавилонской, греческой и римской – ему была дана пробивная сила, которой обладает травинка, взламывающая асфальт. Этот дар остался у Израиля и тогда, когда дары пророческие и духовные были у него отняты. Но теперь этот талант начал работать уже против христианских империй и культур. В любой революции, направленной на разрушение канонов и традиций, национальных форм бытия и сознания, евреи принимают активнейшее участие – или прямо ее устраивая, или провоцируя ее постоянным брюзжанием по поводу «этой страны» и «этих догм», или же организуя ей информационно-рекламную поддержку [48].

У каждого народа вырабатывается свой национальный идеал. Это может быть идеал благородного рыцаря, мудрого шута трудолюбивого пахаря, удачливого купца… Идеал Израиля – это Пророк. Пророк обличает пороки и язычников, и своего народа. Он бунтует ради поруганной или запыленно-подзабытой Правды. Секулярный вариант Пророка – «оппозиционный журналист». Этот еврейский идеал удачнее всего выражен в призыве Галича: «Сможешь выйти на площадь в тот назначенный час?!»

Православно-русский идеал был совершенно иным. Это был идеал тихого праведника. Добрый человек Древней Руси – это молитвенник, человек, неслышно и нерекламно созидающий добро в себе и раздающий его окружающим. Не пожар, а свечка: огонек, тянущийся к небу и светящий окружающим.

Но в России к началу XX века произошла смена национального идеала. Сначала она захватила интеллигенцию, а затем даже церковные люди забыли о своем идеале и стали смотреть на церковную же жизнь еврейскими глазами, оценивая служение церковных пастырей по меркам совершенно нецерковным. «Всякую борьбу, всякий подвиг со стороны Церкви эмиграция мыслила лишь как политический заговор, призыв к восстанию, к свержению внешнего владычества Советов. Делу духовного очищения народа, пробуждения в нем лучших человеческих свойств – делу, для которого так много потрудились при татарах и св. Алексий, и Преподобный Сергий, – беженское сознание не придавало почти никакого значения… Когда угроза казни нависла над головой Святейшего, некоторые круги эмиграции, не причастные ни умом ни сердцем к великому делу Церкви и личному подвигу Первосвятителя, страшно сказать – тайно желали, чтобы казнь совершилась, ибо они надеялись, что после такого удара волна народного негодования сметет советские твердыни» [49].

Сегодня в «православно-патриотической» печати раздаются упреки Патриарху за то, что он не воюет со светской властью. Церковных иерархов, пастырей и проповедников оценивают по тому, насколько громко, гневно, решительно и радикально они осуждают то, что считается принятым осуждать в современном православном истеблишменте. Человека лишают права на молчание. «А почему это ваш Патриарх промолчал тогда-то?»; «Как посмел Солженицын промолчать тогда?»; «А почему Вы не пишете на эту тему?». Ищут протеста, ищут обличителя, «вождя». Ищут не старца и не келейной тишины, а бунта и митинговщины. В обществе, даже церковном – спрос на бунтаря, а не на тихого строителя… Я сам болен этой болезнью – и потому вынужден о ней говорить…

И так силен в евреях революционный пафос, пророческий пафос, твердящий «мы в ответе за все», что даже в крещеных евреях, в евреях, принявших священство и более того – монашество, он продолжает вспыхивать. Весьма часто приходится замечать, что этнический еврей, ставший православным священником, превращается в человека «партии» и крайности. Он не может ограничить себя просто кругом своих приходских или монашеских обязанностей. Ему нужно «спасать Православие». И он или уходит в эксперименты, модернизм и экуменизм, требуя «обновления», или же проводит «консервативную революцию», вполне по-фарисейски требуя непреклонного исполнения всех предписаний Типикона и древних канонов и возмущаясь тем, что современная церковная жизнь не совсем им соответствует. И, конечно, во втором случае он и сам не замечает, что стал модернистом. Ибо это модернизм – студенту семинарии или академии писать донос на профессора, якобы уклонившегося в ересь. Ибо это модернизм – когда начинающий преподаватель-монах обходит классы и спальни семинаристов, настраивая их против старших профессоров. Ибо это модернизм – обращаться к Патриарху не с «прошениями», а с «заявлениями», в которых «смиренные иноки» «присоединяются к требованиям».

Каунасский погром

Для еврея почти невозможно не считать себя мерилом истины и Православия. Все, что отличается хоть на йоту, – это непременно угроза демократии, или угроза человечеству, или угроза Православию. Рано или поздно еврей, поначалу робко-смиренный, все же ощутит себя цензором. «Великий Инквизитор» всех времен и народов – Торквемада – был крещеным евреем…

Вот это неумение просто «жить рядом» и порождает в самых разных обществах антисемитские настроения, порождает рано или поздно крик души (или – что хуже – толпы): да оставьте же вы нас в покое, не учите жить, не контролируйте нашу жизнь ни финансово, ни идеологически, не навязывайте нам ваше толкование нашей истории, нашей культуры и наших святынь!

диакон Андрей

полная версия https://azbyka.ru/tajna-izrail...

23. «Как от всего тела Адама взятая часть была устроена в женщину, из женщины тоже взятая часть была устроена в мужа и становится новым Адамом, Господом нашим Иисусом Христом, и из остатка, то есть через тело Владычное, благословение перешло на все человечество» – преп. Симеон Новый Богослов. (Цит. по: Архиеп. Василий (Кривошеий). Преподобный Симеон Новый Богослов. Нижний Новгород, 1996. С. 346).

24. Анри де Любак. Католичество. Милан, 1992. С. 50. Это суждение Любак подкрепляет ссылкой на св. Илария Пиктавийского.

25. Лёзов С. Новый Завет и Голокауст // Актуальные проблемы современной зарубежной политической науки. Вып 3. Христианство и политика. М., ИНИОН. 1991. С. 153.

26. Там же. С. 174.

27. Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба. Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост (Втор. 23:19-20). Между прочим, именно эта двойственность стала причиной того, что финансы средиземноморского мира оказались собраны в руках еврейских банкиров: в эпоху Средневековья и Реформации христиане считали греховным давать деньги под проценты кому бы то ни было, а иудеи полагали возможным ссужать деньги под проценты иноплеменникам. Вообще есть доля истины в ехидных словах барона Унгерна (кстати, буддиста, а не христианина): «Талмуд проповедует терпимость ко всем и всяческим способам достижения цели» (цит. по: Юзефович Л. Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф. Унгерн-Штернберга. М., 1993. С. 228).

28. Лёзов С. Христианство после Освенцима // Актуальные проблемы современной… С. 196.

29. Именно «В национализме Израиля был элемент, противный христианству, враждебный ему; и если Израиль дал Христу первых Его апостолов, то он же породил и Его первых врагов, первое антихристианское движение» (Трубецкой С.Н. Сочинения. М., 1994. С. 265).

30. Гордон Й. Райский сад. М., 1996. С. 30, 42-43, 47, 136. Автор – член директората раввинских судов Израиля.

31. Пятикнижие Моисееве, или Тора, с русским переводом, комментарием, основанным на классических толкованиях. Под общей ред. Г. Брановера. Иерусалим; М. 1991. Т. 1. Брей-шит. С. 18).

32. Culman O. Le salut dans l`histoire. Paris, 1966. Р. 155.

33. Лурье Я.А. Письма сыну // IN MEMORIAM. Исторический сборник памяти Ф.Ф. Перченка. М.; СПб. 1995. С. 226.

34. Лурье С.Я. Антисемитизм в древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины. Пг. 1922. С. 5.

35. Лурье С.Я. Письма отцу // IN MEMORIAM. Исторический сборник памяти Ф.Ф. Перченка. М.; СПб. 1995. С. 220.

36. Когда речь идет об иудаизме, который царствует на бирже, подкупает и вдохновляет большую часть журналов, – само собой разумеется, дело здесь не в Ветхом Завете и не в национальности, возведенной на степень избранного племени. Это – нечто неосязаемое и неуловимое в целом, это – экстракт из всех элементов, в основе своей враждебных нравственному и социальному порядку, сложившемуся на христианских началах. Элементы эти встречаются всюду, но для того, чтобы сгруппировать их в доктрину и сложить их в политическую партию, необходимо было чутье, безошибочность инстинкта и абсолютная безоглядочность в логике отрицания, которыми обладали только евреи. Для этого требовалось весьма древнее предание, просвещение вполне внехристианское и внехристианская же история целого племени» (Самарин Ю.Ф. Письмо из Берлина от 21.2.1876).

37. Св. Иоанн Златоуст. Шесть слов о священстве. Forestville, 1987. С. 72.

38. Вообще, когда говорится о преследовании Пастернака советской властью, то необходимо иметь ввиду, что он сам бывало, любезничал с ней. «Дорогой Саша! – пишет он Фадееву. – Когда я прочел в «Правде» твою статью «О гуманизме Сталина», мне захотелось написать тебе. Мне подумалось, что облегчение от чувств, теснящихся во мне всю последнюю неделю, я мог бы найти в письме к тебе. Как поразительна была сломившая все границы очевидность этого события, и его необозримость! Это тело в гробу с такими исполненными мысли и впервые отдыхающими руками вдруг покинуло рамки отдельного явления и заняло место какого-то как бы олицетворенного начала, широчайшей общности, рядом с могуществом смерти и музыки, могуществом подытожившего себя века и могуществом пришедшего ко гробу народа… Какое счастье и гордость, что из всех стран мира именно наша земля стала родиной чистой мысли, всемирно признанным местом осушенных слез и смытых обид!» (Б. Пастернак – А. Фадееву. 14.3.1953. Публикация: Континент № 90, М.; Париж. 1997. С. 213). В статье Фадеева была фраза об отличии сталинского гуманизма «от всех и всяческих форм христианского гуманизма и от всех разновидностей старого «классического» гуманизма буржуазно-демократического толка».

Странно не то, что Пастернак понудил себя написать такие строки. Странно то, что либеральная пресса ни словом его за это не попрекнула. А вот Патриарха Алексия I за подобные же слова, сказанные в те же дни, она поносит неустанно. Опять – двойной стандарт… Если уж не судить за те слова, что тогда говорились по сути из-под пытки, то не судить никого: ни Пастернака, ни церковных иерархов.

39. Солоухин В. Последняя ступень. М., 1995. С. 158.
40. Солоухин В. Последняя ступень. М., 1995. С. 96-97.
41. Розанов В.В. Не нужно давать амнистию эмигрантам // Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Литературные очерки. М., 1996. С. 598-599.
42. Розанов В.В. Из книги, которая никогда не будет издана // Собрание сочинений. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Литературные очерки. М., 1996. С. 636-637.
43. Розанов В.В. В «вечер Бейлиса» // Розанов В. В. Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. СПб., 1914. С. 131.
44. Розанов В.В. «Обескровленные» журналисты // Розанов В. В. Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови. СПб., 1914. С. 123.
45. Цит. по: Крутов А. Сексуальное сияние звезд «серебряного века» // Новый взгляд. Приложение к Вечерней Москве.1995. 28 окт.
46. Водолазов А. Примаков совершил переворот, которого Президент даже не заметил // Русская мысль. 1998. 21 окт.
47. Голенпольский Т., член Президиума Российского Еврейского Конгресса // Русская мысль. 1998. 16 сент.
48. Я.А. Лурье упоминает о «роли евреев при возникновении протестантизма». (Письма сыну // IN MEMORIAM. Исторический сборник памяти Ф.Ф. Перченка. М.; СПб. 1995. С. 216).
49. Курдюмов М. Подвиг св. Сергия Радонежского и дело митрополита Сергия // Путь. 1928. № 11, июнь. С. 108.