Глава 1
10 апреля
- Коля! Ты шо тут делаешь?! – голос Игоря утонул в праздничном шуме Куликового поля и для верности он ещё и ткнул друга пальцем в бок. Коля, одетый в старую, выгоревшую до желтизны хэбэшку, звякнув медалями, удивлённо уставился на Игоря.
- Ба! Сколько лет, сколько зим! А ты?
- Да вот зашёл посмотреть.
Куликово поле шумело музыкой и голосами людей. Среди армейских палаток возвышалась трибуна, украшенная разнообразными флагами. С неё звучали то победные марши, льющиеся из колонок, то речи сменяющих друг друга ораторов, вещающих о высоком и важном. В основном о федерализации Украины, о крымском отделении, о киевском Майдане. Их почти никто не слушал. Люди толпились на площади, общались, читали агитки на стендах, пили чай или кофе, раздаваемые в одной из палаток. Многие были с георгиевскими лентами. Лежали цветы у портретов погибших на Майдане беркутовцев.
Было 10 апреля 2014года. Одесса в семидесятый раз праздновала свой день освобождения от фашистских захватчиков.
Игорь, пятидесятилетний мужчина, приехал в Одессу рано утром. Закончив свои дела, он решил заехать на Куликово поле. И вот здесь, среди праздничных толп, он увидел своего однокашника Колю Кожунара, с которым не виделся уже года три. Тот нёс в руках пластиковый стаканчик с чаем, оберегая его от толчков и неразберихи митинга. На груди у него, среди юбилейных медалей, выделялись «За отвагу» и «За боевые заслуги». Афган.
- Слякоть в желудке разводишь? – кивнув на чай, спросил Игорь. – Вина хочешь? Оно есть у меня.
Игорь работал начальником охраны на винзаводе и, будучи большим любителем и ценителем хорошего сухого вина, всегда имел в машине литров пять-шесть каберне или саперави.
- Идём в палатку, - молдавские гены Коли на слово «вино» реакции «нет» не предусматривали!
Палатка была старая, видавшая виды. Вдоль одной стены были выложены в несколько слоёв деревянные поддоны, накрытые матрасами и покрывалами – импровизированные кровати. В одном углу стояла холодная буржуйка, в другом был шкаф с какой-то литературой и возле него сложены рукоятки от лопат, перепиленные пополам – дубинки, оружие, ставшее очень модным в Украине после Майдана. Из таких же поддонов и из фанеры был сколочен стол. За ним друзья и расположись, разливая вино в пластиковые стаканчики и разложив незатейливую трапезу – хлеб, сало, рыбные консервы.
- Ну рассказывай, - подняв стакан на уровень глаз, и любуясь игрой рубинового света, сказал Игорь. - Кто ты есть в этом революционном котле?
- Не повар, это точно, - нюхая аромат вина, ответил Коля. - Кашу и без меня сварят, но со мной она будет ароматнее. Хорошее вино!
- А то! Каберне сухое настоящее! Только сок и ничего больше! Ни капли воды, ни грамма сахара, ни спирта, ни химии! Натурпродукт прямо из Бессарабии!
- За встречу! – пластиковые стаканы не звякнули благородным хрусталём, а по плебейски хрустнули. Потёк обычный разговор давно не видевшихся приятелей. Кто кого видел, кто о ком слышал….
- Влюбился я, Коля! Как пацан влюбился.- вдруг ни с того, ни с сего сказал после второго стакана Игорь. Сказал и сам себе удивился.
- Так это ж хорошо, шо влюбился! Ты же разведенный у нас, я слышал. Мне кто-то говорил. Так?
-Так, так. Уже больше двух лет. - Игорь вдруг помрачнел и, не чокаясь, махом выпил стакан вина. Для него это была боль. Большая боль. Его вдруг прорвало, захотелось выговориться.
- Двадцать лет прожили вместе, любили, троих детей растили. Это не считая первого, Максима, он умер малышом ещё. Дом построили. Большой дом, двухэтажный, в центре Одессы, да ты же видел. Мини-гостиницу сделал на втором этаже, семейного типа. Отдал ей этот бизнес гостиничный. Небольшой бизнес, но всё же… Земли у меня, двести гектар в области, фермерское хозяйство. Яхта была, «Бродяга», не крутая, спасательная шлюпка, переделанная в парусную яхту, но всё же. Путешествовали на ней. И вот, прикинь, накрыло! И ладно бы, если б у неё просто любовь прошла. Такое бывает. А то ж такая ненависть на этом месте вдруг появилась! Такая ненависть!
Воспоминания нахлынули на Игоря горько-жгучей волной, наворачивая слёзы на глаза. Что б удержаться он пошарил в рюкзачке, доставая трубку, набил её табаком и зажал зубами чубук, едва не расщепив его. За десяток секунд он снова пережил ту удивлённую обиду, растерянность и отчаяние, которые испытывал в течении долгих месяцев развода. Коля терпеливо ждал продолжения.
- Колбасило меня долго! И долго и сильно! Особенно подкосило, когда она детей в это дело втянула. Вернее не она, а её хахаль. Нашла себе ушлёпка, который сам по себе ничего не стоит, ни кола ни двора к своим сорока годам не заимел, но чтоб в её глазах занять положение защитника, против меня войну развязал. Грязную и подлую. А она его в этом деле полностью поддержала. Так что на ней грех лежит! Даже иконы из хаты вынесла, прикинь. Прихожу в один день домой, а икон нет. На все мои вопросы отвечает: «Это для детей, это нужно детям». А одна из этих икон моя семейная, от моей прабабушки перешла. Заявления в ментовку посыпались, типа я и её избиваю, и тёщу и детей, типа они голодают из-за меня. За полгода таких заявлений в милицию десятка два поступило. Менты всё протоколами да предупреждениями отписывались. А вот когда таких протоколов насобиралось пачка, то тогда они и рванули! Затеяли дело о лишении меня родительских прав, и на заседании опекунского совета дочка заявила, что я её якобы пытался совратить. И заявление об этом в прокуратуру тоже написали. Вот когда меня вышибло! Когда родные и любимые тобой так подло и грязно предают. Не просто нож в спину всаживают, а ещё и в дерьме тебя перед этим вываливают! Типа он же мразь и поддонок. С нормальным же человеком нельзя так поступать, значит перед этим надо убедить других, да и себя где-то тоже, что он - мразь! А с мразью уже можно и не церемониться. Вот такой вот развод у меня! Как будто не развёлся, а похоронил. – Игорь положил так и незажженную трубку на стол и разлил вино по стаканам.- В доме не живу, хотя по суду мне там и принадлежит часть квартиры. Выдавили меня таки оттуда. С детьми не общаюсь, причём не потому что я не хочу, а потому, что они на контакт не идут. Младшую, Алёнку просто прячут от меня и не дают со мной общаться, средняя, Лерка, заблокировала меня в интернете, что б я не смог ей ничего написать, а сын, он самый старший, ему уже двадцать минуло, хотя и не блокирует меня, но и разговаривать не хочет. Вот такие вот пирожки с котятами! Выпьем!
- Таки да, выпьем, – Коля лихо опрокинул в себя вино и сразу же отправил вслед за ним кильку, которая в томате. – Ну а влюбился то в кого?
- В Таньку, - взгляд Игоря стал каким-то мечтательно-ласковым, он смотрел сквозь вино на палаточный брезент, а видел её. – Два месяца назад смотрю, по заводу девчонка бегает. Лаборантку новенькую взяли, пробы вина отбирать, анализы делать. Миниатюрная такая, тоненькая, симпатичная. Меня как током шибануло. Молодая, лет семнадцать на вид.
-Сколько?!- Коля поперхнулся сигаретным дымом. – Ты, старый хрыч, в паспорт свой заглядываешь?
- Да понимаю я всё. Да и ей не семнадцать лет оказалось, а двадцать три.
- Ах двадцать три-и?!- скептически протянул Коля.- Ну двадцать три всё кардинально меняет. Это как при покупке мерседеса скидка на сто гривен. Да?
- Ага. – легко согласился Игорь. - Говорю же – всё я понимаю. А притормозить себя не могу. Как будто не ей, а мне семнадцать лет! Она по заводу идёт - у меня голова как самонаводящаяся ракета, за ней сама поворачивается, она домой уходит – я тут же в машину и за ней следом, типа «мимо ехал, вас подвезти?». Если бы она замужем была, или парень у неё был бы, тогда я бы и не рыпался даже. А так она разведена оказалась, вернее, разводилась в это время. Двое детей у неё, пацаны такие классные. Ну, я как узнал это всё, так и рванул, как тот конь…
- Который старый и борозды не портит?
- Нет. Который старый, но боевой. И звук трубы учуял.- Игорь допил свой стакан и стал наконец раскуривать трубку.- В воскресенье в театр веду её. В «Дом клоунов». Ладно, хватит обо мне. Ты то, что тут делаешь?
- Это вот палатка Союза офицеров-ветеранов «Честь имею».- Коля повёл рукой. – Эта и ещё две, что рядом. В одной походная церковь, а другая пока пустая. Я тут комендант караула. В центре, там, где трибуна, там другие. Там «Одесская дружина», довидченковцы рулят. А через площадь, видел, там палатки группой стоят? Там «Одесская самооборона». А ещё казаки какие-то должны подтянуться, вроде вели переговоры с нашими командирами, что б мы их в пустующую палатку пустили. Вот такой вот винегрет. У всех общая идея – федерализация Украины. И ещё все дружно ненавидят бандеровцев и США. И на этом единство заканчивается. Стоим тут уже с конца февраля. По очереди дежурим. Днём ходим, смотрим, что б провокаций разных не было. Ночью тоже самое, только иногда и поспать можно.
- Сегодня и я тут останусь. За руль уже не сяду, так что, комендант, ставь на довольствие.
- Да без проблем. Вон там ложись. Бери вон спальник и ложись. Только вот если будет нападение правосеков на лагерь ночью, то шо тогда?
- А шо? Ничего! Буду вместе с вами драться.
- Ну и добрэ.
Выезжая на следующий день из города, Игорь специально сделал небольшой крюк, свернув с Канатной не на Большую Арнаутскую, а на Еврейскую. Он решил проехать мимо офиса своего друга Севы. Ожидания оправдались - под вывеской «АДВОКАТ» стоял его белый Опель, значит, наверняка Сева был на месте.
- Здравствуйте, Всеволод Петрович, – сказал он в трубку, притирая свою машину рядом
с Опелем. – Я надеюсь, у вас найдётся чашка чая для бедного бродяги.
- Всегда! Особенно, если бродяга нашкребёт грошей в кармане и в гастрономе на углу купит печенья.
Офис друга располагался в подвальном помещении, которому капитальный ремонт в придачу к старым сводчатым потолкам, придали изысканную солидность. Квартира его была в этом же старом, дореволюционной постройки, доме, на третьем этаже. Сева был частным адвокатом, имел четырёх сыновей, причём младшие погодки, трёх и четырёх лет, были ещё те бандюганы. Поэтому он имел в офисе тихую гавань, куда прятался от семейного бедлама под прикрытием железной отмазки – «Я работаю с документами».
- Вот смотри фотки с Майдана - встретил его Сева, разворачивая к нему экран ноутбука. - Вот это я, когда в январе там был, и вот… и вот... Вот, видишь, я в этой шеренге, там меня тогда так придавили, я думал, что уже всё! Вдохнуть не могу, задыхаться уже стал, но потом как-то попустило. Страшно было по-настоящему. Но зато гордость берёт, за сопричастность к истории и хорошему делу.
- Дурак ты, Сева. Тебе как всегда, с бергамотом? – спокойно сказал Игорь, возясь с электрочайником и чашками. – И ты дурак и весь твой Майдан оголтелый.
- Ты что, за Януковича?!- Сева аж подпрыгнул в кресле. - Народ встал, зека скинул, а ты говоришь «дурак» !
- Ну, во первых, Майдан это ещё не весь народ. Во вторых – вы, похоже, с водой и ребёнка выплеснули. И даже не заметили этого. Тебе чай с бергамотом или как?
- Мне кофе. Какого ребёнка?
- Страну нашу вы ухайдокали! Украину! - Игорь, заливая в чашку кипяток, неосторожно плеснул себе на ногу и тихо матюкнулся. – Была такая хорошая страна – Украина. Но на неё напал Майдан. Как бешенная собака. Напал! Покусал! И всё! Нет Украины! Заразилась и померла! Тебе три ложки сахара?
- Да, три. Ну как это - нет Украины?! Скинули зека Януковича и всю его семейку ненасытную. Теперь Украина заживёт!
-Да причём тут Янукович?! Скинули и ладно. «Умер Максим и хрен с ним»! Никто за ним не жалеет, он всех достал, тупое и жадное создание – Игорь поставил на стол перед Севой чашку и блюдце с печеньем. – Открывай ящик, доставай конфеты из загашника.
-Вот, видишь, ты тоже согласен, что его надо было скинуть! - Сева, увлечённый спором, позабыл о своём обычном скупердяйстве и выложил из ящика письменного стола ВСЕ! конфеты. – Жаль, что ты не ездил на Майдан. Тебе было бы полезно. Ты бы видел, какое там воодушевление у людей было!
- Та… - Игорь пренебрежительно махнул рукой и стал рыться в кондитерской кучке, выбирая конфеты повкуснее. - Видели уже такие воодушевления. История вас ничему не учит. В Ираке в две тыщщи шестом, Хуссейна с таким же энтузиазмом скинули. И, заметь, тоже америкосы всё организовали. И тоже на всю вселенную орали, что диктатор, террорист, массовое оружие приплели. Демократию, мол, всему персидскому народу принесли и теперь, жители Багдада, заживёте вы счастливо и богато. Больше десятка лет прошло, уже и кости хусейновские высохли, а иракцы продолжают с упоением резать друг друга и конца этим кровавым танцулькам не просматривается. Боюсь, что тоже и с нами будет и Янек тут ни с какого боку будет. Не в нём дело.
- А в чём, по-твоему? – Сева сёрбнул горячий кофе и углубился в компьютер, казалось, потеряв интерес к разговору.
- А дело в том, что америкосам понадобилась здесь, у нас маленький шухер устроить. И они его таки организовали. А вас, романтиков Майдана, они развели как цыганка деревенскую дуру. Сами свою страну угробили. Крыма уже нет.
-Не переживай. Всё будет хорошо, вот увидишь. – Сева уже ушёл в интернет и почти не слышал друга. – Будем жить как Европа. И Крым всё равно наш. Вот слушай, анекдот прикольный…
Игорь тоже потерял интерес к разговору, видя, что его слова не доходят до разума собеседника. Допив чай и поболтав ни о чём минут двадцать, он уехал. Но уходя, уже в дверях, он вдруг сказал:
- А вообще, по большому счёту, у нас по стране прошла линия разлома, линия фронта между славянским православным востоком и Западом. На беду нашу или на счастье? Бог ведает.
Уже в пути он вдруг набрал Колин номер и сказал: «Коля, а рядовых вы в свою организацию берёте? Тогда запиши меня»
Глава 2
13 апреля.
Серебристая «ДЭУ-Сенс» медленно колыхалась и переваливалась на сельской улице, объезжая глубокие колдобины и стайки желтых гусят. Игорь одной рукой размашисто крутил руль, а другой орудовал в мобилке, вызывая абонента «Таня».
- Я уже подъезжаю. Выходи, - проговорил он в трубку, едва только услышав в ней «Да...». Проговорил, улыбнулся и так и вёз эту улыбку до самого её дома. Игорю нравилась её привычка говорить «да» вместо «алло». Ему вообще всё в ней нравилось.
У ворот его встречали такие же жёлтые гусята, не желающие уступать дорогу машине, Танина мама и два замызганных мальчугана, пяти и двух лет. Младший, Сашка, расположился на руках у бабушки и что-то усиленно втолковывал ей, угукая на только ему одному понятном языке. Лёшка же был занят серьёзным делом - усаживал котёнка в кузов игрушечного грузовика, но тот всё никак не хотел быть участником таких сомнительных пассажирских перевозок, мяукал, извивался и, в конце концов, дал дёру, задрав хвост и разгоняя гусят с пути. Лешка, впрочем, ничуть не расстроился, тут же переключив внимание на выходящего из машины Игоря. Сашка, ужом выскользнув из бабкиных рук, тоже рванул к гостю.
- Привет, мужики, – присев перед братьями на корточки, протянул к ним руку для приветствия.
Лёшка молча протянул Игорю свою ладошку, внимательно глядя ему в глаза. А Сашка громко лопотал что-то, глядя на машину. Игорь взял его ручонку и легонько сжал её: - « Привет, Сашка». Мальчуган повернул лицо к мужчине и улыбнулся. Улыбка у него была удивительная! У Сашки мгновенно и широко распахивались не только губы, но и глаза! Детское личико словно вспыхивало светом. Игорь радостно рассмеялся и, подхватив Сашку на руки, несколько раз подбросил его в воздух.
-Едем, я готова! - Таня, вынырнув из калитки, окинула быстрым взглядом улицу и
юркнула на пассажирское место, по дороге поцеловав сыновей.
Выезжая из села, Игорь всё так же улыбался, поочерёдно поглядывая то на Таню, то на дорогу и вспоминая Сашкину улыбку, ощущения от детских ладошек и мальчишеского тельца, сжимающегося от восторга и страха при полёте.
- Ты чего улыбаешься?- Таня бросила свою сумочку на заднее сиденье – Дашь порулить?
- Хорошо на душе, вот и улыбаюсь. Пацаны у тебя классные. Порулить? Без проблем! Три поцелуя – и ты рулишь до самой трассы! – сказал Игорь, остановившись на обочине и выходя из машины.
- Я согласна! – радостно пискнула Таня. Она не обходила машину, что бы поменять пассажирское место на водительское. При её миниатюрности она просто скользнула за руль из одного кресла в другое.
Возвращались из Одессы поздно, в двенадцатом часу и переполненные эмоциями. «Маски» были великолепны. Наверное потому, что «в кубе».* Зал от смеха просто корчился в спазмах! В самом начале Пистон-Постоленко прошёлся со своим огромным чемоданом по головам и плечам зрителей, причем сунул Игорю этот огромный и удивительно лёгкий чемодан в руки подержать, а сам принялся жестами уговаривать Таню идти с ним на сцену. Потом махнул на неё рукой и. отобрав у Игря чемодан, двинулся туда сам. Барский в конце спектакля обрызгал Таню водой из какого-то водяного пистолета, специально выбрав её из зрителей и тщательно прицелившись.
Игорь управлял одной рукой, вторая лежала на девичьей коленке. К хорошему настроению примешивалась почему-то грусть. Всё вроде бы отлично, хороший вечер, под колёса автомобиля послушно стелется дорога, рядом любимая девушка, тело которой он десять минут назад покрывал поцелуями. На губах ещё чувствовался её вкус, его руки, лицо, всё его тело продолжало жить ещё там, десять минут назад, целовать, гладить, ласкать, прижиматься и опять целовать, целовать, целовать. И ощущать её. Всю сразу и каждую её впадинку и выпуклость по отдельности. И всё таки сидела какая-то заноза.
И заноза эта была в том, что она его стеснялась. На людях стеснялась. Вот десять минут назад она стонала и извивалась, поддаваясь его ласкам, целовала его, обнимала, сейчас сидит тихонько, расслабленная, положив свою руку поверх его. А в театре, в фойе, она отстранялась от него, всё время напряжённо выдерживая незримую, только ему заметную дистанцию.
«Ну шо, Игорь Владимирович, снесло башню от молодого тела?- думал Игорь, - Снесло… Тебе бы, дураку старому, найти ровесницу, пусть лет на пять-семь моложе, да и жить спокойно, размеренно. Что б выглаженные рубашки в шкафу, кефир в холодильнике, чтоб: «Игорёк, тебе это вредно при твоём геморрое…». Тьфу, тьфу хай Бог милует! Но мы простых путей не ищем! Да? Таки да. Нашёл себе молодуху, герой. Когда сексом занимался в машине последний раз? Небось и забыл уже. А вот ответь себе честно – это что? Любовь? Или может, это ты так от старости убегаешь? Молодая, красивая, плохо ей после развода, ты-то знаешь, как может быть плохо и одиноко. Вспомни, как тебе было херово. Как будто ведром крутого кипятка ошпарили, и с тебя кожа слезла, и как дико хочется натянуть хоть что нибудь, хоть дерюгу какую вместо кожи, прикрыть эту боль! Вот ты и воспользовался ситуацией. И ощущаешь себя пацаном семнадцатилетним, чувства захлёстывают, всё как будто в первый раз, и глупости любые для неё готов творить и дом построить. Готов? А ведь таки да, готов. И таки да, люблю. Хотя и не пацан вовсе, а потому понимаю, что я для неё наверняка та самая дерюжка, которой она свою боль прикрывает. Пройдёт время, ей полегчает, оглядится она и поймёт, что кроме этой старой и дырявой дерюги есть вполне нормальные одежды. И откинет она тебя и пойдёт дальше по жизни….»
- О чём ты думаешь? – Таня повернулась к Игорю.
- О нас думаю, – Игорь повёл свою руку выше по внутренней стороне её бедра.
- Не балуйся, - она как то уютно развернулась в кресле, свернувшись калачиком и зажав Игореву ладонь ногами.- Что ты о нас думаешь?
- Думаю о том, что я люблю Лисёнка и пойдёт ли она за меня замуж?
- Не пойдёт.
-А шо так?
-Игорь, ты хороший. Мне хорошо с тобой, но мы же не сможем жить нормальной семьёй!
-Старый, да?
- Я не хочу, что бы люди говорили обо мне, обсуждали, косточки обмывали.
-Тебе не с людьми жить, Лисёнок. Люди так устроены, что всегда будут обсуждать других. Они о тебе только при одном условии скажут: «Она такая хорошая», если смогут добавить: «…но такая несчастная». И детей поднять на ноги тебе не люди помогут. Так что тебе выбирать – или всем людям нравиться или одному человеку.
Игорь остановил машину на холме на обочине. Впереди внизу горели огоньки села, а сверху к ним в кабину заглядывало звёздное небо. На Игоря нахлынула волна какого-то тёплого чувства! Было приятно сидеть вот так, под звёздами, ощущать рядом любимую, даже не столько любимую, а такую свою, родную девушку. Захотелось, что бы она всегда была рядом, она и её сыновья. Захотелось закрыть их от всех бед и неприятностей, или сделать что-то хорошее. Ехать с ней вот так в машине куда нибудь, в Крым или в Париж, не важно, что бы пацаны возились на заднем сиденье, а Танька глазела на красоты, что бы угощать их мороженным, и что бы Сашка уснул замурзанный и Лёшка тоже, а они бы с ней целовались, пока они спят.
- Ты всё торопишь, Игорь, - она вытащила его ладонь и села ровно. – Поехали, поздно уже. И ещё… Я всё-таки не хочу, что бы люди говорили обо мне. На работе и так уже шепчутся, что ты зачастил на завод, что мне много внимания уделяешь. Давай не будем наши отношения людям показывать. На работе делай вид, что между нами ничего нет. Хорошо?
-Если для тебя это так важно, то хорошо, - Игорь завёл машину и поехал вниз, в село, к Таниному дому. Поехал, что б отвезти её домой, а самому ехать к себе, в холостятскую берлогу, что бы улечься в холодную постель, уснуть одному, с мыслями о ней и проснуться тоже одному. Тоска-заноза опять завозилась внутри.
• «Маски в кубе» - спектакль легендарного театра «Маски-шоу» под руководством Народного артиста Украины Георгия Делиева
Глава 3.
26 апреля
поездка на Куликово поле
Холостяцкая берлога представляла собой три комнаты в конторском домике при винзаводе. Винзавод был не рабочий, сухой, как говорили виноделы. Но и «сухой» винзавод охранять надо, а потому на нём посменно, сутки через трое, дежурили по два охранника – Игоревы подчинённые. Игорь ещё прошлой осенью занял бывший кабинет директора под спальню, в бывшей лаборатории сделал себе кухню, а из бухгалтерии мастерскую. Здесь он поставил деревообрабатывающий станок, сколотил верстак и всю зиму вырезал, строгал, клеил детали новой яхты. У стены, словно рёбра кита, стояли шпангоуты*, в количестве двенадцати штук. Рядом изгибался бивнем мамонта форштевень*. В фильтровальном цехе, между старым, выпуска шестидесятых годов, чугунным фильтром и ёмкостью №67 объёмом 1050 декалитров, лежал, вытянув свои семь с половиной метров, киль будущей яхты. Можно уже и собирать скелет будущего плавсредства, прилаживая впереди киля форштевень, а по бокам рёбра-шпангоуты.
Да вот только что-то не собиралось и не строгалось. Игорь не мог заставить себя заниматься строительством яхты. Танька занимала все его мысли и всё его время.
Вот и сегодня едва проснувшись, ещё не вставая с постели, он, ставшими уже ритуальными движениями, включил ноутбук, вошёл в «Контакты». Написал ей на страничку: «Доброе утро, страна! Как спалось?» И будет каждые две-три минуты, прерывая готовку завтрака и утренние занятие спортом, подходить и смотреть на монитор, ожидая ответа. И всё время думать о ней, мысленно разговаривая с ней, «рассказывая» как летом будет катать её с мальчишками на новой яхте, как смастерит с ними лук, как приладит к стрелам гусиные перья и будет учить Лёшку стрелять из лука, как….
Мысли прервал телефонный звонок. На экране мобилки высветилось «Сева».
- Привет, старик. Тут мне твоя Жаннка звонила.
- Моя?! – Игорь скептически усмехнулся, - Моя бы не стремилась меня уничтожить. Шо она хочет?
- Хочет продать тебе твою икону.
- Во как! Да-а-а-а… Вот это новость! А я согласен. Сколько она хочет?
- Три с половиной тысяч гривен.
- Почти четыреста пятьдесят долларов, - Игорь быстро произвёл в уме нехитрый пересчёт, - Дороговато, конечно, но я согласен. Я правильно понимаю, что она со мной на прямую не хочет иметь дело и что ты будешь у нас посредником?
- Угу. Вечно этот Игорь меня на амбразуру бросает, - Сева на другом конце мобильной связи смачно сёрбнул то ли чаем, то ли кофе, - С тебя шоколадка и молода девица.
- Я дам вам три шоколадки, сэр, а девицу вам нельзя, сильно уж вы плодовиты. Договаривайся на ближайшую субботу, - Игорь бросил взгляд на настенный календарь, - на 26 апреля. Пусть приносит тебе икону, я на неё посмотрю и только после этого отдам деньги.
На том и порешили. Радостный от того, что икона, похоже, возвращается, Игорь бросился к компьтеру, написать Тане, что они едут в субботу в Одессу. Пусть, пока на работе, прочитает, подумает, а вечером он ей расскажет всё поподробнее. Елозя курсором по экрану, он, вместо окошечка «Татьяна А…», нечаянно нажал «Артем Н…». Выскочила его переписка с сыном. Крайняя, как говорят в опасных профессиях, ещё февральская. Где он спрашивал у Артёма за Алёнку, а тот послал его подальше. На экране, в окружении голубых рамочек, прямоугольничков, картинок маленькими, гнусными червячками чернело: «Тебе это знать не надо. И, вообще, отстань, философ ёб….ый». Игорь занёс пальцы над клавиатурой, остановился и, в который уже раз за эти два месяца так ничего и не написав, сглотнув горький комок, переключился на «Татьяну А…»
Икона была та самая, «Покрова Богородицы». Игорь с Таней стояли, прижавшись друг к другу, под арочными сводами Севиного офиса и смотрели на тёмную от старости, большую икону. А на них из двухвековой темноты смотрели лики. Сама Богородица, держащая в руках ленту покрывала, была почему то изображена не в центре композиции, она вообще не сразу бросалась в глаза. Её небольшая фигура была вверху, стояла на облачке. А в центре, так, что они первые бросались в глаза, неизвестный богомаз двести лет назад поместил Андрея Юродивого с Епифанием в окружении группы товарищей. Они были одеты в такие длиннополые одежды, что современный человек, неискушённый в канонах, принял бы их за женщин.
- Я, когда маленький был, часто жил у своей прабабушки. Её Поля звали, это её икона - Игорь почему-то говорил тихо-тихо, на грани шёпота, как в церкви, - Так вот, когда я смотрел на эту икону, был уверен, что это женщины и не мог понять, кто же из них Матерь Божья. А когда спросил об этом у бабушки Поли, то через подзатыльник получил объяснения.
- Ну шо, доволен? – зычный голос Севы разорвал благоговейную тишину.
-Доволен, конечно. Вернулась.
- Жанна за деньгами через полтора часа приедет. Сам отдашь или как?
- Или как. Передай ты. Не хочу видеться. Да и Татьяну ей лучше не видеть, наговорит ещё гадостей девчонке, - Игорь отдал ему заранее отсчитанную пачку розовеньких купюр, - И ещё… ты не против, если икона у тебя пока побудет?
- Без проблем. Икона хорошая, намоленная, мне только приятно будет, если она здесь будет находиться.
- Ну и ладушки. Спасибо тебе, - Игорь пожал другу руку, - А мы поедем.
На Куликовом поле всё было по-прежнему. Палатки всё так же желтели старым брезентом, флаги едва шевелились под ветром, у трибуны вяло топтался вечно бодрствующий митинг, а телевизор гремел новостями. Канал «Россия 24», с недавних пор запрещённый победившей украинской демократией, своей музыкальной заставкой, похожей на колокольный перезвон, созывал голодных к свежей и правдивой информации одесситов. Особенно это было заметно вечером, в послерабочее время. То мужичок-трудяга, то офисный пузатик, то женщина, мать семейства, подойдут, постоят молча минут пятнадцать-двадцать, внимательно прослушают очередной блок новостей, и идут себе дальше. В стране победившего Майдана это был островок старого мира, от которого, как из открытой форточки, тянуло свежим ветерком.
У «офицерских» палаток дежурил сегодня Миша Трикопич. Он был в камуфляже, из под которого на груди голубела треугольником десантная тельняшка, с голубым беретом на затылке и пышными усами. Этими усами, выдающимся далеко вперёд пузом и лицом, он был удивительно похож на Рокфора, героя из мультиков про Чипа и Дейла. Особенно когда улыбался. Вот только стойку он делал не на сыр, а на видных женщин.
Коля тоже был на месте и тоже в камуфляже. Выйдя из палатки и направившись было куда-то, он, увидев Игоря с Таней, остановился ожидающе рядом с Мишей. За их спинами, на стене церковной палатки синела надпись «Россия, Украина, Беларусь – вместе мы Святая Русь »
- Привет, Бродяга, - Коля протягивал руку Игорю, но изучающе и с интересом смотрел на Таню.
Девушка под этим взглядом осторожно высвободила свою руку из Игоревой и слегка, почти незаметно для взгляда, отстранилась.
- Привет, привет. Знакомьтесь, это Таня. А это Коля и Миша, - Игорь, исполнив церемониальные обязательства, пощупал ткань Колиного кителя, - Шо, форму выдали?
- Ага. Сегодня привезли. Не так много, но ты свою хоть сейчас можешь получить. Если хочешь.
- Конечно, хочу. И свою хочу, и Тане тоже форма бы была к лицу, - Игорь, шутя и дурачась, обратился к девушке, - Таня, пойдёшь к нам в войско? Тебе форму такую вот красивую дадут.
- А звание какое дадут? - Таня приняла Игореву игру и кокетливо повела плечами.
- Боюсь, что такого маленького размера не найдём, - Коля то ли шутки не понял, то ли хорошо актёрствовал, но озабоченность на лбу он наморщил очень убедительно.
- Ну да, в Детском Мире военную форму не продают. Ладно, не парься - Игорь махнул рукой, - Да и не надо ей в эту кутерьму ввязываться, не женское это дело.
Таня, не любившая, когда за неё принимают решения, обиженно фыркнула.
- Вот, правильно! - Миша сверкнул из-под усов железными зубами, обращаясь к Тане, - Папа правильно говорит, слушай его.
На секунду повисла пауза. Таня кисло улыбнулась, Коля почти незаметно ткнул Мишу в рёбра, а Игорь почти весело рассмеялся: «Идём, дочка, в палатку, форму мою заберём».
Получить форму было делом пяти минут, подольше он знакомился с командиром. Даже с двумя командирами. Александр Иванович, высокий, дородный, с громким басом, бывший полковник, ныне бизнесмен, расспросил Игоря. Вопросы были стандартные – как зовут? кто ты есть? кем был в армии? Рассказал об организации, сказал, что поступает в комендантский взвод, под команду Коли. Вторым был его зам. Юрий Маратович, невысокий, сутуловатый, с лицом ехидно-хитрым. Так же как и командир, лет хорошо за пятьдесят. Он всё время молчал, зарывшись в какие-то бумаги, лишь изредка бросая на Игоря изучающий и хитрый взгляд.
Игоря этот хитрован не волновал, его больше беспокоила Танька. Она терпеливо ждала его, сидя в уголке и с интересом изучая интерьер палатки. Но Игорь знал, что её больно царапнули Мишины слова, вернее два слова – «папа» и «дочка». Хорошо её уже изучив, он прокручивал в голове слова и аргументы, которыми будет её успокаивать и возвращать в нужную кондицию.
Однако ничего у него не получилось. И в машине наедине, и в кафе, куда они заскочили перекусить, Таня была ещё более молчалива, чем обычно. Молчалива и напряжённа. В такие моменты она превращалась в ёжика, на всякую ласку, на все попытки «погладить», она выставляла иголки. То чуть повысит голос, то раздражённо поведёт плечом. Игорь не знал, как и подступиться к ней. Сам едва не поддавшись раздражению, он уже хотел ехать на съёмную квартиру, решив действовать согласно двум принципам – «клин клином вышибают» и «ночная кукушка дневную перекукует». Однако Таня, словно прочитав его мысли, сказала тихо:
- Поехали домой? Я сегодня устала и ничего больше не хочу.
- Лисёнок… - Игорь резко крутнул руль и ударил по тормозам, вбивая машину в остановку в неположенном месте, и обернулся к спутнице. Он вдруг совершенно чётко понял, что он её теряет. Ещё и не найдя толком, он уже её теряет. Вот прямо сейчас, тихо и незаметно, сидя рядом с ним в машине, его любимая уходит от него. Без злобы и ненависти, без каких либо упрёков и обвинений.
- Лисёнок. - Игорь взял её за руку, совершенно не слыша сигналов возмущённых его резким манёвром водителей, - Таня, ну не слушай ты этого дурака Мишу. Плюнь ты на всех. Вот есть я и ты. И ещё твои пацаны. И ещё самые близкие тебе люди. Вот это и есть твой мир. А весь остальной мир пусть будет где-то там, за забором или на другой планете. Понимаешь?
- Понимаю, - Таня посмотрела Игорю в глаза, - Но поделать с собой ничего не могу. Поехали?
- Поехали, конечно. Не оставлю же я тебя здесь, верну откуда взял.
Путь назад был молчалив и тягостен. На «старом» месте, Игорь остановился и попытался обнять Таню, ещё раз поцеловать её и, чем чёрт не шутит, переубедить. Так смертельно раненный, с вырванным животом солдат, понимая, что уже не жилец, всё равно закрывает рану, прилаживая куски тела. Но Таня отстранилась:
- Не надо. Пожалуйста, не надо. Ну поехали.
Уже у ворот, прощаясь и отчаянно не желая расставаться, оставить хоть какую-то ниточку и дать надежде пожить ещё, он предложил:
- Давай на Первое мая мальчишек на шашлыки вывезем?
- Посмотрим, - Таня зябко запахнула полы куртки и сделала шаг к калитке, - Пока.
- Пока.
Глава 4.
30 апреля - 1 мая.
-Привет, – звонок и её голос в трубке, такой родной и любимый, прозвучал и долгожданно, и приятно неожиданно, - Скажите, Игорь Владимирович, ваше предложение ещё в силе?
- Это ты о пикнике и шашлыках? Конечно, в силе, Татьяна Владимировна. - Игорь радостно улыбнулся, - Я думал о тебе.
- Я тоже думала о тебе.
-Так я полетел за мясом? Сколько человек будет? – Игорь озабоченно нахмурил брови, жизнь в глубинке тяжела ещё и тем, что базары здесь имеют черты характера жаворонков, птичек, как известно, ранних. А потому купить мясо на шашлык накануне всесоюзных первомайских пикников, да ещё в середине дня – задача не для слабаков.
- Буду я с мамой, мальчишки и кум с женой, - Танин голос был сейчас для Игоря самой лучшей, самой красивой вибрацией во всей Вселенной. В нашей галактике так уж наверняка, - Только мясо кум уже купил. Приезжай завтра часам к девяти. Хорошо?
- Хорошо, буду, - он сказал это спокойным голосом, а изнутри рвался радостный ор на весь Млечный Путь: «Да! Да! Да-а-а! »
Тоску и грусть сдуло, как выдох жаждущего сдувает пену с пива. Как будто и не было этих четырёх дней, с постоянными мыслями о ней. Когда приходилось улыбаться и спокойно разговаривать на работе, глядя, как она пробегает мимо, неся в ведре образцы вина. Сдерживая себя, запихивая внутрь и прибивая там, что бы не выскочили, свои чувства, так конвоиры трамбуют заключённых в автозаке. Когда каждый вечер чуть ли не привязывал себя, что бы не прыгнуть в машину и не ехать к ней. Всё это забылось и улетело в неизвестном направлении.
Грузились долго, с приятной суматохой. Одеялами и покрывалами так умостили заднее сиденье, что взрослые на нём сидели, согнув шеи и затылками вминая обивку потолка. Многочисленными пакетами с тарелочками, коробочками, упаковачками с закусками плотно забили багажник. Тазики с салатом и маринованным мясом едва впихнули между ними. Пластиковые бутылки с вином, минералкой и «Тархуном» катались на полу под сиденьями. Таня села за руль, Игорь, с Лёшкой на руках, спереди, все остальные охали и весело матюкались сзади. Даже Сашка там, то весело что-то щебетал, то возмущённо верещал, требуя для себя жизненного пространства. Машина, тяжело переваливаясь и чиркая задним бампером на особенно глубоких колдобинах, поехала за село, к ставку. Украинская народная забава – обжорство, двинулась на природу.
Ставок находился сразу за селом, отгороженный от него высокой дамбой с дорогой по верху. По дамбе и по берегу ставка гуляли белые стайки гусей. Важные гусаки, вожди этих пернатых аборигенов, судя по всему, уже устали сегодня возмущаться непонятному и необычному наплыву людей. Они лишь обалдевше провожали взглядом очередное транспортное средство, хрипло гагакая. Игорь держал Лёшку на руках и говорил ему, что сегодня будут из лука стрелять, когда у него завибрировал и зажужжал телефон в кармане.
- Игорь, сбор. Сбор! - Мишин голос в трубке звучал с тревожной монотоннстью, - Общий сбор.
- Японский городовой! Шо случилось? - Игорь с досадой нахмурил брови.
- Приезжай. Сбор.
Ехать не хотелось категорически. Таня уже пристраивала автомобиль на краю уютной полянки, протиснув его на второй передаче между кривыми акациями. Задние двери открылись, едва машина стала. Три весьма не худеньких тела и Сашка, сжатые давлением ограниченного пространства, десантировались на траву с прытью новобранцев. И сразу же, потянувшись, принялись за выгрузку съестных припасов. Таня, хорошо пилотировавшая и совершив успешную посадку, гордо улыбалась Игорю, искоса поглядывая на мать и кумовьёв. Мол, я не хвастаюсь, но…. Лёшка прыгал вокруг Игоря,
требовательно дёргая его за руку: «Когда з луку стриляты будэмо?» Сашка, окинув орлиным взором окрестности, поспешил к брату на помощь в этом непонятном, но таком интересном процессе теребления дядьки. И вот всё это благолепие, этот праздник души и живота теперь сворачивать?! Сказать всем: «Всё! Я уезжаю, а вы как хотите! » Сменить радостную улыбку на лице любимой на досаду и раздражение?! Отказаться от возни с пацанами?! Ведь он так давно хотел поиграться с ними, устроить весёлый бедлам, что бы они прыгали вокруг него и по нему, тискать и барахтаться с ними. А теперь вот взять и уехать от этого?! Как он будет выглядеть в их глазах? Особенно в её глазах?
Он схватил мальчишек и, зажав их как мячики под мышками, под их восторженный визг и своё радостное «А-а-а-а…», понёсся по поляне. Сделав вираж возле Тани, он утвердил их на почве и сказал: «Так, мужики! Слушай мою команду! Будем жечь костёр! А потому – собираем дрова»
- А з луку стриляты? – обиженно засопел Лёшка.
- Распалим костёр и будем стрелять. Вперёд. Собираем все палочки, веточки и складываем вот здесь на кучку, - он поднял с земли сухую веточку и, определив откуда дует ветер, выбрал место для костра. Заняв самую энергичную и беспокойную часть пикникующих работой, Игорь достал телефон.
- Кто тебе звонил? – Таня ещё в машине уловила его беспокойство.
-Миша звонил. С Куликова поля. Собирают там всех, - Игорь набрал Колин номер,- Алё. Привет. Шо там за хипиш?
- Привет, Игорь. Собираем всех. Ожидается нападение на лагерь.
- Да оно каждый день ожидается. Коля, я же не в соседнем квартале, мне ехать и ехать, обидно будет, если вхолостую. И бензин сожгу и вообще.… Когда хоть оно ожидается?
- Да чёрт его знает. То ли сегодня, то ли завтра…
-То ли послезавтра, - Игорь скептически усмехнулся.
- Игорь, шо я тебе могу сказать? Решай сам, - Коля был спокоен как автоответчик, - Мы же не в армии.
- Да уж. Спасибо, помог - внёс ясность! Друг называется. Пока, - Игорь с досадой отключил телефон.
Взглянув на вопросительно глядящую Таню, он с наигранной бодростью воскликнул : «Гуляем!», и двинулся к машине. Там, под водительским сиденьем лежала остро отточенная сапёрная лопатка. Инструмент для «покопать» и для самообороны тоже. С её помощью он быстро вырыл небольшую прямоугольную ямку в грунте, отмеряя её ширину шампуром - импровизированный мангал. Женщины расстелили на траве скатерть и прижимали её к грунту содержимым многочисленных пакетов из багажника. Витя-кум, не дожидаясь этого дастархана*, принялся разливать вино по стаканам. Чем притянул к своей голове подзатыльник от супруги: «Ты, как всегда, впереди паровоза с выпивкой своей!». Однако кум, воробей битый, от такого лёгкого артиллерийского удара занимаемые позиции не оставлял, очевидно, никогда. Вот и теперь он только вжал голову в плечи, героически продолжая булькать.
- Мне не наливай пока, - Игорь сказал это, чиркая спичкой под сухой травой в ямке, два пучка которой под видом дров, принесли мальчишки. Благо, в багажнике был заготовлен мешок отличных, черешневых чурочек.
- Почему?! - Витя неподдельно и возмущённо удивился. Ещё бы! Союзник и собутыльник, на которого возлагались такие большие надежды, предал, оставив одного на самом острие атаки!
- Я потом, под шашлычок. Мне сегодня ещё руль крутить, - Игорь поморщился от пыхнувшего в глаза дыма.
- Да ладно тебе…, - принялся было убалтывать кум.
Однако Лёшка, узревший дым костра, и посчитавший, что два пучка травы есть выполненный долг, избавил Игоря от Витиных уговоров. Он бросил возле костра ещё одну веточку и утащил Игоря заниматься более нужными и важными делами.
Вооружившись вместо топора лопатой, прихватив нож и несколько гусиных перьев, ещё утром выдранных Таней по просьбе Игоря из домашних лапчатых, они углубились в заросли. Сашка, к этому времени уже променявший заготовку дров на поедание йогурта, провожал их перемазанной мордочкой, сидя на коленях у матери.
Пока искали пару тонких, ровных веток для стрел и одну толстую для лука, пока строгали лук, натягивали тетиву, пока разрезали вдоль стержней перья, прилаживая половинки изолентой к древку стрелы, пока Игорь, отвлекшись от луковых дел, демонстрировал метание лопатки в толстое дерево, от костра потянуло самым вкусным на планете ароматом. А когда Лёшке и присоединившемуся Сашке уже стало надоедать бегать за стрелами, а Игорь больше оглядывался на процесс у костра, чем смотрел на полёт выпущенной им стрелы, индейцам пришло время поглощать добычу.
Шашлык дошёл до нужной кондиции, шкварчал, брызгал на угли ароматным соком и источал в окружающую среду запах себя. Витя тоже дошёл до нужной кондиции и источал в окружающую среду смех, матерные анекдоты, сигаретный дым и немножко винных паров. Всё было замечательно – шашлык вкусный, компания весёлая. Таня довольная, под лёгким хмельком, весело смеялась над Витиными приколами и изредка посылала Игорю улыбки. Сашка, плотно поев, уснул у Игоря на руках, а Лёшка возился на берегу, шлёпая оперением стрелы по воде. Было так, как давно мечталось и хотелось. Однако на душе скребли кошки, царапая когтями по ощущению счастья. Слушая тосты, Витины хохмы или Сашкино лопотанье, Игорь нет, нет, да и метнётся мыслями на Куликово поле: «Как там? Что там?» Как зубная боль дёргалась мысль: «А как ты будешь жить, если там что-то серьёзное произойдёт? А ты тут шашлык жрёшь?»
Поэтому он тихо и незаметно обрадовался мелкому дождику, начавшему смачивать их сверху и быстро прогнавшему их. Обратный исход был быстр и не характерно для нетрезвых организован. Выгрузив из машины всех и вся, послав Тане конспиративный воздушный поцелуй, распрощавшись с пьяными кумовьями, мальчуганами и «тёщей», Игорь рванул в Одессу. И если бы был кто-то, кто мог видеть сверху его и мысли его, то этот кто-то увидел бы, как маленькой серебристой букашкой ползла машина, а от неё, сполохами полярного сияния, назад и вперёд метались мысли. Назад, к молодой женщине и двум её сыновьям летела спокойная, тёплая и ласковая бирюзовая волна. Вперёд летел яростный оранжевый поток. И был ещё один язычок, цветов грусти и беспокойства, причудливо переплетающихся жёлтого, зелёного и синего. Эта мысль летела тоже вперёд, но не на Куликово поле, а рядом, к дому, к сыну и дочерям.
Дастархан* - Общее название для места трапезы у народов Средней Азии. Первоначально у иранских и тюркских народов скатерть/коврик прямоугольной формы, на который выставлялась пища при трапезе. Позже, так стал называться низкий, 30-35см., стол.
Глава 5.
1-2 мая.
Развязку «Два столба» на въезде в город, Игорь проезжал уже в сумерках. Как все последние дни, гаишный пост был обложен штабелями мешков с песком. Оттуда, из-за этих мешков, словно из осиного гнезда, исходила скрытая угроза. Она висела в воздухе, словно барражирующий бомбардировщик. Правосеков явно прибавилось, на нескольких из них появились армейские каски. Гаишники, ещё более толстые от бронежилетов, выглядели почему то не хозяевами у себя на посту, а бедными родственниками на чужом празднике.
Ментов вокруг Куликова поля тоже прибавилось, но его автомобиль пропустили, проводив внимательным взглядом. Игорь отметил, что были они все поголовно без оружия, даже дубинок не наблюдалось, не говоря уже о пистолетах или автоматах.
Миша как всегда был занят своим любимым делом – курсировал в толпе, словно ледокол, от офицерских палаток к трибуне и обратно, плотоядно поглядывая на женский пол. Завидев Игоря, выходящего из машины, он приветственно махнул рукой и сверкнул вставными зубами, изображая улыбку. На месте «казацкой» палатки светлело пятно на асфальте. Внутри же «штабной» от былой малолюдности не осталось и следа. За столом сидело начальство в лице командира Алексея Ивановича и нач.штаба Трофимыча, что-то объясняющее тройке незнакомых Игорю мужчинам. За боковыми столами тоже сидела группка мужиков, что-то тихо обсуждающая. Рядом с ними, но обособленно повернувшись боком, сидел Саша Вертолётчик. Утопив в густой бороде трубку телефона, он бубнил в неё: « Туман! Витя, Туман!», сверяясь периодически со списком. Коля сидел на спальном топчане, наворачивая из одноразовой пластиковой тарелки кашу. У его коленки дымил кофейным ароматом пластиковый же стаканчик. А в ближнем от входа углу кто-то сонно заворочался, шурша спальником.
- Привет, - Игорь уселся рядом с Колей, чуть не зацепив стаканчик с кофе. – Шо за шухер?
- Угу, пгиет, – Коля предусмотрительно перенёс стакан на другой бок, отхлебнув из него по дороге глоток.- Ждём нападения правосеков. Общий сбор объявили.
- Так мы его, вроде как, всё время ждём. В чём сегодняшний прикол?
- Сегодняшний прикол в том, что завтра это всё уже будет по серьёзному,- Коля дошкрябал кашу и, развернувшись, метко бросил грязный пластик в урну, - Завтра матч «Черноморца». Правосеки под это дело поезд с ультрасами гонят в Одессу. Да ещё по блокпостам накопилось их прилично. Вот, по данным разведки, на завтра назначен разгон Куликова поля. Ну типа неуправляемые футбольные фанаты.и всё такое….
- Понятно, - Игорь уже другими глазами обвёл людей в палатке.
- Ты с нами?
- Нет, ёпонский городовой! Я тут сто километров прошвырнулся чтоб язык вам показать! – Игорь от возмущения аж подпрыгнул.
- Не хипишись. Вон видишь Вертолётчик обзванивает всех. Думаешь много приехало? – он сунул в рот сигарету и подхватил стакан с кофе. – Идём на улицу, покурим.
- А казаки слиняли, что ли? – кивнув на пустое место спросил Игорь
-Слиняли, суки, - Коля затянулся дымком. – На 411 батарею смылись, ещё и нашу палатку прихватили. Сегодняшней ночью. Тут наших только два человека были, не смогли помешать. Казаки и «Одесская самооборона». Суки. Теперь нас тут впловину меньше стало. А чего ты, кстати, не в форме?
- В машине форма. Я ж несколько блокпостов проезжаю. Нахрена мне лишний гембель?
- Ну, тогда переодевайся и заступай на дежурство. Сегодня ночью дежурим усиленными группами. Тройка дежурит, шестеро спят. Наша зона ответственности – палатки и эта часть сквера, - Коля сигаретой отрезал ломоть территории, прилегающей к Дому профсоюзов.- Остальное, это дружина отвечает.
- Понял. Я только машину во дворы отгоню. А то ей тут при заварушке больно будет.
Ночь была шебутной. Лагерь был залит каким-то неестественным белым светом, падающим из ртутных ламп, висящих на таких высоченных столбах, что казалось, это инопланетяне рассматривают глупых и непонятных землян. Было так же многолюдно, как и днём, женщины и мужчины, в камуфляже и пёстрой гражданке, перемещались, говорили, пили бесконечный чай, жгли в железных бочках дрова, одноразовые стаканчики и свои страхи. Часовые бродили по своим коротким маршрутам, опутывая палатки и лагерь паутиной беспокойства и тревоги, а свободные от дежурства, вместо сна и отдыха, торчали кучками у них на пути. Пару раз прибегали из темноты дальние дозоры, деловито поправляя дубинки и вздымая громким, всему Куликовому полю слышимом, шёпотом гвалт: «Там…». И тогда вся толпа облегчённо всколыхивалась. Мужики, стуча деревянными дубинками, выстраивались по периметру агрессивными шеренгами, а женщины суетились с санитарными сумками и ещё чем-то своим, женским. Такая тревога длилась минут пятнадцать, потом оказывалось, что она ложная и все опять расходились по своим местам. Один раз погасли белые инопланетные лампы, погрузив лагерь на двадцать минут в темноту и очередную ложную тревогу. Игорю это, в конце концов, надоело и он упал на топчан в палатке. Упал не раздеваясь, даже берцы не снял, обняв дубинку и укрывшись спальником.
Проснулся он, как ни странно, довольно бодрым и выспавшимся. Проснулся, и первое, что увидели его глаза, была широкая и добрая улыбка Вадика Негатурова. По всем правилам физиогномики, Вадим, обладая лицом суровым и даже немного звероватым, должен был быть и по характеру таким же. Однако стоило ему улыбнуться, вся звероватость улетучивалась без следа, любой сразу же понимал – перед ним не медведь, а добрый плюшевый мишка. Вадим сидел поодаль и что-то требовал от Коли, однако встретившись глазами с Игорем, приветственно ему улыбнулся. В палатке уже прилично набралось народу, Иваныч снова восседал за столом, стоял лёгкий гомон. Игорь улыбнулся в ответ Вадику, потянулся, почесался под спальником и встал. До него донеслись обрывки фраз:
-Коля, ну я же должен в форме быть, солдат я? Или как?
- Да будет тебе форма, Вадик. Один только твой комплект и остался, - Коля, открыв, ящик достал из него камуфляжный пласт одежды и пару смоляных берц.- Ремня только нету, извини, кто-то умудрился стянуть.
-Ладно, Бог с ним, без ремня переживу.
Игорь ещё раз потянулся и вышел из палатки на улицу. Палатки, площадь, высокие голубые ели и Дом профсоюзов были залиты жёлтым солнечным светом, разрезанным длинными полосами раннеутренних теней. Возле трибуны всё так же толпились люди, кто с заспанными лицами, кто свежий, бодрый и геройски боевой. Телевизор вещал «Россией 24». На Куликово поле редкими ещё, одинокими фигурками начинали сходиться люди. Начинался день 2 мая 20014года.
- Игорь, дай огоньку, – из палатки, вставляя в зубы сигарету и охлопывая себя по карманам, вышел Коля.
- Какие новости, - Игорь протянул другу коробок спичек.
- На вокзал поезд с правосеками и ультрасами из Харькова должен подойти утром. Туда уже разведку отправили. Куда они ломанутся с поезда? Вряд ли сразу сюда. Но нас по любому не обойдут, не на футбол же, в самом деле, приехали! Так что надо быть начеку, - Коля затянулся сигаретой.-
-Понятно. Слушай, а если и на нас с оружием пойдут? Мало, что ли, они его позахватывали по райотделах в Западэнщине!- Игорь сдвинул кепку на затылок, - А у нас только дубинки. Чем отбиваться будем? Будет оружие?
- Хрен его знает! Пока только за сапёрными лопатами послали. - Коля зло укусил сигарету за фильтр, размочалив его в тряпочное состояние.- Я бы сам от АК не отказался бы. Б….ть! Кто бы мне в Афгане сказал, что я на старости лет буду в своей стране тянуться к автомату?!
- А я, почему то всегда знал, что у нас это рано или поздно будет. Вопрос только времени. Вот, видать, и пришло оно, это время.
- Почему это ты так уверен?- Коля выбросил бычок и тут же потянул из пачки новую сигарету.
- Да как тебе сказать… Я, ещё когда бесовки эти голые, Фемен, крест бензопилой спилили в Киеве, понял, что будет что-то очень нехорошее. - Игорь, протянув руку, вытащил из Колиной пачки и для себя сигарету.- Ведь никто тогда не наказал их, не остановил эту бесовщину. Понимаешь, последние лет шестьсот по нашей земле проходит линия борьбы между Православным миром и Западным миром. И во все времена войны и беды к нам с запада приходили. То поляки нас окатоличивали, то Наполеон, то Первая мировая с её продолжением – революцией, то Гитлер, то Перестройка под ручку с развалом Союза. Вот теперь Майдан этот тоже с Запада пришёл. И опять ни хрена хорошего не несёт. Все эти Сашки Билые, Турчиновы-баптисты и Яценюки-сеентологи и ложь, ложь, ложь… До власти дорвались те силы, которые во Вторую мировую проигравшие были, которые от наших дедов-прадедов во все времена звиздюлей получали. Ты думаешь почему их так георгиевская лента бесит? Это у них на генном уровне за века выработалось. Потому что от носителей этой ленты всегда отгребали. Вот и выходит, что снова война. Война цивилизаций, если хочешь! И линия фронта по Украине проходит! А у нас сегодня ещё и Куликовская битва, похоже, намечается. Тебе не кажется неслучайным такое совпадение - на Донбассе Славянск, в Одессе – Куликово поле? Я думаю, это не случайно так Бог распорядился, это символ. А как это их раздражает! И как же им хочется это убрать!
- Ладно, Дмитрий ты наш Донской, вон Юра идёт, - Коля ткнул сигаретой сторону трибуны, там возле Миши остановился мужчина лет сорока пяти в такой же, как у них камуфляжной форме. - Будете вместе с ним в дозоре ходить. По периметру сквера со стороны улицы Пироговской. Ваша задача – вовремя обнаружить нападающих и поднять тревогу. Ясно?
-Ясно. Позавтракать сначала можно?
- Можно, завтракай. И я с тобой тоже.
С Юрой Игорь был знаком уже несколько дней. Он был земляком, из Луганска, в Одессу недавно приехал с женой на заработки и каким-то образом оказался в активистах Куликова поля. Высокий, прямой как гусь, и с таким же, как у этой серьёзной птицы, чувством юмора, он был вроде бы неплохим мужиком. Побродив по тротуару и пошуршав в примыкающих редких зарослях, они довольно быстро выбрали удобные позиции в этих самых зарослях. Став за деревьями, они хорошо просматривали и Пироговскую и кусок Канатной с углом военкомата и даже два переулка. И к тому же тут шёл то ли высокий бордюр, то ли низкий забор, но упасть за него в случае обстрела, было очень даже уютно. Милиционеры, дежурящие рядом с автомобилем, мельком взглянув на них, тут же потеряли к ним всякий интерес, наверно решив, что это деревья такие в сквере выросли. Зато влюблённая парочка, сидящая на скамейке, удивлённо и часто на них оглядывалась.
- Пусть удивляются, - тихо сказал Игорь, доставая из рюкзачка трубку и набивая её табаком. – Я тоже удивляюсь, шо это им в такую рань тут позажиматься приспичило?!
- Занятия казёнят, - так же тихо ответил Юра.
-Ага, казёнят. Или за нами наблюдают, - Игорь пустил пару клубов ароматного дыма.
- А даже если и шпионят, то что? Будешь всех прохожих гонять отсюда?
-Да нет, конечно, пусть сидят. Шо там в Славянске, не знаешь?
-Знаю. У меня сын в Луганске в ментовке работает, звонил минут двадцать назад. Говорит, что там по взрослому крошево заваривается. Артиллерия бьёт, миномёты. Уже и погибшие есть.
-Ох нифига ж себе!- Игорь аж поперхнулся дымом. – Да-а-а-а дела! А с чьей стороны погибшие?
- Пока не знает. Но говорит, что в Славянске мужики серьёзные стоят, не побегут.
-Мужики, держите, - к ним подошёл Коля, протягивая им две сапёрные лопатки в серых брезентовых чехлах. – Слышали новость? В Славянске наши вертолёт сбили!
- Ух ты! Ай, молодцы!- Игорь сбросил мешающий рюкзак в траву под деревом и принялся прилаживать чехол лопатки к бедру, продевая кожаную полосу ремня в брезентовые петли. – А чем сбили?
- Не сказали. Я думаю, что из ПЗРК*, - Коля вытащил из зубов Игоря трубку, обтёр мундштук о рукав, глубоко затянулся и слегка кашлянул. - Крепкий табак, не сигареты.
-Кептэн Блэк, это тебе не баба Мотя махры отсыпала, - Игорь подрыгал задницей оценивающе и принялся переделывать заново. – Блин, наперёд вылезла, ещё яйца отрежет, буду потом тоненьким голоском пищать. Ещё какие новости? Поезд пришёл?
- Пришёл. В 8-15. Причём не пассажирский, а специальный, заказной. Наши пришли с вокзала, говорят правосеков там дохренищща приехало! Многие с собой привезли шлемы, наколенники, щиты даже видели. Болельщики, блин, на футбол суки с шлемами приехали! В центр двинулись.
- В центр?! Почему в центр?
-А хрен их знает! Может там накапливаться будут, может ещё что,- Коля пару раз вхолостую пыхнул и озадаченно уставился на погасшую трубку.- Потухла, зараза.
-Народ подходит? – Юра, прислонившись к дереву и слушая разговор, внимательно осматривал окрестности.
-Подходит. И наши подходят и другие. Там сейчас митингуют, - Коля вернул Игорю трубку, разочарованно махнув рукой: «Фигня, сигарета лучше. Ладно, вы тут бдите, а я пошёл».
Бдеть было легко, но не интересно. Сквозь деревья и кусты было видно, что Куликово поле бурлило и гудело, как растревоженный улей, там решалось что-то важное. А тут, всего лишь в пятидесяти метрах была тишь и благодать. Влюблённая парочка уже удалилась, зато им на смену пришла другая, возраста уже пенсионного, с белой болонкой на поводке. А ещё молодая и симпатичная мамочка с коляской. А ещё тоже парочка, но с мальчуганом лет пяти, увлечённо гоняющим по тропинкам на самокате. Видеть в них шпионов было бы верхом глупости. Да и чего правосековским шпионам сидеть тут, в сквере на скамейке, когда спокойно можно крутиться в толпе, в самом центре.
Часа в два, когда Игорь от долгого стояния и уже гудевших ног, уселся в траву под деревом, Коля пришёл их подменить, что бы они по очереди могли пообедать. Да ещё принёс новость, что в Славянске второй вертолёт сбили. Эта новость как то взбодрила, разогнала тревогу, накапливающуюся в груди от долгого ожидания. Игорь чуть ли не в и припрыжку побежал в лагерь. А тут произошли перемены. Из палаток вынесли поддоны и соорудили из них жиденькие подобия баррикад, поставив их вертикально. В нескольких местах складывались кучки булыжника, тут же выворачиваемого из тротуара. «Офицеры», в основной своей массе бывшие в гражданской одежде, формы всего то было комплектов десять, в пластиковых строительных касках, все были с половинками лопаточных держаков, но многие держали в руках какие-то вовсе титанические дубинки. Сантиметров десять в диаметре и высотой больше двух метров, выкрашенные в зелёный цвет, они были словно из арсенала Шрека. Но это были подпорки для армейских палаток, их запасли с избытком.
Все были возбуждены и все друг другу улыбались. Улыбались по поводу и без повода, просто встречаясь взглядом. Большей плотности улыбок можно было наблюдать разве что 1 апреля на Юморине. Ну, или в «Доме клоунов» во время спектакля. Но тут улыбки были другого качества. Они шли довеском к георгиевским лентам, они были как дополнительный знак идентификации. Они словно говорили: «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Вот и Сашка Попандопуло выплыл из-за палатки навстречу Игорю, неся свою улыбку, как транспарант на митинге.
-Ты жрал шо нибудь?
- Неа. У самого уже живот к спине прилип.
- Пошли, купим чего нибудь в магазине, да и отдерём твой живот.
Что нибудь уместилось в пакете и состояло из шести пончиков, полбуханки хлеба и кольца краковской колбасы.
Со стороны лагерь на Куликовом поле напоминал какой-то наскоро сооружённый форт в ожидании нападения дикарей. А тут, чуть в стороне шла обычная жизнь. Семнадцатый трамвай, пробившись наконец сквозь пробки, перекрёстки, низку станций Большого Фонтана, словно беременная горбуша сквозь тяжёлые речные пороги, вываливал из своего чрева толпу пассажиров как будто метал икру. На скамейках сидели влюблённые, пенсионеры и мамаши с детьми, а в открытых забегаловках пиво превращалось в отходы жизнедеятельности. Но все эти люди, молодые и старые, спешащие и не очень, смотрели на двух куликовцев, одетых в форму, хотя из знаков отличия на них были только георгиевские ленточки, повязанные в петлицах, отнюдь не равнодушно. Кто с интересом, кто с благожеланием, а кто и отводя по быстрому взор в сторону, но равнодушия не было. Это было заметно. Игорь шел, отмечая на себе эти взгляды, помахивая пакетом и вполуха слушая Сашку. И вдруг у него в один миг по телу пробежала волна огня и холода, а кожа покрылась мурашками! Идущий им навстречу под ручку с женой старичок, в кремового цвета матерчатой кепочке, с орденскими планками на пиджачке, поравнявшись с ними, вдруг переложил палочку из правой руки в левую и отдал им честь. Они с Сашкой от неожиданности едва успели ответить ему, взметнув руки к вискам. Старички не спеша и не оглядываясь, пошкандыбали дальше.
- Офигеть можно! – Игорь едва проглотил подступивший к горлу комок, - Скажи кому, не поверят. Вот если бы и были у меня сомнения, шо я тут делаю, то после такого – напрочь! Мы на правильной стороне!
-Эт точно!- только и смог ответить товарищ.
Выходили они с Сашкой из палатки сытые, довольные, разглаживая под ремнём гимнастёрки и животы, и языком орудуя в зубах, словно удостоверяясь, что все они на месте и ни один не проглочен вместе с краковской. И в это время по Куликовому полю прошла какая-то волна, что-то изменилось. Гул стал другой тональности.
- Шо случилось? – Игорь остановил Витю Гунна, пожимая его маленькую, но твёрдую как дерево ладонь.
- На Греческой заварушка началась. Стреляют,- Виктор пригладил рукой свой седой ёжик. – Вроде уже и раненые есть.
- Охренеть можно!
-Мужики, кто Колю видел? – подошедший незаметно Александр Иванович вопросительно уставил на них глаза из-под ярко-оранжевой строительной каски.
- Он в сквере, меня подменяет в карауле, - Игорь махнул рукой в сторону зарослей, за которыми караулили Коля с Юрой.
-Давай его сюда.
-Есть!
Под отеческой командирской рукой Коля отсутствовал минут сорок, за которые Игорь с напарником измучились в неизвестности и ежеминутном ожидании какой нибудь гадости из проносящихся мимо машин. Глаза их смотрели вперёд, выискивая происки врагов, а уши были повёрнуты назад, слушая пульс Куликова поля. Коля прибежал взъерошенный и возбуждённый, рассыпая вокруг себя клубы адреналина.
- Там такое творится! – он невидящим взглядом окинул прилегающие окрестности, - Стрельба идёт полным ходом, раненых полно! Убитых тоже!
- Чья берёт? – Юра как всегда был немногословен.
-Наших там зажали где-то. Крепко зажали. Они говорят, что долго не продержатся.
- Охренеть можно! – похоже, эта фраза сегодня начинала привыкать к Игорю, - И шо делать?
- А шо делать?! Ничего не делать! Ждать! – Коля с остервенелым отчаянием рубил слова, - Не фиг было вообще туда идти, здесь всем надо было быть! Им говорили, шо это провокация, нет же – попёрлись! И раздробили силы! Вон минут двадцать назад кто-то из «Одесской самообороны» собрал человек семьдесят, самых молодых и крепких, и увёл на помощь. Ни с кем не согласовав, никому ничего не сказав. А только что из их группы позвонил один и сказал, что их перехватили по дороге и отдубасили по самое не горюй! По подворотням расползлись избитые и раненые. Помогли?
Затянувшуюся паузу прервал автомобильный сигнал и визг тормозов. Дорогу пересекал паренёк лет двадцати пяти. Решительно пересекал, игнорируя правила и матерящихся водителей. И вид он имел такой же решительный, какой имел рыцарь Кихот Ламанчский перед атакой на ветряков-великанов. И уверенность в своей правоте была у него не меньшая, это было видно по всему – по взгляду, по походке. Он перебежал дорогу, перепрыгнул бордюрный забор и устремился на Куликово поле. Но увидев дозорных, не снижая скорости, он слегка отклонился от своего курса и подошёл к ним.
-Где тут отряды, которые против правосеков? – его глаза горели гневом а ноздри раздувались как у рысака. – Они, твари, на Греческой людей убивают!
- Ты туда собрался? - Игорь переглянулся с друзьями и покачал головой. – Туда не стоит идти. Они скоро здесь будут.
-Тогда я здесь буду с ними драться.
- Иди вон к палатке. Возьмёшь там дубинку, - Игорь, нащупав в кармане клубок георгиевских ленточек, протянул одну парню. – На, возьми.
Парень взял ленту и, не сказав ни слова, побежал сквозь деревья к лагерю, прилаживая на ходу ленту на груди.
- Значит так, мужики, - после прихода незнакомца Коля стал более спокойным, - площадь нам не удержать. Периметр большой, всё со всех сторон открыто, сметут нас в пять минут. Поэтому принято решение занять Дом профсоюзов и держать оборону в нём.
-Оружие будет? Или как? – Игорь задал всех мучивший вопрос.
- Не знаю!- Коля в упор уставился на друга и по слогам повторил: - Не зна-ю! Короче! Остаётесь пока ещё здесь. По моему звонку выдвигаетесь к главному входу в Дом профсоюзов. Мы с вами будем штурмовой группой. По приказу Иваныча открываем двери и обеспечиваем заход всем остальным куликовцам. Если потребуется ломать – то ломать. Понятно?
- Без вопросов.
Звонок с приказом пришёл совсем скоро – минут через двадцать. Лагерь за это время опять изменился. Поддонные баррикады переехали к ступеням у главного входа. Пяток мужчин, среди них и Сашка Попандопуло, разматывали невесть откуда взявшуюся бухту колючей проволоки, опутывая эту баррикаду. Женщины уже выносили из палаток первые клумаки пожиток – матрасы, одеяла и покрывала. Среди них мелькнули Игоревы покрывало и уголок спального мешка. Мелькнули и пропали, как в мыслях, так и в реальности. Несколько старушек вынесли из походной церкви иконы и крест, и с Ниной во главе, читая вслух молитвы, двинулись крестным ходом вокруг Дома профсоюзов. Жиденькая процессия, жиденькая баррикада, жиденькое колючее ограждение. Игорь перекрестился на крест, который нёс, высоко подняв, какой-то незнакомый мужчина
- Ждите здесь, у входа, - Коля подскочил к тяжёлым, из дуба и стекла, дверям и подёргал их за массивную бронзовую ручку. - Закрылись, заразы!
- Конечно закрылись. И я бы закрылся. – Игорь подошёл ко второй створке и, приложив ладошки к ушам, заглянул сквозь стекло. В полусумраке холла увидел турникет сразу за дверьми, широкую лестницу и спины не молодых мужчины и женщины, поспешно уходящих из холла куда-то вглубь здания, - Ты шо думал, тебя тут оркестр встречать будет и девки в кокошниках?
- Ладно, будьте здесь, никуда не уходите. Я кувалду притащу, кажется была у нас где-то.
На Игорь тут же бросил своё уставшее тело на широченный, в лучших традициях сталинского неоклассицизма парапет, ограждающий лестницу главного входа. Тёмный полированный камень хранил скупое майское тепло. Игорь вытянул ноги, спиной прижал к колонне свой рюкзак и блаженно вздохнул. Юра, потоптавшись немного, продублировал его у противоположной колонны, и они изображали из себя таких себе атлантов, горизонтально подпирающих задницами восьмигранные колонны Одесского Дома профсоюзов. У их ног лагерь одесских федералистов умирал также шумно и бурливо, как и жил. На трибуне, с которой уже куда-то эвакуировали дорогой телевизор, продолжали громким криком и спорами решать, что же делать дальше. Одинокую идею разойтись по добру, по здорову так гневно запинали, что больше никто этого не предлагал. Впрочем, таким инициаторам никто и не мешал улизнуть. Каждый решал сам. Кто хотел уйти, тот уже ушёл, кто решил остаться – тот остался. Младший Давидченко, Артём*, нервно и долго пытался убедить идти на помощь в центр. Кто-то соглашался, кто-то нет. Все шумели, спорили и только «офицеры» мало обращали внимания на этот гвалт. Они продолжали готовиться к битве. Колючку, протянув справа налево одну нитку, потянули теперь слева на право. Прямо на ступенях, между колоннами, сооружали вторую линию баррикад. Женщины у подножия колонн уже нанесли приличную кучу всякой мягкой рухляди. Нина с соратницами вышли из-за угла и, произнеся хором: «Господи помилуй!» аккуратно поставили крест, а иконы, согнав Юру, прислонили к колонне. Игорь тоже встал, потянулся, разминая мышцы, оглядел с высоты Куликово поле. Артём, психуя и нервничая, спустился с трибуны и, громко матерясь в телефон, уселся на заднее сиденье припаркованного у туалетов Мерседеса. Из палатки вышел Коля и, переваливаясь как утка, устремился к входу в здание, держа в одной руке тяжёлую кувалду, а в другой баклагу с вином. Мерседес рванул с места и, едва разминувшись с кувалдой, уехал. Миша, выставив как таран пузо, разрезал толпу с невозмутимым спокойствием, словно не бой его ожидал, а вкусный ужин у телевизора. Отсюда, с высоты, было видно, что на Куликово поле продолжали приходить люди. То с одной стороны, то с другой, на площадь выходила одинокая фигурка и вливалась в человеческую массу. Вот слева, от вокзала, вышел из-за елей парень с фанерным щитом, с лыжным шлемом под мышкой и черным рюкзачком за плечами. Он молча взбежал по ступенькам, положил щит и устало уселся на него. Уже минут пять тут находился высокий паренёк лет двадцати пяти в кубанке, прихрамывающий, с неловкими движениями с явными признаками церебрального паралича. Он всем улыбался и рассказывал, что он потомственный казак, не просто кубанский казак, а правнук сотника, что зовут его Витя и что он не смог сидеть спокойно дома. На парапет рядом с Игорем уселся, по мальчишески свесив ноги, злой старичок. На пиджаке у него рябила красно-жёлто-чёрным небольшая полоска орденских планок, а в руках он нервно перебирал самодельную кожаную нагайку с увесистой гайкой на конце.
-Не смотри что я старый, - посмотрев снизу вверх на Игоря, сказал он, - уж хотя бы одного фашиста ухайдокаю. Бегать я не смогу, и руками махать тоже, но приёмы я знаю, учили нас хорошо. Пусть хотя бы один подойдёт вплотную, живым не уйдёт, вцеплюсь и пусть здохну, но и его утащу с собой! Этих тварей фашистских только убивать надо, иначе ни как! Я знаю!
Игорь только молча кивнул в ответ.
Людская суета не площади напоминала труд муравьёв. Каждый был занят делом – кто камни таскал или вещи, кто баррикаду укреплял. Вдруг кто-то из этой толпы поднял голову к небу, удивлённо ахнул и, дёрнув соседа за рукав, указал тому на небо. Сосед, придерживая рукой каску, чтобы не свалилась, тоже задрал лицо к зениту и тоже от удивления и изумления рот открыл. И тоже поспешил позвать окружающих. Там, высоко в небе, кружились журавли! Они, выстроившись кольцом над Куликовым полем, сделали кругов семь, а потом, разорвав кольцо, потянули один за другим, жалостно курлыкая, куда-то в сторону Пересыпи. Кто-то увидел это, а многие не увидели за суетой.
Коля с грохотом бросил кувалду у дверей, аккуратно поставил вино за колону и, подёргав безуспешно дверь, посмотрел внутрь.
- Начинаем?- Игорь, спрыгнув с парапета, также подошёл к дверям, но к другим, тем, что справа.
- Нет пока. Приказа нет, - Коля ещё подёргал дверь, но уже в исследовательских целях, пытаясь, по куриному повернув голову, рассмотреть её изнутри.
-А почему его нет, приказа? – Игорь рассмотрел сквозь стекло, что за ним делается. За этой дверью была небольшая торговая точка, Игорь помнил, что там торговали всякой съедобной всячиной. Витрина-холодильник своей спиной упиралась прямо в дверь, надёжно перекрывая её.
- Иваныч приказа пока не даёт, - Коля дернул напоследок и, словно обидевшись, развернулся к преграде спиной.
-А почему Иваныч не даёт приказа? – Игорь, пройдя мимо Коли, принялся за изучение третьей, левой двери.
- А потому, что если мы захватим здание, а правосеки сюда из центра не придут, то будет шо? Будет незаконный захват государственного здания.
-Охренеть можно! В Киеве весь Майдан и полстраны незаконно захватили, а мы тут боимся, шо за нас подумают, шо мы плохие мальчики! - Игорь не прерывал изучения дверей, и эти двери ему нравились больше остальных. Они были закрыты всего лишь на одну задвижку и ходили с большим люфтом, - А ничего, шо здание большое, сложное, шоб там оборону организовать надо время? Или как?
- Игорь, мы солдаты! У нас приказ! И мы будем действовать по приказу.
- Ладно. По приказу, так по приказу, - Игорь зло пнул невинную дверь и повернулся к другу, - Давай вино по флягам разольём, а то не найдём его потом, или правосекам, не дай Бог, достанется.
Приказ пришёл, когда нервы у всех были на пределе, когда на ступенях между колонами толпа уже плотно утрамбовалась, когда ежеминутно приходилось отвечать на вопросы «Почему не входим?», и даже довольно жёстко пару раз пресечь попытки вскрыть двери. Наконец внизу, среди людей, показалась горчичного цвета куртка Александра Ивановича и раздался его зычный голос: «Коля, давай!». В толпе несколько голосов с облегчением продублировали: «Давай, Коля». И Коля дал. Он, подёргав в тысячу первый уже раз ручку, схватил кувалду, сказал всем: «Отойди» и ухнул по дубовой створке. Зазвенело рассыпающееся стекло, глухим стоном отозвался старый, наверняка ещё довоенный, а то ещё и дореволюционный дуб. Простонал и устоял. Хорошо строили при Сталине и вещи делали крепкие. Коля вместе с подоспевшим Юрой, принялись, мешая друг другу, метелить безответную дверь. Игорь, видя такое безобразие, подскочил к «своей», левой двери и стал её расшатывать, дёргая на себя – от себя. На третьем или четвёртом рывке шпингалет не выдержал и створка широко распахнулась. Игорь едва удержался на ногах, повиснув на бронзовой ручке и, тут же отпустив изделие сталинского ампира, ворвался в вестибюль. По пустому помещению, отражаясь от стен и высоких потолков, словно густая стая летучих мышей, носились звон разбиваемого стекла, крики людей и звуки ударов. Створки средних дверей изнутри были заложены деревянным бруском, плотно лежащем на ручках. Достаточно было поддеть его снизу или, просунув руку в разбитый проём, убрать его. Однако куликовцы, не видя этого, самозабвенно гамселили дверь. Осколки стекла, как шрапнель, летели вперёд, усеяв пространство от дверей до широкой лестницы блестяще-хрустящим ковром.
-Коля, притормозите, - голос Игоря утонул в шуме и его не услышали. Тогда он, избегая летящих осколков, сбоку постучал дубинкой по проёму и громко крикнул: «Ша! Коля, угомонитесь!». Звон и удары прекратились и, стукнув снизу кончиком дубинки по бруску, Игорь впустил в Дом профсоюзов людское цунами.
Из холла внутри было три направления – широкая, парадная лестница прямо по центу вела на верхние этажи и два длинных коридора уходили вправо и влево. Камня только не хватало с надписью «Прямо пойдёшь – смерть найдёшь…». Какой либо организации или командования не наблюдалось и в помине. Люди были разные, в большинстве своём не знакомые друг с другом. Каждый делал то, что считал нужным. Кто-то рванул по лестнице на верхние этажи, кто-то затаскивал вовнутрь всё то имущество, что было сложено у входа, два людских ручейка брызнули по коридорам, но правый ручеёк уперся в небольшую запруду – белую пластиковую запертую дверь. Какие-то молодые парни, безуспешно подёргав её и пару раз стукнув тщедушными плечами, махнув рукой, убежали искать менее прочную преграду.
-Бери кувалду, для нас работа есть – Игорь указал Коле на запертую дверь. Эта преграда, сделанная из современных синтетических материалов, не шла ни в какое сравнение с продуктом сталинской эпохи. Она сдалась под натиском друзей в течении пяти секунд. За ней был длинный тёмный коридор, освещаемый только одиноким окном, выходящим на торец здания. По коридору двумя шеренгами шли разнообразные, старые деревянные, и новые, дешёвые пластиковые и дорого отделанные двери. Их качество зависело от солидности фирм, которые арендовали здесь помещения под офисы. Игорь хорошо знал это здание, он частенько бывал здесь раньше. Он знал, что в конце, у окна коридор поворачивает налево, что там будет ещё одна лестница, уже не парадная, а обыкновенная, что там же, в закоулке, должен быть туалет и что такое же, симметричное планирование и в левом коридоре. Коридор моментально наполнился парой десятков молодых людей. Все, кроме Коли, были незнакомы, парни и девушки бежали вперёд, не зная, что делать.
- Вскрываем все двери! – Игорь решил остаться в этом крыле здания и здесь организовать оборону, коль нет других командиров, - Делаем в окнах баррикады, что б они не прорвались!
Подавая пример, он с силой двинул плечом хлипкий пластик ближайшей двери, она с треском распахнулась, безропотно позволив ввалиться во внутрь незваным гостям. Недорогая офисная мебель, столы, стулья, шкафы и полки с неизменными (куда ж без них?) папками-скоросшивателями, горшки с цветами на широченном подоконнике. Окно, выходящее на площадь, забрано снаружи фигурной решёткой.
- Сдвигай мебель к окну, заваливай проём, - Игорь подтолкнул в комнату стоящего в дверях парня лет двадцати пяти, и побежал дальше. В коридоре раздавались громкие, возбуждённые голоса, удары. Люди суетливо бегали, кто-то ломал двери, другой, забежав в коридор и посмотрев, убегал. Один за другим распахивались офисы, в них, врывались чужаки, бесцеремонно ломая устоявшийся порядок, передвигали мебель. Вот, в самом конце коридора возились с дорогой, металлической, отделанной под дерево дверью, Коля и незнакомый мужчина. Они просовывали в щель сапёрную лопату, пытаясь отжать створку, били по ней плечом и всё безуспешно. Игорь поспешил добавить к ним в помощь свои восемьдесят кг. родного веса и они таки ворвались в эту комнату. Здешняя обстановка была не в пример роскошнее предыдущей. Наверняка это был кабинет руководителя какой-то солидной фирмы. Широкий письменный стол, большое кожаное кресло во главе его, множество дорогих безделушек, сейф в углу. У Игоря появилось странное, никогда ранее не испытываемое чувство. Тонкий букет эмоций, смешанный из эйфории, из ощущения власти и ответственности, вины перед хозяевами и одновременно уверенности в своей правоте. Вот помещения, закрытые от посторонних обычаями, законом, многочисленными дверьми, замками, охранниками… А он входит в них, никого не спрашивая, ломая все эти преграды, хозяйничает здесь, меняет всё так, как считает нужным, берёт в руки вещи, ему не принадлежащие. Вот на столе стоит рамка с фотографиями детей, наверняка семейное фото хозяина кабинета. Он взял её в руки, посмотрел на незнакомые лица и, выдвинув ящик стола, положил фото в него. Времени заниматься самокопанием не было, надо было готовиться к обороне. Кто-то уже придвигал стол к окну, кто-то повалил на него сейф, без малейшего почтения к благородному союзу берёзы и лака, сооружая завалы в оконном проёме. Игорь, выйдя из роскошного кабинета, стал у окна, рассматривая деревья, шпиль вокзала с едва желтеющим за ветвями флагом, брусчатку аллеи, ведущей от Привокзальной площади к Куликовской.
- Игорь, шо делать? Где Коля? - к нему пыхтя и вытирая пот со лба, подбежал Миша
- О! Мишка! Коля вон, закрома родины потрошит, - Игорь указал на товарища, вытаскивающего из какого-то чуланчика под лестницей ящик водки с десятком конфетных коробок сверху.
- А шо?! Чего добру пропадать зря? В хозяйстве пригодится, - довольно улыбаясь и радостно звеня стеклотарой, Коля нёс перед пузом ящик, придерживая подбородком кондитерскую стопку - Ещё неизвестно, сколько мы здесь пробудем? Может в осаду сядем, там, глядишь, и пригодится.
- А ты спрашиваешь, шо делать? – Игорь вскрыл коробку «Кара-Кум», сунул шоколад в рот, на зубах приятно скрипнул сахар-песок, - Вот жуй пока конфетки, а потом драться будем. Да, Николай Батькович?
-Ага. Кириллович я, - Коля воровато оглядываясь, сунул ящик с драгоценной влагой в шкафчик уборщицы, пряча его за швабры, ведро и веник.
- Это понятно, шо драться. Как драться? Мне такой бардак совсем непривычен, - Миша приступил к поеданию конфет.
- Будем как в средневековье. Как тогда крепости защищали, так и мы будем обороняться, только вместо мечей дубинки, - Коля, запрятав клад, также присоединился к процессу уничтожения шоколадной продукции, - Я думаю, они в окна полезут, штурмовать, ну а мы их будем бить и не пускать. Вот такая вот стратегия с тактикой.
- Ага, согласен. А ещё…, - Игорь остановился на полуслове, прислушиваясь к какому-то гулу, сначала едва слышимому, но быстро приближавшемуся со стороны вокзала, - Идут!
Друзья, перестав жевать, приникли к стеклу, всматриваясь в приближающуюся враждебность. Люди в здании, молодые и старые, мужчины и женщины, все, кого судьба сегодня собрала здесь, в этом доме, бросали свои дела и спешили к окнам. Они хотели посмотреть в глаза той дикой и злобной силе, что накатывалась на них, на их веру и их убеждения.
Окно, в которое смотрели друзья, имело самый лучший обзор, и им было всё хорошо видно. Среди деревьев сначала мелькнули одинокие фигуры, они быстро приближались, перебегая от дерева к дереву, за ними шли уже погуще, потом хлынул поток. Он нёсся как грязевая лавина, по аллее сплошной массой, а по скверу протекая между деревьями. Над ним стоял гул человеческих голосов, в котором сложно было вычленить что-то осмысленное, какие нибудь отдельные слова или фразы. Все крики и вопли сливались в сплошной, пропитанный ненавистью и злобой гул. Он вибрировал в воздухе и, казалось, жил отдельно от породивших его людей. Питаясь их энергией, нехорошей энергией, он казался вырвавшейся из преисподней силой, уже не подвластной этим людям, выпустившим её на волю, наоборот, руководившей и управлявшей ими. Передние уже подбежали близко, их хорошо можно было рассмотреть. Почти все были с дубинками в руках, у многих были фанерные щиты, пару раз мелькнул и милицейский металлический. Вот один, замотанный по последней майдановской моде, в жовто-блакитный плащ, приостановился. Он, зажмурив на мгновенье глаза и даже слегка присев в коленках, выкинул вперёд-вверх правую руку с кулаком и истошно, изо всех сил заорал: «Слава Украине!». От него, как от эпицентра взрыва, пошла волна: «Героям слава!».
Уже можно было и лица разглядеть. Игоря поразило, что они все, буквально все, были искажены злобной яростью.
«Боже! Как же на орков похожи! Орда! Тяжело нам будет» - подумалось Игорю. И ещё другая мысль вертелась: «Вдруг там, в этой толпе Артём?! Только не это!»
Он гнал её от себя, но она упорно стучалась. Наконец он решительно от неё отмахнулся: «Нет! Не может этого быть. Что бы там не произошло, но я его не таким воспитал.»
Из холла донеслись возбуждённые крики и какие-то непонятные звуки, а из «недорогого» офиса раздался звон разбиваемого стекла.
- Понеслась душа в рай! Да, други? - Игорь, не оглядываясь на друзей, помчался в комнату, ожидая увидеть там мерзкие оркские морды, лезущие в окно. Сзади раздался Колин голос: «Миша, окно контролируй!»
Однако в окна никто не ломился. Никто, ни один из нападающих, на них не обращал внимания. Из офиса было видно, как между нападающими и защитниками Куликова поля, стоящим за баррикадой у входа, возникла «артиллерийская дуэль» камнями. Вообще-то и это окно было разбито отскочившим камнем. Было видно, что нападавшие имели явное преимущество. С их стороны камни летели гуще. Чувствовалась выучка и опыт Майдана. Все «артиллеристы» с их стороны были хорошо экипированы – шлемы, щиты, наколенники. Действовали они слаженно и организованно. Камни бросали прикрываясь щитами и залпами. Ведь от нескольких летящих камней увернуться сложнее, чем от одного. У куликовцев на баррикаде дела обстояли хуже. Каски были далеко не у всех. Щитов было всего-то штук пять. Долго продержаться здесь они не могли.
Одна из палаток дрогнула, брезентовая крыша опала одной стороной. Тут же взметнулось пламя. Его языки были высокими и несколько секунд прозрачными и почти невидимыми. А потом как-то сразу вдруг, вся палатка вспыхнула огромным оранжевым чадящим костром. Быстренько за ней заполыхали и все остальные. На Куликово поле словно пришло Средневековье с кострами ауто-да-фе*. Никогда не пылало на этой земле в кострах инакомыслие, а вот в веке двадцать первом, глянь-ка, полыхнуло!
Игорь побежал по коридору обратно, заглядывая в каждую дверь, готовый бить тревогу и биться с нападавшими. Однако нападавшие не нападали! Через окна не нападали! Они орали, носились по площади, бросали камни и бутылки с бензином в баррикаду. Даже стреляли из пистолетов по окнам. Но в окна никто не лез! Вот один из них, маленький, худой, с лицом, хотя и закрытым балаклавой, но почему-то показавшимся Игорю крысиным, подбежал почти вплотную к торцевому окну и, широко размахнувшись, метнул бутылку вверх, на второй этаж. Видать промазал, потому что там зазвенело и вниз каплями полился огонь. Крысёнок отскочил, пригнувшись. Игорь в бессильной досаде стукнул кончиком дубинки по подоконнику. Враг был, словно в телевизоре, близко, метрах в семи от него и в тоже время далеко. Что он мог сделать этому крысёнку в балаклаве?! Или вон тому, лет сорока, с щитом, что-то по командирски показывающему рукой, куда-то посылающему двух других, одного в армейском стальном шлеме, другого тоже балаклавного?! Или этому толстяку в чёрном бронежилете поверх рубашки, целящемуся из пистолета куда-то на второй этаж? Что он мог им сделать своей дубинкой или сапёрной лопаткой, отгороженный от них решёткой?! Даже камень или горшок цвветочный метнуть не мог. Было бы оружие, автомат или пистолет. Даже хорошая, серьёзная рогатка сейчас не помешала бы. С каким удовольствием он всадил бы стальной шарик в ощерившийся рот крысиного. Или пулю под мышку стрелявшему. Но не было ничего. Приходилось только метаться по коридору, из двери в дверь, из офиса в офис. Заглядывать в каждую комнату, проверять завалы в окнах, ожидать, что вот-вот полезут, что вот сейчас начнётся, вот сейчас наконец-то и ты дотянешься до врага! Что будет бой и что и от тебя будет наконец что-то зависеть! Но боя не было. Враг в ближний бой не лез, враг бил их с безопасного для себя расстояния.
«Чёрт! Как же я сразу-то не увидел?!»- бегая, как зверь в клетке, Игорь вдруг увидел, что окна, выходящие во внутренний дворик Дома профсоюзов, не зарешечены. Он с неприятным холодком в груди представил, как орда правосеков хлынет через них внутрь здания. Ведь преграда из стекла и сваленных в кучу стульев их практически не задержит. Решётки на окнах, конечно, тоже непреодолимой фортецией не являлись, но зато их треск при выламывании, служил бы хорошим сигналом тревоги и давал бы защитникам пару минут на организацию контратаки.
- Коля! Смотри, решёток нет, - решение пришло сразу, - Ставь в каждую комнату по человеку, что бы орал при шухере. А я к Иванычу, за подмогой.
Иваныча в холле было не видно. Там вообще тяжело было что либо увидеть. Холл, ещё полчаса назад такой гулкий и пустынный, переменился. Теперь он был под завязку, как мешок зерном, заполнен людьми, шумом, голосами, криками, какими-то ударами и громкими то ли взрывами, то ли хлопками. И дымом. Дым был серым, как сумерки. В нём, как в сумерках, среди каких-то завалов, перемещались силуэты людей. Сквозь него смутными оранжевыми пятнами просвечивались сполохи огня у самых дверей. А ещё у него был незнакомый вкус. Это не был дым от сгоревшего дерева, резины или пластика. «Взрывчатка, что ли так воняет? В горле першит, зараза»- мысль мелькнула и тут же пропала. Игорь увидел Маратовича, кидающего из мегафона команды в серую муть.
-Юрий Маратович, нам сюда подмога нужна, - Игорь мотнул рукой в сторону коридорных дверей,- Человек десять. А то, если правосеки ломанутся через окна, мы их долго не удержим.
-Десять человек в левый коридор!- рявкнул Маратыч в мегафон и, подождав пару секунд, повторил, растягивая гласные- Десять человек в левый коридор!
Десять не десять, но силуэтов шесть вынырнуло из сумерок и, как привидения, прошмыгнули мимо Игоря в коридор.
Пришли и тут же смешались среди сортируемых Колей бойцов как горсть зерна, брошенная в кузов зерновоза. Убедившись, что здесь какое-то время можно не беспокоиться, Игорь побежал в конец коридора, до Миши и «его» окна.
Миши он здесь не нашёл, зато нашёл, что обстановка за окном не изменилась. Там по-прежнему бесновались правосеки, метая в Дом профсоюзов камни, коктейли Молотова и заклинания «Слава Украине!» да «Смерть ворогам!». И ещё изредка постреливая из пистолетов по окнам. Две молоденькие девчушки сбежали вниз и скриком: «Вода пропала!», юркнули в туалет первого этажа, оставив дверь открытой. Игорь, заглянув, увидел как в подставленное под кран ведро сбегала, иссякая и утончаясь, струя воды.
- Воду сволочи отключили! Остатки из труб собираем, - пояснила, гляднув на Игоря и растирая по лицу то ли сажу, то ли косметику, невысокая и симпатичная блондинка.
- Огонь тушить нечем, - добавила вторая.
- Понятно,- покачал головой Игорь и, оставив девчат с этой печалью, метнулся на второй этаж посмотреть, что там происходит. Оттуда доносились крики, больше женские и потянуло дымком. Взбегая по лестнице, он не замедляясь, едва не влетел в коридор, но его схватили за руку и резко остановили.
-Ты куда разогнался?! Под пули? Или как?- Серёжа Разведчик из их группы, в таком же, как и на Игоре, камуфляже, весело скалил зубы, крепко вцепившись в его рукав, - У нас тут только пригнувшись да навприсядки.
Словно подтверждая его слова, слева, от окна, тоненько дзенькнуло стекло и одновременно щёлкнуло справа на потолке.
- Ух ты! Во как! – Игорь присел, послушный такой убедительной демонстрации, - Это боевой или травмат?
- Да хрен его знает!- Серёга отпустил Игорев рукав и закричал кому-то, бегущему из глубины коридора: «Пригнись, пригнись! Стреляют!»
С улицы тёмной тенью мелькнула бутылка, разбилась снаружи об гранитный откос окна. Полыхнуло пламя, большей частью стекая вниз снаружи, однако и внутрь залетели брызги, рассыпавшись дымными огоньками по подоконнику и мокрому паркету. К ним тут же засеменили присев, мужчина и женщина и принялись их хлестать мокрыми тряпками. Игорь, видя, что здесь он не нужен, вернулся на первый этаж.
Здесь продолжалась всё та же беготня и суета. А потом как-то резко коридор опустел, все скопились на лестнице. По коридору, и без того тёмному, потянуло дымом, всё сильнее и сильнее. Он густой, тёмной лавиной клубился и бежал под потолком, занимая примерно треть высоты коридора. Словно гигантская анаконда из фильма ужасов, он нёсся от центрального входа, тёк по коридору на лестничный пролёт и устремлялся вверх.
Коридор недалеко от своего торца был перегорожен пластиковой перегородкой с дверью, что бы по ночам закрывать его от проникновения со стороны лестницы. Сейчас дверь была распахнута и из неё текла и текла эта анаконда. Игорь, присев к полу, кашляя и протирая слезящиеся глаза, просеменил к этой двери и, безуспешно вглядываясь в дымную муть, крикнул: «Есть кто живой? Эй, кто нибудь! Отзовись!» Коридор молчал. Всё изрыгая и изрыгая клубы удушающего дыма. Игорь захлопнул дверь, перекрыв дыму путь. Обрубленная этой дверью анаконда, словно гидра, проросла десятком дымных змеек, заструившихся из всевозможных щелей.
На лестничном пролёте, между первым и вторым этажом, сгрудилось человек тридцать. Мужчин и женщин, совсем молодых и не очень. Тут было широкое окно, выходящее во внутренний дворик Дома профсоюзов. Оно словно привязало всех к себе. Никто не хотел уходить. Они кашляли, топтались на ступенях, кто-то звонил близким, кто-то пожарным, громко, на грани истерики, доказывая, что те должны немедленно приехать для спасения людей. В открытоё окно врывался свежий воздух и беспрерывный, давящий гул беснующейся за стенами толпы. Гул этот не просто висел в воздухе, всем на лестнице казалось, что он накрыл Дом профсоюзов, весь город, а может и всю страну, тяжёлым, смрадным и удушающим облаком. Накрыл и давит, давит, проникая не только через уши, но и через всё тело – кожу, поры, даже волосы. Как то само собой получилось, что Игорь стоял в низу этой группы, а Коля в верху, словно авангард и арьергард. Появился откуда-то Валера. Игорь часто его видел в штабной палатке, а ещё чаще в походной церкви. Худой, в очках, с ведром, в котором плескалось немного воды, он переходил от человека к человеку и, со словами: «Смочи лицо, легче дышать будет», он окунал руку в не совсем чистую воду и, словно священник на Крещении, каждого омывал влагой. Игорь, когда получил свою порцию, вдруг схватил с головы форменную кепку и окунул её в ведро.
- Дышать через неё буду, если что, - пояснил он на вопросительный взгляд Валеры. Валера, кивнув, продолжил обход. Проходя мимо окна, он присел ниже подоконника.
Научённые уже опытом, люди не маячили в проёме окна, опасаясь выстрелов. Стояли сбоку и так же, сбоку, осторожно наблюдали за творящимся снаружи.
Снаружи было страшно. Дом профсоюзов в плане был похож на букву «П». Дворик был внутри этой «буквы», окно находилось в левой «подпорке», а снизу «буквы П», от одной «подпорки» к другой шёл невысокий забор. За этим забором, за закрытыми воротами, плотная толпа орала и колыхалась, словно какое- то густое грязное море. А во дворе сновали человек восемь-десять, не больше. «Странно,- подумал Игорь.- Почему толпа не хлынула во двор?! Что ей этот забор?!» Додумать эту мысль он не успел - из окон, находящихся напротив центральной, парадной лестницы, но выходящих во двор, дым, и до этого не слабый, вдруг повалил особенно густо. Из него, с третьего или из четвёртого этажа, Игорю с его места это было не определить, вдруг вывалилось что-то тёмное и длинное и, быстро пролетев вниз, шмякнулось об асфальт. «Человек!» - мысленно ахнув, перехватил дыхание Игорь. За первым быстро-быстро западали ещё тела. Человек семь-восемь выбросились, пока дым не сменился огромными языками пламени. Кто-то летел ногами вперёд, кто-то плашмя падал на асфальт. К ним тут же метнулись сновавшие по дворику правосеки и, с криками «Слава Украине!», принялись проламывать им головы. Игорь увидел как из-под обрезка то ли металлической трубы, то ли арматуры брызнуло кровавым всплеском. Всё произошло так быстро, и было настолько неправильным и противоестественным, что ужас и осознание произошедшего, мысль: «Вот сейчас, прямо на твоих глазах произошло убийство! И не одно убийство, а групповое! И не просто убийство, а ритуальное убийство!»,- всё это пришло к Игорю спустя секунд десять. Игорь оглядел куликовцев. Одни, которым было виден этот ужас, стояли, бледные и поражённые. Другие, которым было не видно, продолжали свои дела. Валера крестился и шевелил губами. Игорь, неожиданно даже для себя, вспомнил молитву и громко, что бы перекрыть этот непрекращающийся и всепроникающий гул, стал молиться: «Господь просвещение моё и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся…» Поймав на себе удивлённые взгляды, он ещё сильнее возвысил голос и почти кричал: «…Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце моё. Аще восстанет на мя брань, на Него аз уповаю!». Дальше как обрубило, забыл. Он три раза тихо произнёс, крестясь: «Господи, прости мне грехи мои. На тебя уповаю».
А потом пришла другая мысль, на удивление ясная и спокойная: «Ну вот, Игорь, пришло и твоё время умирать. Все когда-то умирают, вот и тебе время пришло. До полтинника дотянул, другие и до этого не доживают, так что не ропщи, тебе ещё повезло. Да и умираешь не зазря, не в кровати, не от болячки какой нибудь, а в каком никаком, но бою. Господи, прими душу мою и, если найдётся в рядах воинства Твоего и для меня место, наградой это для меня будет». И так легко ему стало после этого, страх ушёл, пришло спокойствие. Стал, словно скала на пути лавины – остановить, может и не остановит, но и лавина ему ничего не сделает. Нет, пульс не вернулся к нормальным шестидесяти в минуту, и адреналин продолжал выбрасываться в кровь надпочечниками (или кто там, внутри, отвечает за его производство?) литрами, но ушёл животный ужас. Остался только страх боли. Примерно как при визите к стоматологу – надо немного потерпеть, и потом станет легче. А ещё пришло понимание, что надо срочно, пока есть возможность сделать очень важное дело. Он суетливо зашарил по карманам, ища телефон.
- Сева, слушай внимательно и не перебивай меня, - заговорил он, плотно прижав телефон к уху и второй ладошкой закрыв его от окружающего шума, - Я сейчас на Куликовом поле, если со мной что-то случится, передай моим детям, что я их люблю и прощаю. Ты понял меня? Обязательно передай им, что я их люблю! И прощаю!
-Игорь, дурак, что ты там делаешь?! Я на даче, в Сычавке, тут такое передают!- голос Севы, хорошо слышимый, звучал, словно из другого мира,- Уходи оттуда, Игорь! Пробирайся ко мне в офис, там запрячься. Уходи оттуда!
-Сева, не ори! – Игорь от досады, что тратятся драгоценные секунды, даже ногой притопнул, - Молчи и слушай меня! Просто запомни – если меня не станет, ты передашь моим детям, что я их люблю и прощаю. Запомнил? Обещаешь?
-Да, понял. Обещаю, - Сева сменил крик на спокойный голос.
-Это им очень нужно будет. Потом.
-Хорошо, сделаю. Если ты не объявишься, я им скажу, что ты их простил. Так?
-Так. И люблю. Пока.
-Пока. Но лучше ты им сам всё скажи.
-Как Бог даст. Пока,- отключился Игорь.
- Лисёнок, я тебя люблю, - второй звонок был абоненту «Таня».
- И я тебя, - её голос был сонный и такой тёплый и мирный, какой, казалось, уже невозможен на этой планете. От её голоса и от её «и я…», у Игоря сама собой расцвела улыбка на лице.
- Ты самое светлое в моей жизни, Таня, - главное он сказал, а всё остальное было не важно, - Всё. Пока.
А маме он решил вообще не звонить, что бы не нервировать.
Покончив с важными делами, он, словно вынырнув из приятной, тихой и безопасной виртуальности, осмотрелся вокруг. Изменений почти не было. Коля ушёл куда наверх по лестнице, трупы во дворе уже утащили, языки пламени всё ещё рвались через окна в небо, зато за воротами дворика толпа не пускала приехавших, наконец-то, МЧСников. Красномордый «Зил» окружили орущие правосеки, они размахивали дубинами, выплясывали перед радиатором, не давая возможности пожарным подъехать к Дому профсоюзов.
Коля что-то долго не возвращался, Игорь начал волноваться за него и решил подняться, узнать за каким чёртом тот ушёл. На лестнице было полутемно из-за дыма, да и свет давно уже был отключён во всём здании. Игорь почти поднялся уже на третий или четвёртый этаж, как навстречу ему вышли двое парней. Молодые, одному около тридцати, другой лет двадцати двух-трёх, с деревянными палками в руках, они ничем не отличались от куликовцев. Игорь и принял их за куликовцев, а кого ещё тут можно ожидать?! Он спокойно подымался к ним, ничего не опасаясь, как вдруг тот, что постарше, встал в позу забияки из сельского клуба, широко расставив ноги, помахивая дубинкой и делая лёгкие поступательные движения тазом, произнёс Игорю:
- Ну что, пи…рас! Иди сюда!
Видать не очень он хотел, что бы Игорь подходил, промолчал бы, тот и так подошёл бы. Игорь, словно на стенку наткнувшись, резко остановился, лихорадочно соображая, что же делать.
- Мужики! Тревога! Правосеки сверху!- он решил, что первым делом надо своих предупредить, развернулся и стал быстро, почти бегом, спускаться обратно. Навстречу ему, в помощь метнулись двое – худой, побитый жизнью мужичок лет за пятьдесят и полноватый парень в белой рубашке. Метнуться то метнулись, но, встретившись с Игорем на лестнице, развернулись и уже все вместе, дружно побежали вниз. Сверху раздался треск пистолетного выстрела и у мужичка, усердно помогавшего драпать чуть впереди и слева от Игоря, вдруг ноги ушли вперёд, а сам он осел на ступени. Игорь не раздумывая, на рефлексах, подхватил его под руку и потащил. Парень схватил его с другой стороны и так, словно подвыпившего дружка, они потащили его, то ли раненого, то ли мёртвого, вниз, стараясь, что бы их и преследователей разделяло чуть больше, чем один пролёт. Всё произошло так быстро, что Игорю даже почудилось, что мужичок упал за мгновение до выстрела. Однако куда тут убежишь?!
Вкинув мужичка в сгрудившуюся толпу, Игорь развернулся к преследователям, лихорадочно соображая как быть? Сверху идут убивать, и тут никаких сомнений быть не может! Тут женщины. И мужиков, хотя и немало, но все растеряны, безоружны и неорганизованны. Те, сверху, вроде и не особо торопятся, видать сами тоже боятся, но быстро сообразят, что к чему и устроят здесь бойню, благо свидетелей нет, стреляй как в тире. Надо их остановить, но как?! Не с дубинкой же или сапёрной лопатой на пистолет бросаться?! Сапёрка!!! Это шанс. Игорь отстегнул застёжку чехла и взял сапёрку за округлый кончик рукоятки, потряхивая ею, словно смахивая с неё капли. Наверху как раз появились правосеки. Они приостановились на лестнице и, свешивая на мгновения головы через перила и тут же пряча их, оценивали ситуацию. Один, очень молодой, а потому, наверное, и самый смелый или глупый, вышел в открытую на площадку, что-то крича про колорадов и Путина. Игорь не слушал его крики, он несколько раз глубоко вздохнул, решаясь. Тяжело это было, убивать человека. Непонятный страх, словно выжимая из мочалки влагу, сжал за рёбрами и сердце, и лёгкие, и весь ливер, выжимая из тела дух. Игорь произнёс про себя: «Боже, прости грех мой, который я сейчас совершу» и, отодвинув стоящую сзади женщину, метнул лопатку по дуге в правосека. Мелькнув в дымных сумерках зелёным держачком, сапёрка ткнулась в живот и тут же зазвенела на ступенях. Тупая и это хорошо, наверное. Сверху раздался жуткий вой и всех правосеков как ветром сдуло. Игорь, присев, поднялся на несколько ступеней и зашарил по камню в поисках своего оружия. Однако темнота и то, что приходилось всё время, вывернув шею, смотреть на верх, на врагов, не дали ему это сделать. Сверху что-то прилетело и, стукнув по перилам, ушло вниз, в щель между пролётами. «Граната?! Нет?!»- мелькнула мысль. Однако это был камень. За ним застучали ещё камни, целили явно в Игоря, хотя он кидающих не видел в темноте. «Хрен с ней, с лопатой, ещё по кумполу получу!» - подумал Игорь, юркая под спасительное укрытие лестницы и своей толпы.
Здесь, среди суеты и в темноте, его манёвров, кажется, никто не заметил. Всё внимание было приковано к окну. Вернее к тому, что творилось за этим окном. Там пожарные, наконец-то пробились во двор и возились с лестницами и шлангами. Правосеки юркали между ними, изображая помощь и мешая по мере сил. Кто-то из куликовцев крикнул им: «Выпустите женщин! Здесь женщины, выпустите женщин!». Эта, такая простая и очевидная мысль, не приходила до сих пор в головы людей, на чьих глазах только что убивали других, таких же как они. Отчаявшиеся и испуганные, заглянувшие во тьму, они вдруг почувствовали дыхание надежды. И дружно, на разные голоса подхватили этот призыв: «Выпустите женщин!».
Игорь их надежд не разделял. Он, увидев Мишу, стал пробираться к нему, на ходу незаметно в толпе расстегнув ремень и сбросив с него на пол чехол от лопатки. Лишняя улика не нужна.
-Ну шо, Миш? Здесь помирать будем? – глядя в растерянное лицо друга, спросил Игорь,- Нам туда нельзя. Забьют как мамонтов.
Миша ничего не ответил, глядел в сторону окна. Там началось движение. МЧСник в брезентовой робе прилаживал алюминиевую лестницу к их окну. Тройка правосеков суетились около него, крича в окно: «Женщины пусть спускаются!». Первая женщина уже сидела на подоконнике, ловя ногами елозящую стремянку и не слыша злых окриков пожарного. Наконец лестница была установлена и женщины, одна за другой, стали спускаться, все как одна совершая в оконном проёме неловкий разворот, что бы двигаться вперёд задом. Мимо Игоря протиснулась какая-то симпатичная молодка лет тридцати, в яркой куртке и с армейской металлической каской на голове. И где только её нашла?!
- Оставь каску здесь, дура,- смахнул шлем с её головы Игорь,- Там тебе за неё настучат по бестолковке.
Скользнув по Игорю непонимающим взглядом, она умостилась на подоконник и перекинула через него ноги, кажется, даже и не заметив потерю головного убора. Не успела последняя из женщин, та самая молоденькая девчушка, что набирала в туалете воду, спуститься даже на середину лестницы, как за ней полезли и мужики. Они ловко и быстро перемахивали через подоконник, сбегали вниз и грудились кучкой у самой лестницы. Ошалевший Игорь смотрел, как быстро самая ударная сила их небольшого отряда перетекает из здания на асфальт двора. И вот, когда и Миша, поправив голубой берет на затылке, полез в окно, Игорь, ещё минуты назад уверенный, что здесь, на этой тёмной, задымлённой лестнице будет конец его жизненного пути, дал слабину и тоже полез в низ. Держа в одной руке дубинку, в другой каску, он влился в кучку своих. Женщин здесь уже не было, куда они делись, Игорь даже и не увидел. Мужчины столпились в углу двора, прижимаясь к стенам здания.
К ним кинулась тройка правосеков, молодых совсем пацанов. Размахивая дубинками и что-то крича, они, бросились на куликовцев. Однако стоило Игорю только обозначить движение дубинкой им навстречу, как они резко остановились метрах в трёх. На помощь этой тройки уже бежали другие, они, обогнув припаркованные во дворе машины, заходили чуть сбоку. Куликовцы, как загнанные волки, плотнее сбились в кучу и ощетинились дубинками. У Игоря даже рот оскалился в каком-то диком, первобытном порыве. Правосеки взяли их в плотное кольцо, однако нападать не решались, прыгая, крича и тыкая на расстоянии дубинками.
«Суки трусливые! Только как гиены, толпой загрызть, и что бы без обратки», - мелькнула у Игоря мысль. Из-за его плеча, отодвинув его чуть в сторону, выскочил какой-то длинный парень с огнетушителем, сделал пару шагов в направлении правосеков и пустил одному из них струю в лицо. И тут же нырнул обратно. Однако выхода у куликовцев не было. Зажатые в углу двора, они имели только один путь – сквозь ярящуюся толпу, всё так же беснующуюся вокруг Дома профсоюзов. Пробиться с боем не было никаких шансов. Ни одного! Не древнеримские легионеры они, и даже не футбольные ультрасы. Простые мужики, сведённые здесь судьбой, они не имели ни боевых навыков, ни слаженности. Они даже не знакомы были друг с другом.
К ним вплотную подошёл лидер правосеков, Игорь, ещё когда добивали выпадавших из окна, заметил, что он старший, его явно слушались. В бронежилете поверх камуфляжа, лет немного за сорок, очень коротко стриженный, он какое-то недолгое время бегал холодным, оценивающим взглядом по куликовцам, словно решая для себя какую-то задачу. Так хищник хладнокровно и без капли ненависти выбирает как ему сподручнее напасть на стадо бизонов, ощетинившееся рогами, с кого начать. Приняв решение, он подошёл к Мише.
- Я тоже десантник, - кивая на Мишин голубой берет, сказал он, - Что ж ты позоришь десантные войска?
-Я…?!- Миша от такого наглого и брехливого вопроса растерянно завис
Правосек бросил через плечо короткий, приглашающий взгляд на своих подельников. Те вмиг приблизились к не сопротивлявшимся куликовцам, обманчиво увидевшим во вдруг возникшем диалоге надежду на человечность врагов. Но зря они врагов мерили по себе. В несколько секунд правосеки отобрали у всех дубинки, у Игоря выдрали из рук и каску. И посыпались удары! Для начала со всех сбили головные уборы. Игорь, никогда не носивший шапки, даже из-за этого все зимние куртки выбирал с капюшоном, что бы в особо лютые холода прикрывать всё таки мозги от переохлаждения, вдруг воспылал необъяснимой жаждой покрыть голову. Он поднял улетевшую от подзатыльника под ноги кепку и водрузил её на место. Наверное правы были всё таки предки, когда считали, что любой, уважающий себя человек, должен на людях иметь покрытую голову. Что-то в этом было. Очевидно и правосеки это понимали на каком-то инстинктивном уровне, потому так дружно и не сговариваясь они сбили с голов шапки. Покончив с этим, они принялись избивать уже серьёзно. Посыпались удары битами и дубинками. Со всего размаху, без всякой жалости и опасения убить, даже с явным желанием убивать! Куликовцев ударами сбили в подобие строя, к каждому пристроился один или два «контролёра». И так под крики: «Ну что, помог тебе Путин?!»; «Пид…асы путинские, теперь под нарами кукарекать будете!», осыпая ударами и пинками, их погнали к воротам. У Игоря опять сбили кепку, он умудрился поднять её из лужи, мокрую и грязную упрямо водрузил на голову. В нём вообще подымалось какое-то остервенение и упрямство. И острое сожаление, что так легко отдал дубинку, что нет с ним сапёрки, что не расколол пополам холодно-равнодушную морду главного правосека, ведь так близко был. В третий раз кепка улетела уже безвозвратно. Игорю прилетело несколько чувствительных ударов по голове, но крови вроде бы не было и боли не было тоже. Зато у других кровь уже проявилась. У Миши капало с губы, у парня впереди заливало глаза, он всё время смахивал рукой густые капли. Справа и слева, впереди и сзади постоянно мелькали взмахи дубинок, хлопцы словно зерно молотили. И всё это под непрекращающийся жуткий, нечеловеческий вой толпы. Игорь почти не видел лиц, взгляд никак не мог остановиться на ком-то одном, а если и вычленял кого-то, то внимание тут же отвлекалось на другое. От ворот, двумя шеренгами, менты выстроили щитами алюминиевый коридор, уходящий куда то в глубь этого беснующегося человеческого моря. Какой-то молодой куликовец в белой рубашке, вдруг упал на четвереньки и, по детски завывая и всхлипывая, быстро-быстро перебирая всеми конечностями, попытался нырнуть под милицейские щиты. Зверь-толпа радостно взвыла. По белой спине замолотили с утроенной силой, по ту сторону щитов тоже забурлило и замелькали дубинки. Молоденькие менты испуганно смотрели в щёлки между краем щита и беретами, не предпринимая ни малейшей попытки помочь человеку, отчаянно бросившемуся под их защиту. Избитого и окровавленного куликовца, радостно улюлюкая, выволокли за ноги и бросили обратно в строй.
- На колени!- проорал кто-то из правосеков, - На колени,суки!
«На колени! На колени их!» - радостно подхватила толпа на разные голоса.
Игорь снова понял, что сейчас умрёт. Там, в здании не умер, но здесь уж точно умрёт. Он не сможет стать на колени и теперь его забьют.
- Я на колени не стану, - тихо сказал он. «Ну как я стану перед ними на колени?! А вдруг сын увидит, как я стою на коленях! Нет уж, хрен им!» - мысли бежали быстро, как сайгаки, расстреливаемые в степи из вертолёта. И так же, как сайгаки, мысли скакили и шарахались в сторону. Ясно представился хруст собственных костей, ломающихся от удара бейсбольной битой по лицу. Было дико страшно. Страшно невыносимой боли и ещё страшнее от представившейся беспомощности и никому не нужности калеки.
- На колени! – проорал Игорю в лицо контролировавший его правосек, мужичок лет сорока пяти.
- Я на колени не стану, - упрямо повторил Игорь, глядя ему в глаза.
Таки упрямство было сильнее страха. Что уж там увидел правосек во взгляде Игоря - упрямство или ещё что другое, неизвестно. А может был не такой безбашенный, как молодые его соратники. Только он схватил Игоря за руку чуть выше локтя и, сделав ногой подсечку, повалил боком на мокрый асфальт. Это наверное спасло от унижения и других куликовцев, потому что и всех остальных повалили, усадив таким образом в лужу, натёкшую из перерезанных пожарных шлангов. И вновь принялись избивать. С диким упоением и с такой же дикой жестокостью. Им было тесно в этом узком коридоре, они мешали друг другу, не каждый мог вложить в удар всю силу, но хотя бы тычком, протянув руку, ткнуть поверженного врага и с довольной улыбкой, словно не пакость он совершил сейчас, а к святыне причастился, отойти в сторону. Наверное так эта сила, что вырвалась из преисподней и чёрным смерчем воющая сегодня над Одессой, причащала своих новых и старых адептов к тёмной, мутной своей лжесвятыне. Игорю обожгло резкой болью правый бок. «Ножом пырнули, суки!» - подумалось в первую секунду. Но это был не нож, это был электрошокер. Его хозяин, втягивал руку и выглядывал из-за плеча мешающего ему правосека, довольно улыбаясь и заглядывая в лицо Игорю, словно спрашивая: «Ну как я тебе?»
«Пидор бесноватый, как и все вы тут»- мысленно ответил Игорь, сплёвывая в сторону.
Игорь, что бы хоть как-то прикрыть голову от удара, но и что бы не привлекать к этому внимания, не переставая, ерошил себе волосы на голове. Но это не помогло. Какой-то правосек лет тридцати, словно резвящийся на футбольном поле переросток, умудрился воспользоваться секундным просветом в толпе и с короткого разбега врезал Игорю берцем в лицо, словно пенальти ударил. Под левым глазом ослепительно треснуло и запульсировало тупой болью. Тёплое закапало на ноги и потекло за воротник на грудь.
«Треснула бестолковка. Достали таки, твари!»- с тоской подумал Игорь, закрывая ладонью рану.
Толпа продолжала бесноваться и неистовать. Кто-то бил, кто-то снимал и радостно комментировал, были и парочки студенческого возраста, девушки восторженно подпрыгивали и взвизгивали при особо удачных моментах. К совсем молодому куликовцу, подскочил худощавый правосек лет тридцати пяти, с рюкзачком за плечами и начал орать, нагоняя жути: «Я узнал тебя! Это ты моего друга на Греческой застрелил!»
Правосек быстрым движением извлёк откуда-то горсть разноцветных патронов в пластиковых гильзах и принялся запихивать их в карман сидящего.
-Дяденька, это не я! Меня там не было, дяденька! Не я это! - парнишка, от ужаса уже теряющий соображение, отпихивал эти патроны от себя и пытался убедить врага в том, что тот и сам прекрасно знал.
Но были среди этого кипения ненависти и жестокости и нормальные люди. Какие-то мужчина и женщина, уворачиваясь от мелькающих дубинок и бормоча всем: «Мы медики. Пропустите, мы медики» пытались хоть как-то помочь истязаемым. Они доставали из сумок бинты, прикладывали к ранам, перевязывали. Но только они оставляли одного раненого и переходили к другому, как только что перебинтованный опять принимал удары на свою бедовую голову. У Игоря перед глазами мелькнула бита, слева раздался глухой стук. Парень, сидящий рядом с ним, от удара по лбу откинулся на спину и уставился остановившимся взглядом в тёмное небо. Его голова лежала рядом с бедром Игоря, волосы намокали от воды, а глаза смотрели в небо, словно не здесь, а там было самое-самое интересное. Парня схватили за ноги и поволокли куда-то в сторону, а он всё также не отводил взгляда от чего-то, ему одному видимому в вышине.
- Надо проверить у них документы, - подал кто-то из толпы мысль.
- Щас посмотрим, откуда ты, - Игорев «конвоир» выхватил из его нагрудного кармана пачку документов – паспорт, водительские права, техпаспорт на машину, - Откуда ты?
- Из Одессы, - угрюмо ответил Игорь.
- Щас проверим, из какой ты Адэсы, - листал паспорт правосек, ища страничку с пропиской, - Раздельная…. Где это- Раздельная?
- Райцентр это, в Одесской области. Проверил? Верни документы.
- Они тебе больше не понадобятся, - по хозяйски пряча документы, ухмыльнулся правосек.
Игорь с досадой отвернулся.
- Гимн! Пойте гимн Украины! – пронеслось над толпой очередное гениальное решение.
Куликовцы молчали в ответ и правосеки принялись пинать их ногами в рёбра, требуя исполнения гимна.
- Ще не вмерла Украина…. – робко и тихо затянул молоденький парнишка, отбивавшийся от липовых патронов.
-…и слава и воля…. – тихим протяжными голосами подхватило ещё несколько.
«А вот х**й вам на воротник, шоб шею не натёрло! Не буду петь! - упрямство вновь поднялось в Игоре и он тихо зашептал, шевеля губами: - Отче наш, сущий на небеси…»
- Душу й тило мы положим… - некоторые из правосеков присоединились к хору побитых, прижав по последней моде, кулаки к сердцу и закатив в экстазе глаза к небу.
«Прости их Господи, придурков, не ведают, что творят, - мелькнула у Игоря мысль, - Души свои заложили, идиоты!»
Из-за спин правосеков протиснулся, решительно раздвигая их, милицейский майор. Невысокий, плотный, очень подвижный, в чёрном шарообразном шлеме, с пышными чёрными усам, словно большой чёрный шарик ртути, он решительно стал выхватывать поверженных куликовцев из кучи и направлять их себе за спину.
- Грузимся! Быстро все грузимся! – майор пресёк ещё не высказанные возражения правосеков, пока те не сообразили, что теряют свою добычу, - В машину все!
За его спиной стоял ЗИЛ-автозак.
Это было спасение! Игорь перестал изображать умирающего лебедя, резво вскочил на ноги, движением плеча оттолкнул «конвоира», в три шага оказался возле дверей с решёточкой и погрузился.
«Вот уж никогда бы не подумал, что с такой прытью сам в автозак запрыгивать буду!» - подумал он, втискиваясь в плотно набиваемые и хорошенько избитые тела соратников.
Правосек с рюкзачком всё не успокаивался, словно гиена на раненное животное, кидался паренька, пытаясь всучить ему свои патроны. Паренёк истерично кричал, в дверях машины упал и вполз в автозак спиной вперёд и на заднице, но благополучно отбился от такой наглой фальсификации улик.
А с высоты, с крыши, доносился голос Маратовича. Усиленный мегафоном, он звучал как глас с небес, перекрывая сатанинский гул толпы: «Фашисты! Победа будет за нами! Да здравствует Новороссия! Кирдык вам будет, твари!»
ПЗРК* - переносной зенитно-ракетный комплекс
Артём Давидченко* - младший брат Антона Давидченко, активиста движения «Куликово поле», на момент описываемых событий находящегося под арестом СБУ
Ауто-да-фе* - букв. Акт веры. В Средние века в Испании и Португалии торжественная религиозная церемония, сопровождавшаяся сожжением еретиков на костре.
Глава 6.
Уже совсем другое 2 мая.
Малиновский РОВД* встретил их радушнее, чем тёща встречает нелюбимого зятя. Блинами, конечно, не угощали, но и по камерам не распихивали. Дежурный, узнав, что привезли защитников Дома профсоюзов, а не нападавших, тут же распорядился, что бы они размещались в коридоре. Сам предложил избитым, окровавленным куликовцам смыть кровь в туалетной комнате.
Куликовцы, кряхтя и постанывая, по очереди плескались у единственного умывальника, пачкая белоснежный кафель то ярко-красными каплями, то розовыми разводами. Ожидающие своей очереди к омовению и уже помывшиеся, уселись на скамьях. А кому не хватило места, подпирали плечами стены коридора. Не было ни одного без ран и все были грязными и мокрыми. И у всех раны были на голове, только один мужичок, кажется тот, которого подстрелили из пистолета на лестнице, был ранен в ногу. У Игоря постоянно кровоточила рана под глазом. Не помогло ни промывание, ни бинт, предусмотрительно положенный Игорем в карман накануне. Промывая рану, Игорь с удивлёнием и радостью убедился, что кость цела.
Менты смотрели на них внешне с профессиональным спокойствием, но временами проскакивало в их взглядах и сочувствие и какое-то удивление и даже, кажется, вина.
Игорь, отойдя в уголок коридора, достал из кармана телефон, соображая, кого из своих друзей просить о помощи. Колебался не долго. На первое место выступала надёжность, а надёжнее Кирилловича не было. И плевать, что у него нет машины, лишь бы не в катакомбах сейчас бродил, старый подземельник.
Приехала вызванная дежурным скорая помощь. Врачи, расположившись в предбаннике, быстро всех осмотрели, перебинтовали, кому-то укол сделали, вызвали по своей, медицинской связи подмогу, заявили, что забирают с собой, кого смогут. Милиция не возражала и медицина укатила, забрав с собой человек пять. Не прошло и десяти минут, как приехала следующая бригада медиков. Эти тоже, осмотрев болезных, забрали с собой партию. Хотели и Мишу забрать, даже настаивали, утверждая, что у того проломлена голова. Но Миша, поймав отрицательный знак Игоря, напрочь отказался.
Кириллыч ввалился вместе с третьей бригадой медиков. Лет около шестидесяти, невысокий, в старомодных роговых очках, с пышными усами и такой же растительностью, обрамляющей умную лысину, – классический тип профессора, хоть в мультик вставляй, хоть на конгресс учёных посылай.
-Игорь, меня Лика привезла. Я ей позвонил, она сразу же прилетела. В машине ждёт, -Кирилловича ужасный вид Игоря не смутил.
- Нужна одежда гражданская, - пожимая руку и указывая на Мишу, сказал Игорь. – Для меня и для вон того мальчика.
Мальчик, под центнер весом, впервые улыбнулся, сверкнув металлическими зубами.
- Так шо ж ты мне не сказал за одежду?!- Кириллович удивлённо развёл руки, - Я бы с дому захватил. А так вот только рубашку с себя сниму
- Не сообразил вовремя, Кириллыч. Видать по бестолковке хорошо треснули - бросил Игорь через плечо и пошёл к сержанту, стоящему у входных дверей, - Сержант, выпусти нас, двоих? За нами друзья приехали, машина рядом стоит. Заберут, никто не увидит.
-Увидят, - сержант сочувственно глянул на Игоря, - Они возле райотдела с видеокамерой крутятся, снимают всех входящих-выходящих. Я вам, мужики, советую уезжать со скорой. Там вы из больнички уйдёте себе, а кто тут останется – тот останется.
В этом что-то было, поэтому, когда врач крикнул: «Кому ещё нужна госпитализация?», Игорь быстро среагировал: «Нам! Нам нужна», и потащил Мишу к нему. А через час, после всяческих медицинских процедур и медицинской бюрократии, с торчащим под глазом ёршиком из хирургических ниток от наложенных швов, прячась в темноте, они с Мишей вышли из ворот военного госпиталя и юркнули в красный, хорошо знакомый Игорю ниссанчик.
-Привет. Жуть! - Лика изучающе осмотрела Игоря, - Куда едем?
- К Куликовому полю.
- Как к Куликовому?! – Лика искренне удивилась.
- Выруливай на Французский бульвар, потом свернёшь на Пантелеймоновскую и по Канатной проедем мимо Куликовки.
- Я знаю как ехать, - Лика уже завела машину и поворачивала на бульвар,- Я не понимаю зачем туда ехать?!
- Посмотрим, шо там. И машину мою заберём.
Куликово поле было слабо освещено какими-то перемещающимися огнями. Фонари не горели, двигались какие-то люди. И даже на фоне этой темноты, Дом профсоюзов был чёрным. И мёртвым. Он зиял закопчёнными квадратами окон, словно выжженными глазницами и молча кричал: «Люди! Что же вы наделали, люди?» Гула, этого адского, сатанинского гула, уже не было. Зато в воздухе, чёрный и безмолвный витал дух смерти. Он был настолько ощутим и материален, что в машине все замолкли, словно он заглянул сквозь стекло вовнутрь.
Серебристая «ДЭУ-Сенс» спокойно, словно конь, оставленный в уютной конюшне, стояла там, где её поставил накануне Игорь. Открывал он её с таким чувством, словно не сутки прошли, а годы.
«Интересно, кто бы её вскрывал и через какое время, если бы?….» - подумал Игорь, поворачивая ключ в замке зажигания. И вот только сейчас, после этого привычного, доведённого до рефлекса движения, он осознал, что остался жив! Накатила такая слабость, что он не мог даже рук на руле удержать. Он откинулся в кресле, судорожно, со всхлипываниями дыша. Отпустило минуты через три, благо было объяснение друзьям, ожидающим его в Ликином ниссанчике – машину прогревал. И всё равно, что бы управлять автомобилем, Игорю пришлось выйти и, сделав вид, что проверяет колёса, подвигать руками и ногами, разгоняя кровь по телу.
Холостятская квартира Кириллыча была недалеко, в нескольких кварталах. Игорь не раз здесь бывал, они частенько устраивали дружеские попойки, да и ночевать иногда оставался.
-Доставай стаканы. Твоё, с последнего «заседания» осталось, - Кириллыч достал из холодильника двухлитровую баклагу с каберне. Он не любил слово пьянка, предпочитая маскировать его под «заседание».
Игорь привычно достал из старого буфета четыре гранённых стакана и посмотрел на Лику. Лика, невысокая стройная и рыжеволосая, была другом. Она любила одесские катакомбы и любила путешествовать. Игорь и познакомился с ней здесь, в этой квартире, на одном из заседаний. Она была незамужней и была у них какая-то симпатия друг к другу, но… Не получилось. Но друзьями они остались.
-Половинку, - ответила Лика на безмолвный вопрос Игоря.
Мише он налил ещё меньше, зная, что он совсем не пьёт, а себе и Кириллычу традиционно по полному.
-За погибших.
Все выпили не чокаясь.
- Шо дальше делать будете? – Кириллыч посмотрел на Игоря и Мишу, - Квартира в вашем распоряжении, можете жить хоть ночь, хоть месяц. Сколько надо столько и живите.
- Спасибо, Кириллыч, но мы поедем, - Игорь осторожно потрогал нитки под глазом, - часика в четыре утра поедем, думаю, самое безопасное время, чтобы выехать из города.
- Куда ты поедешь, Игорь?! - Лика возмущённо вскинула носик,- Ты что, не понимаешь, что тебе нельзя ехать?! Без документов, побитый….
-Лика, выехать можно только сегодня. Пока менты в шоке от сегодняшнего и стянуты к центру города, а правосеки победу празднуют. Сегодня ещё есть шанс проскочить. Завтра уже не будет.
- Нельзя вам ехать!- Лика не сдавалась,- Ты же не совсем здраво ситуацию оцениваешь, Игорь!
- Лика, не переживай ты так. Ехать буду потихоньку, аккуратно, ни на капельку не нарушая правил…,В такой бойне живые остались, а гаишников испугаемся, что ли?! Прскочим!
- Тогда так…- Кириллович поправил очки и внимательно вгляделся в лица Игоря и Миши, - Если решили ехать, то ехать надо сейчас, не дожидаясь четырёх часов. У тебя, Игорь, через пару часов отходняк начнётся, тебе к этому времени уже до дома добраться надо бы.
- Да, вы правы наверное, Кириллыч, - Игорь опять потрогал нитки под глазом, - Тогда чайку крепкого на дорожку попьём и с Богом.
Крутя баранку, Игорь чувствовал себя сжатой пружиной. Из города ещё надо было суметь выехать. Правосеки могли как расслабиться на радостях от победы, так и наоборот – усилить бдительность на блокпостах, вылавливая уцелевших.Миша сидел рядом, сопя и вздыхая.
- Миша, слушай сюда. Если гаишники будут останавливать, останавливаемся и всё говорим, как есть. Думаю, отпустят. А если эти твари, то я рву не останавливаясь. Если же всё таки остановят, то будем пи**ится. У меня под сиденьем лопатка сапёрная. Моя, заточенная,- Игорь нащупал рукой деревянную рукоятку, проверяя как она лежит и хорошо ли выходит,- Без всяких танцев-реверансев, бьём сразу на поражение. А там как Бог рассудит.
-Хорошо, брат. Только у тебя лопатка, а у меня ничего нет.
-Открой бардачок, возьми там нож. Хотя и кухонный, но хоть шо нибудь. И щас вон под тем кустиком остановимся, в багажнике монтировочку ещё возьмёшь. Да и отлить не мешало бы, а то ещё уссымся во время боя и ссыкунами войдём в историю.
Однако блокпост проехали без приключений. Два дежурящих на нём правосека, оба толстые и с арафатками на шее, остановили малюсенький микроавтобус и чуть не по пояс скрылись в его чреве. По ехавшему следом автомобилю они только скользнули взглядом, благо светившие им в глаза фары не давали рассмотреть побитые и перебинтованные лица друзей.
После этого блокпоста препятствий больше не предвиделось ни до Мишиного села, ни до Игорева завода. Ехали молча, даже благополучный проезд блокпоста никто из них ни звуком не прокомментировал. Давила горечь. Горечь, обида и ярость. Но сил проявлять хоть какие-то эмоции не было. Совсем! Всё это жгло, бурлило, не отпускало ни на мгновение. А наружу не то, что не вырывалось криком, матом или ещё чем ни будь бурным, а даже мимикой, малейшим движением губ или бровей не проявлялось. Как вулкан. На склонах растёт трава и деревья колышутся, и никто, ни люди, ни птицы. Ни животные не подозревают, что в глубине недр варится взрыв.
Высадив Мишу, Игорь ещё час рулил по просёлочным ухабам и наконец, на последних силах въехал в ворота завода. Часы показывали 4-37. Охранник, закрыв за ним ворота, подошёл, радостно улыбаясь к машине. Но улыбка, словно вода с окна, стекла с его лица, лишь только он увидел Игоря.
- Всё нормально, Михалыч, - Игорь, хлопнув дверцей автомобиля, не оглядываясь, пошёл к себе.
- Владимирович, вы там были?
-Потом, Михалыч. Всё потом.
Хотелось только одного – добраться до постели, упасть и выключиться. Уже раздеваясь, Игорь ткнул пальцем в кнопку «Пуск» оставленного на столе ноутбука.
Среди голубеньких рамочек «Вконтакте» мигало сообщение от Артёма Н:
«Папа, как ты? Что там у вас на Куликовом поле произошло?»
«Господи! Только ради одного этого стоило там быть. Спасибо тебе, Господи, за награду» - с этой мыслью Игорь уснул.
РОВД* - районный отдел внутренних дел
Глава 7.
10 июня.
Люди говорят, что на сороковой день журавли вновь кружили над Куликовым полем.
Оценил 1 человек
1 кармы