Напутствие матери (из цикла "Комната с тараканами")

     Напутствие матери.

Люба, соседка по коммуналке, где я имел честь снимать комнату, постучалась ко мне. Когда я открыл, то поразился ее всклокоченному виду.

- Что случилось, - спросил я.

- У тебя водка есть? - придушенно спросила она.

Я немного удивился, потому что Люба была женщиной набожной, в пьянке незамеченной. Впрочем, в России все, включая алкоголизм, лечится водкой. Надо человеку? Значит надо.

Порывшись в холодильнике я выудил початую Смирновки и вручил соседке. От дальнейшего у меня отвисла челюсть. Люба, как заправской алкаш, открыла пузырь и в «позе горниста» не слабо так отхлебнула. После принялась полоскать рот. Натужно и сильно, как делают дети. Миллиард вопросов промелькнули в моей голове. Версии громоздились одна на одну: от нападения инопланетян, до одержимости лично его величеством Веельзевулом. Наконец в этом хороводе мелькнуло нечто здравое, что можно было озвучить:

- Люба, у тебя если зубы болят, - сочувственно сказал я — у меня есть кетанов. Да и знакомый стоматолог хороший.

Соседка повертела головой, и не найдя куда, сплюнула водку на пол коридора. Который сама, между прочим, сегодня драила. После чего припала к спиритусу вновь, повторяя яростное полоскание. Точно Веельзевул, на крайний случай, Аббаддон, решил я.

Часть водки, ясное дело, впиталась и непривычная Люба пьянела на глазах. Взяв ее под руку, я провел женщину в комнату и усадил в кресло. Конечно, я сгорал от любопытства, но решил подождать с допросом третьей степени. И точно, плевать в комнате соседка не решилась и проглотила водку.

Разомлевшая женщина заплакала и принялась рассказывать.

- Пашка мой, оболтус, - горестно всхлипывала она — совсем от рук отбился, слыхал небось?

Сын подросток у матери одиночки. В общем ничего странного в их ругани я не видел, да и в сравнении с соседом-алкашом, они вели себя достаточно прилично. Для коммуналки, разумеется. Прислушиваться к чужим разговорам я не привык. Ну решают свои дела, так пусть и решают.

Пашка, в общем, был нормальным пацаном. С странной и немного женственной прической, но это дань моде, так что я давно не обращал на это внимания. Уж давно не молодогвардейцы примеры для подражания у юношества. Не косит под негра-репера и уже достижение. Ну покуривал пацан, мамке дерзил, ничего необычного. Безотцовщина она такая. Перерастет, думал я, в ум войдет.

И тут у Паши завелась девочка. Не знаю чем сия барышня умудрилась так настроить против себя потенциальную свекровь, но Ксюшу Люба попросту ненавидела. Девчушка была, что называется, из неблагополучной семьи. Ну так и Паша явно не сын герцога Орлеанского. Плюс-минус лапоть, одного социального уровня.

Работала Люба по-ночам в круглосуточном магазине для богачей. Это когда все стоит минимум в четыре раза дороже и вменяемые люди, или как их называли сами богачи, нищеброды, в такие шарашки не заходили. Магазин-то может и для богачей, а вот зарплаты там были нищенские, оттого жуткая текучка. Люба волей не волей, была вынуждена брать подработки в добровольно-принудительном порядке. Впрочем, с зарплатой в тридцать тысяч в Питере не разгуляешься и любая лишняя копейка нужна как воздух.

Отправилась Люба на смену, о чем сообщила отпрыску, чем немало его обрадовала. Радостно скорчив скорбную физиономию, Пашка проводил маму и тут же вызвал домой свою пассию, для понятно какого дела. Проворачивал он подобное не единожды, но остальные соседи были мужиками и из мужской солидарности не сливали юных влюбленных Любе.

В магазин приехала проверка, а большая часть ночного персонала работала нелегально и Люба через два часа вернулась домой, застав эпическую картину. Сначала она не поняла, почему голые ноги наглой Ксении гордо торчат над диваном, а из-за спинки слышно странное чавканье. Пройдя дальше она увидела то, что родителям лучше не видеть вообще и даже не представлять, для сохранения в работоспособном состоянии миокарда. Пашка не умел рассказывать стихи, но нашел другое применение для языка, не менее увлекательное для подруги.

Обычные питерские родители, на этом моменте покраснели бы, взвизгнули «извините» и умчались пить ведрами валерьянку. Но Люба была истовой прихожанкой, местной церкви, где поп был просто повернут на осуждении разновидностей грехов. Не просто «блудники попадут в ад», нет! Святой отец рассказывал подробно, в деталях, за что именно и как черти будут наказывать грешника. То что делал Пашка приравнивалось к «целованию черта в афедрон» и было практически гомосексуализмом.

В процессе бурного обсуждения таких увлечений отпрыска, Ксения предпочла свалить, а задолбанный религиозностью матери, Паша сообщил родительнице, что подобное он проворачивает уже больше года, о чем вообще не сожалеет.

- Ты представляешь?! - рыдала Люба — Я его год целовала, а он!… Их… В срамное место… Это же мерзко! А я целовала! Мужеложник! Педераст!

Если бы я знал предысторию, то ни в коем случае не дал бы Любе алкоголя. В подобных ситуациях спиртное только ухудшает ситуацию. Конечно, я попытался, успокоить женщину, но это было сродни попытке угомонить ураган пятого уровня опасности.

Отхлебнув еще из горла, Люба поперхнулась и принялась размазывать по лицу водку и косметику, пытаясь стереть с губ моральную грязь. Мысленно я молился, чтобы Пашка свалил из дома, пока маман не заявилась обратно в таком виде. Почти получилось.

Услышав щелчок замка, Люба подскочила и пулей вылетела в коридор. Пашка замер с шапкой в руках, как заяц на ночном шоссе под светом фонаря. Соседку понесло и она принялась орать, самым не христианским образом. Миротворцы может быть и блаженны в Нагорной проповеди Иисуса, но в коммунальной квартире Петербурга, они бывают посланы, самыми непечатными словами. Что я испытал на своей шкуре.

Впрочем, это тоже не помогло. Я-то надеялся, что Люба переключится на меня и даст Пашке свалить. Мне что, я сорокалетний мужик, от меня кусок не отвалится, если баба меня обматерит. Не прокатило….

Паше было высказано все и даже больше, причем на такой громкости, что Любу слышали в соседних домах, не то что в нашей парадной. Слова матери словно вышибали что-то из пацана, с каждой фразой его взгляд становился более пустым и безжизненным. Когда мать истощила силы и замолчала от изнеможения, он молча натянул шапку и вышел из дома.

Он не вернулся. Ни поздно вечером, ни на следующий день, ни через неделю. Нет, его не убили, не украли и не продали. Он просто не хотел возвращаться и не вернулся.

Прошел год. Люба стала выпивать. Пока еще она скрывала свое пристрастие, но уж очень тянуло спиртом от ее кофе. Ходила ли она в церковь и что на всю эту историю ей сказал тот самый поп, я не знаю.

А Пашка жив-здоров. Вот только сейчас не времена Союза и у молодого пацана не так много возможностей для прокорма. На завод не пойдешь, а в грузчики предпочитали брать двужильных мигрантов, а не местных тощих малолеток. Но мама подсказала парню способ заработать на жизнь — парень просто продавал себя, став тем самым педерастом, о котором визжала Люба.

Нашел, можно сказать, себя в профессии.

-----------------------------------

Поддержать автора и купить электронные книги можно здесь:

https://www.litres.ru/roman-sergeevich-udarcev/ или помочь автору напрямую 5469 4009 8956 4633 (Сбербанк РФ)