Лето 1942 года. Положение на фронте — катастрофическое. Остановить дальнейшее отступление надо любой ценой. Об этом нельзя забывать. Приказ N 227, отмечая низкую дисциплину войск Красной армии, вводил штрафные батальоны в составе фронтов и штрафные роты в составе армий, а также заградительные отряды в составе армий. Недавно опубликованные архивные документы свидетельствуют: жесткие меры были инициированы снизу, в письмах, поступающих Сталину.
***
25 июля 1942 года командир 34-го кавалерийского полка Юго-Западного фронта майор Павел Порфирьевич Брикель на девяти страницах, адресованных лично Сталину, подробно описывает отход войск Красной армии и случаи массовой паники, спровоцированной слухами о вражеских десантах:
«Трудно даже подобрать название этому беспорядочному движению масс. Тысячи бойцов, охваченных паникой, без оружия, босых, никем не управляемых, часто сидящих верхом на крестьянских лошадях без уздечек, наводнили собою дороги, села от границы и почти до самого Киева, заходя в каждый колхоз, в каждый двор, попрошайничая и своим видом и рассказами сея панику. Тысячи машин, тракторов, снарядов, орудий и т.д., и т.п. брошено по дорогам часто без малейшей попытки спасти материальную часть.
…Но ведь эта лавина людей, танков, артиллерии, конницы, даже совершенно безоружная, способна только своей массой раздавить любой десант, какой бы силы он не был. И вот среди всей массы командиров и начальников, даже очень больших, не находится ни одного, который бы взял на себя инициативу, организовал этих людей, единой волей направил усилия этих масс и смял бы этот ничтожный десант, стоящий на пути и парализующий наш тыл. У нас предпочитают десанты не уничтожать, а обходить их. Трус не только тот, кто бежит с поля боя, но и тот, кто боится ответственности за смелое, но наиболее целесообразное решение».
Майор предлагает создать заградотряды и пункты сбора отставших и заблудившихся воинов для направления их в свои части. И не вина Брикеля, что он, «вследствие отсутствия связи с тылом», сможет отправить письмо адресату лишь спустя две недели после написания, когда заградотряды уже будут созданы.
****
Гораздо раньше, 6 ноября 1941 года, письмо Сталину с грифом «Сов. секретно» написал полковник Николай Порфирьевич Раевский, служивший в оперативном отделе штаба 18-й армии Южного фронта. Полковник рассуждает о причинах окружения отдельных воинских частей и наказании виновных командиров:
«Я знаю, что наши дивизии не разбиты, убитых и раненых очень мало (так показывают почти все вышедшие из «окружения»), но из-за отсутствия руководства и управления дивизии разбежались. …Наши дивизии и полки были не разбиты, а дезорганизованы бездействием многих наших командиров и комиссаров, в результате чего части, брошенные их командирами, без управления и руководства теряли свою боеспособность и все, спасая свои шкуры, выходили из «окружения», бросив врагу богатую добычу — оружие и технику.
…Я прошу таких командиров и комиссаров дивизий…, совершивших величайшее преступление перед РОДИНОЙ, судить их со всей строгостью законов военного времени с тем, чтобы и другим было бы неповадно бросать свои части и предательски, спасая свои шкуры, выходить в одиночку из «окружения». Нам не нужны такие «герои», возвращающиеся одиночками под видом колхозников. Надо судить всех виновных, невзирая на лица, за дезорганизацию частей, за сдачу врагу своих частей и за ту катастрофу, что они принесли Армии и Фронту».
И судили, не взирая на звания и должности. Так, постановлением Государственного Комитета Обороны от 6 февраля 1942 года был привлечен к суду маршал Г. Кулик - за преступную сдачу противнику Керчи и Ростова в декабре 1941 года, в нарушение приказов Ставки Верховного Главного командования.
Но такие полумеры не приносили желаемого результата. В поражении Харьковской операции немалую роль сыграли нерешительность члена Военного совета Н. Хрущева и его нежелание принимать ответственные решения. Такое поведение передавалось в нижестоящие подразделения, терялся авторитет командиров. Из-за чего обстрелянные боеспособные армии и дивизии Юго-западного фронта вышли из подчинения и превратились в неуправляемую толпу.
Чтобы сломить противника и повернуть его вспять, оказалось мало беспримерного трудового накала в тылу, всё нарастающего пополнения советских войск новейшей техникой и подготовленными военными специалистами, недостаточно было тысяч и тысяч беззаветно, героически сражающихся наших воинов. Нужны были меры пресекающие своеволие одних военачальников и безволие других, останавливающие паникеров и трусов и придающие уверенности всем остальным бойцам. Такой мерой послужил приказ № 227.
«Ни шагу назад» — официальный приказ № 227 28 июля 1942 года подготовлен начальником Генерального штаба генерал-полковником Александром Василевским и кардинально переработан Иосифом Сталиным. Приказ был разослан по всем частям Красной Армии и зачитан всем войскам.
«Народ нашей страны при всей любви и уважении, которое он питает к Красной Армии, начинает испытывать в ней разочарование; они теряют веру в нее, и многие проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под иго немецких угнетателей, а армия убегает на восток.
Некоторые глупцы на фронте утешают себя тем, что мы всегда можем отступить дальше на восток, так как у нас много территории, много земли и людей, и что хлеба у нас всегда будет более чем достаточно. Они говорят это, чтобы оправдать свое позорное поведение на фронте. Но такие разговоры — ложь и неправда, и они только помогают нашим врагам.
После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас гораздо меньше территории, гораздо меньше людей, гораздо меньше зерна и металла, меньше заводов и заводов. Отступить дальше значило бы погубить себя и свою Родину. Каждый клочок земли, который мы отдаем, укрепляет нашего врага и ослабляет нашу защиту, нашу Родину.
Итак, время отступления истекло. Ни шагу назад! Теперь это должно стать нашим лозунгом.
Сможем ли мы принять на себя удары врага и отбросить его на запад? Да, можем, потому что наши заводы в тылу работают отлично, а фронт получает все больше самолетов, танков, артиллерии и минометов.
Чего-то нам не хватает? Нам не хватает порядка и дисциплины. Это наш главный недостаток. Мы должны установить строжайший порядок и железную дисциплину в нашей армии, если мы хотим спасти положение и защитить нашу Родину. Паникеры и трусы будут ликвидированы на месте. Командиры рот, батальонов, полков и дивизий вместе с их комиссарами и политработниками будут считаться изменниками Родине, если они отступят без приказа сверху».
О том, как в действующей армии был воспринят приказ, номер которого до конца жизни запомнили фронтовики, мы можем судить по дневникам и воспоминаниям современников, а также по донесениям органов военной контрразведки. Практически все эти ценные исторические источники выявлены и опубликованы.
"Мы привыкли к успокоительной неправде. А в этом приказе от нас не скрывали горькую правду. Значит, дело действительно очень плохо и настал час либо уступить врагу, либо умереть. Так думал не только я, так думали почти все. А заградительные отряды: мы о них и не думали. Мы знали, что от паники наши потери были большими, чем в боях. Мы были заинтересованы в заградотрядах. Сегодня, думая о приказе 227, я понимаю, какова сила правды. Когда нам утешительно врали, мы отступали и дошли до Волги; когда нам сказали правду, мы начали наступать и дошли до Берлина"
(Григорий Чухрай, гвардии старший лейтенант, командир роты).
А самым большим тиражом опубликовано рассуждение о приказе N 227, которое принадлежит старшему лейтенанту Синцову - одному из литературных героев Константина Симонова. Летом 1942-го старший батальонный комиссар, специальный корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов, побывавший на всех фронтах Великой Отечественной, вложил в уста лейтенанта Синцова не только собственные мысли о приказе N 227, но и рассуждения боевых офицеров, подобных вполне реальным майору Брикелю и полковнику Раевскому.
«… Не приказ двести двадцать семь был тяжелый, а тяжело было, что в июле прошлого года дожили до такого приказа.Положение на фронте было хуже некуда, и порой уже казалось, что отступлению нет конца. Как раз незадолго до этого приказа Синцов своими глазами видел всю меру нашей беспомощности, видел в ста шагах от себя маршала, командующего фронтом, приехавшего на передовую наводить порядок. Приехал на своей «эмке» в самую гущу отхода, ходил между бегущими, останавливал их, здоровенный, храбрый и беспомощный. Подойдет, уговорит, люди остановятся, начнут у него на глазах ямки копать, а пройдет дальше — и опять все постепенно начинают тянуться назад…
А приказ двести двадцать семь просто-напросто смотрел правде в глаза. Ничего сверх того, что сами видели, он не принес. Но поставил вопрос ребром: остановиться или погибнуть. Если так и дальше пойдет, пропала Россия!
Странное дело, но, когда читали тот жестокий приказ, он, Синцов, испытывал радость. Радовался и когда слушал про заградотряды, которые будут расстреливать бегущих, хотя хорошо знал, что это прямо относится к нему, что, если он побежит, ему первому пулю в лоб. И когда про штрафные батальоны слушал, тоже радовался, что они будут, хотя знал: это ему там с сорванными петлицами оправдываться кровью, если отступит без приказа и попадет под трибунал.
Сами испытывали потребность остановиться и навести порядок. Потому и готовы были одобрить душой любые крутые меры, пусть даже и на собственной крови».
И сломили врага, повернули его вспять и дошли до Берлина!
Стоит солдат у стен Рейхстага,
Простой советский наш солдат,
Весь преисполненный отвагой,
Вздымая в небо автомат.
Он, как ребенок, ошалело
Строчит, пронзая небеса.
И по щеке текла несмело,
В обнимку с горечью слеза.
(Анатолий Баринов).
Оценили 0 человек
0 кармы