Изменению климата плевать на чье-либо мнение

Написать комментарий

Как лаконично сообщал спартанцам дельфийский оракул, Эразм перефразировал на латыни, а кто-то позже перевел на английский: «Повелевающий или незваный, Бог присутствует».

Независимо от чьих-либо представлений о том, что обозначается словом «Бог», это утверждение может быть истолковано в широком смысле как означающее, что Вселенная в целом и Земля в частности функционируют так, как они функционируют, в силу структуры и законов — «Бога», если хотите, — которые всегда действуют, независимо от того, что кто-то думает по этому поводу.

На Земле эти операции, регулируемые законами химии и физики (среди прочих), включают в себя как поведение атмосферы при изменении пропорций парниковых газов, так и последующие каскадные воздействия на функционирование биосферы: нашего дома.

Я больше не думаю, что кто-то не «верит» в изменение климата, особенно подпитываемые деньгами «отрицатели» и «скептики». Катастрофические последствия уже слишком велики.

Все более или менее как обычно, только больше или меньше так, иногда невыносимо больше или меньше. В целом усиливаются наводнения и засухи, новое тепло и новые экстремальные погодные условия, иногда не по сезону, но часто смертельные.

На мой взгляд, в страшном центре отказа от принятия серьезных мер по борьбе с глобальным потеплением стоят осиротевшие дети Алеппо. Они стали жертвами войны, отчасти вызванной, по мнению некоторых, беспрецедентной засухой, вызванной изменением климата.

Эти дети имеют несчастье жить в и без того климатически хрупкой, перенаселенной стране и регионе, которые выиграли бы, если бы люди работали вместе, чтобы помочь повысить устойчивость, но вместо этого оказались втянутыми в нигилистические конфликты с нулевой суммой.

Даже там, где нет войны, на побережье Атлантического океана, на «глобальном юге» и в сердце Америки, жизнь становится все более непростой из-за последствий изменения климата. Это верно даже в тех местах, где изменения продолжают отрицаться, и эта позиция высмеивается недавней карикатурой в New Yorker: «Папа, твой подвал затоплен более чем десятью дюймами левой мистификации».

Язык, который мы используем для описания вещей, важен. Именно так мы конструируем реальность и осмысливаем мир. На самом деле отрицатели не только отрицают реальность, но и отрицают способность людей описывать эту реальность и предпринимать соответствующие действия.

Но обо всем этом уже писали, писали в Твиттере, снимали и говорили раньше, и так далее, в то время как атмосфера продолжает нагнетаться, как гигантская пиньята, полная необычных сюрпризов, которые будут выпущены в будущем, когда еще несколько детских хитов нарушат структуру. Реальный вопрос может заключаться в том, что с этим делать.

На самом деле, это уже даже не настоящий вопрос. Ответы на эти вопросы уже есть, начиная с очень простых, например, что те из нас, у кого есть автомобили, могут меньше ездить и больше ходить пешком или ездить на велосипеде, до самых сложных технологических, социальных и политических структур и процессов.

И это тоже бесконечно обсуждается, а в некоторых местах и принимаются соответствующие меры. На мой взгляд, есть и другие, связанные с этим вопросы, на которые я хотел бы получить хотя бы начало ответа, на которые, возможно, уже начинаются ответы: Как мы можем сделать важной идею жертвы как чего-то желанного, в старом смысле сделать что-то священным, отказаться от чего-то ради сохранения здоровья общества?

Как мы можем переоценить идею о том, что сообщество, от которого мы не отделены, хотя и являемся отдельным видом в нем, является «Природой», то есть биосферой, и всеми ее аспектами и частями? И, наконец, как мы заново узнаем ценность взаимности в наших отношениях с миром природы, с нашим сообществом? Это большие вопросы, достаточно большие, чтобы над ними размышлять всю жизнь и даже больше, и у меня нет ответов. Я пытаюсь понять это для себя, и в основном писательство помогает мне понять, что я думаю.

За что бы мы отдали свою жизнь?

Повторяющейся темой блестящей серии детективных романов Таны Френч, посвященных отряду убийц ирландского города Дублин, является вопрос, заданный отцом детектива Фрэнка Макки в «Верном месте»: «защищая что бы вы умерли?»

Разные персонажи сериала размышляют, действуют и через события и действия приходят к ответу на тот или иной вариант этого вопроса для себя. Иногда они умирают. Иногда они выясняют, кто совершил преступление. Иногда простой разбор вопроса приводит к перестройке фундаментальных отношений в их жизни.

Можно было бы задать этот вопрос в несколько менее драматичных выражениях. Многие из нас в США в основном не сталкиваются с ситуациями жизни и смерти, которые придают тайнам убийств их повышенный драматизм. Итак: ради чего вы готовы хотя бы рисковать своей жизнью; Или чем вы готовы пожертвовать, от чего отказаться или отдать, сделать священным для Бога, чтобы защитить что-то дорогое вам?

Этот вопрос, на самом деле, о любви. Что вы так любите, что стоит для вас так много, что вы отдали бы свою жизнь ради того, чтобы оно выжило? Иногда ответ настолько самоочевиден, что это само собой разумеющееся. У меня на ум сразу приходят образы детей и мужа, хотя дальнейшее размышление предлагает и другие идеи.

Однако часто бывает легко избежать даже рассмотрения этого вопроса, особенно в более широком смысле, если только это не вызвано обстоятельствами.

Если вы думали об этом — или нет, — принимаете решения и следуете курсу действий, основываясь на том, каков ответ человека или нет, — вы сталкиваетесь лицом к лицу с тем, что является самым важным в его жизни. И ответ часто обнаруживается в действии, а не в размышлении.

Иногда именно угроза потерять что-то, что считается само собой разумеющимся, вынуждает человека или общество заниматься такого рода самопознанием. Иногда самопознание приводит к новым открытиям о мире и об отношениях с ним. Часто ответ не только о семье, но и о нашем доме, нашей земле, о том, что дает нам пропитание, материальное и духовное.

Именно в этом свете я думаю о защитниках воды, которые собрались прошлой осенью, чтобы защитить ненасильственным путем священные места сиу Стэндинг-Рок и реку Миссури, священную сама по себе, поскольку все реки священны, потому что они приносят живительную пользу всем живым существам в пределах их водоразделов.

Я не беру это название в кавычки, как это делали многие в СМИ, выделяя его как новый, не совсем легитимный вариант термина «протестующие». Для меня этот эпитет блестяще точен, символизирует действия, которые они предпринимали и приносили жертвы.

Они не протестовали против чего-то, но, по правде говоря, защищали, служа своим личным ценностям и более широкому набору ценностей и убеждений, которые ведут человека, группу, племя, народ к почитанию земли за то, что она есть и что она делает, к тому, чтобы ценить и защищать те вещи, возможно, неосязаемые, которые имеют неоценимую ценность и от которых зависит их жизнь.

Защитники воды приносили жертву, избранную жертву. Они добровольно отказывались от комфорта, средств к существованию и некоторых видов социального и правового статуса, рискуя своей жизнью, чтобы защитить то, что они любят, во имя взаимных отношений с землей.

Жертвоприношение и взаимность означают дарение даров

Слово «жертвоприношение» иногда является подозрительным обозначением, обозначающим сложную, беспокойную историю. По сути, это слово означает принесение в жертву — принесение чего-то священного — богу(ам).

Эта идея имела совершенно разные толкования и применения в разные времена и в разных местах, начиная от привычки ацтеков ежедневно приносить человеческие жертвы солнцу, и матери Терезы, отдавшей всю свою жизнь служению бедным, и родителей, приносящих жертвы в своей собственной жизни, чтобы их дети могли преуспеть, и до заявления нынешнего президента о том, что он принес жертвы, избегая обязательств перед семьей и обществом в своем стремлении к большему богатству и лести.

В дикие времена принесение чего-то священного богу часто подразумевало убийство какого-то живого существа, человека или животного.

Ацтеки и майя могут показаться культурами-плакатами человеческих жертвоприношений, но на самом деле до современных времен, где люди практиковали религии плодородия, сосредоточенные на природе, этот обычай был довольно распространен. К ним относятся южноамериканские и мезоамериканские культуры, древние кельты, скандинавы и другие дохристианские европейские культуры, а также другие.

Понимание того, что человеческие жертвоприношения не были необходимы, чтобы умилостивить различных богов, обеспечить удачу в опасном предприятии или восстановить плодородие земли до начала посевного сезона, должно быть, стало важным поворотным моментом для многих культур.

(Хотя, конечно, большинство из них придумали и другие, столь же ложные религиозные или идеологические оправдания для убийства людей). Это осознание древними греками, ветхозаветными евреями, буддистами и племенами североамериканских индейцев является великим изобретением.

Затем идея и практика могли разрастись во что-то менее буквальное и транзакционное; она может стать символической, как в таких различных религиозных сферах, как христианский обычай причастия, представляющий вечную жертву Христа, и некоторые старые обряды североамериканских индейцев, в которых притворные «стрелы» «выпускались» в «жертв» во время церемоний усыновления и обновления.

Она также стала личной — независимо от вероисповедания, ее последователи часто приносили и приносят — физические самопожертвования различного рода, в том числе живя в бедности и служении, и рискуя своей жизнью ради ненасильственного сопротивления перед лицом угнетения.

И жертвенность и взаимность действительно существуют в контексте дарения. На базовом, транзакционном уровне, что-то отдается, чтобы получить что-то взамен. Более зрелый человек, группа или культура будут мыслить в терминах взаимности, той более тонкой и сложной концепции, которая вышла за рамки транзакционного и включает в себя альтруизм, взаимную выгоду и любовь.

Мы отдаем, потому что понимаем, какие великие дары нам были даны, или как другие пожертвовали собой, чтобы мы могли процветать и сделать семью или общество сильнее и здоровее.

Независимо от конкретных элементов в конкретном случае, взаимность предполагает подлинные отношения, которые приносят пользу всем участникам и уважают, а не пытаются эксплуатировать другие стороны. Наши друзья приглашают нас на ужин. Если мы хотим сохранить крепкие отношения, мы впоследствии возвращаем их к себе домой, или покупаем им еду в ресторане, или делаем что-то еще, что дает им понять, что мы ценим их и хотим продолжать отношения таким образом, чтобы укрепить любовь и поддержку, которые мы оказываем друг другу.

Напротив, если мы покупаем ужин в ресторане, мы не обязаны делать это снова, как и ресторан не обязан делать это перед нами. Различие может показаться до боли очевидным, но наша культура смешивает эти два вида отношений и слишком часто заменяет взаимность транзакционной.

«Экосистемные услуги» — термин, вошедший в моду в последние годы, наряду с идеей придания этим «услугам» долларовой стоимости, — ведет нас по пути транзакций. Я понимаю концепцию и то, почему используются денежные термины, как будто для того, чтобы обратиться к капиталистам на понятном им языке в попытке спасти экосистемы.

Для меня это немного похоже на то, как называть «родительскими услугами» то, что любящие родители делают для своих детей — обеспечивают любовью, дисциплиной, едой, одеждой, жильем, — а затем оценивают их в долларах. Кто будет платить? Почему родители не получают зарплату — от какой-нибудь крупной корпорации — за свои беды?

Как это объясняет сущностную природу отношений между родителями и детьми, особенно любовную? Это таинственная и сложная связь между родителями и детьми, и когда она идет правильно, это отношения не транзакционные, а взаимные, которые со временем становятся все более взаимными и взаимовыгодными, и, кроме того, приносят пользу сообществу, частью которого являются родители и дети — семья.

Так складываются наши отношения с природой, с биосферой, частью которой мы являемся. Неверно, что «Природа», та сущность там, отделенная от нас, предоставляет услуги либо потому, что каким-то образом подчиняется нам, и находится там для эксплуатации, либо потому, что мы могли бы как им-то образом платить Природе зарплату.

Мы не должны говорить природе: «Мы собираемся посадить тысячу местных деревьев в этом городе или вдоль этого сельского берега ручья для тебя, Природа, поэтому ты лучше отплатишь нам более чистым воздухом и водой из ручья» (а между тем, город или фермер могут ожидать оплаты от какого-то государственного учреждения за это).

Мы все знакомы с таким взглядом на вещи. Считается, что деревья Нью-Йорка, например, обеспечивают 22 миллиона долларов в год на секвестрацию углерода и фильтрацию загрязнения воздуха; Но в этом, как и следовало ожидать, упускается суть, учитывая транзакционный характер доминирующего этоса нашей культуры. Мы неправильно понимаем реальные отношения и тем самым совершаем серьезную ошибку.

Ключевой момент заключается в том, что Природа, или биосфера в целом (глобальное, взаимосвязанное сообщество, одним из которых, возможно, является наш вид из восьми или девяти миллионов), которая подчиняется законам, лежащим в основе функционирования всей Вселенной, хотя и безлична в своих действиях, предлагает нам дары, средства к существованию, если мы достаточно умны, чтобы признать это; И в то же время возлагает на нас обязательство отдавать на благо целого.

В контексте взаимности возникает множество вопросов: что мы, люди, можем и должны предложить от себя, или что ценно для нас, чтобы обеспечить непрерывное здоровье биосферы? Какие действия мы можем предпринять для поддержания взаимных отношений, столь необходимых для надлежащего функционирования экосистем местного, регионального, континентального и планетарного?

Как мы можем наилучшим образом использовать наши таланты, чтобы принести пользу всему предприятию, особенно тем, которые делают нас уникальными людьми?

Еще одна важная вещь о жертве и взаимности – это элемент выбора. В наши дни, по-видимому, преобладает этика, что если требуется жертва, то лучше, чтобы другие жертвовали ради личной выгоды тех, кто находится в лучшем положении.

Такое отношение указывает на разницу между добровольной и невольной жертвой и важность контекста взаимности. Не зря экологически вредные места, где живут бедные люди, часто цветные, называют «зонами жертвоприношений».

Не по своей воле эти люди теряют свободу, здоровье, средства к существованию и общины, семейные узы, а часто и свою жизнь из-за изнурительных требований экономической системы и общества, управляемых могущественными организациями и людьми, которые превыше всего ценят транзакционные, эксплуататорские отношения.

Здесь нет никакой взаимности. Ничто не делается священным. Эти места следует называть «зонами козлов отпущения» в смысле притчи Урсулы Ле Гуин «Те, кто уходят от омеласа». И что происходит, когда цивилизация превращает почти всю планету в зону козла отпущения?

В вопросе DAPL инвесторы, трубопроводная компания и в основном белые граждане Бисмарка избегали потенциально опасного экологического компромисса, который поставил бы в невыгодное положение их сообщество, «принеся в жертву» или сделав козлами отпущения более бедных людей, расположенных ниже по течению, и, в сговоре с федеральным правительством, отказав им в праве выбирать, на какие компромиссы и жертвы они пойдут сами.

И ни одна из этих корпораций и правительственных организаций не желала дать реке Миссури (включая водораздел и всех его обитателей) какое-либо «слово» в этом вопросе. Таким образом, защитники воды перевернули все с ног на голову, отвергнув навязанные жертвы и приняв других в соответствии со своими собственными ценностями и требованием реки о том, чтобы она могла выполнять свою животворящую роль в ландшафте.

Любое успешное смягчение последствий изменения климата и ухудшения состояния окружающей среды в необходимом планетарном масштабе потребует аналогичного изменения общественных ценностей — и действий — от чисто транзакционных и эксплуататорских к взаимным и восстановительным. Это потребует миллионов, фактически миллиардов людей, чтобы изменить аспекты своей жизни, стать защитниками земли, защитниками экосистем и защитниками биосферы.

Это изменение будет выглядеть очень по-разному в разных частях мира и потребует очень разных видов жертв от разных групп людей, некоторые из которых могут быть не очевидны для богатого западного человека.

Это также потребует определенных видов социальной и экологической справедливости, которым богатые и могущественные будут сопротивляться, уже сопротивляются, яростно. Я уверен, что читатель немедленно вспомнит отдельных лиц, правительства и корпорации, вовлеченные в это последнее отчаянное, ретроградное сопротивление.

Но даже им нужны чистый воздух и вода как условие жизни. Помимо выбора, еще одним важным компонентом жертвенных, взаимных отношений является социальная среда, в которой групповые социальные ценности поддерживают практику, и в которой все члены группы находятся в хорошем положении в группе.

Что определяется как жертва, будет зависеть от отношения, индивидуального и общественного. Давным-давно я отказался от мяса. Вегетарианство, в контексте нашей индустриальной сельскохозяйственной системы, является самым быстрым способом для относительно обеспеченной американки, такой как я, снизить свой углеродный след.

Я полагаю, что это жертва, соответствующая моей социальной и культурной идентичности как защитника экосистемы. У других людей есть другие причины, убеждения и привычки. Для некоторых постные понедельники или, для католиков, отказ от мяса по пятницам или для других отказ от мяса на определенный праздник является избранной жертвой.

Но это жертва, которую могут решить принести относительно обеспеченные люди, которые могут позволить себе покупать мясо. Это не та жертва, которую обязательно могут выбрать недоедающие люди, поскольку это может быть условием, навязанным бедностью и политикой, с пагубными результатами.

Успешное вегетарианство, хотя и полезно для планеты и полезно для религиозной практики, в плане питания зависит как от достаточного количества еды, так и от доступа к большому количеству других полезных продуктов, а это, в свою очередь, требует участия в обществе; поскольку неверно, что еды недостаточно, чтобы накормить всех, скорее, бедные люди не могут позволить себе покупать много еды, особенно здоровой. Их экономическое и социальное положение закрывает им доступ.

Жертвоприношение и взаимность нелегки, как для разговоров, так и для осуществления, особенно в этой Америке, где идея общественного блага пользуется такой дурной славой. Возможность выбора означает, что многие не будут выбирать.

Во-первых, требуется признание привилегий и необходимость налагать ограничения на комфортный образ жизни, шаг, на который многие не готовы пойти. Например, климатологи входят в число привилегированных членов общества и входят в первую десятку мировых эмитентов углерода, отчасти из-за их склонности летать по всему миру, посещая конференции. Только недавно несколько человек вышли и публично заявили, что они сами, возможно, должны быть частью решения в материальном плане.

Было подсчитано, что если бы десять процентов крупнейших источников выбросов углерода, включая элитных климатологов, участников Давоса, членов Палаты представителей и Сената США, членов кабинета министров-миллиардеров и всех остальных, включая ваших среднестатистических часто летающих пассажиров и, что не менее важно, жителей любого американского анклава среднего и высшего среднего класса, сократили бы свои личные выбросы углерода до среднего европейского уровня, то планетарные выбросы углерода сократились бы на целых 30%. Какие «жертвы» это повлечет за собой?

К сожалению, на данный момент кажется, что иметь достаточное богатство означает никогда не прибегать к ограничению выбросов углерода, или, если это делать, это означает, что ваш дом может быть намного больше. Эл Гор мог бы избежать большого количества критики, если бы решил построить дом поменьше.

Питер Тиль и некоторые другие представители мировой финансовой элиты способны принести огромную пользу общественному благу, однако они отказываются от любой идеи социальной и биосферной взаимности, предавшись апокалиптическим фантазиям со своими подземными убежищами.

Люди и бизоны

Недавно я ходил смотреть фильм «Воины Литтл Вунд» моего коллеги. Он состоит из серии интервью с жителями резервации Пайн-Ридж в Южной Дакоте, урезанного остатка родины народа лакота. Основными интервьюируемыми были ученики старшей школы Литтл Вунд, которая обучает детей от детского сада до старшей школы.

Создается трогательный портрет, когда они и другие члены общины описывают жизнь в «резервации» и свои усилия по укреплению общины после серии самоубийств молодых людей.

Печальная история геноцида и двурушничества правительства США, а также попытки англоязычной культуры уничтожить коренную культуру путем активного подавления языка, религии и образа жизни — это не тема для учебников истории для лакота, которые живут как с непосредственным опытом, так и с его всепроникающими последствиями.

Хотя фильм честно изображал опустошение, вызванное нищетой, употреблением наркотиков и алкоголя, в нем была надежда на социальное взаимодействие и возобновление акцента на традиционной культуре. Помимо возобновления церемоний, верований и изучения языка лакота, люди приступили к проекту по возвращению бизонов в резервацию.

Последнее имеет важное значение. Джордж Эппл, лидер Pine Ridge, был там с несколькими другими на панельной дискуссии после показа фильма, в ходе которой была поднята тема взаимоотношений племени с бизонами. Он сказал, что лакота всегда верили, что сила племени зависит от силы бизонов. Народ лакота связан с бизонами отношениями глубокой взаимности. Как идет судьба стад бизонов, так идет и судьба племени.

После этого я попросил Джорджа объяснить подробнее, и он рассказал мне эту историю сотворения мира: давным-давно, до начала времен, люди жили под землей. Жизнь была хороша, и они жили счастливо. В какой-то момент их обманом заставили — как, он не сказал — появиться на земле, которую мы сейчас называем Америкой.

Люди сразу же начали страдать, потому что они не знали, как жить здесь, где жизнь так тяжела. Не зная, как ужиться, они голодали, и у них не было ни дома, ни способа жить. Бизоны пришли к ним и научили их, и фактически пожертвовали собой, чтобы люди могли жить.

Люди научились церемонии, чтобы оставаться здоровыми и поддерживать хорошее согласие с духами — силами, — которые управляют миром, и они научились использовать каждую часть бизона — мясо для еды, шкуры для тепла и укрытия и кости, из которых можно делать инструменты. Ни одна часть не пропадала даром.

Затем Джордж рассказал мне, что физическая и духовная связь настолько тесна, что, как говорят люди Лакота, у них с бизонами общая ДНК. Теперь стадо увеличивается. В рамках возрождения племени они ежегодно устраивают охоту на бизонов, во время которой убивают одно животное, а молодежь обучают старым обычаям, касающимся бизонов и их использования.

Урок, который я извлек из этой истории, заключается в том, что с взаимностью приходит ответственность. Согласно этой истории, буйволы приносят себя в жертву, но условия этой жертвы влекут за собой ответственность человека жить на земле, чтобы бизоны могли процветать, и это требует церемоний, а также практических действий в материальном мире, таких как бережное управление — и жертва нашей собственной жадности, высокомерия и беззаконного поведения по отношению к тому, что мы называем природным миром.

Отдаем свои жизни, восстанавливаем отношения

Жертва — это еще одно слово для отдачи. Мы отдаем, чтобы все могли получить пользу. Мы отдаем, чтобы улучшить общественное благо. Мы отдаем, потому что нам так много дано, и мы хотим продолжать отношения взаимности. Мы говорим о помощи в увеличении биоразнообразия, о создании среды обитания для диких животных, для пчел и бабочек, для птиц. Когда мы это делаем, разве мы не создаем среду обитания для людей? Что нам больше всего нужно для процветания?

Наши и другие потребности в среде обитания живых существ на самом деле одинаковы. Спасение бабочек и шмелей, мангровых зарослей и морской травы, горных львов и степных тетеревов — и бизонов — означает спасение самих себя.

Людям нужно то же, что и всем остальным живым существам, включая пространство для жизни в соответствии с образом жизни нашего вида, соответствующую пищу, чистую воду, чистый воздух и стабильный климатический режим.

Если мы сосредоточимся только на том, что мы считаем чисто человеческими потребностями, не развивая взаимности, то не будет продуктивного пути вперед. Все остальные виды страдают от последствий чрезмерного успеха и перенаселения и так или иначе переносят естественную коррекцию, часто приспособленную к особенностям вида, занимающего свою нишу.

Слишком много оленей, объедающих лесной подлесок в отсутствие хищников, столкнутся с определенным голодом, болезнями и смертью, пока не будет достигнуто некое равновесие.

Вирус, слишком эффективный в убийстве своего хозяина, сам со временем вымрет. Можно сказать, что изменение климата — это наш собственный особый корректив, приспособленный к конкретным чертам, которые отличают нас как вид Homo sapiens. К сожалению, все остальные живые существа — все наши растительные и животные отношения — будут захвачены ужасными последствиями.

«Природа», как мы олицетворяем планетарную биосферу, не является ни доброй, ни милосердной (ни злобной); но природа позволит нашему виду жить и процветать, если мы будем практиковать взаимность, которую среди видов мы, как никто другой, способны осознанно практиковать. В долгосрочной перспективе мы не можем торговаться, и мы не можем выбирать условия для дальнейшего выживания.

Мы действительно можем выбирать, как жить в соответствии с законами, установленными природой. Миллионы людей уже вовлечены в эту работу, в различных сферах, от религиозных до самых стойких прагматических.

В настоящее время экоцентрические идеи вновь появляются в некоторых религиях, монотеистических или нет, не возвращая при этом идею о том, что мы должны убивать некоторых людей, чтобы обеспечить постоянное здоровье и плодородие Земли.

Старые, ориентированные на природу религии были воскрешены, преобразованы в более мягкие версии своих пропитанных кровью предыдущих воплощений. И довольно много американцев, которые не придерживаются никакой религии, которые на самом деле могут быть не просто светскими, но и активно антирелигиозными, потому что они так сильно придерживаются идеологии и методов научного материализма, тем не менее приняли этику сохранения, потому что именно здесь вес доказательств меняет вес.

Хотя прогресс был достигнут — мировые выбросы остаются на прежнем уровне уже три года — помощь в основном не поступает от могущественных и богатых, политически повязанных. Нет никакого Deus ex Machina. Все мы должны сделать то, что можем и должны сделать. Надежда есть, но времени остается все меньше.

***

Примечания:

Две книги, которые дают обзор истории и церемоний коренных американцев, — это «Первые североамериканцы: археологическое путешествие» Дональда Фейгана (Thames & Hudson; переиздание [7 февраля 2012 г.]) и «Археология души: верования и ритуалы североамериканских индейцев» Роберта Л. Холла (University of Illinois Press [1 апреля 1997 г.]). Археология и антропология могут быть спорными среди коренных народов, и на то есть веские причины. Эти книги чувствительны и информативны. Роберт Холл сам был коренным американцем.

Вебинар, на котором британские климатологи Кевин Андерсон и Джон Шепард обсуждают необходимые сокращения выбросов углерода, включая сокращения для десяти процентов крупнейших источников выбросов, можно найти по адресу http://securityandsustainabilityforum.org/restoring-the-carbon-budget-session-1-the-budget-imperative-7856.

Информацию о фильме «Воины маленькой раны: голоса из пустошей» режиссера Сета Макклеллана можно найти по адресу http://www.thorncreekproductions.com/.

https://www.resilience.org/stories/2017-03-23/climate-change-doesnt-care-about-anyones-opinion-notes-on-reciprocity-and-sacrifice/