Интересующиеся историей люди каждый год 22 января по новому стилю (и 9 – по старому) вспоминают, как "Кровавое воскресенье" – расстрел в Санкт-Петербурге мирной демонстрации рабочих и прочих горожан. Якобы по воле царя-императора Николая II.
В этом году этому событию исполняется 120 лет, и действительно не лишне вспомнить, что император действительно не отказывался от приказа о расстреле, но и, по мнению большинства историков, не отдавал его. Он обо всем знал, но в царском дворце, к которому шли несчастные люди, его не было. Царь сидел в Царском Селе и там, как обычно подробно и, как робот, бесстрастно, отрефлексировал в дневнике на массовое убийство под его городским жилищем-лежбищем: "Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь".
Приказ стрелять отдал его дядя — брат отца, великий князь Владимир Александрович, в то время главнокомандующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Мотивация приказа проста – "в случае чего".
Представился ли такой случай? Вполне. Тогда демонстрации, направленные к императорскому дворцу, пошли волнами с разных направлений (историки насчитали 11 таких волн и движений), и было их от 120 до 200 тысяч. То есть было кому и где разгуляться "в случае чего".
Да и требования как бы "народа", изложенные в петиции, тоже обрезали по самое никуда самодержавие императора: учредительное собрание, права, свободы и неприкосновенность личности – для всех, равенство всех перед законом, передача земли народу, 8-часовой рабочий день для рабочих и ненаказуемое право бороться за свои права, ответственность правительства перед народом, политическая амнистия, отделение церкви от государства, бесплатное образование – для всех, дешевые кредиты для жизни и т. д.
И как было попрошено! Вроде бы вежливо, коленопреклоненно, но ультимативно! "…Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь. …Повели и поклонись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу, – мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу… пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее"!
И принесли. Под залпами и саблями гвардии погибло около 130 человек, было ранено несколько сотен. Один из организаторов и инициаторов шествия Георгий Гапон (поп Гапон) потом вспоминал: "Одной из первых жертв стал старик Лаврентьев, который нес царский портрет. Другой старик подхватил портрет, выпавший из его рук, и воздел над головой, но и он был убит следующим залпом. С последним вздохом он сказал: "Пусть я умру, но увижу царя".
И умер-таки. Император Николай II за несколько лет до этого во время переписи населения 1895 года о своей "профессии" написал в анкете: "хозяин земли русской". Мог ли он согласиться с тем, что ему что-то диктуют ультиматумами, пусть и верноподданническими? Нет, конечно!
Тогда на покрытых снегом и кровавым месивом петербургских улицах прозвучал первый финальный звонок для всей правящей династии. И дело даже не в том, что "кровавое воскресенье" стало окончательным фитилем для первой русской революции, которую усмиряли два года, унизительно переживая и расплевываясь с последствиями позорного поражения в русско-японской войне.
В "кровавое воскресенье", как утверждает большинство историков, стало началом конца империи. Внезапно, но очевидно для всех рухнул долго существовавший некий "социальный контракт" между народом русским и русским же самодержавием, cформулированный в XIX веке министром народного просвещения графом Сергеем Уваровым – "Православие, самодержавие, народность".
Как сказали бы сейчас, государственный консенсус, который и в былые годы трещал и порой сильно шатался, но все равно держал Россию на плаву в пики побед и на дне поражений, в 1905-м окончательно лопнул. Король-то (император) оказался не только голым, но и по локти в крови. Пропасть между населением разных его слоев и властью стала непереходимой. И ширилась стремительно, а хрупкие мостки соединения и былого единства становились все более ненадежными и бессмысленно ажурными – хорошими для парадных декораций, но бессмысленными для государственного существования. Недолго стоит любое государство, если в душах его народа убрали основу. А тут под Российской империей рухнули незыблемая твердыня, краеугольный камень, духовно-политический и нравственный стержень.
И есть еще один аспект – метафизический, если хотите, иррациональный и мистический: народ увидел, что тот, к кому он апеллирует и перед кем стоит с опущенной головой, его… боится. Потому что подспудно ждет: преклонивший колени может выпрямиться с попрятанным в лохмотьях ножом и все решить. Раз и навсегда. По-своему. Так в истории не раз бывало – могущественные династии рушились из-за, казалось бы, пустяка. Знака, живущего в народе в виде проклятий, легенд и символов, пророческих символов, передающихся из поколений в поколения.
Один из таких символов, как мне кажется, и восстал тогда, 120 лет назад, из небытия. Перед глазами императора-самодержца и его многочисленной семьи заметались в глазах не кровавые мальчики, убитые в Санкт-Петербурге, а после и по всей России, а проник один – почти младенец, замороженный на виселице за 291 год до этого в Москве, когда династия Романовых только-только взобралась на российский трон и даже не прогрела его как следует своими худосочными и худородными седалищами. Ибо очень хрупкой, условной и ненадежной была та власть, для собственного успокоения подаренная народом, который устал от почти 20 лет смуты и гражданской войны.
Так вот один очевидец, описывая жертвы расстрела написал: "Одну женщину повезли в больницу с простреленным на смерть у нее на руках годовалым ребенком". Николаю II это могли донести среди прочих отчетов о событии, и в память могли вернуться и повешенный мальчик и проклятие его матери, которая, по легенде и слухам, прокляла всю династию, которую считала виноватой в том, что власть она отобрала у ее сына.
Вот и появилось в заснеженных шикарных окнах императорских дворцов посиневшее и покрытое снегом личико мальчика на веревке, слишком толстой для его тоненькой хрупкой шеи.
Официально, согласно историческим свидетельствам, этого мальчика повесили летом 1614 года после того, как в тогдашнем июле его захватили в результате очередного предательства вместе с матерью и переправили в Москву. Там после недолгого разбирательства мать заточили в темницу, его невольного отчима посадили на кол, а самого повесили возле Серпуховских ворот.
Однако много и тех, кто в это не верит. Мальчика, который родился 5 января 1611 года (26 декабря 1610 года) назвали Иваном. И родным отцом его определили Лжедмитрия II, авантюриста и самозванца, который выдавал себе выдававший себя за чудом спасшегося от смерти царя Лжедмитрия I, а значит, и сына первого российского царя-самодержца Ивана IV Грозного, убитого царевича Дмитрия Углицкого, на котором пресекся род Рюриковичей на троне России.
В истории по закону маленький Иван был как бы самозванцем даже трижды, и поэтому маленького "царевича-принца по-русски" как только не назвали – Маленький преступник, Ивашка Воренок, Маленький разбойник, Малыш-разбойник. Однако мать, по-видимому, любила его и называла его Люба.
Сама же она – Марина Мнишек, польская аристократка, которая была-таки полузаконной российской царицей, потому что царем в Москве признали ее первого мужа – указанного выше Лжедмитрия I. Как сейчас все утверждают, беглого монаха Григория Отрепьева, который, тем не менее, был законным российским царем-узурпатором почти год – 1 (11) июня 1605 — 17 (27) мая 1606 года.
Короновали Дмитрия-Григория по всем тогдашним канонам в Московском Кремле 30 июля (9 августа) 1605 года "Государем, Царем и Великим Князем всея Руси". А потом разочаровались и убили в результате бунта и заговора. Но на Марине он женился законно и тоже успел короновать. За неделю до своего убийства.
Потом Марина бежала из Москвы и, обуреваемая желанием все же корону сохранить, стала женой уже Лжедмитрия II и забеременела от него. Но и того грохнули такие же заговорщики в 1610 году, и когда она родила "наследника" Ивана, то все заговорили, что родной его отец – казачий предводитель Иван Заруцкий, настоящий "кингмейкер" (делатель королей) того времени. Удачливый атаман, что больше всего ценилось у казаков, хороший полководец и организатор, который отличался жестокостью, лукавством и неразборчивостью в средствах, очень важными качествами для борьбы за власть в то время. Один из очевидцев Смуты писал о Заруцком так: "Воевода же над казаческими полки был московской служилой ротмистр пан Иван Заруцкой. Сей бысть не нехрабр, но сердцем лют и нравом лукав".
С Заруцким вообще прослеживается и прямая связь с Украиной, которой тогда не было, но запад ее – Галичина уже была. Заруцкий родился в Тернополе, где его и захватили в виде ясыря (дани) крымские татары. Из неволи он бежал на Дон, где, благодаря недюжинным способностям и удаче, стал казаком, а потом и атаманом. Марине, вынужденной спать с невзрачным полуалкоголиком и трусом Лжедмитрием II, красивый, статный, энергичный и явно умный атаман пришелся по душе больше.
Они жили вместе, отсюда и "сын-царевич" Иван. Не известно, признавал ли Заруцкий свое отцовство, но претензии Марины и ее сына на российский трон признал и вдову с ребенком поддержал. Более того, даже вынудил жителей, например, Калуги присягнуть "Ивану Дмитриевичу". Тем более что в январе 1613 года Марина, как царица, заявила Земскому Собору, который рассматривал ее среди прочих претендентов, о правах своего сына в качестве наследника престола.
Собор, как известно, постановил призвать на царство Михаила Федоровича Романова, который стал царем в феврале 1613 года и из рода которого и появился на свет император Николай II с его "кровавым воскресеньем".
А тогда, в 1614 году, наступила развязка. Войска нового царя разгромили Ивана Заруцкого, которого, как водится, предал многолетний сподвижник и лучший друг некто Треня Ус, и все незадачливые соискатели трона оказались в Москве. Там Заруцкого после страшных пыток страшно казнили – посадили на кол. Но самой чудовищной оказалась судьба мальчика, которому не было и четырех лет.
Сторонники новой династии Романовых серьезно опасались, что маленький настоящий и или псевдоцаревич может стать знаменем в руках своих противников – все-таки внук Ивана Грозного, нрав которого на себе еще помнил патриарх Филарет, отец нового царя Михаила Романова. И малыша в назидание живым и в пику всем прочим претендентам решили повесить. Как было сказано выше, у Серпуховских ворот. И не снимать труп. Чтобы соблазнов меньше было.
Получилось по-настоящему изуверски, под стать тому страшному времени. Голландский путешественник Элиас Геркман в изданной в 1874 году книге "Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России", приводит рассказ очевидца той казни: "Затем публично повесили Димитриева сына… Многие люди, заслуживающие доверия, видели, как несли этого ребенка с непокрытою головою. Так как в это время была метель и снег бил мальчику по лицу, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: "Куда вы несете меня?"... Но люди, несшие ребенка, не сделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этою веревкою по причине ее толщины нельзя было хорошенько затянуть узел, и полуживого ребенка оставили умирать на виселице".
То есть петля и виселица были рассчитаны на взрослого человека, а не на тщедушное детское тельце. В результате несчастный ребенок умирал более трех часов, задыхаясь, плача и зовя маму. Возможно, в итоге мальчик умер даже не от удушения, а от холода…
Официально Ивана-Воренка казнили летом 1614 года. Но историки сомневаются в этом, так как его только захватили летом. И просто не могли так быстро доставить в Москву. – не было ни поездов, ни самолетов. Зато только затихала Смута, и было слишком много сторонников у захваченных. И в самой России, и за ее пределами, в той же Польше, где, собственно, смуту и замутили.
Так что привези арестованных в столицу где-то к осени. А там и зима пришла. А летнюю казнь записали, чтобы в истории не выглядеть совсем уж зверьем, готовым ради власти на все. Это чисто романовская царская черта – под себя править историю. Этим пробавлялась, например, императрица Екатерина II Великая, уничтожившая многие не устраивающие ее и династию исторические источники.
Но какая разница, если повесили 3-летнего ребенка, который ни в чем не был виноват – ведь даже кровь его царской палачи не признавали. Но казнили все равно…
Вот тогда-то мать – Марина Мнишек, которой было-то всего 26 лет, – сошла с ума и, как сообщили полякам – родственникам и землякам, умерла в тюрьме в декабре 1614 года. Многие уверены, что ей помогли – задушили, заморили голодом или отравили. Но как бы там ни было, а она успела проклясть весь род Романовых, будто бы предсказывая, что ни один из Романовых никогда не умрет своей смертью и что убийства (особенно их детей) будут продолжаться, пока все Романовы не погибнут…
И страх смерти просто не мог не преследовать всех Романовых. И все они, Романовы, на троне и погибли. Увы и ах, но это правда историческая – всех их извели казни и болезни.
Император же Николай II был русским только географически, как правитель Российской империи. Но русской крови в нем было всего 0,78125%. И династия уже называлась Гольштейн-Готторп-Романовы. После того, как в 1762 году на трон в Российской империи взошел император Петр III, сын Анны, последней царевны-принцессы из дома Романовых, и Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского, герцога немецкого Гольштейна из рода Готторпов.
Следовательно, сын Николая II наследник-цесаревич Алексей был бы по крови еще меньшим русским. Но проклятие Марины достало и всю семью – через неполных 14 лет в июле 1918 года их подло и без суда расстреляли большевики в Екатеринбурге. И как маленького Ивашку-Воренка, только потому, что они могли стать знаменем в руках политических противников большевистского режима…
Еще один круг в истории, как бы замкнулся так страшно. Но навсегда остался привкус ужаса и… брезгливости. От предательства, которое и вело к смертям и казням. Особенно в борьбе за власть.
Не исключено, что именно стремление подсидеть и предать императора Николая II привело и бессмысленное по своему, если можно так сказать, предназначению "кровавое воскресенье". Николай не был популярным правителем. Его многие в самом царствующем доме многие хотели сместить. И не исключено, дядя, отдавший приказ стрелять по людям 22 января 1905 года, и хотел соединить позор поражения в русско-японской войне с кровью невинных на мундире императора и заставить его передать власть "более достойным". Тем более что наследнику – цесаревичу Алексею долгая жизнь не светила. В 1905-м ему было всего полгода, но у него уже нашли смертельную гемофилию, что делало царствование весьма проблематичным…
…И кого только не предавали и не желали подсидеть предательством во главе Российской империи, а потом СССР. Да практически всех! Как, например, красиво и символично смотрелись на митингах 1917 года великие князья с красными бантами революции в петлицах, когда их родственник Николай II отрекся от престола. За себя и за сына. Он наверняка мог вспомнить призрак маленького повешенного Ивашки-Воренка, стучащегося в холодные ока на зимнего дворца по ночам, и проклятие его матери…
…А в современной России с ее разговорами о разных "башнях Кремля" с предательством как? Будем считать, что просто так интересуюсь…
Об одном из главных персонажей Кровавого воскресенья - в статье Георгий Гапон: эволюционист, случайно ставший революционером
https://ukraina.ru/20250122/10...
Владимир Скачко
Оценили 3 человека
3 кармы