Достать журавлика, или история "вечного мальчика".

           ГЛАВА 1

Одинокий журавль парил в высоком безоблачном небе. Наблюдая за его полётом, Антон, раскинув руки, лежал на спине посреди скошенного поля. «Вот бы и мне так», - думал он, жуя сорванную травинку. Сон сморил незаметно.

Антон очнулся от пронзительной боли во всём теле. Где-то тревожно ревела сирена скорой помощи, слышались незнакомые голоса и боль, нестерпимая боль, море боли… Яркий солнечный свет, бьющий прямо в лицо, мешал понять происходящее, слепил глаза, обжигал тело. Неожиданно солнце закрыла чья-то склонённая фигура.

- Сынок, ты как? – услышал Антон голос отца.

- Больно, очень больно, - прошелестели пересохшие губы.

- Потерпи, скорая уже здесь.

К лежащему мальчику бежали люди в белых халатах. Кто-то нёс носилки.

- Расступитесь, - кричал врач, - расступитесь.

Что было потом, Антон не помнил. Стало темно, а боль куда-то ушла.

- Как же это произошло? – спросил хирург, снимая маску. – Удивительно, что мальчик не умер на месте от кровопотери. Раздробить весь таз и не повредить жизненно важные внутренние органы – первый случай в моей практике. Видать, ангел-хранитель у него серьёзный.

- И не говорите, Иван Ильич, - поддакнула операционная сестра, помогая хирургу снять халат и перчатки.

- А где Анна Михайловна?

- Сидит около сына.

- Хоть она и врач - анестезиолог, но дайте ей валерьянки. Сын всё-таки.

Операция шла почти шесть часов. Кости собирали из осколочков, вынимая из мягких тканей и прикладывая в нужные места. Никакой гарантии, что мальчик не останется инвалидом, не было, но жизнь доктор гарантировал.

- Так что же всё-таки произошло? Я так и не успел толком ничего узнать.

- Врачи со скорой сказали, что его переехал грузовик.

- Как, переехал?

- Старшеклассники в охотхозяйстве помогали убирать сено. Шофёр, который их привёз, ушёл в лес, а один из ребят похвастался, что умеет водить грузовик. Ребята его подзадорили, вот он и показал класс на поле. Как потом объяснил парень, Антон спал посреди поля в скошенной траве. Парень сначала его не заметил, а когда увидел, то не смог сразу затормозить. Хорошо, что только передними колёсами переехал, а то было бы насмерть.

- Чего только в жизни не бывает, - вздохнул Иван Ильич. – Да, неисповедимы пути твои, Господи! – перекрестился старый доктор. – Ну, Бог даст, поправится.

Выздоровление шло тяжело. Сознание то возвращалось, то вновь меркло, и тогда было хорошо – не было ощущения рвущей боли. Порой, когда Антон приходил в себя, он с тоской думал о том, что уже никогда не встанет на ноги. От мысли, что он всю жизнь может провести в инвалидном кресле, к горлу подкатывала тошнота. Прощай школьный инструментальный ансамбль, любимая гитара. Прощай мечта стать профессиональным музыкантом. В эти минуты ему не хотелось жить.

Никакого особого таланта у Антона не было. Было лишь желание, скорее всего, чисто гипотетическое - быть на виду. Пусть не первым, - он прекрасно понимал, что лидерства не потянет, но хотя бы заметным. Кроме того, внешние данные вполне соответствовали понятию «первого парня на деревне»: ямочка на подбородке, как у известного певца Александра Серова, и модная грива вьющихся волос, как у Александра Градского, придавали лицу взрослую мужественность. Девчонки в школе «тащились» от такого видного парня и наперебой предлагали «искреннюю дружбу и любовь до гроба». И всего этого тоже может не быть!

- Почему скорая тогда не опоздала? – как-то спросил он склонённую над ним мать.

- О чём ты говоришь, сынок? – возмутилась она. – Иван Ильич спас тебе жизнь, а ты думаешь о смерти. Всё будет хорошо. Прогнозы отличные. Даже школу пропускать не придётся.

Мать уже неделю не отходила от постели сына. Она так и жила в его палате. В больнице ей оформили отпуск. Старшая сестра Люся приносила в палату обед и сидела возле младшего братишки, пока Анна Михайловна спала в кресле за ширмой. По ночам мать дежурила около сына одна, да ещё помогала ночным сёстрам.

Только к Новому году Антону разрешили встать на костыли и сделать несколько шагов по палате. Все эти долгие месяцы его навещали друзья. Прибегал и Остап, который был за рулём машины в тот злополучный день. Антон не держал на него зла. Он думал, что не усни он, а окажись в тот момент вместе с ребятами, то неизвестно, кто сидел бы за рулём той машины. Антон, как и Остап, «на слабо» тоже мог бы сесть за руль грузовика. По местным меркам отец Антона был солидным чиновником, до начала «перестройки» работавшим в хозяйственных структурах города. Сколько Антон себя помнил, в их семье всегда была машина: сначала чёрная Волга, а в начале девяностых появилась иномарка. Отец неоднократно пытался научить сына водить машину. Однако после очередной попытки поставить её в гараж, когда Антон лихо подав её задом, снёс ворота и часть кирпичной стены, отец махнул рукой.

Больше всего Антон боялся остаться на второй год, и ребята из класса почти каждый день приносили задания и передавали тетрадки с выполненной домашней работой в школу. Часто прибегала Ленка, с которой они дружили с пятого класса. В школе их дразнили жених и невеста, потому что Антон таскал за ней портфель, провожал после школы, встречал вечером после занятий на подготовительных курсах. Она по праву «девушки гитариста» присутствовала на всех репетициях их ансамбля, отчего другие поклонницы Антона ей люто завидовали.

Общими усилиями парня подняли на ноги. К выпускным экзаменам он уже обходился без костылей. Танцевать, правда, ещё не мог, но Иван Ильич в очередной раз рассматривая рентгеновский снимок, успокаивал:

- Ты, сынок, не стесняйся. Главное, что ты жив, ещё станцуешь, и почки мы подлечим. Пей пиво, не будет застоев.

А пока, готовясь к выпускному, почти всё свободное время он пропадал в школе на репетициях ансамбля. На вопросы отца, что сын думает делать после школы, Антон невнятно объяснял свои планы, которые в основном сводились к желанию стать музыкантом. Отец скрипел зубами и требовал от жены повлиять на своего любимчика. Антон действительно был её любимцем. Младшенький же. Анна Михайловна пожимала плечами, бормоча себе под нос: «Что можно требовать от мальчика? Ведь он перенёс такой стресс». Но отца не удовлетворяло бездействие сына и жены. Как человек деловой и последовательный, он не понимал, как можно не думать о будущем и всю жизнь «пустить на самотёк».

- Значит, так, - сказал как-то отец, подозвав к себе сына, – если ты не знаешь, кем хочешь быть, то этот вопрос решу я сам. Поступишь в наш сельхозинститут. Будешь учиться на агронома. С ректором я договорился - ему нужен материал на кровлю. Он ждёт тебя завтра с документами.

Антону было абсолютно всё равно, где учиться. Лишь бы ему не мешали заниматься любимым делом. Кроме того, их «джаз-бэнд» стал источником хорошего заработка. Ребят наперебой приглашали на свадьбы и банкеты, а каждую субботу они играли в местном клубе на дискотеке. Теперь Антон материально не нуждался и, практически, не зависел от родителей. Из Польши «челноки» привозили модные джинсы, тупоносые кроссовки, формой походившие на старинные настольные пресс-папье и «толстовки» с капюшонами и болтающимися верёвками. В таком «прикиде» с гитарой на животе Антон был великолепен. Естественно, всё это не способствовало учёбе, да ещё «на агронома». Можно понять молодого городского парня, которого отец волевым усилием заставил приобретать сугубо сельскохозяйственную профессию. Чем он руководствовался, теперь сказать трудно. Возможно, на тот момент это был единственный ВУЗ, где у папы были надёжные связи.

- Понимаешь, - говорил ректор отцу Антона, - ну, не могу я держать его в институте, если он совсем не ходит на занятия. Декан его факультета уже косо на меня смотрит. Или он будет хотя бы сдавать зачёты, или его отчислят. В конце концов, с формулировкой «за систематическую неуспеваемость», Антона отчислили со второго курса сельхозинститута, после того как он отказался ехать на практику. Причиной отказа явилось приглашение на областной смотр самодеятельных «музыкальных коллективов». Кроме того, именно в это время дочь председателя местной управы выходила замуж и хотела, чтобы всю неделю свадебных торжеств играла известная на всю житомирскую округу группа «Энергия». Ребята действительно жарили от души.

Последнее, что сделал отец для Антона - был «белый билет», который он швырнул на стол перед сыном, когда тот сообщил, что получил повестку из военкомата. И это было вовремя: впереди маячила армия, а на Украине начиналось странное брожение.

- Больше я тебе ничего не должен, - глухо сказал отец и вышел из комнаты. С того дня он больше не интересовался жизнью сына. Лишь мать и сестра, несмотря на то что в душе осуждали поведение Антона, поддерживали с ним отношения. 

ЕВГЕНИЯ ФАБР