О Хитрых Планах, их крушении и социальной справедливости.
"В Европе немало хороших генералов, - говорил Наполеон, - но они видят сразу слишком много целей. Я вижу только одно - массы неприятельских войск. Я стараюсь их уничтожить, будучи уверен, что все остальное рухнет вместе с ними".
Магия славы Наполеона настолько сильна, что мало кто задумывается о том, какой смысл он вкладывал в свои слова. В данном случае слова об уничтожении масс неприятеля без двойного дна. Зато с "хорошими генералами" возникают вопросы. Кто это конкретно? Должны же у них быть фамилия имя и отчество. Да и национальную принадлежность интересно узнать. Но это точно не наши генералы. О наших генералах Наполеон был невысокого мнения. Лишь о Багратионе отозвался похвально, не забыв при этом дать понять, что это мастер тактики, но не стратег, отнюдь не стратег. То есть, русских генералов сразу вычеркиваем как не соответствующих высоким наполеоновским стандартам. Туда же записываем и британских генералов, о которых Бонапартий ни разу доброго слова не сказал. Кто остается? А остаются битые Наполеоном генералы всех европейских армий. Вот это хорошие генералы. Лучшие из лучших. Проиграли конечно, но ведь не каким то презренным русским, а самому Корсиканскому Чудовищу! Это другое! Понимать надо! Просто они не туда смотрели. Отвлекли их проклятые британские интриганы да лукавые москальские византийцы.
Следует понимать, что он был порождением Великой Французской революции и важность пропаганды прекрасно понимал. Поэтому все его высказывания на публику, все его официальные сообщения, это всего лишь пропаганда. То есть, то что имеет малое отношение к действительности. Настоящий Наполеон, его мнение, его оценки - в боевых приказах, деловых документах и устных распоряжениях. И там у него совсем иные оценки сложившейся ситуации и конкретных противников. В приведенной в начале опуса цитате, правдивым является только требование максимального уничтожения живой силы противника.
Хорошо, теперь мы знаем, что корсиканец смотрел на массы, европейцы на все разом, а на что смотрели коварные англичане и русские дикари?
Англичане смотрели на две вещи: ресурсы и интересы. Когда идет игра вдолгую, выигрыш или проигрыш сражений, которые ведут не твои войска, фактор второстепенный. Важно выиграть войну. Проиграет тот, чьи ресурсы подойдут к концу. В данном случае те самые вооруженные массы, о которых не забывает твой враг.
А о чем думали у нас? У нас как всегда думали о душе. Не своей, а вражьей. Ее нужно понять. Потому что в отличии от британцев, мы не отделены от Европы морским проливом. А потому прямой схватки не избежать. И нужно победить. Чтобы это сделать, следует изучить всех тараканов в голове противника. Понять его лучше, чем он сам себя понимает. Это позволит найти у него такое слабое место, ударив по которому станешь победителем.
1. Рождение плана
Хороший генерал, это не впечатлительный блогер и не истеричный военкор. Он знает о том, что война это не игра в одни ворота. На войне происходит состязание воли и ума. Твоим планам всячески препятствуют. Тебя всегда стремятся переиграть, перехитрить., вывести из равновесия, подавить твою волю. Это нормально. А еще это дурдом, в котором зачастую гланды приходится выдирать через задницу. И конечно же поединок ошибок.В условиях нехватки точной информации и дефиците времени, совершается немало ошибок. Побеждает тот, кто реже ошибается. Стоит понимать: гениальные планы - это для посторонней публики. А на деле:
"Ни один план операции не может определенно предвидеть развитие событий, которые произойдут после первого столкновения"(с).
Более того:
"Обычно оказывается, что из трех возможных способов действий противник выбрал четвертый"(с).
Зная подобные истины, наши генералы не теряли надежды на то, что рано или поздно, но супостат будет хорошенько бит. Тем более, что его манера ведения войны уже была достаточно изучена.
Первое что поняли у нас: Наполеон действует строго по шаблону. Это относится не к ведению сражения, а к ведению кампании. Тут он предсказуем. Всегда стремится в удобном для этого месте навязать противнику генеральное сражение. Именно победа в генеральном сражении должна привести к выигрышу кампании и самой войны.
Второе. Ради возможности навязать генеральное сражение, Наполеон готов сильно рискнуть. Отрыв от баз снабжения, его не страшит. Как и слабая защищенность коммуникаций. Более того, Аустерлиц показал, что ради того, чтобы навязать сражение, он готов даже залезть в ловушку.
Третье. Даже попав в отчаянную ситуацию, он будет стремиться навязать противнику сражение, рассчитывая одержанием победы на поле боя, разом решить все свои проблемы. И пока что ему везло.
Четвертое. Главный секрет его побед на поле боя - создание превосходства в силах и средствах в нужное время и в нужном месте.
Исходя из этого, следовало разработать такой план кампании, при котором любые действия Наполеона не приносили ему победы. И первое, что приходит в голову: не делать того, что обеспечивает ему успех. Прежде всего, не затевать сражений на его условиях. При этом следует стремиться максимально истощить его силы до генерального сражения, а не с помощью его. В идеале, навязывать Наполеону бой стоит с целью ДОБИТЬ его.
Вопрос только в том, каким образом уничтожать его силы до решающей схватки? История войн давно дала ответ на подобный вопрос. Поэтому и была принята идея "Скифской войны". И эта идея возникла не только у Барклая. Те же беглые немецкие "консультанты", окопавшиеся возле Александра Первого, высказывали нечто подобное.
Однако не всем и не во всем эта идея нравилась. Одним из главных мероприятий подобного рода войн - отступление на большую глубину с разорением оставляемых врагу земель. Хорошо было скифам. Им нечего было разорять у самих себя. А Российская империя вовсе не Скифия. Ее западные губернии густо населены и не пастушескими племенами, а земледельцами. Они к идее собственного разорения отнесутся отрицательно и даже враждебно. И если мнением простонародья еще можно пренебречь, то не считаться с мнением помещиков опасно. Поэтому следовало четко определиться: до какого рубежа можно отступать? Ответить на этот вопрос было легко. Агентурная работа во владениях Бонапарта велась неплохо, поэтому те цели, которые ставил он перед своей армией стали известны заранее. Позже, Наполеон их озвучил в обращении к армии:
"Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в" Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейни тем не покинут своих союзников на ее произвол.
Россия увлечена роком. Судьба ее должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы.
Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесет с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы"
(воззвание Наполеона к своим войскам 22 июня 1812 года, в котором он объяснял причины войны с Россией.)
Что из этого следует? То, что завоевывать всю Россию враг не собирался. Это следует из официального названия начавшейся войны. Но об этом в России узнали задолго до начала боевых действий. Война потому и названа Второй Польской, что завоеванию подлежала только часть земель Российской Империи. А именно: те земли, что принадлежали ранее полякам: Правобережная Украина, Белоруссия, Курляндия, Литва и Латгалия. В общем, сия "Барбаросса" предполагала передвинуть границу Великого герцогства Варшавского до линии Западная Двина - Днепр. Земли эти сравнительно недавно были приобретены Российской империей и уверенно говорить о лояльности местного населения не приходилось. До 1863 года там преобладало польское не просто влияние, а самое настоящее засилье. Поэтому можно было смело оставлять на время эти территории противнику. Учитывая, что основой снабжения французской армии был банальный грабеж местного населения, право стоило позволить ему сильно разочароваться в своих освободителях. Уже поэтому главной базой снабжения русской армии становился находящийся вне зоны французского завоевания город Смоленск (670 км от границы). А глубина операции - примерно 500 км (район Витебска). Именно в Витебске должна была присоединиться к главным силам 2-я Армия Багратиона. Сообщения о том, что главные силы русской армии должны были встретить врага в Дрисском укрепленном лагере, я считаю ложным. По свидетельству Клаузевица, лагерь этот вовсе не был укрепленным и никакой подготовки к битве в этом месте наши главные силы не вели. Скорее всего он являлся приманкой для главных сил армии Наполеона.
Исходя из расчетов, численность армии вторжения не могла превышать 250 тысяч человек. Предполагаемая численность ее основывалась не на пустых фантазиях. Русские генералы точно знали, армию какой численности можно прокормить на данной территории. В частности, многовековая практика говорила им о том, что больше 50 тысяч лошадей Наполеон в данной местности не прокормит. Как позже выяснилось, Наполеон тоже об этом знал. Удивляться этому не стоит. Ведь его союзниками были поляки, для которых данная местность была почти родной.
Кроме того, по опыту прошлых войн, численность Великой армии на момент начала боевых действий обычно и составляла 200-250 тысяч человек.
Учитывалось, что до конечной точки дойдет не вся армия. Как правило, французы без всяких боев теряли до четверти личного состава. Кроме того, для контроля захваченной территории враг неизбежно вынужден будет выделить часть своих сил для несения гарнизонной службы. Таким образом, до Витебска доберется не более 120-140 тысяч человек, которым нужен будет достаточно продолжительный отдых для восстановления боеспособности. С которыми объединенные силы русской армии вполне могут справиться.
На бумаге все выглядело логично. Но в жизни все оказалось намного хуже.
2. Первый провал
Во-первых, на центральном и северном направлениях французы смогли захватить все необходимые им территории. На южном направлении этого не получилось, но им можно было заняться и позже.
Во-вторых, заняв территорию Курляндии и часть Лифляндии, Литву и Белоруссию, французы начали на них закрепляться, создавая базы снабжения. Более того, часть местной шляхты поддерживала Наполеона и делала на него ставку. Идя их чаяньям навстречу, он обещал восстановить Великое Княжество Литовское, даже создал правительство в Вильне. Это уже давало положительный эффект: только на территории современной Беларуссии были созданы четыре полка кавалерии, пять полков пехоты, гвардейский и уланский полк для армии Наполеона.
В-третьих, не смотря на то, что главные силы Великой армии уменьшились в числе, она по прежнему имела численное превосходство над соединенными силами русской армии. И имелась возможность к дальнейшему наращиванию ее численности. Как за счет местного населения, так и за счет тех войск, что имелись в Европе.
Главная опасность была в другом. Наполеон не просто так назвал эту войну Второй Польской. Восстановление Польши в границах 1772 года в тот момент было посильным для него делом. Поляки и так служили ему не за страх, а за совесть. Присоединение к Великому герцогству Варшавскому тех земель, что потеряны во время трех разделов, еще больше усиливало их верность союзу. А наличие на этих землях огромной французской армии, делало их отвоевание невозможным для русской армии. С этой проблемой нужно было что то делать. Но как раз на этот счет среди наших генералов не было единого мнения. К тому же, покинув армию, Александр Первый не удосужился назначить главнокомандующего. Имелось двое командующих своими армиями: Барклай и Багратион. И оба не были друг другу подчинены. Что уже в ближайшее время привело к дурным последствиям.
3. Второй провал
Итак, возникло два плана. За первый, самый решительный, стояло большинство генералов. Суть его была в том, что войска противника прошли значительное расстояние от границы, понесли заметные потери (в основном по небоевым причинам) и нуждаются в отдыхе. При этом они рассредоточены в пространстве. Значит появилась возможность громить армию противника по частям.Осторожная часть генералитета прекрасно помнила о том, как быстро Наполеон умеет собирать свои силы в кулак и потому не верила в успех. Тем не менее, Барклай вынужден был принять к исполнению более решительный план.
Предпринятое им наступление на Рудню, хотя и имело шансы на успех, было провалено благодаря нерешительности самого Барклая. Впрочем, эта нерешительность и спасла нашу армию от разгрома. Дело в том, что вопросы сохранения военной тайны в те времена были поставлены из рук вон плохо. Офицеры вполне открыто писали в частных письмах о военных планах командования. Из перехваченного личного письма одного из русских офицеров Наполеон узнал о готовившемся наступлении, и поэтому заранее составил план ответных действий. План предусматривал объединение разрозненных корпусов, переправу всех сил через Днепр и захват Смоленска с юга. В районе Смоленска Наполеон мог либо переправиться снова на правый берег, и перерезать русским дорогу на Москву, либо втянуть русских в генеральное сражение, если Барклай-де-Толли решит защищать город.
В итоге, Барклаю пришлось приложить немалые усилия по спасению армии от гарантированного разгрома. Произошедшее в те дни Смоленское сражение, это по сути дела серия арьергардных боев, целью которых было обеспечить выход главных сил из той ловушки, которую организовал своими действиями Бонапарт. Выскочить из нее получилось. Но нужно было еще понять: что делать дальше? И наверное тогда и родился тот план, который спустя несколько месяцев привел к разгрому войск Наполеона.
4. Поманить Москвою
Ирония судьбы была в том, что устраивая в районе Смоленска ловушку для нашей армии, Наполеон сам угодил в ловушку, которую готовил ему Барклай.Дело в том, что захват Москвы или Петербурга Наполеоном изначально не планировался. Для подобного мероприятия у него элементарно не было ресурсов. Например - продовольствия. Пройдя от Немана до Смоленска, Великая Армия съела все те запасы продовольствия, что везла в своих обозах. Ну а пополнение продовольственных запасов за счет местных возможностей оказалось не таким легким делом. Поэтому наступать дальше Витебска никто не планировал. Захват Смоленска - это уже перевыполнение первоначальных планов. А дальше Наполеон предполагал диктовать Александру Первому условия мира, причем, с позиции силы. Даже то, что не удалось навязать русским генерального сражения, не портило дела. Русским оставалось либо смириться с потерями, либо разбить лоб о Великую Армию при переходе в контрнаступление. Поэтому, овладев Смоленском, Наполеон сделал замаскированное предложение мира императору Александру I, но ответа не получил. Не беда. Можно подождать, время терпит. Пусть царь дозреет.
Много позже, уже на острове Святой Елены, Наполеон говорил, что поход на Москву был ошибкой. Остановись он в Смоленске, война была бы выиграна. Но если он это понимал не только задним числом, то почему все-таки полез в уготовленную ему ловушку?
Интерес Барклая понятен. Пока Наполеон сидит на берегах Днепра, ни о его разгроме, ни о возврате захваченных земель даже мечтать не стоит. Ослабить его можно лишь одним способом: каким то образом подтолкнуть его к дальнейшему походу на восток. Пусть пройдет дальше. Растянет свои коммуникации, ослабит главные силы за счет оставленных по пути гарнизонов... До Москвы ему идти целых 400 км. Пока дойдет, силы его уменьшатся. Можно и в сражение с ним вступить. И не только с ним. Стоит главным силам Наполеона покинуть Белоруссию, как становится возможным наступление туда корпуса Витгенштейна и 3-й Армии Тормасова. При отсутствии там главных сил противника, задача выполнимая. Отрезать его от резервов и пополнений, обречь на голод... И пусть прорывается с боем обратно туда, откуда пришел. Вопрос только в том, каким образом подтолкнуть Наполеона к принятию столь выгодного нам решения? Ведь одним только отступлением русской армии его из Смоленска не выманить.
Частично эта задача была решена при оставлении Смоленска. Вы не забыли, что он изначально являлся базой снабжения русской армии? Местом сосредоточения огромных материальных запасов. Оставляя город, наши войска уничтожили склады с запасами боеприпасов, но запасы продовольствия и фуража "забыли" уничтожить. Так у Наполеона появилась возможность кормить свою армию в ходе дальнейшего наступления. А раз так, то почему бы не воспользоваться "оплошностью" русских? Захваченные ранее территории - это хорошо, а уничтоженная русская армия - еще лучше. Это еще больше усиливает переговорную позицию. Но самое главное - Москва! Кстати, а почему именно она, а не Питер? Как ни крути, но столицею был именно он, а Москва хоть и крупный, но все-таки губернский город.
Да потому она, что "много в этом звуке, для сердца русского слилось". Речь идет не только о святынях. Питер - город чиновничий, а Москва - город помещичий. Именно там располагались резиденции богатейших помещиков России. И именно там были сконцентрирована основная часть богатств правящего класса.
За все время войны с русскими, французским солдатам не попадались богатые города, в которых можно было взять заметную добычу. А ведь армия эта жила с грабежа, привыкла к грабежу и мечтала о грабежах. Отличительной особенностью войн, которые вел Бонапарт, было то, что война кормила сама себя. То есть, не стоила его Империи ни копейки, наоборот, была прибыльным делом. Причем, для всех участников боевых действий. Но в 1812 году, войдя в Россию, французы ничего кроме тягот и лишений не увидели. Никакой добычи! Безобразие! За что воевали? За что кровь проливали?Не считаться с такими настроениями Наполеон не мог. Ибо дезертирство уже имело место быть. Стимулировать солдат можно было только возможностью взять огромную добычу. И Москва была в тот момент единственным подходящим для этого городом.
Выполнить задуманное, Барклаю было нелегко и даже нереально. Его план был хорош, но даже просто озвучивать его было рискованно. Подчиненные и так не понимали его. Его авторитет как военачальника и так был низким. Ему не просто не доверяли. Его открыто обвиняли в измене. И потому вопрос о новом, более популярном главнокомандующем, стоял необычайно остро.
Сразу уточняю: поманить Москвою, не означает намерения сдать Москву. Всего лишь выманить на подступы к ней и дать генеральное сражение имея преимущество в силах.
Конечно, к Бородинскому сражению враг располагал меньшими силами, нежели в начале Смоленского сражения, но превосходства в силах не имела ни одна из сторон. Самый обычный паритет сил. Причем временный. И достигнут он был за счет того, что часть армии противника заметно отстала от основных сил. Парочка дней промедления и французы снова обретут заметное преимущество. Поэтому наши вынуждены были дать сражение, надеясь разбить противника по частям. Само сражение пошло совсем не так, как планировал штаб Кутузова. Тут Наполеон явно переиграл наших. Разгромить русскую армию у него не вышло, но и наши не нанесли ему поражения.
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
То есть, была моральная готовность однодневное сражение сделать многодневным. Но обстановка резко изменилась. К французам подтянулись отставшие войска, а у Кутузова дела с резервами обстояли неважно. Враг снова имел преимущество в силах. Пришлось отступать и дальше. Во время отступления была тщательным образом изучена местность на подступах к Москве. Штаб Кутузова искал подходящие рубежи, на которых даже меньшими силами можно было на равных сразиться с врагами, но новых Фермопил не нашел. Вот тут и встал вопрос: чем жертвовать? Армией или Москвой? Потерять армию, значит потерять все. Сдать Москву? Никто не знал заранее, как это будет воспринято страной. Сдача города без боя могло привести к еще большей катастрофе. Тяжелый выбор. Вряд ли в момент принятия решения существовали новые хитрые планы. А все старые были похерены Наполеоном. И из возможных решений было выбрано одно - продолжать борьбу. А для этого следовало сохранить основной инструмент ведения борьбы - армию. Кутузов предпочел Москве армию.
5. Идеальная ловушка
Отказ от обороны самой Москвы был обусловлен тем, что все понимали простую вещь: этот город является ловушкой для обороняющей его армии. Он стал ловушкой для русского войска в 1571 году при отражении набега войск крымского хана. Во время осады в городе возник пожар. В результате разворачивающихся событий, армия пришла в расстройство, также на улицах Москвы были практически полностью уничтожены огнём её обозы, пало множество коней, пострадала полевая артиллерия.Точно такой же ловушкой город стал и для поляков во времена Смуты. В начале 19 века Москва загоралась с такой же легкостью, как и в 16-17 веках. Располагать в ней армию было опасно. Про это помнили и знали. Может быть поэтому и горела Москва после того, как ее заняли французы. Но если кто и рассчитывал одолеть французов при помощи пожара, то он просто не оценил степень организованности армии врага. Город сгорел, а армия осталась столь же грозной как и была. Французов сгубило иное.
Я уже упоминал о том, что Москва была помещичьей столицей. Таковой она была и в дальнейшем аж до 1861 года. Потом все изменилось. Но тогда самые богатые дворцы и особняки были не в Питере, а в Москве. Высший свет пребывал в Петербурге по обязанности, а душою отдыхал в Первопрестольной. Соответственно, все лучшее что имелось у наших "бояр", хранилось в их московских резиденциях. И все эти богатства элементарно не успели вывезти.
Войдя в Москву, французы наконец то дорвались до добычи. Сказать, что добыча была огромной, значит вообще ничего не сказать. Она была невиданной доселе. Удержать армию от грабежа было невозможно. Да и никто даже не пытался удерживать. Грабили все, вознаграждая себя за перенесенные ранее неудобства. Французы вели себя как развратники после вынужденного воздержания. Произошло падение дисциплины. В город начали самовольно входить войска, расквартированные за пределами города. Все жаждали получить свою долю трофейного пирога.
Вначале, ни Наполеона, ни его маршалов подобное поведение войск не беспокоило. Грабеж богатых городов для них чем-то необычным не был. Как и падение дисциплины во время него. Как правило, получив желаемое, солдаты спустя несколько дней вновь становились управляемыми и дисциплина восстанавливалась. Но не в этот раз. Просто потому что никогда до этого в руки французов не попадала столь огромная добыча. Доходило до того, что солдаты вытряхивали из ранцев серебро, чтобы сменить его на золото. И это не фигура речи. Последствия не замедлили сказаться.
Раньше добычи от разграбления хватало лишь на несколько дней веселой жизни. Но теперь все было иначе. Взято столько, что и тебе хватит на всю жизнь, да еще детям и внукам достанется. Если конечно донести награбленное до дома и поместить в банк под хороший процент. С такими мыслями, а они неизбежно возникли в головах солдат, вести новые завоевания невозможно. И если вовремя не дать приказа об отступлении, то армия сама себе отдаст подобный приказ. Тем более, что кормить ее в разоренном и сгоревшем городе было нечем.
С этими настроениями приходилось считаться. И потому, не потерпевшей поражение армии отдали приятный для ее сердца приказ. Тем более была в этом и чисто военная необходимость.
В то время, когда Наполеон входил в Москву, над его левым флангом на севере в районе Полоцка нависала армия генерала Витгенштейна, удерживавшаяся французскими корпусами маршалов Сен-Сира и Удино. Правый фланг Наполеона находился близ границ Российской империи в Белоруссии. Армия генерала Тормасова связала своим присутствием австрийский корпус генерала Шварценберга и 7-й корпус генерала Ренье.Кроме того, его потихоньку начинали обкладывать со всех сторон отряды ополченцев и партизан, в боях с которыми он за месяц потерял примерно 25-30 тысяч человек. А тут еще Кутузов никуда не делся. Причем пока Великая армия уменьшается численно, к русским непрерывно подходят резервы.
Теряла в численности и кавалерия. Падеж конского состава и потери в боях привели к тому, что к октябрю крупных кавалерийских частей у французов уже не было. Да и снабжать армию, сидя в Москве не выходило. Местность вокруг нее была разорена и французами, и нашими.
Наполеон планировал, что армия будет зимовать где-то между
"Смоленском, Могилёвом, Минском и Витебском. ... Москва не представляет больше военной позиции. Иду искать другой позиции, откуда выгодней будет начать новый поход, действие которого направлю на Петербург или Киев"
План этот вполне разумный. По сути дела это возврат к первоначальному плану. Окопаться в новообразованном Великом Княжестве Литовском, подтянуть резервы из Европы и используя местные ресурсы нарастить имеющиеся силы. А там пусть русские его атакуют. Ничего кроме поражений они там не найдут. Кстати, указанные им города заранее готовились стать базами снабжения. Правда, для выполнения этого плана требовался сущий пустяк. До Смоленска должна дойти армия, сохранившая свою боеспособность. В энтузиазме солдат сомневаться не приходилось, ибо принятое решение отвечало их интересам: вернуться домой с богатой добычей. Оставалось лишь выбрать подходящий маршрут для отступления. Тот путь, по которому армия шла к Москве, уже не годился. Там уже все было разграблено и прокормить войско не получится. Поэтому Наполеон решил идти иным путем. 19 октября французская армия (110 тысяч) с огромным обозом стала покидать Москву по Старой Калужской дороге. Наполеон планировал добраться до ближайшей крупной продовольственной базы в Смоленске по не разорённой войной местности - через Калугу. Что из этого вышло, мы все прекрасно знаем."Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведем итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских, за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников. Неужели же в этом не было ни малейшей заслуги русской армии? Такое суждение было бы крайне несправедливо".
Мне остается только обратить внимание на еще один положительный эффект от захвата Москвы французами. Вопреки опасениям, ее оставление хоть и потрясло русское общество, но не деморализовало. Не уничтожило желания продолжать борьбу до победного конца. И был от этого другой, более долгоиграющий эффект.
В 1941 году, когда судьба Москвы висела на волоске, за нее собирались драться до конца. Тем не менее, захват ее войсками Гитлера был возможен. Но даже удайся ему это, сопротивление все равно было бы продолжено. В стране, где каждый школьник знал, что с потерей Москвы не потеряна Россия, по иному быть и не могло.
6. Акт социальной справедливости
Что касается "дубины народной войны", то поднялась она не только в ответ на бесчинства французов.
Бунтарский опыт у наших мужиков был богатый. А потому они прекрасно понимали, что вступать в схватку с регулярной армией при защите своего добра - дохлый номер. Сопротивление быстро подавят, а повешенными зачинщиками украсят окружающую местность. Тут намного предпочтительней пассивное сопротивление. Собрать имущество и домочадцев, да укрыться в окрестных лесах. Ищите их там до морковкиного заговенья. Что на деле и происходило. При приближении армии Наполеона населенные пункты пустели и даже сжигались. Кормить захватчиков было некому. Ну а с отдельными отрядами французских фуражиров, рискнувших сунуться вглубь неконтролируемой французами территории, разбирались по-свойски. Благо, что эти отряды комплектовались из малообученных новобранцев.
Те представители народа, которым не чужды были патриотические чувства, в основном шли не в партизаны, а записывались в ополчение. Не совсем бескорыстно. Действовала старая закономерность: раб, призванный под знамена, перестает быть рабом. Именно таким способом люди выкупали себя из крепостной зависимости. Таковых было немало. За время войны в ополчение ушло порядка 400 тысяч человек.Максимальный рост народного партизанского движения произошел тогда, когда армия Наполеона вышла из Москвы. О том, что она обременена сказочной добычей, народ прекрасно знал. Вот тут и началась для французов "сказочная" жизнь. Раньше крестьяне предпочитали не рисковать без нужды и в бой вступали лишь в случае крайней необходимости. Теперь все поменялось. Для наших мужиков не было секретом, откуда взялось то богатство, что французы отняли у бар. Все эти сокровища созданы их потом и кровью. А раз так, то почему богатством должны владеть чужаки? Не пришло ли время взять то, что по праву принадлежит тебе? Никаких сомнений на этот счет мужики не испытывали. И пошла небывалая доселе охота на французов. Никакая армия мира не способна круглосуточно выслеживать свою добычу. Такое посильно только народным массам. На французов охотились как на диких и опасных зверей. Любая оплошность, любая расслабленность означала для захватчиков печальный конец. С ними не церемонились. Опасно было даже просто отойти по нужде, а потому французы гадили прямо в штаны не прекращая движения в строю.
Охота эта была и опасная, и азартная, а главное - прибыльная. Причем настолько, что к ней подключились крестьяне из незатронутых войной губерний. Отхожий промысел у них такой образовался.
До сей поры не прекращаются поиски "сокровищ Наполеона". И все они кончились неудачей. По-иному и быть не могло. Просто не туда смотрели. А куда нужно было смотреть?
Первое что произошло во Франции после окончания этой войны, так это появление прослойки рантье - людей, чьим источником дохода были проценты от банковских вкладов. Все-таки часть французов смогло добраться до Франции и пристроить взятую добычу в надежные банки.
Второе - война 1812 года положила начало массового разорения помещиков. Тут сыграло свою роль не только военное разорение, но и неблагоприятная коньюктура на вывозимую продукцию сельского хозяйства, сложившуюся в послевоенные годы. И вот, в то же самое время, у крестьян не самых богатых губерний, по которым прокатилась война, откуда то вдруг появились деньги на то, чтобы вместо отбытия барщины уплачивать оброк. Причем, сидели они на оброке аж до отмены крепостного права. Целых три поколения? А откуда деньги эти взялись? Да все оттуда, из обозов отступающей Великой Армии.
Вот такое частичное восстановление социальной справедливости.
Оценили 7 человек
7 кармы